Альфред не привык чувствовать себя бесполезным. Ему это не нравится. Обычно у него есть работа по дому, покупка продуктов, уборка огромного поместья или доставка медикаментов, когда Брюс или, не дай бог, Дик или Джейсон получают травму. Альфред обычно оказывается рядом, чтобы залатать их или согласовать действия с доктором Лесли. Он привык обеспечивать постельный режим, менять повязки и готовить полезные супы, чтобы помочь им выздороветь.

Теперь Альфреду почти нечего делать. Их гостиничный номер оформлен в минималистском стиле, и в нем работает уборщица, щепетильность которой почти соответствует высоким стандартам Альфреда. Каждое утро он застилает постели и складывает полотенца. Все его собственные вещи аккуратно сложены в предусмотренных ящиках или развешаны в шкафу. Затем он направляется в комнату Дика и делает то же самое, дополнительно собирая одежду, которую Дик разбросал по сторонам, и раздвигая шторы, чтобы впустить свет.

Нет смысла беспокоиться о комнате Брюса, на самом деле тот туда не возвращался. Альфред собирает чистый комплект одежды, но нет никакой гарантии, что Брюс переоденется в нее.

Затем они с Диком отправляются повидаться с Джейсоном.

— Это Джейсон, — сказал Брюс (что кажется очень давним воспоминанием) еще до того, как Альфред успел его поприветствовать, и дворецкий почувствовал, как дрогнуло сердце в груди. — Я... Ты нужен мне, Альфред.

Альфред, по понятным причинам, предполагал худшее. Было невозможно получить какие-либо подробности от Брюса, который лихорадочно бормотал в трубку, а затем просто сбросил звонок прежде, чем Альфред успел спросить что-нибудь еще. Во время слишком долгого перелета дворецкий утешал себя тем, что если бы Джейсон был… если бы он был мертв, Брюс, вероятно, не стал бы звонить. Это было не таким уж большим утешением, как можно было ожидать.

В конце концов, все оказалось не так плохо, как убеждали его мрачные мысли, но едва ли. Когда Альфред наконец добрался до больницы, Джейсон все еще был в операционной. Почти двадцатичасовой перелет, а врачи все еще отчаянно пытались спасти его. Брюс сидел, ссутулившись, в комнате ожидания, обхватив голову руками. Крепкая рука Кларка Кента надежно обнимала его за плечо.

Должно быть, все плохо, подумал Альфред, если в этом замешан Супермен.

Когда он наконец-то увидел Джейсона, эта мысль подтвердилась. Не было почти ни одной части тела мальчика, которая не была бы повреждена, обмотана белыми бинтами, покрыта марлей или просто не потемнела от синяков. Альфред смотрел на него до тех пор, пока не помутилось в глазах. Он выглядел таким юным. Таким маленьким.

Даже сейчас, проснувшийся и гораздо более оживленный, чем Альфред видел его с того момента, Джейсон выглядит так, словно может развеяться от сильного ветра.

— Дик сказал, что ты приготовишь мне чили-доги, когда я вернусь домой, — говорит ему Джейсон с набитым ртом больничного желе.

Альфреду приходится кормить его. Со сломанной одной рукой и искалеченной кистью на другой Джейсон мало что может сделать сам. Очевидно, что это расстраивает его, но они ничего не могут с этим поделать.

— Правда? — спрашивает Альфред, приподнимая бровь. — Я не знаю, вписывается ли это в план вашего восстановления.

По правде говоря, Альфред с радостью дал бы Джейсону все, о чем бы тот его ни попросил. Чили-доги — небольшая цена в обмен на то, чтобы Джейсон был здоров и счастлив дома, где ему самое место. Альфред очень скучал по своей кухне, по домашней еде и мальчику, который всегда путался у него под ногами, задавая вопросы и пытаясь попробовать все до того, как Альфред закончит.

Рука, которую Альфред обычно нежно отбивал от слишком горячего печенья или только что перемешанного соуса, теперь представляет собой массу белых бинтов, лежащих на простынях. Альфред знает, что под ними его пальцы раздавлены, раздроблены на части ударом лома, который Джокер использовал, чтобы пытать его. Ложка, которую держит Альфред, дрожит, маленький шарик желе колышется от движения.

Джейсон бросает быстрый взгляд, и что-то в его лице меняется. От этого у Альфреда щемит в груди. Какой же он глупый старик, не способный держать себя в узде дольше десяти минут. Он опускает ложку обратно в чашку и проводит рукой по бедру, чтобы унять дрожь. Джейсон снова натягивает улыбку на лицо, разглаживая страдальческое выражение так легко, как будто его никогда и не было — дурная привычка, без сомнения, перенятая у Брюса.

Альфреду придется следить за собой. Он знает, что не безупречен. Вряд ли он был образцом эмоционально открытого человека. Но всегда было трудно найти ту грань между дворецким и семьей. Альфред не уверен, что ему это удавалось.

— Что не так с чили-догами? — спрашивает Джейсон с подобием ухмылки на лице. — Вряд ли они переломают мне кости, не так ли?

Альфред не может удержаться от того, чтобы не поморщиться. Это не первый раз, когда Джейсон ломает кость. Альфред имел дело со множеством гипсовых повязок и всеми вытекающими оттуда последствиями. Он сталкивался с вещами и похуже — колотыми ранами, ожогами и тем ужасным огнестрельным ранением, которое чуть не убило Дика. Но даже это едва ли может сравниться с подобным.

— Полагаю, формально это верно, мастер Джейсон, — Альфреду удается ответить. Даже на него производит впечатление твердость его голоса.

Джейсон вздыхает. — Я скучаю по твоей стряпне, Альфи. Эта больничная еда дерь… ужасна.

Альфред позволяет себе слегка улыбнуться. Джейсон всегда ценил его готовку больше, чем кто-либо другой. Брюс склонен питаться так, как будто это всего лишь очередная рутинная работа, которую нужно выполнить, просто то, в чем нуждается его организм, и поэтому он должен его обеспечить. Альфред понятия не имеет, что он ел здесь, в больнице — закуски из торгового автомата или, возможно, объедки Джейсона. Сегодня они наконец убедили его вернуться в отель, чтобы принять надлежащий душ, поесть настоящей еды и немного поспать в настоящей постели. Дик вернулся с ним, чтобы убедиться, что он действительно это сделает, а не помчится прямиком обратно в больницу. Вот почему Альфред сегодня один. За исключением Джейсона, конечно.

Джейсон спал, когда Брюс ушел, его маленькое опухшее лицо было расслабленным и на удивление умиротворенным. Когда он проснулся, то первым делом стал искать Брюса, его глаза были широко раскрыты, но выглядели странно остекленевшими. Он не обратил внимание на Альфреда и впал в панику, когда понял, что отца рядом нет.

— Б? — выдохнул он высоким, тревожно-детским голосом. — Папа?

Альфред присел на край кровати и легонько похлопал его по прикрытой одеялом голени.

— Все в порядке, мастер Джейсон, он просто пошел принять душ. Он скоро вернется.

Когда Джейсон, наконец, посмотрел на него, его взгляд прояснился, на смену панике пришла робкая улыбка.

— Альфи! — произнес он, и радость в его голосе согрело старое сердце Альфреда.

С того момента прошло не так много времени, но кажется, что Джейсон уже начинает слабеть. Из-за обезболивающих и травм он легко устает и большую часть времени проводит во сне. Это лучше, чем мучиться от боли, полагает Альфред, но это разительно отличается от привычной энергии, которой всегда был полон Джейсон. От осознания разницы у Альфреда сжимается горло.

— И здесь так скучно, — продолжает Джейсон, ерзая на кровати, насколько это возможно. Альфред заботливо приподнял его, чтобы он съел желе, но на самом деле нет такой позы, которая сняла бы давление с его ребер и бедра. Очевидно, что Джейсону некомфортно.

Альфред наклоняется вперед, чтобы помочь ему, взбивает подушки и возится с простынями, пока не останется удовлетворен. Джейсон позволяет ему, хотя Альфред знает, что его раздражает опека.

— Скоро все закончится, мастер Джейсон, — говорит Альфред, разглаживая простыни. — Не успеете оглянуться, как окажетесь дома.

— Еще не скоро, — бормочет Джейсон, со вздохом откидываясь на подушки. Он выглядит ужасающе бледным и маленьким на фоне абсолютной белизны палаты, его темные кудри обрамляют лицо. — Ты не почитаешь мне?

Его голос мягкий, и Альфред слышит в нем смущение, как будто ему стыдно просить о такой мелочи. Рот Джейсона печально кривится, когда он немного двигает рукой, снова привлекая внимание Альфреда к ненавистным бинтам.

— Я бы и сам прочитал, но...

— Конечно, мастер Джейсон, — говорит Альфред, прежде чем Джейсон успевает глубоко задуматься. — Что мы читаем сегодня?

— «И пришло разрушение», — отвечает Джейсон за мгновение до того, как Альфред сам читает обложку. — Ее не я выбирал.

Альфред решает не комментировать это.

***

Когда он не с Джейсоном, Альфред занят необходимыми административными обязанностями, которые сопутствуют роли Брюса Уэйна. Супермен предложил присмотреть за Готэмом, пока Бэтмен отсутствует, на что Брюс неохотно согласился, несмотря на свое правило «никаких мета-людей в Готэме». Однако это по-прежнему оставляет неразбериху с их гражданскими личностями, с которой нужно разобраться: придумать историю для прикрытия, успокоить членов совета директоров, дать показания полиции и сделать заявление для СМИ. Обычно Брюс справлялся с подобными делами, но сейчас было трудно просто заставить его поесть, поэтому Альфред сомневается, что он сильно поможет.

Не то чтобы Брюс никогда раньше не отдыхал от Готэма, но для него необычно так долго не появляться, и люди начинают строить догадки. Тот факт, что Дик и Джейсон также пропали без вести, вызвал интерес СМИ, и в интернете начали распространяться истории о мальчике, которого Супермен доставил в больницу в Эфиопии — голого и окровавленного.

Есть даже некачественная фотография Джейсона, безвольно лежащего в руках Супермена, плащ супергероя обернут вокруг его обнаженного тела. От одной мысли об этом Альфреда подташнивает. В первый раз он захлопнул свой ноутбук еще до того, как успел как следует взглянуть на снимок. Казалось таким неправильным смотреть на фотографию Джейсона, такого уязвимого, сделанную без его ведома или согласия. А его раны, свежие и по большей части незакрытые, так сильно скрутили желудок Альфреда, что его чуть не стошнило. Из-за качества фотографии почти невозможно разглядеть лицо Джейсона, но люди начинают связывать эти два события.

Вскоре им придется сделать заявление как для СМИ, так и для полиции, хотя Альфред до сих пор не придумал объяснение. Обычно лучшая стратегия — держаться как можно ближе к правде, но Альфред хочет как можно меньше подвергать Джейсона спекуляциям СМИ. Как только они объявят, что на него было совершено нападение, для каждого репортера в Готэме будет открыт сезон, чтобы сделать историю из страданий Джейсона. К тому же, об упоминании Джокера не может быть и речи.

Тем не менее люди узнают правду (или что-то близкое к ней, насколько смогут), и им нужно опередить их, насколько это возможно. Поездка по оказанию помощи объяснила бы, почему Брюс и Джейсон вообще оказались в Эфиопии, и, безусловно, вписалась бы в образ филантропа и готэмского любимчика Брюса. Плюс Шейла была связана с благотворительной организацией, когда Джейсон нашел ее, даже если она присваивала себе чужие деньги. Или, может быть, похищение? Это безусловно никого бы не удивило в Готэме. Брюс Уэйн — богатый и влиятельный человек, и попыток похищения как его самого, так и его детей не счесть, как бы сильно Альфред не ненавидел это. Неудавшееся попытка похищения могла легко объяснить травмы Джейсона.

В идеале Альфреду нужно поговорить с Джейсоном, чтобы прояснить их историю до того, как эфиопская полиция решит, что Джейсон достаточно выздоровел, чтобы дать необходимые показания. Но он не решается заговорить об этом, когда подросток так явно не хочет обсуждать то, что с ним случилось. Последнее, чего Альфред хочет, это каким-либо образом навредить подопечному.

Поэтому он сначала сообщает об этом Брюсу. Ему приходится ждать одного из редких моментов, когда Брюса нет рядом с сыном, пока он покупает еду в больничных торговых автоматах. Альфред знает, что Дик, вернувшийся в в больничную палату Джейсона, читает брату книги, чтобы скоротать время. Они не заметят, если Брюса не будет немного дольше, чем ожидалось.

— Мастер Брюс, — говорит Альфред, когда тот наклоняется, чтобы забрать пакет чипсов, который он только что купил. Брюс вздрагивает от удивления при звуке его голоса, прежде чем выпрямиться. — Могу я с вами поговорить минуту?

Выражение лица Брюса настороженное, и Альфред не будет притворяться, что это совсем не больно. — Конечно, Альфред. В чем дело?

Это не тот разговор, который Альфред особо хочет вести, стоя в больничном коридоре, однако шансов вернуть Брюса в отель не так уж много. К сожалению, выбирать не приходится.

— Думаю, нам нужно обсудить, что мастер Джейсон собирается сказать полиции, — наступает пауза, пока Брюс переваривает сказанное, его темные брови хмурятся. — И СМИ.

Брюс проводит рукой по лицу. Когда он опускает ее, Альфред искренне удивляется, насколько изможденным он выглядит. — СМИ?

— Боюсь, они спекулируют на вашем исчезновении, мастер Брюс.

Та фотография не то, что он хочет показывать Брюсу. Даже если Брюс лично видел все ужасные увечья, мысль о том, чтобы показать ему снимок его сына, такого израненного и уязвимого, кажется неосуществимой для Альфреда. Но Брюс должен быть в курсе слухов СМИ вокруг фотографии. Он открывает новостную статью, которую скачал ранее в отеле, и без лишних слов передает свой телефон Брюсу.

Это из одного из менее авторитетных новостных агентств, освещающих Готэм. Снимок занимает почетное место во всей своей размытой красе, а над ним кричащий заголовок: «Сын миллиардера-филантропа Брюса Уэйна ранен в Эфиопии?».

Брюс молча берет телефон, внимательно изучая содержимое. Трудно прочитать выражение его лица, но Альфред видит, как напрягается кожа вокруг его глаз, а рот сжимается в тонкую линию. Брюс тихо сглатывает.

— Что это, черт возьми, такое? — наконец хрипит он. Телефон дрожит в его руке. Альфред протягивает ладонь и осторожно забирает устройство, пряча его обратно в карман, где они больше не смогут увидеть снимок. Брюс тупо смотрит на свою раскрытую ладонь, словно удивленный тому, что телефон исчез.

— В теории они не могут доказать связь с мастером Джейсоном, но я думаю, что мы должны опередить их. Вам нужно сделать заявление. И мастеру Джейсону в любом случае придется поговорить с полицией.

Брюс снова проводит рукой по лицу, но Альфред видит, что он согласен. Брюс прагматичен. Но не Джейсон.

Когда он осторожно затрагивает эту тему, Джейсон становится раздражительным и несговорчивым, как Альфред и ожидал.

— Я не хочу разговаривать с полицией, — ворчит он, сильнее вжимаясь в подушки. — Они все равно ничего не могут сделать. Какой в этом смысл?

— Боюсь, им придется взять показания, мастер Джейсон, независимо от того, поможет это или нет. К сожалению, Уэйны слишком известны, чтобы это могло остаться незамеченным.

Лицо Джейсона при этих словах кривится, что могло бы сойти за презрение, если бы он не выглядел таким больным. Опухоль постепенно спадает, но синяки превратились в уродливые зеленые и желтые пятна, от которых Джейсону тошно.

— Тебе не нужно вдаваться в подробности, Джей, — предлагает Брюс. Он сидит напротив Альфреда, Джейсон лежит между ними, а Дик расположился, скрестив ноги, на краю кровати. Книга, которую он читал, лежит открытой у него на коленях.

— Тебе нужно будет только рассказать им легенду для прикрытия.

Джейсон сжимает челюсть, губа раздраженно выпячивается. В выражении его лица есть что-то такое, что заставляет Альфреда думать, что есть нечто большее, чем простое нежелание разговаривать с полицией.

— Но я не хочу, — хнычет Джейсон, звуча младше шестнадцати лет.

«Страх» — понимает Альфред. Джейсон боится.

— Хорошо, — легко говорит дворецкий. — Мы что-нибудь придумаем.

От его слов напряженность заметно ослабевает. Лицо Джейсона смягчается, однако скованность все еще присутствует, заставляя Альфреда думать, что тот не совсем доволен.

Дик, всегда готовый нарушить неловкое молчание или напряженный момент, улыбается, поднимая книгу со своих колен и помахивая ею в воздухе одной рукой. — Раз с этим разобрались, могу я вернуться к чтению нашей книги, пожалуйста? Впереди интересный момент.

Альфред оставляет их наедине.

***

Джейсон кричит во сне.

Это пугает Альфреда. По его венам пробегает электрический разряд. Он заметно вздрагивает, но у него даже нет возможности смутиться из-за этого — все равно никто не замечает. Брюс уже склонился над мальчиком, протягивая руку, чтобы вытянуть его из кошмара или, может быть, удержать, когда Джейсон дергается, извиваясь на простынях. Дик резко выпрямляется со своего места, где он лежал, свернувшись калачиком у ног Джейсона, но не тянется к нему, его руки бесполезно колеблются в воздухе.

— Джей, — выдыхает Брюс, его рука накрывает менее поврежденное плечо Джейсона. — Просыпайся, милый, с тобой все в порядке. Теперь ты в безопасности.

Джейсон, кажется, не слышит его. И без того истошный крик превратился в жуткий, низкий стон. Его глаза открыты, но пусты. Он безучастно смотрит в потолок, когда Брюс все еще отчаянно пытается привлечь его внимание.

— Не надо, — задыхающимся голосом произносит Джейсон. Его рука дергается, как будто он хочет оттолкнуть Брюса, и он издает пронзительный крик боли, когда движение сотрясает его сломанные кости.

Звук пронзает Альфреда насквозь. Он никогда не слышал Джейсона таким, даже когда тот был тяжело ранен, даже несмотря на все кошмары, которые оставило ему детство. Дик машинально тянется к нему, но Джейсон вздрагивает, и рука Дика застывает на месте.

— Пожалуйста, не надо, — всхлипывает Джейсон. Его глаза крепко зажмуриваются, из уголка скатывается слеза, стекая по виску. — Остановись, пожалуйста! Мне больно!

Воздух внезапно становится слишком тяжелым, чтобы дышать. Альфред встает, хотя не совсем понимает зачем, и Брюс бросает на него отчаянный взгляд, прежде чем снова склониться над сыном.

— Все хорошо, Джей. Его здесь нет. Никто не причинит тебе вреда, ты в безопасности. Ну же. Очнись, Джейсон.

Джейсон хнычет в ответ. Его пробирает дрожь, сотрясая поврежденное тело, и у Брюса есть полсекунды, чтобы перевернуть Джейсона на бок, прежде чем мальчика вырвет на пол.

В основном это желчь, но она разливается по линолеуму, попадает на край кровати, ботинки и голени Брюса. Джейсон задыхается, издавая ужасный, прерывистый звук, прежде чем его снова накрывает слабая судорога, вызывая очередную волну желудочного сока. Брюс остается рядом, одной рукой осторожно поддерживая, а другой поглаживая Джейсона по спине.

К тому времени, когда Джейсон, наконец, заканчивает опорожнять скудное содержимое своего желудка, он дрожит так сильно, что Альфред беспокоится, что он снова поранится или упадет прямо с кровати. Брюс осторожно опускает его обратно на матрас, все еще поддерживая рукой, и Джейсон откидывается на подушки достаточно легко. Однако, когда он пытается отстраниться, Джейсон скулит, и Брюс замирает с выражением боли на лице.

Редко можно увидеть Джейсона таким нуждающимся. Даже когда болен Джейсон редко хочет, чтобы его обнимали или суетились вокруг него. Что-то в груди Альфреда болит от столь явного проявления уязвимости. Он не может удержаться от того, чтобы сделать шаг вперед и нежно вытереть носовым платком рот Джейсона, а другой рукой погладить его по лбу, как он сделал бы в любое другое время, когда мальчику плохо. Джейсон наклоняется навстречу прикосновению, издавая тихий горловой звук. Еще одна слеза скатывается по его распухшей щеке. Альфред ловит ее носовым платком и смахивает, как будто этого никогда и не было.

— Прости, — шепчет Джейсон, поворачивая голову к руке Брюса. Затем, так тихо, что Альфред его почти не слышит: «Папа...»

Его грудь вздымается, а затем он начинает плакать по-настоящему, уже не беззвучными слезами, одиноко текущими по его лицу. Рыдания становятся громкими, влажными, рваными, сотрясающими все его тело.

Брюс бросает на Альфреда взгляд, полный боли, поверх головы Джейсона. Затем он передвигается, садится на кровать и поднимает Джейсона на руки, пока тот по большей части не оказывается у него на коленях. Это явно неудобно — Джейсон невысок для своего возраста и ему не так много лет, но шестнадцать все же большой возраст для того, чтобы сидеть у кого-то на коленях, к тому же травмы Джейсона затрудняют его положение. Но в конце концов Брюсу удается прижать его к груди, не слишком напрягая ни одного из них.

— Я здесь, сынок, — бормочет Брюс, прижимаясь губами к кудрям сына. Тот утыкается лицом в его шею, прерывистое рыдание все еще вырывается из груди.

Внезапно Альфред чувствует себя нежеланным наблюдателем, вторгающимся в личный момент, не предназначенный для него. Дик, должно быть, осознает то же самое, потому что покидает кровать и, спотыкаясь, встает рядом с Альфредом. Рука касается плеча дворецкого, даруя и ища утешения в одном легком прикосновении. Альфред мягко сжимает ее в ответ.

— Мы будем снаружи, — говорит он Брюсу. Трудно сказать, осознает ли Джейсон вообще их присутствие, но Брюс поднимает голову, чтобы неловко кивнуть ему.

Дик выходит вслед за Альфредом в коридор и с тихим щелчком закрывает за ними дверь. В тишине снаружи Альфред наконец позволяет себе закрыть глаза и перевести дух. Видеть Джейсона таким... тяжело. Тяжелее, чем Альфред мог бы выдержать. И все же, не похоже, чтобы у кого-то из них был выбор.

— Господи, — шепчет Дик рядом с ним. Он проводит рукой по лицу, прижимая ладонь к глазам. Альфред кладет руку ему на плечо, и Дик с тихим гулом откликается на прикосновение. — Это был... пиздец.

Замечание вертится на кончике языка. Альфред так часто поправляет своих подопечных, что это стало почти инстинктивным. Он опускает комментарий, слова превращаются в пепел во рту. Сейчас не время для таких бессмысленных забот.

Альфред не глуп. Вопреки распространенному мнению, у него есть мозг, который он посвящает вещам помимо работы по дому, и он знает Брюса лучше, чем кто-либо другой, лучше, чем любой простой дворецкий. Он знает, что Брюс что-то скрывает от него, и Дик тоже, если на то пошло. Это ясно как божий день: странные скрытные взгляды, напряженное лицо Брюса, глаза Дика. Это очевидно по тому, как ведет себя Джейсон: как он вздрагивает даже от дружеских прикосновений, по его страху и гневу.

Кстати, о гневе — Альфред никогда не видел Брюса таким. Даже после того, как Дик был избит Харви Дентом почти до смерти, даже после того, как Дик (его сын, его первый ребенок) был подстрелен Джокером. Брюс, конечно, был зол, взбешен, напуган и подавлен. Но сейчас все по-другому.

«Джокер мертв», — сказал он, когда Альфред спросил. Его голос был холоднее, чем дворецкий когда-либо слышал, безжизненный, и Альфред изо всех сил пытался найти большее в его словах.

Произошло что-то, чего Альфред не понимает.

И он не уверен, что хочет понимать.

Легко строить догадки, нетрудно догадаться, что именно заставило Брюса, Дика и Джейсона так себя вести. Но Альфред признает, что слаб. У него никогда не было силы, как у Брюса, легкой, упрямой воли, как у Дика. Альфред прожил жизнь кланяясь, уступая и подчиняясь. Он не хочет гадать. Он не хочет знать.

Плечо Дика дрожит под его рукой, и Альфред с удивлением понимает, что тот плачет.

— Мастер Джейсон поправится, — говорит он, чувствуя себя беспомощным. — Скоро все это останется позади.

Когда Дик поднимает голову, его глаза красные и блестят от слез. — Я надеюсь на это, — бормочет он, — но я не понимаю как.