Глава 10

Джейсон жалеет, что хромает, когда с трудом поднимается по лестнице. Он также хотел бы не плакать, но он не может остановить жгучие слезы, щиплющие глаза, как бы сильно он их ни тер, и бедро пронзает ужасная боль каждый раз, когда он переставляет ногу вперед.


Хотя, может быть, это только у него в голове. Постоянная, пульсирующая боль преследовала его с тех пор, как он услышал, что Джокер, возможно, жив. И Джейсон не совсем уверен, почему его тело так реагирует. Он думал, что... ну, не полностью справился с этим, но ему стало лучше. Это, наверное, глупо, потому что он знает, что один удачный разговор с Брюсом не решит его проблем. Ему все еще снятся кошмары, по-прежнему терзают воспоминания. Но он чувствовал себя лучше — плохие вещи казались менее гнетущими. Осознание, что Брюс в курсе того, что он чувствует, и что он не ненавидит его за это, сняло груз, давивший ему на плечи, о котором Джейсон даже не подозревал.


Потом он узнал, что Джокер, возможно, все еще жив.


Услышав эти слова, он испытал холодный, пронзающий шок, словно по телу пробежал электрический разряд. Сильная, внезапная тошнота подступила к горлу еще до того, как он успел по-настоящему понять, что чувствует по этому поводу.


Честно говоря, он все еще не совсем уверен.


Ему плохо. Это он точно знает. Страшно.


Маленький, облажавшийся и напуганный.


Новость ощущается как рана, как зуд, который он не может почесать, покалывающий в затылке.


Но есть также... странное чувство облегчения. Дело не в том, что Джейсон хочет, чтобы Джокер был жив. Не то чтобы он думал, что Джокер не заслуживает того, чтобы гнить в земле за то, что он с ним сделал. Просто... он не хочет, чтобы Брюс был тем, кто убьет его. Не ради Джейсона.


Сколько Джейсон его знает, Бэтмен всегда твердо придерживался своего морального кодекса. Это важно для него по сотне разных причин, и Джейсон выступал против этого в прошлом, проверял пределы того, что может вынести Бэтмен, но он всегда знал, что Брюс не отступит. Это прочная основа их отношений, их жизни.


Мысль о том, что Бэтмен откажется от этого ради него, ужасает.


Это одна из главных причин, по которой Джейсон последовал за ними в пещеру. Последнее, чего он хочет, — это снова встретиться лицом к лицу с Джокером, но он не может отпустить Брюса и Дика одних. Он должен быть там, чтобы помешать Бэтмену пересечь черту, которую тот не может пересечь. Он должен защитить его.


Только Брюс не хочет его защиты. Для Брюса Джейсон — всего лишь еще одна брешь в его броне, еще одна слабость, без которой он мог бы обойтись.


Джейсон захлопывает дверь в свою комнату, хотя Бэтмен и Найтвинг уже давно ушли, а Альфред не сделал ничего, чтобы заслужить его гнев. Он падает на кровать, натягивая на себя одеяло, создавая тихое, темное пространство, в котором может спрятаться.


Теперь, когда он один, он позволяет слезам течь обильно и быстро. Джейсон не может их остановить. Он также не может остановить прерывистые всхлипывания, сопровождающие их. Не в силах унять тревогу, которая расползается по его груди, становясь больше и острее с каждой секундой.


Джейсон сильно прижимает ладони к лицу, не обращая внимания на вспышки боли, которые возникают при надавливании на поврежденную руку, и пытается заставить себя перестать думать, перестать беспокоиться. Брюс ясно дал понять, что он ему не нужен. Теперь нет смысла переживать по этому поводу.


Вот только он не в состоянии избавиться от страха. Потому что он не может... не может позволить им отправиться за Джокером в одиночку, не так ли? Конечно, Дик там, но Джейсон не дурак — он знает, что Брюс не будет мыслить здраво. Понимает, что Дик, вероятно, тоже не будет. Есть только два варианта развития событий, если он отпустит их одних: либо будет убит Джокер, либо они сами. Оба варианта скручивают что-то маленькое и испуганное в животе Джейсона.


Бэтмену нужен его Робин.


Вот только Брюс не хочет этого, и, возможно, Брюс прав. Может быть, Джейсон не сможет снова встретиться лицом к лицу с Джокером, потому что от одной только мысли его бросает в дрожь, в животе становится пусто и тяжело одновременно, даже несмотря на то, что там будет Бэтмен с Найтвингом (Супермен, вероятно, тоже), даже при том, что он знает, что Джокер не сможет причинить ему вреда.


Джейсон ненавидит это. Он ненавидит себя за то, какой он сейчас жалкий. Ненавидит тот факт, что он прячется под одеялом, с горячими слезами, еще не высохшими на щеках, в ужасе от одной только перспективы встретиться со злодеем, который при других обстоятельствах едва ли бы его встревожил. До того, как все это случилось — до того, как он оказался на скамейке запасных, до Эфиопии, до появления Джокера, не было никаких сомнений в том, что Робин будет с Бэтменом. Никто бы не подумал, что он слишком напуган, слишком слаб для борьбы.


Стук в дверь его спальни выводит Джейсона из спирали страха и отвращения к себе, в которую он погрузился.


— Мастер Джейсон? — звучит негромкий голос Альфреда с другой стороны двери.


По какой-то причине у Джейсона перехватывает горло при ответе. Он даже не может выдавить из себя слово.


Альфред, кажется, все равно понимает. — Я приготовил немного горячего какао, не хотите ли присоединиться ко мне на кухне?


У Джейсона болит грудь. Если бы это был кто-то другой, Джейсон разозлился бы на то, что с ним нянчатся. Однако в устах Альфреда это звучит по-другому — в чем-то лучше, но в чем-то хуже. Джейсон издает сдавленный звук. Дверная ручка дергается, как будто Альфред собирался открыть ее, но потом передумал. На мгновение воцаряется тишина, затем раздается тихий звук шагов, удаляющихся по коридору.


Джейсон должен последовать за ним. Ему следует спуститься на кухню, выпить кружку сладкого, знаменитого горячего какао Альфреда и позволить дворецкому унять ужасную, нервную тревогу, ползущую по коже. Он не должен использовать эту возможность, чтобы прокрасться в пещеру, надеть свою униформу и последовать за Бэтменом. Он не должен этого делать.


Но он должен это сделать. Джейсон не может сидеть дома и изводить себя, пока его отец сражается с Джокером. Он никак не может спокойно потягивать горячее какао, в то время как с его семьей может что-то случиться.


Встать с постели кажется огромным усилием, но каким-то образом Джейсону это удается. Его бедро болит так, словно оно все еще раздроблено под кожей, и обычно Джейсон смирился бы с поражением и воспользовался тростью, но сейчас он не может этого сделать. Нет, если он собирается появиться в качестве Робина. Робин не может позволить себе такой слабости.


Это делает возвращение в пещеру медленным, болезненным процессом. Несмотря на то, что Джейсон знает, что Альфред на кухне, его сердце бешено колотится к тому моменту, когда он добирается до потайного входа, уверенный, что в любой момент дворецкий может появиться из ниоткуда, чтобы остановить его.


Но этого не происходит. Джейсон не может отрицать, что какая-то часть его разочарована — маленькая, ноющая частичка, которая хочет найти оправдание, чтобы не проходить через это.


К тому времени, когда он, наконец, добирается до нужного места, где спрятан костюм, его пульс гулко отдается в ушах, дыхание становится настолько быстрым, что Джейсон чувствует легкое головокружение. Он распознает предупреждающие признаки надвигающейся панической атаки. Ему приходится остановиться и снова сильно прижать ладони к глазам, чтобы попытаться успокоиться настолько, чтобы продолжить.


Это не его костюм. Джейсон понятия не имеет, что на самом деле случилось с прежней униформой — пережила ли она вообще столкновение с Джокером или Брюс уничтожил ее позже. Конечно, всегда есть шанс, что Брюс сохранил прежний костюм, спрятал куда подальше. Брюс достаточно самокритичен, чтобы держать его при себе в качестве напоминания и наказания самому себе. Подобная мысль кислотой обжигает горло Джейсона, поэтому он отбрасывает ее в сторону. Сейчас это не важно. У него есть поважнее поводы для беспокойства.


Например, влезть в костюм, не спровоцировав приступ паники, который опасно нарастал с тех пор, как он поссорился с Брюсом.


Это глупо, потому что это его собственные руки раздевают его, но Джейсон не может справиться с неприятным спазмом в животе, когда стягивает спортивные штаны. Ему приходится закрыть глаза, чтобы не видеть собственного тела — бледную плоть, испещренную шрамами. Он совсем на себя не похож, и от этой мысли его сердце болезненно колотится в груди. Натягивать леггинсы еще хуже, потому что все, о чем он может думать, — это о том, как легко они порвались под руками Джокера, как мало защиты они ему на самом деле предложили. В ушах с ревом раздается звук рвущейся ткани. Он чувствует себя незащищенным, уязвимым, даже несмотря на то, что леггинсы не оставляют обнаженным ни один участок его кожи. Без плаща кажется, что каждый изгиб его тела выставлен на всеобщее обозрение.


Джейсон в конце концов справляется с этим, а затем стягивает с себя футболку и быстро натягивает остальное. Худшим были леггинсы, но теперь, когда с ними покончено, он чувствует себя немного увереннее. Не то чтобы это остановило его руки от дрожи, когда он натягивал перчатки. Маска — единственная деталь, которая не пугает. Это одна из немногих вещей, которых Джокер не лишил его. Его не волновала истинная личность Робина. Все, о чем он беспокоился, — это о том, чтобы причинить ему боль.


К тому времени, когда Джейсон полностью одет, он весь в поту и дрожит. Костюм кажется слишком тесным, как будто он прилипает к коже, сдавливая ребра. Джейсон не может сказать, связано ли это с психологией или он настолько не в форме. Может быть, это и не имеет значения, потому что ему в любом случае становится трудно дышать.


Или, может быть, это просто предвкушение того, что должно произойти, поскольку теперь Джейсон не может этого избежать. Ему придется встретиться лицом к лицу с Джокером.


***


К тому времени, когда Робин наконец добирается до здания ООН, там царит хаос. Повсюду визг, люди на улицах кричат. Трудно точно понять, что произошло. Единственное, что Робин может сказать наверняка — в этом замешан Джокер и его явно здесь больше нет. На мгновение сердце Робина замирает. Он мог уже опоздать.


Затем он слышит высокий, истеричный смех Джокера.


Ледяные копья пронзают Джейсона. Желудок сжимается так сильно, что на мгновение он уверен, что его сейчас стошнит. Как если бы кто-то вколол адреналин прямо в его сердечную мышцу, заставив ее бешено колотиться о грудную клетку. От этого у него подгибаются колени. Он пошатывается, пытаясь удержаться на ногах, прежде чем рухнуть на тротуар. Пот выступает на лбу и ладонях. Это тот же самый звук, который он слышал... который слышал на том складе.


В один момент Джейсон понимает, что не может этого сделать. Весь ранее абстрактный страх врезается в него, как кирпичная стена, внезапный и слишком реальный. Одно дело знать, что Джокер жив, и совсем другое – убедиться в этом на самом деле.


Затем смех обрывается, и от этого еще хуже, потому что Джейсон знает, что Бэтмен и Найтвинг настигли преступника, и в животе зарождается страх другого рода. Это отрезвляет его. Ноги похожи на желе, но они двигаются, ведут его, спотыкающегося, в том направлении, откуда доносился смех.


Он должен защитить их. Это его вина, что они вообще здесь, а не в поместье, в безопасности. Если Бэтмен... если он убьет Джокера, это будет вина Джейсона. Это все его вина.


Мысль заставляет его двигаться, даже когда каждая его часть кричит, чтобы он вернулся назад, вынуждает идти навстречу исчезнувшему смеху. К тому времени, когда Джейсон добирается до очной ставки, он задыхается, как будто пробежал марафон, обливаясь потом, даже не видя Джокера.


Однако от зрелища, которое предстает перед ним, все нутро переворачивается. Потому что первое, на что бросается его взгляд, — это Джокер. И не то чтобы Джейсон этого не ожидал, но факт все равно обрушивается на него, как мощная волна, перехватывающая дыхание. Хуже то, что Джокер оседлал распростертую на земле фигуру. Сидит верхом на Найтвинге — Дике, старшем брате Джейсона. Тонкие ноги по бокам от бедер Найтвинга. В белой перчатке зажат пистолет, но почему-то это кажется второстепенным. Это кажется меньшей угрозой, чем бедра Джокера, прижатые к Дику, и безумная ухмылка на лице.


Весь мир Джейсона померк. В ушах звучит ужасный звон. Потому что он помнит ощущение этих бедер, прижимающихся к нему. Помнит твердое давление эрекции Джокера, удушающий страх, когда тот терся о заднюю поверхность его бедра, даже когда леггинсы были еще почти целыми. Он помнит тошнотворное, сводящее желудок ожидание. Каким маленьким он чувствовал себя, запертый в клетке под преступником. Если Дик испытывает хотя бы толику этого страха…


Только сейчас все по-другому. Потому что Дик не Джейсон — он не настолько слаб, чтобы позволить Джокеру причинить ему боль так, как это сделал Джейсон, не настолько жалок, чтобы позволить ему прикоснуться к себе. И, кроме того, Бэтмен здесь. Дик не один. Все, что мог сделать Джейсон тогда, — это надеяться, молиться и умолять кого-то, кто даже не мог его услышать. Но на этот раз Брюс прямо здесь.


И он движется — темная тень, несущаяся к фигурам на земле. Затем Джокер исчезает, больше не склоняясь над братом Джейсона. Вместо этого Бэтмен оказывается на нем сверху, вдавливая Джокера в землю, крепко обхватив руками тонкое горло. В прошлый раз на складе Джейсон был слишком не в себе, чтобы по-настоящему понять, что происходит. Тогда Джокер был рядом, а потом внезапно исчез.


Теперь он кажется единственным, что Джейсон может видеть. Теперь он столкнулся со всей яростью Брюса, и это ужасает.


— Остановись!


Слово вырывается прежде, чем он успевает одуматься, прежде чем он вообще может думать. Звучит громче, чем Джейсон мог бы ожидать, пронзительно и отчаянно. Бэтмен напрягается при звуке его голоса. Джейсон видит, как его руки ослабевают, слышит прерывистый вдох, который делает Джокер, когда ему освобождают горло.


— Робин, — выдыхает Найтвинг, все еще распростертый на земле, где его прижимал Джокер, хотя и пытающийся подняться. — Что ты здесь делаешь? Возвращайся домой.


— Нет, — отвечает Джейсон. Потому что руки Бэтмена, возможно, и ослабли, но они все еще обхватывают шею Джокера. Если Джейсон не остановит его, Бэтмен сделает то, от чего он никогда не сможет оправиться. — Бэтмен, пожалуйста, ты должен остановиться. Не делай этого. Не ради меня.


После этого все происходит очень быстро.


— Оу, — вздыхает Джокер. Пистолет все еще в его руке, сверкает серебром на фоне белой перчатки. И Бэтмен медленно поворачивается — очень медленно, слишком медленно — к нему. Тревога заполняет грудь Джейсона. — Это идеально. Я победил.


Рука Бэтмена дергается. Раздается грохот, который, кажется, рассекает воздух надвое. Крик вырывается из горла Джейсона, но его заглушает выстрел из пистолета. Ощущение, что весь мир сотрясается. Бэтмен рычит, впечатывая руку Джокера в землю и обрушивая на него свой кулак в жестоком ударе. Джокер смеется, высоко и пронзительно. Найтвинг, пытающийся подняться на ноги, падает на землю, как марионетка, у которой перерезали ниточки, и…


Все становится тихим и неподвижным. Отдаленно Джейсон осознает, что все еще кричит, но шум не доходит до него. Его как будто окунули в холодную воду. Жизнь словно проносится мимо, и Найтвинг падает, как в замедленной съемке, каким-то образом все еще оставаясь грациозным. Джейсон кричит так громко, что горло может разорваться на части, но ему все равно, он едва слышит себя, потому что Найтвинг ранен. Он ранен.


Мир снова рушится вокруг Джейсона в тот момент, когда Найтвинг падает на землю. Он двигается без всякого сознательного участия мозга, шатаясь, к обмякшей фигуре своего брата, распростертого на земле. Если Дик... нет, он не может, не сейчас, не из-за Джейсона. Этого не может быть. Это всего лишь сон. Кошмар. Бэтмен никогда бы этого не допустил.


Только Дик не встает. Когда Джейсон падает рядом с ним на колени, игнорируя резкую боль в бедре, Дик едва двигается. Затем Джейсон хватает его, глупо, бездумно, затаскивая к себе на колени. Руки бесполезно трепещут, как обезумевшие птицы. На перчатках Джейсона кровь. Он не может понять, откуда она. Он не может думать ни о чем, кроме ужасной, удушающей паники, потому что Дик ранен, и во всем виноват Джейсон.


— Н…, — пытается он, его голос звучит хрипло и ужасно даже для его ушей. — Н… черт, где... где...


— Найтвинг! — и тут появляется Бэтмен, приседает рядом с ними, его руки уверенно обхватывают плечо Найтвинга, безошибочно находя рану. Тот стонет, голова поворачивается на коленях Джейсона, ресницы трепещут.


— Б, — произносит Джейсон, задыхаясь. Ему едва хватает воздуха, чтобы выдавить из себя хоть слово. Грудная клетка слишком сдавлена, чтобы дышать, легкие словно расплющены. Найтвинг ранен. Найтвинг ранен, и Бэтмен должен помочь ему.


— Все хорошо, — бормочет Бэтмен. Он поднимает одну руку, чтобы убрать челку Найтвинга со лба, оставляя после себя мазок крови. — Ты в порядке, Найтвинг. Ну же. Открой глаза.


Найтвинг снова стонет. Но на этот раз его глаза приоткрылись, из-под ресниц проступила яркая синева. — Бэтмен? — ему удается произнести напряженным от боли голосом.


Облегчение захлестывает Джейсона с такой силой, что у него кружится голова. Если Найтвинг может говорить, это значит, что с ним все в порядке. Или, может быть, не в порядке, но он жив. В сознании. Джейсон не... Джейсон не стал причиной его смерти.


— Я здесь, — говорит Бэтмен тем же мягким голосом, который он использует с Джейсоном, когда помогает ему справиться с приступом паники. Голос отца — как Джейсон привык называть его в уединении своей головы. — Я рядом. Ты в порядке. У тебя рана на плече, нам нужно продолжать давить на нее.


Дик, кажется, немного приходит в себя от этого. Он снова моргает, прижимаясь головой к ногам Джейсона, глядя между ними, после чего хмурится.


— Джокер?


На мгновение вопрос не фиксируется в мозгу Джейсона. Потому что почему их должен волновать кто-то, кроме Дика? Что может быть важнее брата Джейсона, истекающего кровью прямо у них на глазах? Склизкая красная жидкость окрасила темный цвет его костюма. На мгновение Джокер даже перестает существовать.


Затем слова встают на свои места в его мозгу, и Джейсона пробирает холод. Он не видел, что случилось с Джокером. Он почти не хочет знать. Если Брюс…


— Он сбежал, — хрипло говорит Бэтмен. В словах есть что-то, чего Джейсон не может расшифровать. — Ты был в приоритете. Я...


— Какого черта? — огрызается Дик, его голос напряжен от боли, но звучит гораздо более бодро. Он ерзает, как будто собирается сесть, но рука Бэтмена на его плече — на огнестрельном ранении — удерживает его на месте. — Иди за ним! Я в порядке. Боже, ты не можешь позволить ему уйти.


— Найтвинг...


— Вперед, Б! Пока он не ушел слишком далеко.


— Нет, — выдавливает Джейсон. Потому что мысль о том, что Брюс в одиночку преследует Джокера, противостоит тому один на один, усиливает и без того бурлящий страх в животе. Мысль, что он оставит Найтвинга, когда они даже на самом деле не знают, насколько сильно тот ранен, усугубляет ситуацию. — Нет, Б, ты нужен Найтвингу, пожалуйста.


— Робин, — рявкает Найтвинг с командирскими нотками в голосе, которых не должно быть, учитывая, что он все еще лежит, истекая кровью на коленях Джейсона. — Мы не можем оставить Джокера на свободе. Б должен пойти за ним.


Джейсон отчаянно качает головой. Бэтмен переводит взгляд с одного сына на другого, размышляя, и Джейсон с острой болью понимает, что тот уже принял решение. Что бы Джейсон ни сказал, это ничего не изменит.


— Продолжай давить на рану, — говорит ему Бэтмен, сжимая запястье Джейсона в пропитанном кровью кулаке и прижимая ладонь к плечу Найтвинга. Джейсон чувствует, как горячая кровь струится сквозь его перчатку, видит, как Дик стискивает зубы от боли, когда он надавливает на рану.


— Бэтмен, — пытается Джейсон в последний раз, когда тот выпрямляется. — Пожалуйста, не надо. Пожалуйста.


Только его мольбы здесь почти так же бесполезны, как и в случае с Джокером. Джейсон чувствует тот же самый беспомощный ужас, подступающий к горлу. То же самое глухое смирение в его душе — понимание того, что независимо от того, что он говорит, независимо от того, насколько отчаянно он звучит или как горячо умоляет, он не изменит исхода. Это произойдет, хочет он того или нет. Конечно, сейчас все совершенно иначе, потому что он не умоляет о том же самом. Нет никакого Джокера, вдавливающего его в землю. Нет жесткого прижатия чужих бедер к его, ни ужасных блуждающих рук, ни горячего дыхания у его уха. Это даже отдаленно не похоже. Но Джейсон все равно чувствует себя таким же маленьким и беспомощным.


Желчь подкатывает к горлу. Он пристально смотрит на то место, где его руки прижимаются к костюму Найтвинга, чтобы не видеть, как Бэтмен уходит. Темная кровь сочится между его пальцами. От этого он чувствует себя ненамного лучше.


Чья-то рука обхватывает его запястье, и Джейсон вздрагивает. — С ним все будет в порядке, Маленькое Крылышко. Тебе не нужно беспокоиться о Б.


— Заткнись, — огрызается Джейсон. — Зачем ты это сделал? — он сильнее давит на плечо Найтвинга, немного мстительно, но Дик даже не вздрагивает. В глазах Джейсона наворачиваются слезы. Ему приходится яростно моргать, чтобы не дать им упасть. — Ты не можешь... ты не можешь хотеть, чтобы он убил Джокера. Не всерьез.


Рука Дика все еще крепко сжимает запястье Джейсона. Его пальцы сгибаются почти до боли. Когда Джейсон поднимает взгляд на его лицо, оно искажено гневом и болью, в уголке его челюсти капля крови. Несмотря на то, что Джейсон знает, что это кровь Дика, он не может отделаться от мысли, что это придает ему... опасный вид. Пугающий.


— Почему нет? — и в его голосе тоже есть что-то опасное — низкий, сердитый рык. — То, что он сделал с тобой, Робин... Если бы я мог, я бы убил его.


Джейсону страшно это слышать — гнев в голосе Дика, убежденность в словах. Он знает, что гнев направлен не на него, однако это не мешает маленькому испуганному ребенку внутри него съеживаться от такого открытого проявления ярости. Вот почему он проделал весь этот путь — чтобы помешать Бэтмену совершить ошибку. Потому что внутри Джейсон все еще напуганный маленький ребенок, прячущийся в шкафу, пока пьяный Уиллис громит их квартиру. Что-то глубоко внутри трепещет при мысли о том, что Брюс и Дик могут быть хоть в чем-то похожи на него.


— Ты не имеешь это в виду на самом деле. Ты злишься и Б тоже. Он пожалеет...


— Нет, он этого не сделает, — огрызается Найтвинг, обрывая его. — Ты его сын, Робин. Как он может когда-нибудь пожалеть об убийстве человека, который изнасиловал тебя?


Несмотря на все время, которое Джейсону потребовалось, чтобы переварить это, на бесконечные сентиментальные разговоры с Брюсом, еще более душещипательные слезы и объятия — Джейсон все еще вздрагивает от этого слова, от резкого напоминания о том, что произошло. Он чувствует, как его плечи опускаются, а рот кривится в хмурой гримасе. Привкус кислоты ощущается на языке, и ему приходится с трудом сглотнуть.


— Нет. Я ему не позволю. Я должен остановить его.


Несмотря на то, что у Бэтмена и Джокера такая огромная фора, даже несмотря на то, что бедро Джейсона пульсирует от бега и импровизированного свидания с землей, и вероятности, что Джейсон, возможно, даже никогда их не догонит, он должен попытаться. Он не сможет спокойно жить, если не попробует.


Рана на плече Найтвинга медленно кровоточит под рукой Джейсона. Это плохо, что очевидно, потому что это огнестрельное ранение, но Дика оно не убьет. Джейсон уверен в этом. Он выворачивает свою руку из хватки брата, меняя захват, чтобы подтянуть руку Дика к его же плечу и прижать к нему ладонь точно так же, как сделал Бэтмен.


— Продолжай давить, — говорит ему Джейсон, хотя Найтвинг, вероятно, не нуждается в напоминании. Ему ненавистна мысль оставить своего брата здесь, раненого и уязвимого, но Дик может сам о себе позаботиться, у Джейсона нет большого выбора. — Я вернусь, как только смогу. Я должен остановить его. Я должен.


Найтвинг просто моргает, глядя на него. Джейсон встает, осторожно сдвигая Дика со своих колен, игнорируя тихий протестующий возглас. Затем он поворачивается и хромает прочь так быстро, как только может, прежде чем Найтвинг попытается остановить его.


Это бессмысленно. Джейсон уже знает это, даже когда пытается догнать Бэтмена так быстро, насколько хватает сил. Не может быть, чтобы Бэтмен уже не настиг Джокера, и если это так, то маловероятно, что Джокер все еще жив. Но если есть шанс, что Джейсон сможет остановить своего отца от совершения этой чудовищной ошибки, хоть малейшая вероятность, он должен им воспользоваться.


Джейсон слышит вертолет раньше, чем видит его. Жужжание лопастей достаточно громкое, чтобы заглушить почти все остальное. Должно быть, он уже близко, потому что звук оглушительный, отдающийся эхом прямо в черепе Джейсона, пробирающий его до самых костей. И тут он видит его, несущегося в небо, как какой-то жирный черный жук. Джейсон находится достаточно близко, чтобы увидеть две фигуры, движущиеся на фоне бледно-голубого неба. Достаточно близко, чтобы услышать грохот выстрелов, увидеть вспышки рикошета пуль от металлического корпуса вертолета.


И в третий раз всего за несколько коротких часов мир Джейсона перестает вращаться. Потому что стреляют в Бэтмена. Это Бэтмен — Брюс, папа, папа Джейсона находится в вертолете, когда тот начинает крениться в сторону. Он все еще находится в вертолете, когда тот начинает терять высоту, камнем падая в прозрачную воду гавани.


Если бы в теле Джейсона осталось хоть немного воздуха, он бы снова закричал. Только его легкие сжаты до предела. Все, на что он способен, это судорожный, сдавленный вдох. У него перехватывает дыхание, чувство, словно его ударили под дых. Все, о чем он может думать, — это Найтвинг, лежащий на земле и истекающий кровью; Бэтмен, падающий вниз в вывернутых обломках визжащего металла.


Невидимые оковы сжимают горло, Джейсон не может дышать, он не может дышать. Он убил Найтвинга. Он убил Бэтмена. Он разрушил маленькую семью, за которую сумел уцепиться, разделил их и разорвал в клочья, и все потому, что он слишком слаб, слишком жалок, чтобы дать отпор какому-то больному шуту...


Порыв воздуха развевает плащ Джейсона. Он задыхается, давясь пустотой. Слабое бедро больше не может его удерживать, и Джейсон падает на землю, и ему больно, очень больно, и Бэтмен в воде, и Найтвинг истекает кровью, и они все умрут здесь, и Джейсон не может дышать…


Что-то темное и тяжелое опускается над ним. На какое-то мгновение Джейсон думает, что, возможно, он потерял сознание, или умер, или что-то еще, чтобы объяснит внезапную темноту, то, почему мир стал нечетким и приглушенным. Может быть, Джейсон действительно задохнулся. Может быть, это правда конец.


Затем его обхватывают крепкие руки. Чья-то рука сильно прижимается к его груди, пытаясь заставить его вздымающиеся ребра двигаться в каком-то ритме, а в ушах раздается низкий голос: «Дыши, Робин. Вот так. Дыши медленно».


Это голос Брюса, но уже слишком поздно. На этот раз чернота в уголках зрения Джейсона — это не плащ Бэтмена, опускающийся рядом с ним. Голова Джейсона кружится, он пытается вымолвить имя Брюса.


И тогда весь мир погружается во тьму.


***


— Мне жаль.


Слова тихие, но полны чувств. Что-то скручивается в животе Джейсона от их веса — тяжелого падения в тишину комнаты.


Джейсон избегал Брюса и Дика с тех пор, как они вернулись в поместье. Супермен подоспел вовремя, чтобы вытащить Бэтмена из воды и перенести всех троих обратно в пещеру, прежде чем Найтвинг полностью истечет кровью. Затем, по настоянию Бэтмена, он вернулся, чтобы обыскать гавань в поисках Джокера — или, что более вероятно, тела Джокера.


Он не нашел его.


Джейсон был в ярости (и до сих пор) от того, как легко Брюс отверг все его возражения. Разъяренный тем, с какой готовностью Брюс пожертвовал своей жизнью (и жизнью Найтвинга) из-за собственной отчаянной жажды мести. Когда они вернулись в пещеру, Джейсон позволил Альфреду бегло осмотреть себя, прежде чем дворецкий отвлекся на более насущные нужды Дика, залившего кровью весь смотровой стол, а затем удалился в свою комнату и остался там.


Альфред принес ему еду, но у Джейсона едва хватило силы, чтобы что-нибудь съесть. Он также не спал. Он мог думать только о Джокере — о том, что никто не знает, что с ним случилось, о том, что он может вернуться и закончить начатое, о его пронзительном смехе. Все, о чем он мог думать, это о том, насколько бесполезными были его мольбы как к Джокеру, так и к Бэтмену. Он мог бы кричать «нет» до крови в горле, и никто из них его бы не услышал. От этой мысли ему стало жутко. Он прижал пальцы к коже достаточно сильно, чтобы остались синяки, пытаясь унять неприятное ощущение рук на своем теле. Отчаянно напевал что-то, стараясь заглушить отдающееся эхом тяжелое дыхание Джокера у себя в ухе, резкие, отрывистые звуки его удовольствия.


Это не особенно помогло.


Этим утром он тоже не спустился к завтраку, чувствуя усталость и тошноту. Брюс дал ему пространство прошлой ночью, и Джейсон действительно оценил это, но неудивительно, что сейчас он здесь. Брюс никогда не позволял ему долго томиться в своих мыслях.


— Да? — устало спрашивает Джейсон. — Кто ты и что ты сделал с Брюсом?


Брюс смеется над этим. Звук напряженный и тихий, но это немного снимает напряженную атмосферу в комнате. — Можно мне войти?


Джейсон пожимает плечами. Он лежит на боку, натянув одеяло до самых глаз, отвернувшись от двери, так что он не может видеть Брюса. Но он слышит мягкую поступь шагов отца, когда тот направляется к нему. Чувствует, как прогибается матрас, когда Брюс присаживается на край кровати.


— Эй, — тихо произносит Брюс. Рука проводит по кудрям Джейсона, и, вопреки всему, Джейсон чувствует, как расслабляется от знакомого прикосновения. Что-то тугое и болезненное в его животе немного утихает от того, что рядом с ним его отец. — Мне действительно жаль, Джей. Прости, что мы не смогли его найти.


Расслабление исчезает так же быстро, как и появилось. Джейсон чувствует, как напрягается, его плечи приподнимаются, лицо хмурится, хотя Брюс не видит его выражения. Конечно, это то, за что, по мнению Брюса, ему нужно извиниться — тот факт, что Джокер снова сбежал. Очевидно, это то, о чем он беспокоится.


И да, Джейсон не может притворяться, что его это тоже не беспокоит. Нельзя сказать, что мысль о том, что этот человек находится где-то там, живой и невредимый, способный причинять людям боль, не заставляет сердце Джейсона болезненно биться в груди. Осознание того, что Джокер может снова навредить ему или причинить кому угодно такую же ужасающую, чудовищную боль, изменившую жизнь Джейсона, вызывает у него тошноту. Но это не то, за что он злится на Брюса. Он не поэтому хочет извинений, и его только больше злит, что Брюс этого не понимает.


— Я расстроен не из-за этого, — произносит он, слегка качая головой, чтобы стряхнуть ладонь Брюса. — Если ты этого не понимаешь, то можешь просто отвалить.


Он практически чувствует беспомощное замешательство Брюса. Рука, которую он стряхнул, колеблется, как будто Брюс хочет снова прикоснуться к нему, но не хочет, чтобы его отвергли.


— Прости, Джей. Почему бы тебе не сказать мне, почему ты расстроен?


Джейсон садится резким, быстрым движением, так что теперь он может видеть лицо Брюса, когда кричит на него. — Я расстроен, потому что ты пошел за ним! Ты... ты чуть не умер, папа. Дик чуть не умер. И если бы ты это сделал, то это была бы... — в глазах Джейсона появляются слезы, обжигающе горячие, наворачивающиеся на ресницах и стекающие по щекам. Он давится от них и переполняющих эмоций. — ... это была бы моя вина! Это все моя гребаная вина.


— Это не так, — быстро отвечает Брюс. Он снова тянется к Джейсону и, когда на этот раз сын не отмахивается от него, нежно заключает его в объятия. Несмотря на свой гнев, Джейсон кладет голову на широкую грудь Брюса, слушая, как его слова отдаются в ребрах. — В этом нет твоей вины, Джейсон. Ты ни в чем не виноват. Это я. Мне следовало действовать лучше.


— Тебе следовало послушать меня, — поправляет его Джейсон. — Почему ты не мог просто послушать? Я не хотел, чтобы ты преследовал его. Пожалуйста, папа, я не хочу, чтобы ты убивал его. Не ради меня.


Руки Брюса сжимаются сильнее, пока Джейсон не начинает задыхаться. Или, может быть, это слезы все еще горячо текут по его лицу, забивая горло. — Почему нет? То, что он сделал с тобой... он изнасиловал тебя, Джей. Я не могу... не могу просто забыть это. Не могу забыть, что он причинил тебе боль.


Знакомое смущение расцветает в груди Джейсона. Он ненавидит то, как слово звучит в устах Брюса. Ненавидит, что оно связано с ним. Ненавидит, что это все еще заставляет его чувствовать себя маленьким, слабым и грязным.


Это только делает его еще более злым, жестоким. — Да, он сделал больно мне, а не тебе.


Затем он продолжает тише, потому что, даже разозлившись, Джейсон понимает, что причиняет Брюсу боль. Однако он не может сдержать рвущихся наружу слов. — Он тоже меня не слушал. Я... я умолял и кричал, и... и ему было все равно. Он делал все, что хотел. Так же, как и ты.


Брюс издает тихий, разочарованный звук. Джейсону становится дурно, когда он это слышит.


— Я не хочу, чтобы ты кого-нибудь убивал из-за меня. Я не... ты напугал меня. Мне страшно думать о тебе как об убийце. Я ненавижу Джокера, но я не хочу, чтобы ты делал это из-за меня. Я не хочу такой ответственности.


После этого Брюс долго хранит молчание. Он немного покачивает Джейсона в своих руках. Это не помогает тошноте, скручивающей желудок Джейсона, но он не останавливает его. Наконец, Брюс начинает говорить, его голос мягок и полон сожаления.


— Прости, Джейсон, — он утыкается носом в его волосы, и Джейсон не может сдержать тихий всхлип, вырывающийся из горла. — Я никогда, никогда не хотел, чтобы ты чувствовал себя так. Я был так зол на Джокера. Так сильно хотел, чтобы он исчез. Я не задумывался о том, что ты чувствуешь по этому поводу. О том факте, что я игнорировал твой выбор.


— Я понимаю, Б, — начинает Джейсон, потому что он правда понимает. Он зол на Джокера. Он хочет, чтобы этот человек умер. Может быть, в другой жизни Джейсон был бы первым в очереди, чтобы оторвать голову больному уроду.


— Я уверен, что так и есть, — бормочет Брюс, перебивая его, — но это не делает меня правым. Я пренебрег твоим выбором, когда у тебя уже столько отняли. Я вынудил тебя подвергнуть себя опасности, потому что был настолько поглощен собственным гневом, что не смог понять, что ты пытался мне сказать.


Джейсон, честно говоря, не знает, что на это ответить. Он представлял себе этот разговор совсем не так. Да, Брюс был…мягким в последние несколько месяцев, по большей части, но Джейсон не думает, что когда-нибудь привыкнет к нежной, эмоциональной стороне Брюса. Шансы на то, что он привыкнет к тому, что Брюс действительно признает свою неправоту и извинится за это, еще меньше.


— Я не могу сказать, что мне не хотелось бы, чтобы Джокер умер. Не думаю, что это будет большой потерей, если Джокер погиб в той вертолетной катастрофе. Но мне так жаль, что я поставил желание увидеть это выше тебя. Я не знаю, смогу ли я когда-нибудь загладить свою вину за то, что причинил тебе боль.


— Вау, — все, что может ответить Джейсон. — Это Дик велел тебе все это сказать?


Брюс снова смеется, дуновение воздуха шевелит кудри на макушке Джейсона. — Нет, хотя я уверен, что Дику тоже есть за что извиниться.


Джейсон снова пожимает плечами, позволяя себе сильнее прижаться к груди отца. — Однако у Дика огнестрельное ранение, так что, думаю, я могу его освободить от этого.


Брюс хмыкает в знак согласия, прежде чем снова замолчать. Джейсон возится с рукавом руки, все еще обхватывающей его. Часть его хочет сидеть в тишине с Брюсом вот так вечно. Другая его часть хочет заполнить ее всеми болезненными, лихорадочными мыслями, которые проносились в его голове всю ночь, пока он пытался заснуть.


— Я тут подумал… — говорит Джейсон, делая паузу. Потому что так оно и есть. У него было много времени, чтобы привести мысли в некое подобие порядка, когда они не были слишком заняты тем, что поглощали его. — О том, что ты сказал... о терапии.


Он чувствует, как Брюс напрягается под ним. Очевидно, это совсем не то, что он ожидал услышать от Джейсона, но если из всех людей Брюс может управлять своим эмоциональным состоянием сейчас, то и Джейсон сможет справиться с этим.


— Я хочу попробовать, если... если ты действительно думаешь, что это мне поможет.


— Да, Джей, — быстро произносит Брюс. Он нежно целует сына в макушку, снова сжимая его в объятиях, как будто боится, что Джейсон выскользнет из них. — Я действительно так думаю.


— Тогда ладно. — Джейсон позволяет своим глазам закрыться, внезапно чувствуя головокружение от усталости. Этот разговор что-то успокоил в нем. С теплыми руками Брюса вокруг него, с его сильной грудью за спиной, Джейсон знает, что теперь у него не будет проблем с засыпанием. — Я попробую. Но только если ты тоже.


Брюс снова смеется, в его голосе искреннее веселье, когда он говорит: — Если ты думаешь, что это мне поможет.


Джейсон может быть раздражен, но он знает, несмотря на поддразнивания, что Брюс согласен с ним. Кроме того, у Джейсона нет сил. Брюс согласился, и это самое главное. Теперь Джейсон может спать, отец защитит его от кошмаров, которых, как он знает, ему не избежать. В будущем, возможно, Джейсон сможет закрывать глаза, не беспокоясь о том, что увидит Джокера за своими веками. Может быть, настанет время, когда ему вообще не придется о нем думать.