Ива-чан хочет умереть

Хаджиме Иваизуми хочет умереть. И это желание не покидает его добрые три дня… или пять… или полгода… Иваизуми уже потерял счет времени, на самом деле, но наблюдать за этим цирком он искренне устал. И нет, ни в коем случае, вы не подумайте, Хаджиме был рад за Ойкаву, что у того все начало налаживаться, но быть в первых рядах и наблюдать за всем этим цирком? Увольте, у его испанского стыда тоже есть свои пределы, на секундочку. И психика у него тоже, как бы, не железная.

Цирк был сурово в исполнении Ойкавы — Сэнго-сан был достаточно приличным и адекватным человеком, который херню не творил, и Ойкаву на него оставить было не страшно — Сэнго ответственно подходил к роли человека, который следил за недо-ребенком. Хотя они, кажется, встречались…

Но Иваизуми в эту тему не лез и лезть не хотел. Ойкава же какого-то однозначного ответа не давал, однако разговоры у них были, к примеру, однажды…

— У меня такой потрясающий парень, — шмыгал носом Ойкава, растрогавшись с очередной фигни.

— Он об этом хотя бы знает?

— О том, что он потрясающий? Конечно, я говорю ему об этом постоянно.

Хаджиме очень устало прикрыл глаза и вздохнул.

— Сэнго-сан знает, что является твоим парнем? — Уточнил он, не ожидая ничего адекватного.

Конечно же, его ожидания подтвердились.

Ойкава комично замер, а после, кашлянув, ответил:

— Пока что нет, но я над этим работаю, — пробормотал он, а после очень незаметно перевел тему: — А погода такая классная, оказывается, смотри, то облако похоже на сморщенное лицо Кагеямы…

Иваизуми говорил, что хочет умереть?

Так вот.

Глядя на этих гениев, он совершенно точно хотел умереть. Особенно от действий одного конкретного гения, но это уже детали.

У Ойкавы и Сэнго отношения были странными. Они были на грани, казалось, вот-вот, еще немного и… Но каждый раз они откатывались назад, в исходную точку. Спасибо и на том, что не на стадию, где все началось. До такого они еще не доходили и Хаджиме искренне надеялся, что не дойдут.

Потому что сам Хаджиме такого уровня деградации не выдержит и точно умрет раньше, чем эти придурки сойдутся (а они должны были сойтись, просто потому что иначе и быть не могло, ну правда, нервы Иваизуми не такие уж и стальные, и осталось их мало, пощадите их).

Иваизуми наблюдал за ними. За тем, как они проводили время вместе, смотрел, каким влюбленным выглядел Ойкава, и Хаджиме действительно был рад за друга, за то, что тот наконец ожил, увлекся чем-то помимо волейбола…

Касательно волейбола, кстати, Сэнго стал наведываться на их матчи.

Сначала редко, потом через раз, обычно сидел он на самых дальних местах, едва ли не в самом темном углу, который только мог найти, но сидел. А после он начал приходить всегда, на каждый матч, и Ойкава искал его взглядом, а когда находил, то начинал светиться, будто они уже победили, будто он уже выиграл эту жизнь.

Ойкава еще ни разу не ударял перед Сэнго-саном лицом в грязь.

Он всегда выкладывался на полную и побеждал, но после того, как Сэнго стал посещать их матчи, в нем будто бы появился второй источник энергии, запас которой, казалось, был неиссякаемым.

Такое рвение даже чуточку пугало его, но пока все не выходило за рамки разумного, Хаджиме был не против.

В любом случае, даже если бы он и захотел (а он не хочет и вряд ли захочет вообще), то как-либо остановить это безумие не смог бы. Ойкава был слишком целеустремленным и вкладывал всего себя, абсолютно себя же не щадя. И в какой-то мере это было печально, но таков был Ойкава.

И этого было не изменить.

В конце концов, этот невозможный человек добился относительного признания Сэнго, чья лояльность к Ойкаве сама по себе была феноменом удивительным.

Хотя…

Если задуматься, сложно назвать это “относительным признанием”, потому что действия Сэнго-сана говорили сами за себя и он буквально, прямым текстом говорил о своем отношении к Ойкаве.

И если сначала это можно было списать на совпадение или банальное “мне показалось”, то потом… Кажется, Сэнго-сан все-таки не выдержал факта, что Ойкава стоически игнорировал абсолютно все намеки, что было просто удивительно.

Ладно, ничего удивительного в этом не было — Хаджиме знал друга, как облупленного, и понять причину было не сложно.

Ойкава боялся.

Боялся, что ему кажется, что он выдумывает, потому что это все не может быть правдой.

Поэтому Аика Сэнго взял все в свои руки.

Он стал чаще ходить на их матчи, точнее, он ходил на каждую их игру (или хотя бы часть, старательно отвоевывая каждую минуту свободного времени), и матч против Карасуно — матч, который они проиграли, — Сэнго, конечно же, не упустил.

И когда Ойкава стоял — подавленный проигрышем, Ками-сама, он буквально плакал (как и все они, и Хаджиме тоже), Сэнго спустился, подошел к Ойкаве, обхватил его щеку ладонями и на глазах у всех поцеловал его.

Что ж.

Что ж.

Это было крайне решительным действием. Настолько решительном, что вся команда забыла о причине своих слез, потому что они все, поголовно, были в шоке.

— Вы еще выиграете, — говорит Сэнго уверенно и краем глаза Хаджиме видит, как сглатывает Ойкава.

— Чувство, будто я уже выиграл, — хрипло шепчет в ответ этот балбес и Хаджиме…

Иваизуми смешно кривится.

Он все еще хочет умереть, однако… Что ж, он искренне рад за этих придурков.

Наконец-то эти болваны вместе.

Хаджиме даже облегченно вздыхает — а потом застывает, широко раскрыв глаза.

Погодите-ка… это что, ему теперь придется наблюдать за лобызанием этих двоих?..

Нет, он передумал.

Хаджиме Иваизуми хочет умереть.