Впервые Какаши задумывается, что ему определенно нужен меч, когда Минато делает ему замечание.

— Какаши-кун, ты держишь кунай неправильно, — он мягко поправляет оружие в его руках, перед этим внимательно посмотрев. — Ты… Сакумо учил тебя владению мечом?

Какаши скупо кивает и возвращается к тренировкам. Последующие несколько минут он ощущает на себе пристальный взгляд сенсея.

Минато его несколько напрягал. Он был хорошим, он был добрым. Он был опасным. Минато своей манерой держаться напоминал ему себя из прошлого. Он был похож на Кэйю, но к счастью, лишь в манере держаться. Какаши не разглядел в нем ничего такого. Ну знаете, выбора одной стороны, груза предательства, проклятье из-за которой возможна скорая смерть…

За плечами Минато всего этого не было. Он был лишь похож, но не был точной копией, однако это все равно напрягало.

Но самое паршивое — это как раз таки меч. Вернее, его отсутствие. Двадцать с лишним лет он являлся Кэйей Альберихом и лишь шесть Какаши Хатаке. Было сложно разобраться, кто он такой. И это проявлялась не только в ментальном плане, но и в физическом.

Потому что Какаши по старой памяти делает выпад с кунаем и не дотягивается до противника, потому что это не меч. Это не его тело, не то телосложения, не те параметры, к которым он привык, пускай уже и более менее приспособился к этой странной жизни как Какаши. О чем говорить, когда даже меча при нем нет, и Крио Глаза Бога, этой мелкой, но привычной побрякушки, которая порой (как казалось Кэйе) давила и душила его. Душила воспоминаниями о том, при каких обстоятельствах появилась. Давила на сознание, совесть, рассудок.

На какой-то миг ему мерещится красная макушка, но Какаши смаргивает наваждение и вместо Дилюка видит перед собой Обито. Учиха пыхтит что-то недовольно, потому что Бакаши снова меня уделал, черт и Какаши тихо выдыхает, только сейчас осознавая, что невольно задержал дыхание.

Он переводит взгляд на кунай в руке. Какаши знает, как пользоваться им. Он умеет делать это, но в пылу сражения невольно возвращается к приемам, которые не раз спасали ему жизнь. Взмахи меча, увороты и прочие движения — все это накрепко врезалось в память, куда-то в подкорку мозга, оно было выжжено там.

Иногда Какаши не хватает своих шрамов. Мелких по всем рукам, на ногах — и глубокий, давно заживший шрам в районе солнечного сплетения — Дилюк в ту ночь был чертовски зол и шрам, который он оставил, прекрасное тому доказательство.

Сейчас Какаши отдал бы все чтобы вновь увидеть на себе этот шрам. Доказательство его предательства, доказательство того, что Дилюк существует и что все те воспоминание как Кэйи (да и сам Кэйа тоже) — не выдумка.

Порой Какаши думает, что такими темпами сойдет с ума.

Тренировки шиноби отличаются от рыцарских. Они совершенно разные. И оттого Какаши путается, мешает оба стиля, превращая это в нечто несуразное. Но это помогает ему побеждать. Учителя в легком недоумении косятся на него, гадая, какого черта он творит и откуда вообще подцепил эти движения. Они бы все равно не поверили, и от этой мысли Какаши улыбается.

Он рад, что вроде как подружился с Рин и Обито. Они отвлекали его от мыслей о прошлом, хотя, конечно, Обито временами напоминал Дилюка, от чего Какаши ощущал себя мазохистом. Самую малость.

Какаши знал, если он совсем погрязнет в своих воспоминаниях, то через силу нужно вставать и искать Гая. Гай — его личное спасение, потому что этот оптимизм на ножках был способен устроит ему и моральную и физическую встряску. Какаши признается, что с ним весело проводить время.

Общество Гая расслабляет. И этим он напоминал Альбедо, что прибавляло плюсов. Однако если с Альбедо можно было расслабиться и отдохнуть в уютной тишине, изредка прерываемой бубнежем и тихими шипениями, то тут… Ну, это Гай. Больше тут говорить нечего, правда.

Иногда Какаши ловит себя на том, что испускает крошки льда с пальцев. Это происходит когда он в одиночестве и погружается глубоко-глубоко в себя. Он тут же прерывает этот поток холода, вздыхает обреченно — нужно быть осторожным, быть пойманным ему ой как не хочется.

Какаши старается занять чем то руки и обычно это приводит к проявлению старых привычек. Но иногда это даже забавно. Обито или Гай — они оба эмоциональные дети, и наблюдать за тем, как вытягиваются их лица, а глаза горят чистым и не поддельным восторгом — это довольно приятно. И напоминает Беннета — мальчишку, который увязался за Кэйей хвостиком и которого он обучал, лишь бы тот не убился. Ладно, возможно у него есть слабость перед детьми, допустим.

Он крутит кунай на манер меча, как это делал в своей прошлой жизни, даже не задумываясь. Обито глаз не отрывает.

— Бакаши, а Бакаши, научи меня, — глаза у него светятся от восторга. Какаши тихо посмеивается. У него странное чувство дежавю, а перед глазами всплывает Беннет, с точно таким же восторженно-умоляющим взглядом.

— И зачем тебе? Это же бесполезное занятие.

Обито фыркает, будто бы Какаши не может понять очевидных вещей.

— Да, но это так круто.

Какаши не сдерживается, фыркает и начинает смеяться, краем глаза наблюдая за Учихой. Реакция на его смех тоже довольно любопытная. Да и не только на смех — любые его проявления эмоций заставляют щеки и уши Обито забавно краснеть. Архонты, Какаши не может прекратить издеваться над ним, он честно признается в этом.

— В чем дело, Обито-кун? — Какаши мягко щурится, используя ту самую интонацию, которой говорил Кэйа, когда обольщал девушек или пытался выбесить Дилюка, когда тот стоял за барной стойкой и стакан в его руках едва ли не трескался. У него уши краснели точно также, только от злости. А у Обито целый букет — начиная раздражением, заканчивая смущением.

— Бакаши, — едва ли не прорычал Обито, а после отбежал к Рин с самым жалостным видом, на который только был способен. Какаши усмехнулся, игнорируя Минато, что внимательно наблюдал за ним.

Какаши вновь перевел взгляд на зажатый в руке кунай.

Возможно, достать подходящий меч не выглядит совсем уж плохой идеей.

Определенно, нужно будет этим заняться.