Тсуна злился.

И злился так, как, наверное, никогда в жизни. Он, в принципе, не держал обиды долго и сильно не любил выходить из себя, все эти ссоры, скандалы, упреки… они вводили в уныние и выматывали похлеще Реборна и его ужасающих тренировок.

Вот только сейчас Савада считал, что имеет полное право на злость и, может быть, даже скандал. Вспоминая пустой кукольный взгляд, он кривится и решает, что да, на скандал он точно имеет право. Как и Кирино, впрочем.

Он все еще раздумывал, хочет ли ругаться-ругаться или слишком разочарован, чтобы вообще говорить с то-саном, склоняясь просто устроить бойкот — и его совершенно не волнует, насколько это взросло, ясно, Реборн? Это наши семейные проблемы, которые нисколько тебя не касаются, так что не смотри так, — но Тсуна точно не желал закрывать на все это дерьмо глаза.

Половину сказанного из озвученных правил и условий этой недобитвы он пропустил мимо ушей, о чем нисколько не сожалел.

Савада бросал взгляды на отца со старшим братом, что удивительно похожим образом умудрялись делать безразличный вид, будто совершенно не волнуют друг друга. И, замечая щенячьи взгляды отца, которые тот продолжал время от времени кидать на них, пыжась все сильнее, он с горечью думал, что лучше бы тот действительно завел другую семью, чем вот это вот… все.

Пальцы у него предательски подрагивали, а челюсти стискивались сильнее с каждой секундой. И от мелькнувшей мысли Тсуна злится еще сильнее.

Каа-чан вообще знает, что он вернулся?

Провожая рассеянным взглядом подхвативших Хаято за ноги-руки и что-то вяло пробормотавших на прощание ребят, Тсуна засовывает руки в карманы, делая вид, что не замечает взгляда то-сана, которым тот его сверлил, совершенно не прислушиваясь к Базилю. Он поджимает губы и думает о том, что и глазом моргнуть не успел, как варийцы растворились также незаметно и внезапно, как и появились, заставляя с острой тоской и новым гневом на отца размышлять, что, похоже, с Кирино они если и поговорят, то не раньше этих дурацких, подкинутых их общим отцом боев за никому не нужные кольца.

Пытавшегося что-то сказать отца, всякий раз замолкающего, когда Тсуна бросал на него хмурый взгляд исподлобья, он игнорировал, несмотря на такие же говорящие взгляды Реборна — не то осуждающие, не то одобрительные. Будто репетитор сам до конца не определился, как к этому относиться.

Не выдержав очередной попытки отца заговорить с этими его виновато влажными глазами, словно у побитой псины, Тсуна подхватил на руки Ламбо и ускорил шаг, оставляя их двоих позади.

Внутри продолжала клокотать злость, непривычно холодная, почти равнодушная.

В самом-то деле, он с детства жил мыслью, что отец их предал, завел другую семью и потому не появлялся… сколько-сколько? Тсуна искренне не помнит, когда в последний раз его видел, но с глухим раздражением думает, что лучше бы он не появлялся еще столько же.

И что в итоге?

Он просто сдал его старшего брата в семью психов — психов, даже по меркам мафии. И сейчас заявился, чтобы стравить их двоих в битве с ахуенным лозунгом про единство семьи.

Услышав сзади окрик — наверняка Реборн что-то насоветовал, он сжимает зубы до мерзкого скрежета и, перехватив Ламбо поудобнее, почти бегом добирается последние пару метров до дома, проскальзывает за калитку, красноречиво и от всей души хлопнув дверью прямо перед лицом отца.

Еще и защелкнул мстительно замком, за что ему ни капельки не стыдно.

Глаза у него предательски жгло, и Тсуна зло выдыхает, смаргивая слезы.

Вот же… дерьмо.

Дерьмо у них, а не семейка.

- -

Утро, что удивительно, проходит без происшествий, и Тсуна начинает подозревать неладное. Ни отец, ни Реборн не разбудили его, что уже означало нехилый такой звоночек.

И если отец со своей дурацкой рыбалкой был в принципе событием весьма редким (как и в целом, приезд отца домой), то тот факт, что Реборн не разбудил его…

О, это предвещало нечто ужасное, Тсуна это пятой точкой ощущал. Обычно подобные вроде-как-послабления заканчивались чем-то ужасным, чем-то, что шло по гениальному плану Реборна.

Гениальному, конечно, но малоприятному плану. Для Тсуны вообще неприятному. На его памяти это никогда, никогда не заканчивалось ничем хорошим, честное слово.

Ками, даже Ламбо за окном или в доме ничего в это утро не взрывал и это было жутко.

Тсуна закрыл голову одеялом, мрачно размышляя, а стоит ли сегодня вообще вставать или лучше не стоит.

Интуиция предательски молчала, что делу совсем не помогало.

С одной стороны, его точно вытащили бы, но…

Тсунаеши тяжело вздохнул. Почему это так сложно, а? За что ему все это? С другой стороны, когда еще выдастся шанс просто и по-человечески поваляться в кровати?

Однако это безалаберное валяние в кровати явно обернется чем-то ужасным.

Тсуна высовывается из-под одеяла, смотрит на время и почти-ужасается.

Время одиннадцать утра, а его еще никто не тронул. Мало того, еще ничего не взрывалось, хотя должно было как минимум раз так пять. В лучшем случае.

Но этого не было, а Тсуна сомневался, что начал спать крепче, наоборот, после появления Реборна в своей жизни его сон стал гораздо более чутким.

И Тсуна не знал, радоваться ли ему этому или нет.

Он все-таки собирается с силами и выползает из кровати. Не сказать, что он так яро желал этого, о нет. Но выбора как такового не было, так что, увы-увы.

Уж лучше встать самому, чем быть сброшенным с кровати — урок, который Тсуна прекрасно усвоил за совместную жизнь с Реборном.

Он внимательно оглядывает пол, потому что Тсуна знает, что лучше осмотреться, чем, не дай Ками, взлететь на воздух (за что спасибо все тому же Реборну и Ламбо), однако ничего на полу нет, даже намека на бомбу или дымовую шашку, что пугает его еще больше.

Тсунаеши сглатывает, мысленно подготавливаясь к чему-то действительно ужасному.

Тсуна выходит в коридор и как можно более тихо идет к лестнице.

И, уже подходя к ней, он слышит щебет ка-сан и… Сначала он не напрягается, правда. Ка-сан нередко разговаривает с Реборном, а Реборн в основном больше слушает, чем говорит, однако, уже спускаясь по лестнице, Тсуна понял, что голос ка-сан был… другой.

Интонации были другими, не такими, как обычно. Это было что-то, смешанное с радостью и неверием. Это звучало так, будто она на грани того, чтобы не разрыдаться от счастья.

И, право слово, ка-сан не реагировала так даже на приезд Емицу, а тут…

Невольно (из-за любопытства, на самом деле) Тсуна ускорил шаг, интуиция что-то тихонько звякнула, но он проигнорировал ее, потому что…

Войдя на кухню, он замер.

Все мысли разлетелись в стороны, стоило ему увидеть картину, что предстала перед его глазами.

Реборн и Кирино сидели за столом, и, судя по запаху, пили кофе.

Какого хрена?..

Тсуна абсолютно механически кивает на пожелания доброго утра, что-то невнятно бормочет в ответ, игнорируя полный веселья взгляд Реборн, и медленно прижимается к шкафу, судорожно ухватившись за протянутую каа-сан чашку чая и не сводя расширенных глаз с невозмутимого Кирино.

Кирино, который сидел на их кухне, совсем рядом с Реборном, спокойно пил кофе и выглядел так, словно не происходит ничего необычного. И репетитор явно тоже не видел в этом ничего удивительного, а каа-сан… Тсуна сжимает пальцы на тонкой керамике сильнее, бросает на нее отчаянно-жалобно-беспомощный взгляд и тут его отпускает.

Потому что каа-сан смотрела на Кирино совершенно неверяще, безумно недоверчиво и настолько счастливо, что мир перестал сходить с ума и наконец-то встал на ноги.

Его старший брат вернулся домой.

И это было охренеть как удивительно.

Тсуна все-таки делает глоток почти остывшего чая, кое-как отрывает взгляд от Кирино, который что-то тихо говорил, — и право слово, он даже не заметил вчера, насколько тихим, странно-успокаивающим и глубоким был его голос, — отвечая на вопросы Реборна, потому что каа-сан явно была не в состоянии на что-то сильно осознанное, как и сам Тсуна. Он делает новый глоток и бездумно водит глазами по кухне, осматривает гостиную, будто ожидая на что-то наткнуться — например, на их отца, который точно был бы тут лишним и все испортил, младший Савада почти молится о том, чтобы тот не заявился внезапно домой, вспомнив о них как всегда невовремя, — и натыкается.

Благо, не на их отца.

Всего-то на чемоданы.

Точнее, один.

Маленький и незаметный, даже не чемодан, а сумку, но ее точно не было вчера и…

Сложить два и два получается слишком внезапно.

Тсуна давится чаем, отчаянно пытаясь прокашляться и снова задыхаясь, разливая половину чашки, безнадежно вымочив футболку, когда натыкается на взгляд Кирино. Отстраненно-беспокойно-заинтересованный.

— Ты… надолго? — неверяще хрипит Тсуна, все еще покашливая и игнорируя веселящийся взгляд Реборна. О, у Тсуны не было никаких моральных сил, чтобы обращать внимание на этого монстра в теле младенца и размышлять над его реакциями, хотя его определенно капельку напрягает то, что его брат и репетитор так легко нашли общий язык и столь непринужденно общаются…

Кирино моргает.

И в этот момент каа-сан, кажется, капельку оживает. Начинает суетиться, забирает чашку из его ослабевших рук, щебечет что-то о том, что надо быть аккуратнее, нервно посмеивается, а после как-то легко и беззаботно роняет среди всех этих слов, что да.

Кири-чан поживет у них несколько недель.

Тсуна моргает, снова встречаясь с бирюзовым взглядом брата, в котором ничего толком и не было.

Поживет в его комнате.

Он механически кивает и совсем не отрывает взгляда от Кирино, даже не находя в себе сил спросить, куда переедет в таком случае Реборн, потому что свободных комнат в их доме не было, а диван тот совсем не…

Тсуна моргает снова, осознавая сказанное каа-сан.

О, ладно, временами до него слишком долго доходит.

И, принимая новую чашку от каа-сан, он нервно улыбается, взъерошивает свои волосы и снова косится на старшего брата. Старшего брата, которого не видел целую вечность, совсем не помнит и с которым им придется жить вместе несколько недель. Который не выглядел хоть сколько-нибудь удивленным или беспокойным, по правде говоря, тот выглядел совершенно спокойным, все таким же невозмутимым и капельку безмятежным.

Будто бы ничего удивительного не происходит и все в порядке вещей, да.

Может быть, для Варии в этом и не было ничего удивительного, думает он с нервным смехом и едва удерживается от смешка вслух.

Ками-сама.

Хаято сойдет с ума, когда узнает.