Они вышли из операционной.

— Спасибо, что помогли, Марина, — сказал Барбарин. Вообще он мог позвать любого другого нейрохирурга, но после того сложного случая доверял Нарочинской больше, чем остальным.

Точнее только ей и доверял.

— Пожалуйста, — она приподняла уголки губ. — Интересная операция была.

— Это точно.

Хирурги оказались в приемной.

— Как оно? — встрепенулась Дубровская.

— Удачно, — отозвался Григорий.

Марина, подтвердив его слова кивком, опустилась на скамейку. Барбарин же подошел к автомату с напитками и оплатил два стаканчика. Один протянул Нарочинской:

— Это вам, — увидел вопрос в голубых глазах, и уточнил. — Какао.

Марина благодарно улыбнулась и приняла напиток. Только выпить не успела. Входная дверь хлопнула и в отделение влетела молодая девушка с дредами на голове:

— Григорий Сандрович! — она была в панике.

Барбарин собрался, словно перед прыжком:

— Что случилось, Алёна? — отставил свой стакан на сиденье.

— Славу привезли? — вместо ответа спросила она.

— Что?! — не понял он. — Что со Славкой? — перешел на крик.

— Он со скейта упал на тренировке, ударился головой. Ему скорую вызвали, — у Алёны задрожал голос. — Он мне позвонил, сказал, сюда везут. Я думала уже, — глаза заслезились. — Я из дома.

На лбу Барбарина выступили капли пота, сам он побледнел и стиснул кулаки. И, кажется, не дышал.

— Когда?

— Не знаю, — совсем растерялась девушка. — Может, полчаса назад.

— Какого черта скорая не едет?! Может, не в ту больницу? Нина!!! — рявкнул во всю мощь легких.

Но помощь Дубровской не понадобилась. Двери приемной распахнулись вновь, и в отделении появились фельдшеры, везущие человека на каталке.

Григорий подлетел к ним коршуном:

— Славка!

— Па, — на каталке лежал темноволосый и очень бледный молодой человек, — я не специально. Не волнуйся, — было видно, что ему тяжело говорить, но он продолжал. — У вас же хорошие врачи….

Барбарин сжал его руку:

— Молчи, береги силы, — посмотрел на сотрудников скорой. — Что по клинике?

— Головная боль, рвота, расстройство сознания, светобоязнь, — отчитался фельдшер. — Зрачок широкий слева.

От уверенного голоса Марины Григорий вздрогнул.

— Везем на КТ.

***

Компьютерная томография показала крупную субдуральную гематому.

— Я возьму его, — Нарочинская была собрана и спокойна.

— Но у вас плановая, — попыталась остановить ее Дубровская. — Передайте мальчика Шейнману.

Сказала — и чуть не присела от шипения Барбарина:

— С каких пор вы решаете за хирургов, что им делать, Нина Дмитриевна? Когда вас успели повысить в должности? — Григорий был готов разорвать на кусочки каждого, кто помешает Марине оперировать его сына.

Нарочинская успокаивающе прикоснулась к его ладони и посмотрела на Дубровскую:

— Шейнман занят. А плановая может подождать, в отличие от гематомы, — поймала сомневающийся взгляд регистратора, и уточнила. — Я предупрежу Куликову сама.

Конечно, Лариса дала добро. Но попросила держать в курсе.

***

Когда Нарочинская закончила и оказалась в коридоре, то увидела целую делегацию: помимо Григория и Алёны, ее ждали незнакомые женщина и мужчина и двое одинаковых мальчиков лет десяти.

— Все хорошо, — сразу сказала Марина, — гематома удалена, операция прошла в штатном режиме.

Незнакомый мужчина выдохнул, близнецы радостно переглянулись, Алёна расплакалась, а Григорий резко поднялся со скамейки и порывисто обнял Нарочинскую. Стиснул так, что стало сложно дышать:

— Марина, спасибо! Спасибо вам! — на нем не было лица, а глаза покраснели и намокли. — Спасибо, спасибо! — как заведенный, повторял.

— К нему можно? — резко вступила незнакомая женщина. Вероятно, мать Славы, хотя парень на нее был совсем не похож. Больше на отца.

Нарочинская аккуратно высвободилась из лап Барбарина:

— Пока нет.

Незнакомка нехорошо сощурила глаза и посмотрела на Григория:

— Это из-за тебя! Ты ему во всем потакал всегда! И в скейтборде этом! — прошипела. — И вы, — посмотрела на близнецов, — за ним повторяете! Слава то, слава сё, — скривилась. — Хотим как Слава! Вот ваше будущее, — кивнула в сторону операционных. — Тоже трепанацию хотите?

Дети виновато потупились, а незнакомец попытался ее обнять:

— Света, успокойся.

Она нервно взмахнула руками:

— Да что успокойся! Что успокойся! Я говорила — добром это не закончится! Но нет, — уничижительно глянула на Барбарина, — тебе же виднее! Только непонятно, почему тогда не ты его оперировал, раз тебе виднее?! Как подстрекать — так запросто, а как ответственность — так в кусты? — ее трясло.

— Я не нейрохирург, — напомнил очевидное Григорий. Поняв, что угроза отступила, он заметно успокоился. — Ты же зубы у гинеколога не лечишь.

— Не передергивай! — выплюнула Света.

Он пожал плечами:

— Даже не думал. А еще врачи не имеют права оперировать родственников.

Света перешла на такой фальцет, что у Марины заложило уши:

— А ты ему не родственник! И никогда не был!

Барбарин потемнел лицом:

— Я. Ему. Родственник. И побольше. Чем некоторые, — чеканя почти каждое слово, бросил он и, развернувшись, быстро ушел.

Нарочинская проводила его стеклянным взглядом и таким же стеклянным посмотрела на мать Славы:

— Если вы не прекратите орать, я позову охрану. Нина, — посмотрела на застывшую Дубровскую, — успокоительное выдайте, — Марина подошла поближе к регистратору и шепотом предупредила. — И держите язык за зубами.

— В каком это смысле?

— В том самом. Вряд ли Барбарин будет благодарен, если вы начнете трепаться об услышанном направо и налево.

— Когда это я трепалась? — оскорбилась Дубровская. О том, что она действительно имела привычку перетирать косточки всем подряд, Нина сейчас не думала.

На Нарочинскую это не произвело никакого впечатления:

— Я сказала — вы услышали.

***

Марина все-таки взяла плановую в этот день. Только позже. Благо, пациент оказался беспроблемным и возмущаться не стал. После операции проверила Славу, передала его заступавшему в ночь Хромову и направилась в ординаторскую переодеться.

— Марина Владимировна!

Она обернулась и снова увидела Алёну. Видимо, девушка сидела в Склифе все это время.

— Скажите, как Слава? К нему можно?

— Все нормально, но пока к нему нельзя, — Нарочинская отрицательно покачала головой. Посмотрела в отчаянные глаза на пол-лица и посоветовала. — Алён, шли бы вы домой, отдохнули.

Девушка махнула рукой:

— Да не смогу я отдыхать, — и спохватилась. — Спасибо вам! Мы с Григорием Сандровичем чуть не свихнулись, — помялась, но, вспомнив, что Марина слышала истерику Славиной матери, сказала. — Он Славу усыновил, когда тому четыре года было.

Нарочинская не была уверена, что должна это знать, и очень хотела домой. Но почему-то не смогла остановить Алёну. А та все говорила и говорила:

— Любил и любит его больше матери, не говоря уже о бабке с дедом, — выразительно поморщилась. — Занимался им всегда, в отличие от них. Даже грузинскому беглому научил! Слава сам хотел. Но у Григория Сандровича ничего не было, он еще в меде учился, когда на Светлане женился. Ее родителей это не устраивало, они насквозь богатые и благополучные, — девушка закатила глаза. — И людей на сорта делят. Врачей за людей и вовсе не считают. Устраивали Григорию Сандровичу скандалы. Светлана его защищала первые годы, а потом на их сторону перешла. Так и развелись. Но Григорий Сандрович Славу не бросил! И всегда нам помогает, хотя мы работаем два года уже оба.

Марине показалось, у нее голова опухла от количества единовременно полученной информации:

— Вы не обязаны мне ничего объяснять. А Славе после операции понадобится уход. Даже после выписки. Если не будете отдыхать, не сможете ему помочь.

***

Во дворе Нарочинская увидела Барбарина. Тот сидел на лавке и упирался лбом в руки, собранные в замок. Посомневавшись, Марина подошла ближе:

— Григ Сандрович….

Он медленно поднял голову:

— Что? Что-то со Славкой? — с трудом произнес. Сил совсем не осталось.

— Все хорошо, Хромов посмотрит. Идите в ординаторскую, там поспать можно.

Барбарин помотал головой:

— Я не усну.

— Ну хоть вытянуться сможете на кровати. И там тепло.

Он прилепил на лицо улыбку, только та выглядела неестественной:

— Вы правы. Не в том я уже возрасте, — тяжело поднялся. — Есть риск не разогнуться.