Позади раздался щелчок замка.

      Яков тут же отскочил и развернулся, сжимая револьвер и готовясь в любой момент прицелиться.

      Дверь неспешно отворилась с неприятным, проезжающим по ушам и нервам скрипом. На пороге стоял Немо, который долгую секунду устало смотрел на него, перед тем, как шагнуть внутрь. Тело будто потяжелело в разы от охватившего напряжения, и, наверное, только это сдержало Якова от того, чтобы не наставить оружие.

      — Зачем ты пришел? — прозвучало агрессивно, но он был даже рад: так Немо не заметит его терзаний.

      — А зачем ты убежал? — тот не поддался на провокацию и лишь вопросительно выгнул бровь.

      — Неважно, — зыркнув в сторону, с нажимом ответил Яков. — Я хочу побыть один.

      — Ты что-то скрываешь от меня, — не спросил, а с отчётливым требованием получить ответы заявил Немо.

      Якова вдруг передёрнуло от прошившего ужаса, вместе с захлестывающим ощущением, что его сознание вывернули наизнанку и сейчас пристально рассматривают каждую мысль, чтобы найти то, за что он получит неизбежное наказание.

      «Что он знает? То, что я не падал в обморок? То, что я притворяюсь? Или то, что мне известно, что он сын генерала? Может, он узнал это уже давно и проверял меня всё это время?»

      Сердце било тревогу, разгоняя по крови адреналин, но разум заставил тело заледенеть в страхе неизвестности. В этой ситуации можно поступить по-разному, и броситься в драку — очевидно не самая оптимальная стратегия.

      Поэтому, услышав шаги в свою сторону, Яков просто перестал дышать, убеждая себя дождаться больше информации и поступить рационально.

      «У него нет ни сил, ни оружия, вряд ли он собирается причинять мне вред. Хотя, возможно, он рассчитывает, что я сейчас тоже слаб и уязвим из-за обморока».

      Едва Яков закончил мысль, как на плечо легла тёплая ладонь, заставляя вздрогнуть и резко выдохнуть.

      — Не надо так нервничать, — Немо слегка погладил его плечо указательным пальцем. — Если у тебя есть какая-то проблема, ты можешь рассказать о ней мне. Даже если я не смогу помочь, я могу хотя бы тебя выслушать.

      «Это что… поддержка?..» — неважно, что за этим стояло, у Якова не было ни единой идеи, как на это реагировать. Сглотнув ком, он молчал, надеясь, что Немо сам придумает этому желаемую интерпретацию.

      — Скажи, пожалуйста, почему ты потерял сознание, — участливая, обволакивающая своей мягкостью интонация совсем не подходила контексту вопросов, что мешало и абсолютно не давало поводов начать конфликт и уйти. Немо вёл себя тошнотворно правильно, но Яков не был уверен, что это правда поддержка, а не проверка.

      «Наверняка это ловушка», — эта мысль застряла в голове, перекрывая собой всё остальное, включая идеи, как выбраться из этой ситуации.

      Он почти был готов заставить себя состроить жалобный вид и выжать что-то вроде: «Пожалуйста, оставь меня в покое», но, наверное, это бы откатило их отношения назад, а значит все приложенные ранее усилия потеряют смысл. И ещё в этом было что-то необъяснимо неловкое.

      — Я… не знаю… — рассматривая деревянный плинтус, выдавил из себя Яков.

      — Хорошо, я тебя услышал… — Немо медленно и шумно выдохнул — очевидно, не поверил — и убрал руку. Яков не понял, стало ему от этого лучше или хуже, и напряг мозг до последней клеточки, пытаясь придумать, как перевести тему.

      — А как ты себя чувствуешь? — слишком быстро и недостаточно искренне выпалил он, тут же спохватившись, и уже спокойнее, добавил: — Не сильно устал?

      — Устал, конечно. Но, судя по виду, тебе сейчас хуже.

      «Это всё из-за тебя!» — мысленно процедил Яков, но сдержался от колких комментариев. Вместо этого он мягко, с подчёркнутым намёком ответил:

      — Именно поэтому я хочу побыть один.

      Немо посмотрел с грустью, от которой стало почти совестно, перед тем как выдохнуть:

      — Хорошо.

      Раздался хлопок двери, и голова тут же заныла от звенящей пустоты. Радость от ухода Немо не испарилась, но смешалась с желанием окликнуть и непривычным чувством одиночества. Теперь архив казался неуютным и слишком большим для одного человека. Кончики пальцев до сих пор мелко подрагивали, сжимая револьвер, который ещё никогда не ощущался таким тяжелым. В самом деле, он чувствовал себя таким вымотанным, словно только что пережил настоящую битву.

      «Я сам себя накрутил», — из тысячи мыслей, что успели пробежать за эти пару минут, не сбылось ни одной, но это Якова не успокоило, а напрягло ещё сильнее: сколько бы он ни думал, этого никогда не будет достаточно, чтобы точно просчитать будущее.

      Продолжать вариться в своих мыслях и тем более чувствах ощущалось мучением, и он поспешил в душ, чтобы физически смыть с себя следы этого дня. Затем отправился в кровать и долго ворочался и пытался отгонять неприятные мысли перед тем как уснуть.

***

      Несмотря на долгую ночь, Немо ничуть не выспался. А ливень во время тренировки разбил окончательно. С Яковом они почти не контактировали, и это дарило спокойствие, но в то же время было как-то непривычно и даже одиноко. Зато наконец появилось время обдумать расследование.

      В итоге он пришел к мудрости Диогена: «Я знаю только то, что ничего не знаю». Вопросы накапливались, спутываясь в узлы, которые пока было невозможно развязать. Информации всё ещё слишком мало, а уподобляться Якову и строить теории заговора казалось прямой дорогой не к истине, а к сумасшествию.

      «Ничего не поделать, остаётся только ждать…»

      Этого мышления хватило ненадолго: уже после обеда безделье окончательно доконало Немо, и он пошёл искать Якова, чтобы попробовать хоть что-то узнать.

      Встретить его просто стоящим неподалёку от тренировочной площадки было странно, учитывая, что Яков не любит бездельничать, тем более на улице, поэтому Немо начал разговор с закономерного вопроса:

      — Что ты здесь делаешь?

      Тот помолчал несколько секунд перед тем, как перевести на него взгляд.

      — Наблюдаю за Дорис.

      — Почему?

      — Она какая-то подозрительная в последнее время, — понизив тон и прищурив глаза, загадочно ответил Яков.

      — Даже подозрительнее, чем я? — дёрнув уголок губ, уточнил Немо.

      — Мне кажется, ты ревнуешь, — с хитрой улыбкой промурлыкал он и, не давая времени возмущённо поперхнуться и ответить, продолжил: — Но не волнуйся, за тобой я наблюдаю чаще, чем за кем-либо другим.

      — Кхм… — смущённо кашлянул Немо, давая себе дополнительное время придумать, что сказать: — Даже не знаю, как это воспринимать.

      — У тебя ко мне какое-то дело или ты просто соскучился?

      — Вижу, сейчас у тебя хорошее настроение.

      — Я к тебе милосерден, — снисходительно выдохнул Яков.

      — Спасибо… — скользя взглядом по окружению, Немо пытался сформулировать вопрос о Шульце, но встречался с внутренним сопротивлением, будто эти слова совсем не подходили моменту, в котором они находятся. Моменту, который он сам хотел бы создать. — Как насчет соревнования? — спонтанно заговорил он, кивая в сторону мишеней.

      — Я не дам тебе заряженный револьвер. Особенно, когда мы наедине.

      — Ты уже доверял мне своё оружие, и тогда ничего не случилось. Или ты боишься мне проиграть? — Немо позволил себе это небольшое подначивание, потому что чувствовал, что Яков несерьезен в своих подозрениях.

      — Ты слишком в себе уверен, — тот достал второй револьвер и покрутил его, но когда Немо протянул руку, отодвинул кисть в сторону. — Волшебное слово? — подняв брови, Яков выжидательно посмотрел в глаза.

      — Ты серьезно?..

      Вместо ответа тот приподнял уголок губы в хитрой улыбке. Смиренно вздохнув, Немо прикрыл веки и сказал:

      — Пожалуйста.

      Его ладонь накрыла теплая рука, вкладывая револьвер.

      — Спасибо.

      «Всё-таки я потихоньку учусь его понимать».

      — На здоровье, — протянул Яков, и не успел Немо подумать, как тому идёт такая спокойная улыбка, как позади раздался басистый громогласный голос сержанта Леманн.

      — Яков!

      Вздрогнув, они оба мгновенно вытянулись, как струны, и повернулись.

      — Так точно, мэм!

      Сержант Леманн сначала окатила взглядом его, потом Немо, неодобрительно прищурилась, рассматривая револьвер, перед тем как упереть руки в бока и заговорить:

      — Тебе мало того, что ты сам нарушаешь устав незаконным хранением оружия, так теперь ещё и раздаешь его другим?

      — Я сам его попросил! — голос подскочил от волнения, но эта заминка перестала беспокоить, стоило сержанту Леманн перевести на него суровый взгляд, хмуря брови.

      — Ты Яков?

      — Извините…

      — Мы хотели проверить, кто из нас лучше стреляет… — так почтительно и любезно Яков разговаривал только со старшими по званию, что хоть и демонстрировало, что тот не совсем безнадёжен в коммуникации, в какой-то степени злило, потому что доказывало: может ведь, когда хочет.

      — Вам тренировки не хватило?.. Ладно, делайте, что хотите, только не забудьте убрать за собой, — с этими словами она, махнув сильной рукой, направилась обратно.

      — Спасибо, — Яков вежливо улыбнулся, и Немо неосознанно замер, рассматривая его, так что лишь спустя пару секунд резко моргнул и одёрнул себя.

      — А вы не будете рассказывать командиру? — пытаясь скрыть волнение в голосе, якобы невзначай поинтересовался он.

      — Не буду, — полуобернувшись, бросила сержант Леманн. — Но завтра стреляете в два раза дольше.

      «О нет…» — мысленно простонал Немо, уже предчувствуя, как будут ломить пальцы и гореть мышцы рук. Но зато без головомойки от Вагнера.

      Когда они остались наедине, Немо скосил взгляд в сторону Якова, что всё ещё задумчиво смотрел ей вслед.

      — Извини, что подставил тебя…

      — Ты пытался меня защитить, — тот произнёс это неуверенно, будто не мог поверить своим же словам.

      — Ну да… — он неловко улыбнулся. — Это ведь моя вина.

      — Странный ты, — с улыбкой ответил Яков.

      Они договорились стрелять по два раза с трёх расстояний: сначала с десяти метров, потом с пятнадцати и двадцати.

      Начинал Яков. Тот отошёл на нужное расстояние и, недолго целясь, произвёл два быстрых выстрела. Сразу за ними последовала уверенная улыбка, и её было достаточно, чтобы Немо уже понял результат и повернулся к мишеням просто, чтобы убедиться своими глазами.

      Оба выстрела точно в цель.

      — Проще простого, — довольно протянул Яков.

      У Немо это не вызвало удивления или беспокойства: он знал, что тоже попадёт с такой дистанции. Хотя было странно полагаться на навык, который не помнишь, как получил.

      «Интересно, сколько времени я потратил на тренировки в прошлой жизни?» — задумался он, глядя на мишени, но тут же мотнул головой, отгоняя эти мысли. Стрельба требует сосредоточенности, и если Немо не попадёт с десяти метров, Яков его засмеет.

      Медленно вдохнув через нос, он нажал на курок.

      Улыбка сама расползлась по лицу, когда Немо увидел две круглые дырки в красной точке центра мишени.

      Он тут же повернулся к Якову, который, едва заметно вздрогнув, сразу отвёл взгляд.

      — Хочешь, чтобы я тебя похвалил? — не без сарказма протянул тот.

      — Сделаешь это после моей победы, — легко парировал Немо, отходя в сторону.

      — Тогда этого не произойдет, — пожав плечами, Яков направился к следующей отметке.

      Стоило ему взвести курок, как шутливый настрой рассеялся, оставляя место полноценной, ощутимой издалека концентрации.

      Первый выстрел на сто очков, второй — девяносто.

      — Неплохо, — заметил Немо.

      — Может, нам стоило соревноваться на желание? У меня есть много идей того, что я мог бы заставить тебя сделать, — хитро прищурившись, улыбнулся тот.

      Немо проигнорировал его, вставая на своё место и готовясь к выстрелу. Попадания вышли почти идеальными: девяносто и сто.

      — Так что там насчёт желания? — он не удержался от удовольствия съязвить и посмотреть, как забавно Яков хмурится после его слов, будто его оскорбляло одно лишь предположение того, что тот может проиграть.

      — Не обольщайся. Последний раунд всё решит.

      Первый выстрел — семьдесят, второй — восемьдесят.

      «Он и в самом деле отлично стреляет», — посмотрев на далёкую мишень, Немо сглотнул и подумал, что ему остаётся только надеяться на прошлый опыт и удачу.

      Он так напрягся, что выпал из реальности, и осознал свой первый выстрел, лишь когда услышал свист пули. Девяносто.

      «Попаду выше шестидесяти — и я победил», — с волнительным трепетом подумал Немо, и посмотрел на Якова. Тот нахмурил брови и сверлил мишени таким внимательным взглядом, будто от этого зависела его жизнь. Уже интуитивно приняв решение, Немо, не оборачиваясь на цели, нажал на курок.

      Пятьдесят.

      На несколько секунд Яков застыл с округленными глазами и приоткрытым ртом, словно не верил в увиденное, а затем медленно расплылся в счастливой улыбке.

      — Я победил, — подняв подбородок, гордо промурлыкал он.

      Немо поджал губы, подавляя собственную радость вместе с застрявшей в горле, но очевидно неуместной просьбой разрешить потрепать себя по голове.

      «Почему мне настолько нравится его реакция?» — под кожей покалывало от горячего тепла, что захлестнуло волной и не отпускало, не давая возможности прогнать наваждение и что-то сказать.

      — Поздравляю. Ты молодец, — Немо постарался найти баланс и звучать не слишком счастливым для проигравшего, но в то же время достаточно мягко, чтобы порадовать Якова.

      Эти усилия были явно излишни: тот выглядел таким довольным, что, казалось, не замечал его странное поведение.

      — Всё-таки я лучший стрелок в отряде.

      — Несомненно, — ответил Немо, и они направились к мишеням: празднование празднованием, но нужно убрать пули до того, как их заметят посторонние.

***

      Время отбоя наступило ещё минут двадцать назад, но Немо вопреки уставу, который не то чтобы особо чтут в спецотряде, отчего и он перенял несерьёзное отношение, пробрался на улицу.

      Ночной воздух освежал, и Немо поглубже вдохнул, концентрируясь на том, как мягко он распирает грудную клетку и напитывает чувством свободы.

      Теперь воспоминания о душной спальне, где он был заперт со своими мыслями, что продолжали прокручиваться вновь и вновь, даже когда голова начинала тяжелеть и гудеть от них, казались по-своему далёкими. Он не мог выбросить Якова из головы и боялся рефлексировать почему.

      «Это уже ненормально. Я пугающе часто о нём думаю».

      Это случилось неожиданно, ровно, как и перемена отношения Якова, Немо тоже начал испытывать странные чувства. Казалось бы, всё это не особо важно, но шли дни, а он вместо того, чтобы привыкнуть к поведению Якова, всё сильнее увязал. Увязал в своем волнении, в этих мыслях, в попытках наконец понять его и сблизиться. Но зачем? С этими мыслями Немо зашагал вперед, словно хотел физически оказаться как можно дальше от источника своих переживаний.

      «Я никуда не убегаю, просто хочу настроиться на расследование», — убеждал себя он, наматывая круги у радиорубки и стараясь не смотреть в сторону тренировочной площадки: она слишком ярко напоминала о нынешнем соревновании, а соревнование — о Якове.

      «Ну вот, снова я о нём думаю».

      Повернув за угол и увидев в черноте тени знакомую фигуру, Немо подпрыгнул на месте.

      «У меня начались галлюцинации?!»

      — Испугался? — металл револьвера блеснул, поймав свет луны. Голос звучал слишком реально для игры воображения, что по-своему успокоило: он хотя бы не сходит с ума. — Думал, получится скрыться от меня? Чем ты здесь занимаешься? Пытаешься сбежать? Или связаться с сообщниками?

      — Просто гуляю…

      — И без меня?

      — Э?.. — игривая интонация мгновенно выбила из равновесия, заставляя смутиться и запутаться в своих же мыслях. — Что это значит?..

      — Да ничего, — беззаботно пожав плечами, Яков шагнул из темноты и попал под яркий свет луны. Немо мгновенно отвернулся. — Ты ведёшь себя как-то странно сегодня, — не нужно было смотреть ему в глаза, чтобы ощущать, как Яков взглядом ощупывает его, заставляя замереть каждой клеточкой и даже задержать дыхание в иррациональном волнении, что тот узнает нечто настолько тайное и важное, что этого не понимает сам Немо.

      — Не знаю… — едва ли он надеялся, что такой ответ удовлетворит подозрительность Якова, но другого у него попросту не было.

      — Не хочешь говорить мне правду?

      — Я сам не знаю, что происходит, — и это была правда: начиная с честного признания непонимания собственных внутренних процессов, заканчивая интонацией, в которой читался испуг перед этим.

      Яков замолчал, вероятно, всё-таки сохранив способность чувствовать чужую искренность.

      — В любом случае, будет лучше, если ты не будешь хранить от меня секретов, — примирительно заявил тот. — А я в свою очередь постараюсь дать или помочь тебе найти ответы на твои вопросы.

      — Тебя это тоже касается, — с намёком заявил он, чувствуя возможность вывести Якова на откровенный разговор, и наконец-то повернулся к нему, чтобы в следующую секунду мгновенно замереть, пока из головы испарились любые мысли.

      Лунный свет ложился на волосы серебряным поблескиванием и ярким свечением на кожу, выбеливая ее, от чего глаза становились насыщенно чёрными — темнее, чем тень или небо, или что-нибудь ещё — одновременно бездонными и пустыми, так, что непонятно, живое ли существо перед ним. Эта призрачная аура рассеялась, лишь когда Яков моргнул, вздрогнув ресницами.

      Неосознанно затаив дыхание, Немо смотрел на это и понимал, что чувствует что-то необычное, заведомо определённое как неправильное, и через силу сглотнул, пытаясь отделаться от оцепенения.

      — Хочешь что-то сказать? — спустя секунд десять — по ощущениям это была долгая минута — немых гляделок Яков заговорил, разрушая по-своему волшебную тишину.

      — Ты выглядишь очень красиво, — с губ сорвалось именно это по той простой причине, что других мыслей у него и не было, ровно как и способности думать сейчас о чём-то другом.

      Яков поднял брови и на короткий миг, который Немо запечатлел и растянул в своей памяти, выглядел пойманным врасплох и очаровательно потерянным, и уже потом отвёл взгляд и улыбнулся, но не растянув губы, как обычно, а всем лицом, так что под глазами легли маленькие морщинки, а на напряженных щеках проявилось что-то вроде ямочек.

      — Спасибо, — прозвучало мягко и насквозь довольно.

      «Удивительно, но он бывает и таким…» — ему пришлось закусить щёки, пытаясь сдержать слишком широкую — слишком откровенную улыбку, чтобы не сделать этот момент ещё более неоднозначным.

      «Стоп… Если это его искренняя улыбка, то сколько раз за наше знакомство он улыбался по-настоящему?» — проматывая все воспоминания связанные с Яковом, Немо мог вспомнить лишь несколько моментов, когда видел на его лице что-то подобное. От этого стало как-то не по себе: одновременно жутко и грустно, но в то же время приятно, что причиной его улыбки чаще всего был именно он.

      — Давай пойдём на кухню, пока нас здесь никто не заметил, — концентрируясь на том, что голос Якова звучит спокойнее и теплее обычного, Немо не сразу уловил сам смысл его слов и ответил только спустя пару секунд:

      — Да… Хорошо.

***

      — Сколько тебе лет? — глядя, как Яков сгибает кисть, осторожно наливая кипяток в чашку, Немо вдруг вспомнил, что не знает даже его возраста.

      После небольшой паузы тот поставил чайник на стол и посмотрел на него.

      — А сколько дашь?

      — Ну… Восемнадцать? — Немо нравилось верить, что они ровесники, хоть эта мысль ощущалась по-своему необычно.

      — Почти, — отведя взгляд, ответил Яков.

      — Девятнадцать?

      — Нет.

      — Семнадцать?.. — с сомнением спросил он.

      — А чему ты так удивляешься? — взмахнув рукой, тот внимательно посмотрел на него.

      — Ты выглядишь старше своего возраста.

      «Хотя иногда он ведёт себя, как ребёнок».

      Яков усмехнулся с гордостью, но в этом выражении проскользнула едва заметная горечь, вероятно, за навсегда утраченным детством и беззаботностью.

      В то же время Немо умилял тот факт, что Яков скорее всего младше него, но признаваться в этом точно не стоило, поэтому он уткнулся в чашку, пряча улыбку.

      — А когда у тебя день рождения? — Немо решил перевести тему и одновременно воспользоваться шансом узнать о нём немножко побольше.

      — А зачем ты спрашиваешь?

      Подозрение в голосе оставило на языке привкус разочарования. Он надеялся, что они стали ближе, но Яков, как обычно, спустил Немо на землю.

      — Хочу не забыть поздравить тебя с совершеннолетием, — набравшись терпения, мягко ответил он.

      — Дожить бы до него ещё, — расслабленно отпивая чай, бросил Яков.

      — Я серьезно.

      — Я тоже.

      — Какой подарок ты бы хотел? — игнорируя сарказм, Немо не оставлял намерение узнать хотя бы что-то.

      — Говоришь так, будто у тебя есть деньги, — усмехнулся Яков. — Учти, то, что Дорис не заметила, что ты ее обобрал, не означает, что можно безнаказанно продолжать воровать у других.

      — Прекрати, — нахмурился он. — Я не специально, и я надеюсь скоро вернуть себе память и стать свободным человеком.

      Яков вздохнул, понимая, что Немо не хочет разделять шутливый настрой, и уже серьёзно ответил:

      — Я тоже на это надеюсь. Если ты поможешь мне выпутаться из этого всего, я буду считать это лучшим подарком на все дни рождения вперед, — сердце сжалось от искренности в этих словах. Немо редко слышал его таким, из-за чего подобные моменты воспринимались особенно чувственно.

      — И чем я могу тебе помочь?

      — Рано пока об этом говорить.

      Мимолётная откровенность растаяла и испарилась так же быстро, как и появилась, и он бы соврал, сказав, что это ничуть его не расстраивает.

      — Я сделаю всё, что в моих силах, — устало выдохнул Немо, уже не надеясь на продолжение разговора.

      Яков молча отложил чашку, подошел и с хитрой улыбкой, по-птичьи склонив голову и заглянув в глаза, положил руку ему на макушку.

      — Шестого мая. Если забудешь, я тебя не прощу.

      — Не забуду, — с неконтролируемой радостью в голосе ответил Немо, мысленно закарбовывая эту дату, чтобы за девять месяцев она ни в коем случае не потерялась.

      Улыбнувшись чуть шире и слабо потрепав по волосам, Яков убрал руку и уселся на свой стул, провожаемый цепким взглядом, и лишь когда тот обхватил пальцами ручку чашки, Немо вспомнил про чай и отпил его скорее автоматически, чем из настоящей жажды.

      Он обводил взглядом худую фигуру напротив, что сидела, скрестив ноги и подперев ладонью щёку, казалось бы небрежно, но в то же время в этом было что-то грациозное, вызывающее нежность и восторг. Спустя какое-то время молчаливого любования Немо поймал себя на мысли, что хотел бы обнять его.

      — Чего ты на меня так смотришь? — словно каким-то чудом прочитав его мысли, тут же спросил Яков. — Что-то замышляешь?

      — Нет, я просто посмотрел на тебя, — Немо неловко отвёл глаза на чашку, будто ему чрезвычайно интересно рассматривать её примитивные геометрические узоры, но даже так взгляд соскальзывал к аккуратным пальцам, что обхватывали ее, плотно обтянутые чёрной тканью, из-за чего казались ещё более тонкими и изящными.

      — Не ври, — хмуро бросил Яков. — Ты пялишься уже минут пять. Пытаешься проделать во мне дыру взглядом, но учти, что и я могу проделать дыру в тебе, — покрутив револьвер на пальце, тот усмехнулся, довольный своим каламбуром.

      — Не надо ничего во мне проделывать, я просто задумался.

      — И о чём думает наш шпион? — с ощутимым подозрением спросил Яков, и Немо внутренне вздохнул, осознавая свою ошибку: чем сильнее он будет пытаться что-то скрыть, тем большую угрозу тот почувствует и тем более рьяно будет докапываться до правды.

      — Я думал о том, что хотел бы обнять тебя, — он старался держать голос ровным и невозмутимым, словно это — самая будничная вещь в мире, за которую ему ни капли не стыдно.

      — Что?..

      Мгновенно смутившись недоумённой реакции, Немо поспешил оправдаться:

      — Ну, то есть, — он сделал паузу, чтобы судорожно глотнуть воздух ртом, — я вдруг почувствовал благодарность за всё, что ты делаешь для меня… За расследование и за… доверие…

      Немо отвёл глаза в угол и немного отвернулся, пытаясь спрятаться от пристального немигающего взгляда. Тишина затянулась, и он поднялся и поставил чашку на раковину, давая себе несколько секунд, чтобы отойти от волнения, перед тем как обернуться и снова быть вынужденным держать маску спокойствия.

      — Это звучит подозрительно, — заключил Яков.

      — Именно поэтому я не говорил об этом.

      Помолчав ещё несколько секунд, тот нахмурился и беззлобно хмыкнул, но затем на губах возникла хитрая усмешка:

      — И часто ты об этом думаешь?

      Ответ на этот вопрос возник так ошеломляюще быстро, что ощущался, как пуля в лоб.

      «Всегда».

      Последние дни это неочерченное в мысль желание постоянно крутилось в голове, всплывая иногда на поверхность и перетягивая на себя внимание, но в какой-то момент это чувство стало настолько естественным, что он привык испытывать его, каждый раз, когда видел Якова, и отодвинул эти размышления в дальний угол. Разумеется, это совсем не то, о чём следует говорить, поэтому он рискнул приврать:

      — Иногда…

      — Уклончивый ответ. Я мог бы позволить тебе обнять меня, но это слишком небезопасно.

      — Почему?.. — как бы невзначай поинтересовался Немо, хотя едва ли надеялся на то, что это возможно. Что он сам готов к этому.

      — Хоть ты и кажешься безоружным, кто знает, какие у тебя истинные намерения.

      — Я бы ни за что не причинил тебе вреда.

      — Ты говоришь об этом слишком уверенно для человека, который даже не знает, кто он такой, — задумчиво склонив голову, сказал Яков.

      — Да, может, я не знаю, кто я такой, но сейчас ты для меня товарищ.

      «Или уже не совсем товарищ…»

      Тот выглядел озадаченным его словами, но Немо было приятно чувствовать, что к ним прислушиваются и пытаются понять, а не заведомо отвергают, как неправду.

      — Это странно, — без тени задумчивости или издевки Яков констатировал это, как факт, и вкрадчиво подошёл, ощупывая взглядом.

      Когда между ними осталось меньше полуметра, конечности занемели, а дыхание предательски перехватило.

      — Кажется, ты безоружен.

      Сердце подпрыгнуло и комом упёрлось в горло — способность говорить покинула его катастрофически не вовремя, когда Яков смотрит на него с немым вопросом о разрешении или, скорее, уверенности в своём желании.

      Прошло несколько гулких ударов в груди, прежде чем тот, хмыкнув, окончательно сократил дистанцию и прижал за талию одной рукой, а второй вдавил дуло револьвера в затылок. Щёлкнул курок.

      — Вперёд, если не боишься, — с вызовом усмехнулся Яков, выдыхая на ухо.

      Неуклюжими в своей жадности движениями руки сами обняли его в ответ, пока мозг отключился от перегрузки сенсорной информацией: температура тела, размеренный стук сердца, шелест и тепло дыхания, которое щекочет до боли напряженную от мурашек шею, холод металла, что упирается в нее, еле уловимый приятный аромат волос и терпкий запах кожи. Под сердцем, которое стучало настолько, что тело горело, посасывало до тянущей боли, а сознание замерло, сжавшись до единой, бесконечно плотной и физически осязаемой мысли, что он не хочет его отпускать.

      — Ты там не умер? — спустя минуту, что казалась одновременно мгновенной и бесконечной, Яков прервал тишину насмешливым вопросом.

      Нехотя, Немо с ощутимым усилием расцепил одеревеневшие руки, и лишь теперь полноценно выдохнул, позволив себе вздрогнуть. По-хорошему стоило что-то ответить, но в опустевшей голове не звучало ничего, кроме почти до головокружения сильного шума крови.

      — Доволен? — Яков с хитрой улыбкой рассматривал его, будто вопрос был чисто риторический, и Немо не сомневался, что всё и правда было видно по его лицу.

      Язык еле отлип от нёба, и он заставил пересохшее горло сглотнуть, заново вспоминая, как разговаривать:

      — Зачем ты это сделал?

      — Оказываю тебе маленькую услугу, — бархатная интонация спазмом сводила внутренности, вынуждая впиться ногтями в ладонь в попытке перекрыть эти ощущения. — Как говорится: мне несложно — тебе приятно.

      — Спасибо…

      Немо был безмерно себе благодарен, что не успел вылить чай, и может теперь уткнуться в чашку, избегая неловкого разговора. К счастью, дальше всё прошло без происшествий: они закончили чаепитие, и Немо вернулся в спальню, пока Яков остался мыть посуду. Хотелось бы проявить благовоспитанность и предложить помочь, но желание сбежать победило.

      Таким образом подошёл к концу, пожалуй, самый эмоционально насыщенный день в его новой жизни.

***

      Яков уронил тяжелую, словно налитую свинцом голову на подушку. Свежая постель отдавала приятной прохладой, но на контрасте это лишь заостряло чувство усталости.

      Стоило закрыть глаза и попытаться расслабиться, как его охватывало беспокойство.

      Немо обнял его сегодня. И хоть Яков сам позволил этому случиться, ощущения последствий лавиной накрыли его только потом — ровно в ту секунду, когда он, отправив Немо спать, остался один — и с тех пор так и не отпускали.

      Он не был готов настолько сближаться, и сейчас собственные действия казались позорными и опрометчивыми, а Немо тошнотворным в своей непрошенной нежности, словно тот ядовитым испарением въелся под кожу, от чего Якова выворачивало изнутри в попытках изгнать эти ненужные и пугающие чувства и откатить всё обратно.

      «Неужели ты думаешь, что поступаешь правильно, отвергая любые попытки проявить к тебе заботу или внимание?» — эти слова с неприятным бряцанием скребли под рёбрами, иглами впивались в клетки мозга, вынуждая нейроны болезненно пульсировать, вновь и вновь прокручивая их в сознании.

      «Да, правильно! С какого перепуга я должен доверять им? Привязанности нужны только слабакам, которые не умеют сами справляться со своими проблемами».

      Воспоминания о разговоре в архиве обжигали стыдом за собственную уязвимость в глазах Немо. Неужели он выглядел настолько жалко, что тот решил дать поддержку? Ему?

      «Я бы хотел тебя обнять», — всплыло в голове с неприятно совершенной точностью, подчёркивая то, как сильно этот момент врезался в память, а следовательно был значимым.

      «Какого чёрта? Он считает меня слабым?!»

      Сердце колотилось настолько оглушительно, что от его стуков потряхивало, точь-в-точь землю, что дрожит от происходящих под ней смещений горных плит.

      «Этот идиот меня не понимает. И никогда не сможет понять», — заключил Яков и глубоко вздохнул, пытаясь утихомирить гнев.

      Злость была одной из единственных эмоций, которая умела его подчинять и заставлять действовать наперекор разуму в моменты своих вспышек, и даже потом, как пепел после взрыва, оседала внутри и облепляла раздражением: вроде бы неощутимым, но неизменно проявляющимся в любом действии.

      Яков медленно вдыхал и выдыхал, концентрируясь на потоке воздуха, пока в сознании укладывалась мысль, что деваться некуда: как бы его не выводило из себя отношение Немо, фактически жалость и доброта играют ему на пользу.

      «Пускай фантазирует себе, что мы друзья или что-то такое, в конце концов я выйду победителем, — на фоне сладких грёз об относительно свободной и безопасной жизни вся эта ситуация казалась едва значительной. — Такие маленькие неприятности всего лишь тернии на пути к моему великому будущему».

      Эта мысль держала хорошее настроение где-то минуту, перед тем как оно растворилось в бездонном, словно океан с пекущим привкусом соли, напряжении. Словно из него вытравили умение мечтать.

      И это логично: сценарий, где всё закончится хорошо, выглядит как результат фантастического стечения обстоятельств, в то время как слишком много вещей находятся вне его контроля и могут пойти не по плану, разрушив всё.

      Подскочив в неожиданном порыве паники, Яков перегнулся через кровать проверить на месте ли сейчас Немо. Он чётко помнил, как тот вошёл и лёг на свою кровать, но охватившая паранойя была такой сильной, что проще проверить это на деле, чем пытаться успокоиться самому.

      Ожидаемо, Немо, как любой другой счастливый человек без бессонницы, спал, обнимая одеяло. Пальцы напряглись и с силой сжали изголовье кровати, за которое он держался: что-то в этом излишне смазливом для сына генерала лице отзывалось в груди неприятным в своей жгучести чувством.

      Находиться в душной спальне стало невыносимо, и он спрыгнул с кровати, ещё даже не решив, куда именно направится.

      Побродив по коридору какое-то время, Яков засел в библиотеке. В том, чтобы находиться в окружении огромного количества книг, вдыхать запах старой бумаги в компании только лишь заливающего комнату лунного света было что-то романтичное.

      Правда, стоило плюхнуться на стул, как тело сковала усталость, словно к каждой конечности прицепили многокиллограммовую гирю. Сухие глаза закрылись сами по себе, погружая в заполняющий всю тишину гул в голове, будто весь организм вдруг решил напомнить, что идут вторые сутки без сна, и это стоит исправить как можно скорее, так как уже через несколько часов придётся вставать на утреннюю тренировку, и Якову становилось плохо от одних лишь мыслей о ней. Перспектива потерять сознание от переутомления казалась более чем реальной, что усиливало безнадёжность, а это в свою очередь отгоняло сон ещё сильнее, от чего разрасталось внутреннее напряжение, что как раз мешало уснуть…

      «Создателю нужно придумать функцию безопасного выключения сознания», — прислонившись головой к холодному дереву стола, подумал он.

      Следующий час не прошёл — протянулся в грузных, но смешанных размышлениях, которые все однако сводились к простому: «Мне нужно поспать». Сил подняться и вернуться в кровать не было, ровно, как и смысла этого делать. Яков знал, что бессонница не испарится волшебным образом, если он будет лежать на мягкой подушке вместо стола, который теперь ощущается тоже удобным, по крайней мере достаточно комфортным, чтобы не хотеть поднимать с него голову.

      Сделать это однако пришлось, когда раздался скрип двери. От страха он мгновенно подскочил, чтобы тут же обессиленно вздохнуть, увидев на пороге Немо.

      — Что ты здесь делаешь? — голос получился слабее, чем ожидалось, и Яков вмиг напрягся от чувства злости, выпрямляя спину и стараясь смотреть как можно более угрожающе, чтобы Немо ни в коем случае не вздумал снова поиграть в психотерапевта.

      — Я проснулся и увидел, что тебя нет.

      — А ты не можешь без меня спать? — в этот раз получилось по-настоящему едко, но Немо проигнорировал это и обвёл его обеспокоенным взглядом, заставляя вздрогнуть в попытке стрясти с себя это ощущение.

      — Почему ты здесь сидишь?

      — Очевидно, я не могу уснуть, — почесав пальцем под глазом, Яков сам удивился тому насколько глубокие у него круги от бессонницы и задумался зачем рассказывает сейчас о своем уязвимом состоянии.

      Немо несколько секунд думал над ответом, что успокоило:

      «Видимо, спросонья он тоже соображает медленнее обычного».

      — Может, тебя что-то беспокоит?

      — Меня беспокоишь ты, — с неприкрытой пассивной агрессией огрызнулся он.

      — Правда? — Немо округлил глаза и спросил это с таким искренним, немного виноватым удивлением, что Якова уколола совесть. — Почему?..

      — Ты подозрительный, — тон непроизвольно смягчился. — Я постоянно думаю о том являются ли твои действия искренними, и какие мотивы за ними стоят.

      Немо взглянул на него с почти нежным сочувствием, от которого покоробило.

      — Тебе не стоит настолько сильно из-за меня беспокоиться… Разве я настолько угрожающий?

      — Не угрожающий, а подозрительный, — раздражённо уточнил он.

      — Хорошо… — примирительно заявил Немо. — Что мне сделать, чтобы ты перестал считать меня подозрительным?

      — Перестань врать мне.

      — Но я не вру! — поразительно экспрессивно для недавно проснувшегося человека воскликнул тот. — Ты уже знаешь обо мне всё… Ну, из того, что я сам о себе знаю.

      — У меня есть чувство, что ты что-то скрываешь от меня. Ты ведешь себя странно в последнее время. Подозрительно заботливо.

      — Я же уже говорил, что пытаюсь сблизиться с тобой, — медленно и осторожно, словно взвешивая каждое слово, чтобы не сболтнуть лишнего, ответил Немо.

      — Ага, но так и не объяснил зачем.

      — Ну… — Немо неуверенно покосился в сторону, заставляя насторожиться. — Можно сказать, ты мне нравишься.

      — Нравлюсь? — вырвавшись из легких, это слово обожгло изнутри. — В каком смысле?

      — В том смысле, что я хочу быть с тобой ближе. Если ты тоже этого хочешь, конечно.

      Шестеренки в голове застыли и не хотели двигаться: двое суток почти без сна точно плохо сказывались на когнитивных способностях. Яков смотрел на него пустым взглядом, слегка приоткрыв рот.

      — Я не знаю. Мне тоже хочется узнать тебя получше.

      — А если бы ты на сто процентов знал, что я не шпион, не лжец, что я хорошо к тебе отношусь и не собираюсь тебя предавать, то что тогда?

      — Тогда ты бы мне нравился, — осознав, что он сказал, Яков спохватился нацепить злую ухмылку и саркастично добавить: — Но это слишком невероятный сценарий.

      — Почему невероятный? Сейчас из этого неправда только первое. Но я не собираюсь сдавать тебя Вагнеру.

      — Ты звучишь неуверенно, Немо. В конце концов, собственная безопасность будет для тебя важнее.

      — Это… — тот замер на секунду, чтобы потом полушёпотом закончить предложение: — естественно.

      — Разумеется. И пока я не уверен, что, узнав всю правду, ты решишь быть на моей стороне, я не могу тебе доверять.

      Хоть Яков так и говорил, он по непонятной для самого себя причине намеренно тянул с тем, чтобы раскрыть Немо правду.

      «Почему я не могу перестать беспокоиться, думая об этом?»

      Предположение, что, возможно, он боится, что Немо разочаруется в нём или даже начнёт ненавидеть, витало над сознанием назойливой мухой, но Яков отказывался признавать это, демонстративно высмеивая эту мысль.

      Разумеется, он не боится, что всё пойдет не по плану, и тем более не боится потерять какое-то хорошее отношение. Даже если это первый человек, который так поступает.

      И всё же на душе не переставали скрести кошки, а сил решиться на раскрытие каждый раз не хватало, от чего приходилось переносить его вновь и вновь, ругаясь на собственную нерешительность.

      — Что ж… Не думал, что скажу это, но тебя можно понять. Но если ты всё равно не можешь доверять мне, пока не узнаешь, что будет дальше, то в чем смысл размышлений о моей подозрительности? — Немо не понимал суть, но это было гораздо лучше, чем если бы тот копал в сторону его настоящих чувств.

      — Глупый вопрос. Мне нужно быть готовым к любому будущему, а так же знать, как относиться к тебе сейчас.

      — Невозможно просчитать такое туманное будущее. Относись ко мне исходя из своих искренних чувств… Так будет правильно, я думаю.

      Якову казалось, что с ним заговорили на другом языке. Не имея сейчас сил осмыслять услышанное, раздрабливая на кусочки, он ощущал, как эти слова впитываются куда-то внутрь.

      — Я испытываю к тебе противоречивые чувства, — Яков решился сказать почти правду в надежде, что диалог как-то поможет это распутать. Он и правда устал думать об этом в одиночку. — Поэтому не знаю, как относиться.

      — Может из-за того, что ты испытываешь ко мне противоречивые чувства, ты так усердно пытаешься найти логический ответ?

      Слова очертили и укололи ту самую часть, что он скрывал, и Яков почувствовал себя постыдно разоблаченным: неужели Немо настолько проницательный?

      «Просто я был слишком откровенным», — остудил его внутренний критик.

      — Ты сегодня чересчур умничаешь, — напустив безразличия, якобы отшутился он.

      — Отбираю твой хлеб.

      Яков мучительно зевнул: организм видимо снова решил напомнить о человеческой потребности спать. Немо тем временем подошёл и опустился на стул рядом.

      — Так что я могу для тебя сделать?

      Яков обхватил его лицо руками и приблизил к себе, вглядываясь в глаза: округлые, потерянные, смотрящие на него с тонкой, но ощутимой нежностью.

      «Можно ли такое подделать?»

      — Обещай, что никогда не предашь меня.

      — Обещаю… — его голос вздрогнул, и в этой дрожи было что-то неподдельно искреннее, что заставило перестать сомневаться, пусть всего лишь на короткий миг, перед тем, как Яков, слепив пекущие глаза, отпустил его и улёгся на плечо.

      — Тебе стало легче? — раздалось над ухом, и Яков усмехнулся.

      — Конечно, нет. Это всего лишь слова. Они не имеют никакой фактической ценности.

      — Это не так. По крайней мере для меня такие слова имеют вес, ведь в них заложены настоящие чувства.

      — Чувства, обещания… — зевая, протянул он. — Это работает только в сентиментальных книжках.

      — Ты не веришь в то, что люди могут быть важны друг другу?.. — с неподдельным опасением спросил Немо, и Якову стало почти смешно: похоже, тот преувеличивал его проблемы с доверием. Хотя в каком-то смысле так даже лучше.

      — Разумеется, могут. Но как только дело касается собственной безопасности, это перестает быть настолько важным и становится разменной монетой в борьбе за выживание. Ты сам видишь, что происходит вокруг: война, интриги… Все пытаются использовать друг друга и добиться своих целей. В такой ситуации только дурак будет полагаться на такие ненадежные вещи, как эмоциональные связи.

      — У людей бывают разные приоритеты.

      — Это правда. Для меня безопасность — высшая ценность, поэтому я буду думать и поступать таким образом, чтобы достичь ее.

      Немо тяжело вздохнул, и за то время, что он молчал, Яков почти уснул.

      — Отнести тебя в спальню? — вопрос прозвучал, как раз когда голова уже кружилась перед тем, как потухнет сознание.

      На секунду его охватил соблазн согласиться, но вдруг он понял, что совсем не хочет возвращаться в холодную кровать.

      — Я останусь здесь.

      «Если он задаст хотя бы один дурацкий вопрос, я не выдержу и пристрелю его».

      — Хорошо.

      На лицо наползла расслабленная улыбка, и он снова закрыл глаза, погружаясь в теперь настоящий сон.