Немо смотрел на пустующий коридор, не понимая, что делать с ушатом вываленной информации. С каждой секундой сердце билось всё быстрее и тревожнее, пока к горлу подступал ком.

      Он сомневался, что Яков предал его, но это не мешало волноваться. Беспокойные мысли роились и путались под давлением спешки, но выбора ведь не было? Словно в тумане, Немо достал документы из архива и спустился в подвал.

      Стоило войти в помещение, как настороженные взгляды устремились к нему, а голоса стихли, уступая место напряженной тишине. Её разрушил только стук сапог, когда Яков подошел, и они взглянули друг на друга, улыбаясь нервно и крайне неубедительно.

      «Я знаю, что мы оба боимся, но кому-то нужно заговорить первым», — так звучал их безмолвный диалог.

      Наконец Яков приложил кулак ко рту и тихо кашлянул, привлекая внимание, которое и без того было приковано к ним.

      — Что ж, пускай сначала Немо всё о себе расскажет, а потом ответит, почему расследует именно это преступление.

      — Предлагаешь начать с меня?!

      — У нас нет времени препираться, — строго, но беззлобно ответил Яков. — Мы собираемся помочь в обмен на твою откровенность. По-моему, это более чем справедливо.

      Все высказались по очереди, пытаясь убедить его. Немо не мог сказать, что не чувствовал к спецотряду никакого тепла или доверия, но их ободряющие речи ощущались, как попытки разогреть остуженную комнату одной свечой. Яков молча следил за ними с непривычно растерянным выражением лица, будто не знал что сказать, хотя, пожалуй, именно его слов ждали больше всего.

      — В общем, я не могу рассказать вам всю правду.

      Внезапно ладонь Якова опустилась на плечо и слегка сжала его. Не успел Немо отреагировать, как тот приблизился губами к уху и прошептал:

      — Послушай, Немо, доверие — это обоюдоострый меч, — уже с первых слов его поразило то, как проникновенно это прозвучало. — Если ты не сделаешь первый шаг, мы с ребятами не сможем открыться тебе. Я понимаю: тебе сложно решиться на подобный риск, но я обещаю, что мы не навредим тебе… По крайней мере, первыми, — Яков немного отстранился и посмотрел в глаза со сложным выражением лица. Несмотря на то, что между ними было сантиметров десять, он все ещё не мог до конца понять, о чем говорил этот взгляд. Если считать глаза зеркалом души, то душа Якова была спрятана в потемках или таилась под чёрным занавесом. — Ты веришь мне?

      — Хотел бы верить… — вырвалось тихо, едва слышно, но в то же время запредельно искренне.

      — О чём вы там шепчетесь? — в устоявшейся почти интимной тишине даже негромкий раздраженный голос Хельги заставил вздрогнуть.

      Яков опустил голову и окончательно отстранился. Немо охватила грусть, но вместе с ней облегчение: только сейчас он позволил себе вдохнуть.

      В воздухе вновь повисла тишина. Все ждали правды, но никто не хотел делиться ею первым. Яков посмотрел на него с трогательно-просящим выражением, и Немо отвёл взгляд оттого, как сильно защемило в груди.

      «Я так не могу… Но у меня же всё равно нет другого выбора, верно? Что, если они правда смогут мне хоть чем-то помочь?»

      Поколебавшись ещё немного, он набрал в грудь побольше воздуха и заговорил:

      — Давайте договоримся: об этом никто не должен знать, хорошо?

      Услышав это, Яков довольно и хитро улыбнулся.

      — Мы будем молчать. И тебя это тоже касается, Немо, — без лишних слов тот крутанул в руке револьвер.

      Он проигнорировал бессмысленную угрозу и прикрыл глаза, собираясь с мыслями: нужно было не только подобрать правильные слова, а ещё и переступить через сдавливающий горло страх.

      Начало давалось тяжело, но в итоге Немо рассказал всё о расследовании и своем шпионаже. К приятному удивлению, реакция оказалась не такой уж и негативной.

      Однако это был далеко не самый страшный секрет.

      — Дело в том, что я… дезертир, — последнее слово пришлось буквально вытолкнуть из груди, преодолевая панику, чтобы та нахлынула с новой силой, стоило увидеть шокированные лица товарищей.

      Особенно потрясенным выглядел Яков. Вытаращив глаза, тот застыл в выражении ужаса, так что на контрасте с этим оцепенением было заметно даже то, как мелко подрагивали его плечи.

      «Почему он так напуган?!» — сердце болезненно сжалось, и Немо уже набрал воздух, чтобы извиниться, как тот пришёл в себя и выдернул листовку из его рук.

      Яков бегал глазами по строкам с такой сосредоточенностью, что, казалось, не замечал ничего вокруг. Немо хотел заговорить с ним, но отвлёкся на разговоры с другими. Нужно было попытаться оправдать себя до того, как о нём начнут думать слишком плохо.

      Вдруг спустя какое-то время Яков заявил о том, что документ поддельный. Сначала Немо считал это слишком хорошим раскладом, чтобы быть правдой, но уверенные объяснения постепенно убедили его.

      — Но… — облегчение неохотно разливалось по ещё холодным от страха внутренностям, — кто я тогда такой?..

      Яков беззаботно улыбнулся и положил руку на плечо.

      — Не волнуйся, я уверен, что и в прошлой жизни ты был таким же хорошим и порядочным человеком, как сейчас.

      Эти слова лились в уши тёплым мёдом, но рациональная часть отказывалась так просто отвергать сомнения.

      — Почему ты так думаешь?.. Может… Может, я правда был преступником. Неужели ты не допускаешь такого варианта?

      «Может, Яков просто пытается льстить мне, чтобы заручиться помощью? Или… он знает, кто я на самом деле?» — эта мысль на секунду напугала его, но затем Немо успокоился осознанием невероятности такого развития событий.

      — Разумеется, допускаю, — нахмурился Яков, будто его оскорбило такое предположение. — Если бы ты был сбежавшим преступником с нашей стороны, тебя бы уже обнаружили. А если ты натворил дел на той стороне, — хитрая улыбка очевидно намекала на листовку о розыске, — нас это не касается, — он миролюбиво закрыл глаза.

      «Яков прав… Из-за нервов я начинаю параноить…» — впрочем, понимание необоснованности тревоги едва ли помогало с ней бороться.

      — Немо хотел сказать, что ты ведёшь себя подозрительно адекватно, — бросила Руф и, поймав его взгляд, тыкнула в Якова большим пальцем и добавила: — Эй, что ты с ним сделал?

      Немо неловко улыбнулся и пожал плечами.

      «Если честно, я сам до сих пор не понял, как наладились наши отношения».

      Пока Яков излагал суть обмана Вагнера, пришлось солгать Оливеру про печати, чтобы выгородить его, за что поймал благодарный взгляд и слабую, но всё равно дорогую улыбку. Затем они наконец приступили к расследованию.

      Трудности возникли с самого начала: Яков отказывался так просто признавать, что убитым был именно Бернард Шульц, и Немо даже успел поверить в его теории, пока Элиас окончательно всё не разъяснил.

      Следующим вопросом стал мотив преступления.

      — Это была месть, — несмело предположил Немо, разглядывая Якова в ожидании подтверждения или опровержения своих слов. Но тот никак не изменился в выражении и, сощурив глаза, бесстрастно ответил встречным вопросом:

      — А доказательства у тебя есть?

      — Нет… — отведя глаза в угол, он чувствовал себя, как на внезапном экзамене. — Судя по тем сведениям, что у нас есть, Бернард Шульц был жестоким человеком и погубил много жизней… Наверняка было множество людей, которые желали ему смерти, — излишняя теоретичность заставляла чувствовать себя неуверенно. Поэтому Немо не удивился и почти не огорчился, когда Яков неодобрительно покачал головой.

      — Это косвенные улики, Немо. Подумай ещё раз.

      Он растерянно рассматривал окружающих, а те в смятении смотрели в ответ, не решаясь помочь. Наконец Немо прямо уставился на Якова, надеясь лишь на его милосердие.

      — Ты правда ничего не знаешь? — приподняв брови, спросил Яков. Затем с вызовом усмехнулся: — Неужели ты ничего не нашёл? Или ты не рылся в наших вещах?

      «Откуда он знает?!» — сердце заколотилось с тревожной силой, пока Яков рассматривал его наверняка напуганное лицо, победно усмехаясь одним уголком губы.

      — Ч-что ты т-такое гов-воришь? — голос Ганса неохотно возвращал в реальность. — Немо х-хороший парень, и он б-бы так с н-нами не пос-ступил.

      — Правда? — иронично протянул Яков. — Когда я вернулся с тренировки, я заметил, как он входит в женскую спальню и, прислушавшись к двери, услышал, как он открывает шкафчики. Потом то же самое в мужской. Что ещё он там делал, если не рыскал по приказу Вагнера, который, к слову, специально пришёл к Немо утром и отпросил его с дополнительной тренировки?

      Все уставились на него в ожидании опровержения обвинения Якова, на что Немо оставалось лишь виновато опустить голову, пожевывая губу.

      — Да… Вагнер приказал мне поискать улики… Но твои вещи я не трогал, Яков.

      — Значит… ты копался в наших вещах?.. — спросил Вольфганг, но Яков совершенно проигнорировал его, перебивая:

      — Если это правда, то… — он запнулся и глянул в сторону. — Это неожиданно хороший поступок… по отношению ко мне.

      — Ах, я даже не знаю, что больше меня раздражает: то, что ты копался в наших вещах, или то, что ты сделал исключение для этого идиота! — зарывшись пятернёй в волосы, возмутилась Руф. — Неужели этот придурок тебе ближе, чем я? Ты предаешь нашу мужскую дружбу.

      «Я не уверен, что считаю Якова другом…» — закусив губу, Немо неловко перевёл взгляд на ободранный плакат, собираясь с ответом:

      — Мне было неловко это делать, мы же с ним… — и тут Немо споткнулся об отсутствие слова, что объясняло бы их отношения. В самом деле, кто они друг другу? Товарищи? Напарники? Друзья? Считает ли его Яков вообще близким человеком? Взгляды тем временем были прикованы к нему, изучая каждый миллиметр лица, в ожидании ответа, который Немо не мог дать даже самому себе.

      На плечо легла теплая ладонь, а у уха раздалось бархатное:

      — Немо отличный парень. Просто ты не заслужила его хорошего отношения.

      Если бы эти слова были произнесены не в этой насквозь напряженной, пропитанной тёмными, как засохшая кровь, тайнами, которые они сейчас вскрывали одну за другой, он бы обомлел. Но сейчас это отозвалось недолгим, светлым и тёплым, словно выглянувшее летнее солнце, ощущением тепла и поддержки. Будто вспыхнувшая любовь показывала, что в этом мире ещё не всё потеряно.

      — Тогда я тем более не понимаю, чем его заслужил ты, — мгновенно парировала Руф.

      — Яков неплохой человек, — отрываясь от своих мыслей, мгновенно вступился Немо.

      — А этот Яков сейчас с нами в одной комнате?

      На этом перепалка сошла на нет, не успев толком начаться. Но кое-что ещё беспокоило его:

      — Почему ты спросил насчёт вещей? Какое это имеет отношение к мотиву убийства?

      — Неважно, — тут же отмахнулся Яков. Немо нахмурился в неверии, но тот, не обращая внимания, продолжил: — Просто к слову припомнил. Всё правильно: мотив убийства — месть. Пора двигаться дальше.

      — Значит то, что был убит именно Шульц, ты подвергал сомнению, а с мотивом так легко соглашаешься? — скрестив руки на груди, с нажимом спросил он.

      — У нас нет времени топтаться на одном месте, — пожал плечами Яков.

      — «Предположения — часть расследования». Ты сказал это буквально пару минут назад.

      — Да, а потом мы все вместе сошлись на том, что лучше не затягивать и сосредоточиться на фактах, — с победной улыбкой парировал Яков.

      «Несмотря на то, что он неправ, я не могу его переспорить!» — мысленно взвыл Немо, чувствуя себя поражённым.

      — Так нечестно, мы ведь договорились говорить Немо всю правду, — спокойное возражение Элиаса ощущалось настоящей благодатью. Хоть они мало общались, было приятно чувствовать от него поддержку.

      — Вот именно! — подхватила Руф. — Хоть раз поведи себя нормально и докажи, что ты мужчина.

      — Н-немо д-доверился нам, и м-мы д-должны от-тплат-тить ему тем же.

      Яков молчал с внешне непроницаемым лицом, но вблизи было видно, как оно побледнело на несколько оттенков, так же как было видно и проступающие на руках вены от того, насколько крепко он сжимал револьвер, и морщинку, что легла между нахмуренных бровей, и поджатые губы.

      «Очевидно, он напуган. Неприятно на это смотреть, но чем я могу помочь? Мне действительно нужно, чтобы он сказал правду».

      — Яков… — мягко позвал Немо, пытаясь на ходу придумать успокаивающую речь. — Я уже доверился вам, и, что бы ты ни сказал, я не смогу и не захочу использовать это против тебя. Я на твоей стороне.

      Тот хмыкнул и помрачнел ещё сильнее, но затем его лицо постепенно разгладилось.

      — Тот алхимический знак, о котором ты спрашивал, означает «Возмездие». Это подтверждает мотив преступления.

      — Откуда ты это знаешь?

      — Потому что его создал я.

      Земля под ногами пошатнулась, пока он не мог оторвать взгляд от серьезного лица Якова, рьяно ища на нём любые признаки лжи или шутки, и пугался ещё сильнее, не находя их.

      — Получается… — голос вышел тихим и слабым, словно звук рассыпался, соприкасаясь с воздухом, — это ты убил Бернарда Шульца?..

      — Нет, — резко прошипел Яков, точно обвинение задело его. — Это сделал не я.

      — Но ты знаешь, кто убийца?! Ты был свидетелем преступления? Или его соучастником?!

      — Нет, так дело не пойдет, — тот недовольно покачал головой. — Ты неправильно истолковал мое поведение.

      — Что ты имеешь в виду?

      — То, что я ответил на один твой вопрос, не означает, что тебе можно меня допрашивать, — сощурив глаза, Яков показательно приподнял револьвер. — Мы продолжим расследование и, если тебе хватит ума, ты дойдёшь до всего сам.

      — К чему эти игры?! — выпалил Немо, но замолчал, столкнувшись с насквозь ледяным взглядом Якова, что пригвоздил к земле осознанием непробиваемой стены между ними. Словно тот ничего не скажет, даже если его будут пытать.

      «Чем больше на него давишь, тем жёстче он становится. Но попытка разжалобить больше не сработает».

      Стиснув зубы, Немо смирился с продиктованными правилами.

      — Итак, — на лице Якова мерещилось довольное выражение. — Подытожим всё, что мы выяснили.

***

      — Я знаю, кто из вас участвовал в эксперименте. Хельга, ты была одной из подопытных. В дневнике Вольфганга упоминалось твое имя. Он писал, что ты противилась какому-то эксперименту.

      — Ты… ты… — Вольфганг запинался, и с каждым повторением выглядел всё более испуганным, — ты всё-таки читал мой дневник?

      Не успел Немо придумать, что ответить, как Яков выгородил его, обвинив себя. Он пытался возражать, но охватившее тепло в груди не давало отрицать, насколько это было приятно. В конце концов Немо позволил Якову «позаботиться» о нём, пускай в этом и не было необходимости.

      Впрочем, продолжение расследования быстро заземлило его. Неприятные мысли об эксперименте и осознание реальности произошедшего нагоняли грусть и чувство безысходности.

      — Яков… — Немо старался держать голос ровным, внутренне отрицая то, что собирается сказать. — В тебе хотели выработать резистентность к ядам…

      Тот с мрачным видом молчал, и это подтверждало худшие догадки.

      — Я… прав? — неуверенно спросил Немо, как никогда желая ошибиться.

      — Почему ты так считаешь? — отвлечённо спросил Яков.

      — На это есть много причин…

      — Вот как… — тот ненадолго посмотрел в сторону, а затем слабо улыбнулся. — Как ни странно, ты угадал. Видимо, ты успел узнать обо мне больше, чем я думал.

      — Выходит, ты скрывал от меня столько информации всё это время?.. — в груди заболело, стоило произнести это вслух.

      — Мне нужно было убедиться, что тебе можно доверять, — ровно ответил тот.

      — Ты обманывал меня…

      — Я старался помочь настолько, насколько позволяли обстоятельства, — объяснил Яков немного раздосадованным тоном.

      — Я думал, ты начал доверять мне… Я верил тебе!

      Тот выдохнул и моргнул, едва заметно закатывая глаза.

      — Я тоже начал тебе доверять, именно поэтому мы сейчас здесь собрались. А до этого мне нужно было убедиться в твоей честности и добропорядочности.

      — Ты правда думаешь, что это нормально?!

      — Это разумно, Немо, — уже не скрывая раздражения, отчеканил Яков. — Я не понимаю, почему ты бесишься. Сам-то ты свои секреты только под давлением и разбалтывал. Что, неужели трудно доверять незнакомым людям? — прожигая дыру злым взглядом, тот с издевкой ухмыльнулся.

      Немо поджал губы, сам не понимая, зачем сдерживает распирающий изнутри гнев. Яков тем временем продолжил:

      — Эта тайна принадлежит не только мне. Так с чего я должен был предавать своих товарищей ради человека, о котором не знал ничего, кроме того, что он ищет эти самые секреты?

      — Прекрати… — сипло выдавил Немо. К горлу подступала тошнота. — Не разочаровывай меня ещё больше.

      В ответ Яков хмыкнул, но спустя несколько секунд хищно усмехнулся.

      — Тебе настолько нечего противопоставить моим доводам, что ты опускаешься до подобных сентиментальностей?

      — Яков, перестань, — возразил Элиас, едва заметно поморщившись. — Немо расстроен, потому что, наверное, он видел в тебе друга.

      Яков метнул в того едкий взгляд, в котором так и читалось: «Ну и что?», но уже через секунду задумался.

      — Если Немо хочет со мной дружить, то пускай не обвиняет меня по пустякам.

      — У тебя всё кошмарно плохо с социализацией, — устало вздохнула Руф, поправляя волосы. — Ты никогда не найдешь себе девушку. Только если она будет глухая или ты к всеобщему счастью станешь немым.

      — Не все мыслят такими приземленными категориями, как ты. Не нужно проецировать на меня свои примитивные жизненные ценности.

      Немо впился взглядом в лицо Якова, на котором плотной маской приклеилось раздражающе знакомое выражение вызова и превосходства. Он пытался найти на нём хоть тень истинных чувств, но либо плохо искал, либо их вовсе не существовало. Из разболевшейся груди так и рвался вопрос: «Тебе правда всё равно?», но сказать это — равно признать, насколько Немо дорожит им на самом деле.

      «Я для него всего лишь марионетка… Чёрт… Эта собачья любовь становится всё более отвратительной, — ногти болезненно впились в кожу ладоней, но это чувство возвращало в реальность. — Нет времени предаваться эмоциям. Они все смотрят на меня. Расследование ещё не окончено…»

      — Ну, ребята, давайте перестанем ссориться, — миролюбиво заявил Оливер. — Мы же здесь собрались по делу.

      — Удивительно разумная мысль, — язвительно бросил Яков. — Нужно продолжить расследование.

      — Сначала извинись перед Немо! — Дорис выпалила это так неожиданно, что он встрепенулся.

      — За что?

      — Ты обманывал его, — уже робче произнесла она и оглянулась на Немо, словно искала подтверждения правильности своих действий.

      «Мило, что она пытается меня поддержать, но… — он опустил взгляд, пытаясь скрыть свой опечаленный вид, — Якову я всё равно не нужен».

      Вдруг Яков шагнул вперёд и положил руку на плечо. Немо невольно вздрогнул и хотел было скинуть ее, но не смог.

      — Мне жаль, если я обидел тебя, — глядя в сторону, произнёс тот. — У меня не было таких намерений.

      — Ты просто пользовался мной…

      — Возможно… Но это не отменяет того факта, что мне правда нравилось проводить с тобой время.

      Он поднял голову и посмотрел Якову в глаза — казалось, тот был честен, но разве этого достаточно, чтобы всё забыть? Поэтому Немо, поджав губы, промолчал и повернулся к Элиасу.

***

      Кто-то схватил его за шиворот и поставил на ноги. Повернувшись, он в нескольких сантиметрах увидел раздосадованного Якова.

      — Успокойся, — руки легли на плечи Немо, крепко сжимая их. Концентрация на этом ощущении и на таком знакомом и всё ещё потрясающе красивом лице постепенно заземляла и удерживала на ногах. — Я же говорил, что никто не будет тебе вредить. Можешь относиться ко мне, как хочешь, но это не меняет наш уговор.

      Немо молча хватал воздух ртом и впился пальцами в кисти Якова. Хотелось стереть из памяти всё услышанное и просто наслаждаться такой близостью. Но он больше не мог.

Несколько секунд тот терпеливо смотрел на Немо, затем задумчиво хмыкнул и попытался убрать руки. Немо сжал их ещё сильнее, на что Яков удивлённо скосил глаза.

      — Отпусти, я собираюсь взять тебя за руку. Пошли поговорим наедине.

      Пальцы невольно разжались, и в ту же секунду Яков схватил его под локоть и потащил к выходу. Стоило оказаться в коридоре подвала, как в лицо тут же ударил холодный сырой воздух. Немо хотел рвануться вперёд, даже не зная, куда собирается бежать, но Яков вжал ладонь в дверь рядом с его головой, перекрывая собой путь.

      — Успокойся, никто не собирается тебя убивать, — вторая рука легла на дрожащее плечо, слегка поглаживая. — До конца расследования осталось совсем немного… Если хочешь, мы можем потом… — но Немо его не слышал:

      — В смысле расследование ещё не окончено?! Оливер же приз… — ладонь Якова закрыла ему рот.

      — Тс-с-с, не кричи. Хочешь, чтобы сюда сбежались все охранники? — прошипел тот, оглядываясь прищуренным взглядом на пустой коридор. — Что касается расследования… — уже спокойнее продолжил Яков, повернувшись обратно к Немо. — Есть ещё парочка важных деталей. Ты ведь не собираешься сдаваться у финишной прямой? — в глазах блеснула хитрая усмешка.

      Немо надулся и опустил голову.

      — Успокойся, именно от тебя зависит, как скоро это закончится.

      Он нахмурился ещё сильнее, пытаясь всем своим видом продемонстрировать обиду. Яков всё же это заметил и заскользил холодной рукой по щеке, оглаживая ее, а затем приподнял подбородок, заставляя посмотреть на себя.

      — Давай сейчас мы вернёмся, а потом я буду утешать тебя столько, сколько захочешь, — Яков с едва заметной кокетливостью улыбнулся, заставляя Немо смущённо отвернуться.

      Сердце забилось с особенным волнением, и он поспешил вернуться, не желая оставаться в этих чувствах.

      «Даже не знаю, что из этого всего хуже…» — Немо рассредоточено рассматривал досчатый пол и побитые стены, не решаясь заглядывать в лица окружающих. Позади раздался негромкий хлопок: Яков закрыл за ними дверь.

***

      Немо поднял глаза только, когда увидел перед собой знакомые сапоги. Несколько секунд Яков внимательно изучал его лицо, а потом посмотрел в глаза так грустно и виновато, что все внутренности словно сжались и перевернулись одновременно. Зажмурившись, Немо выбежал из комнаты, чуть не сбив по пути Оливера. Он добрался до склада и быстро закрыл за собой дверь, надеясь, что здесь его никто не найдёт — если кто-то вообще будет искать.

Ужас, шок, отвращение и горечь накрыли одновременно и со всей силы, и от этой наполненности тошнило.

      «Я не могу в это поверить… Яков врал мне всё это время. На самом деле он и спецотряд и есть убийцы Бернарда Шульца», — хоть он пришел к этому выводу самостоятельно и имел на руках все доказательства, этот факт не укладывался в голове, сколько раз он бы его не повторял. Напротив, с каждой прокруткой всё это лишь больше походило на абсурдную жестокую шутку.

      То, что его обманул именно Яков, отзывалось в груди особенной болью: вряд ли это можно было назвать разбитым сердцем — всё-таки он совсем недавно осознал свои чувства, но всё равно чувствовал себя ужасно. В ворохе лжи и пугающей неизвестности Яков был единственной надеждой и утешением, но реальность оказалась неприятнее и страшнее любых фантазий.

      «Я ведь правда пытался построить доверительные отношения…»

      Руки обхватили лицо, вжимая подушки пальцев в лоб, пытаясь выдавить из головы воспоминания, свежие и яркие, но теперь кажущиеся далекими и ненастоящими, словно бутафорные цветы.

      «Я был дураком…» — слабо выдыхая и сглатывая ком, заключил Немо.

      Вчерашние переживания из-за ориентации ощущались до смешного пустяковыми: теперь проблемы были гораздо серьезнее.

      «Какую ещё ужасную правду мне придётся узнать? Что мне вообще делать? Могу ли я хоть кому-то доверять в этом чёртовом мире?» — бесконечные вопросы нагоняли ещё большее отчаяние, но он не мог остановить этот поток. Немо держался руками за пульсирующую голову и старался дышать ровно и медленно, чтобы успокоиться и уже потом начать по-настоящему принимать решения.

      Спустя какое-то время буря в душе прекратилась, оставив за собой выжженную пустыню апатии. Разговаривать с кем-либо не хотелось: несмотря на интерес, он сомневался, что потянет ещё больше негативных эмоций и шокирующей информации. С другой стороны, отправиться спать было равно отдаться на съедение своим внутренним демонам.

      «Понятия не имею, как себя утешить…» — последнее слово зацепило и вытянуло недавнее воспоминание:

      — Давай мы сейчас вернёмся, а потом я буду утешать тебя столько, сколько захочешь.

      Ногти вонзились в ладонь, пытаясь отвлечь от боли в расстучавшемся сердце.

      «Как он мог так со мной поступить?.. Неужели я заслуживаю этого?»

      Несмотря на то, что вопрос был риторическим и направленным лишь на то, чтобы пожалеть себя, Немо невольно задумался. Конечно, никто не обязан отвечать добром на добро и доверием на доверие, но… Это всё равно было грустно. Осознание безответности и односторонности своих чувств грозило обрушиться смертоносной лавиной, отчего Немо испуганно вскочил, сам не понимая, куда собирается бежать от своих переживаний.

      «Нужно поговорить с Яковом. Так я хотя бы перестану обманываться и узнаю, как он относится ко мне на самом деле».

      Немо не знал, где его искать, более того, не знал даже, что собирается высказать: будет ли это длинная тирада, или его хватит только на то, чтобы прожигать Якова болезненным взглядом.

      По наитии дёрнув ручку двери в библиотеку, он вдруг оказался прав. Яков сидел на столе у лампы, закинув ногу на ногу и дёргая ступней, и мгновенно обернулся в его сторону.

      — Я ждал тебя… — нарочито ровно произнёс тот, словно пытался подавить любые эмоции. Прощупать почву. — Ты на меня злишься, да?

      Воздух вокруг тяжелел и густел, как в преддверии грозы. Изнутри норовил хлынуть испепеляющий гнев, но горло сдавило спазмом, а ногти снова вжались в ладонь, подавляя его. Глядя на бледное даже в тёплом свете лампы лицо Якова, Немо всё ещё думал, как красиво тот выглядит, и, что самое противное, не хотел ранить его своими словами.

      — Ты очень плохо со мной поступил, — сквозь стиснутые челюсти выдавил он, стараясь вложить в голос всю глубину своего возмущения.

      Яков порывисто выдохнул, напрягаясь едва заметно, так, что это можно было списать на игру света, если бы Немо не знал его мимику достаточно хорошо, и заскользил взглядом по окружению.

      — Я знаю, — прозвучало так, словно Яков выдавил это из себя насильно. Хотя, наверное, так оно и было. — Мне жаль, — не успел Немо даже задуматься о том, стоит ли принимать такие натужные извинения, как тот добавил: — У меня не было другого выбора.

      — Ты собираешься себя оправдывать? — вера в хорошее трескалась и сыпалась с каждым произнесенным словом вместе с подскоком голоса, что и выражал это болезненное разочарование.

      — Я не оправдываюсь! — пускай Немо ни секунды не верил в маску хладнокровия, он всё равно вздрогнул, когда Яков неожиданно повысил голос. — Как ты вообще себе представляешь другое развитие событий? — уже спокойнее продолжил он. — Скажи я тебе правду раньше, ты бы счёл нас сумасшедшими убийцами и даже не стал бы выслушивать.

      — А вы не сумасшедшие убийцы?!

      — Нет, — прозвучало твёрдо и холодно, как нажим тупой стороной ножа. — У нас был выбор: убить или быть убитыми. Третьего варианта никогда не существовало. Я осознал это в полной мере после расстрела Дорис.

      — Ты говоришь об этом так хладнокровно…

      — На войне нет места излишним эмоциям. Если хочешь выжить, нужно руководствоваться умом, а не чувствами. Возвышенные идеалы — красивая сказка для тех, кто любит обманываться. Она не имеет ничего общего с той реальностью, в которой мы вынуждены бороться за свою жизнь.

      Немо болезненно нахмурился. Для него картина мира Якова была слишком сложной, гнетущей и гиперболизировано жестокой.

      «Вот как видят мир параноики, — в груди сжался неприятный комок, но он не мог определить, было ли это сожаление, шок или накопившиеся обида и сомнения. — Вот какой он на самом деле…»

      «Яков ужасный человек. Я ненавижу его», — слово «ненавижу» отозвалось ледяным потряхиванием внутри. Да, это определённо была ненависть.

      «Я ненавижу себя, — и это ощущалось истинным, резонировало с каждой мыслью, с каждым чувством, со всем, что охватило его сейчас. — Я ненавижу себя за то, что до сих пор люблю его».

      — Ты предал меня, — с горечью выдохнул Немо, сам не понимая, зачем продолжает этот бессмысленный спор и что надеется услышать в ответ. Даже если Яков упадёт на колени и расплачется в раскаянии, это его не утешит, а, скорее всего, сделает ещё хуже.

      «Мне бы хотелось быть хотя бы немного важным для него», — это желание заставляло ощущать себя жалким, словно бродячая попрошайка, но Немо не мог выдавить из себя свои чувства.

      — Я тебя не предавал. Да, я недоговаривал и врал тебе, но в конце концов благодаря мне ты узнал всю обещанную правду. И теперь у тебя есть шанс… на совместное с нами будущее, — от последних слов скрутило живот: он всё ещё помнил свои мечты и обещания.

      — Это звучит совсем не радужно, — глухо и разочарованно ответил Немо, обращаясь скорее не к Якову, а к самому себе.

      — Точно радужнее полной бесперспективности. Без меня ты бы никогда не приблизился к правде, и Вагнеру рано или поздно надоело бы тебя укрывать. Как думаешь, что бы он сделал с тобой?

      Немо стало по-настоящему обидно: о нём рассуждали, как о какой-то вещи.

      «Неужели я правда всего лишь инструмент для него?»

      — Ты такой же, как Вагнер… — сцепив зубы, он старался звучать не таким расстроенным, каким был на самом деле. — Вы все просто пользуетесь мной.

      — Ты тоже пользовался мной ради расследования, — от того, насколько буднично и уверенно Яков заявил это, кровь мгновенно вскипела в жилах.

      Такое обесценивание заставило сорваться, задней мыслью решая, что лучше уж пусть Яков знает постыдную правду, чем будет верить в свои идиотские теории:

      — Неправда! — Яков аж вздрогнул от того, как горячо он это воскликнул. — Я искренне дорожил тобой, пытался заботиться и завоевать твое доверие, и не ради какой-то там «выгоды», а потому что я любил тебя! И если ты в силу собственной расчетливости не способен понять, каково это, то пошел ты к чёрту, — не успев закончить свою тираду, Немо закрыл глаза, чтобы не успеть запечатлеть в памяти то, каким потрясенным тот выглядел, и поспешил к выходу. Позади тут же раздалось шарканье быстрых шагов, и его руку перехватили, когда она уже почти коснулась ручки двери.

      — Постой!

      Немо старался не смотреть на Якова, но взгляд цеплялся сам. Он ненавидел себя за то, что, несмотря на обман и предательство, всё ещё чувствовал щемящую нежность и не мог, просто физически не мог отбросить его руку, наговорить гадостей или даже злобно посмотреть.

      — Почему я боюсь тебя ранить, а ты меня нет?..

      Судя по тому, как озадаченно расширились глаза Якова, тот ничего не понял, но крепче сжал его кисть.

      — Я бы хотел загладить свою вину и исправить наши отношения… — тихо и осторожно сказал Яков.

      Немо почувствовал, что не может уйти. Не после этих слов.

      — Как именно?

      — Это ты мне скажи.

      — Я не знаю… Судя по всему, тебя волнует только собственная сохранность… Наверное, в какой-то момент паранойя вытеснила в тебе всё остальное, — сказав это, он прикусил язык и обеспокоено посмотрел на лицо Якова, что почти не изменилось в выражении, не считая слегка сильнее нахмуренных бровей.

      «Хорошо, что я не задел его».

      — Это не так. Да, моя безопасность на первом месте и я считаю это единственно верным приоритетом в наше время, но это не значит, что остальное неважно… Я по-своему дорожу спецотрядом и… — тот неловко запнулся, и в этом было что-то бесконечно очаровательное, — тобой. Но это всё как бы на втором месте и не так значительно в сравнении с более насущными вещами.

      Немо было нечего ответить.

      — Рад, что ты наконец-то начал прямо и развёрнуто отвечать на вопросы.

      — Я сказал всё, что хотел, — пробормотал Яков. — Что делать дальше — это твое решение, я могу лишь предложить компенсацию. Ты либо принимаешь меня, либо нет, Немо. Можно сказать, это настоящая проверка на доверие.

      — То есть, если я прощу тебя, ты по-настоящему поверишь мне? — несмотря на обиду, предвкушение обволакивало приятным теплом.

      — Нет, — в своей привычной манере тот мгновенно развеял все ожидания. — Но буду сильно ближе к тому, чтобы сделать это в будущем.

      Немо вздохнул.

      — Ты не понимаешь мои чувства… Если бы ты был на моем месте, смог бы ты снова доверять такому человеку?

      Ответ был настолько очевиден, что не нуждался в озвучке. Яков болезненно нахмурился, глядя в сторону, вероятно, только сейчас осознавая сделанное. В груди заныло от этого зрелища.

      «Это так несправедливо, что мне до сих пор грустно видеть его таким расстроенным».

      Подавляя порыв сказать что-то утешающее, Немо позволял тишине терзать их изнутри.

      — Ну… — Яков заговорил тихо, но в интонации чувствовалась еле заметная печаль. — Если ты не хочешь больше общаться со мной, я пойму тебя. Я предлагаю хотя бы сотрудничество.

      — Я помогу вам. Я не из тех, кто бросает обещания на ветер.

      — Спасибо… — в груди защемило от того, как непроизвольно трогательно это прозвучало. Немо хотел уйти, но не мог заставить себя сдвинуться с места или хотя бы оторвать взгляд.

      — Почему ты такой расстроенный? — наконец, спросил он.

      «К чёрту делать вид, что мне всё равно».

      — Потому что ты расстроенный, — подняв брови, объяснил Яков, будто это было нечто само собой разумеющееся.

      — Твое грустное лицо заставляет меня почувствовать себя ещё хуже.

      — Правда? Я могу надеть маску, — он поддел пальцами висящую у плеча петлю.

      На лице сама проступила улыбка от умиления.

      — Не надо. Давай лучше пойдем спать.

      — Я точно ничем не могу помочь?

      — Нет.

      «Мои чувства — это мои чувства. Вряд ли Яков когда-то сможет дать мне то, чего я от него хочу. Но даже так, я желаю быть рядом…»

      — Ты что-то недоговариваешь, — осторожно заметил Яков, не требуя ответ как обычно, а словно просто подмечая это и приглашая к разговору.

      — Всё хорошо… — Немо осторожно сжал его запястье. Тёплое, как топлёное молоко, чувство нежности колебалось внутри и норовило выплеснуться наружу, точно ему не хватало места. — Давай пойдем спать, а уже потом будем решать, что делать дальше.

      Яков тихо выдохнул, и этого было достаточно, чтобы понять, что он не поверил. Несколько секунд воцарившейся тишины лишь сильнее подчеркнули это.

      — Наверное, у меня нет права требовать от тебя откровенности… — вздрогнув ресницами, Яков задумчиво уставился в пол.

      «Ну вот… Я всё-таки его расстроил».

      Немо раскрыл рот в желании что-то сказать, но понял, что Якова не устроит ничего, кроме правды. А раскрывать ее или даже обещать сделать это в будущем он был категорически не готов.

      Так они, коротко попрощавшись, разошлись по своим кроватям.

***

      Яков лежал и смотрел в потолок, прокручивая в голове события сегодняшнего вечера.

      «Немо расстроен, потому что, наверное, он видел в тебе друга», — слова Элиаса засели в сознании, и каждый раз вызывали странные и неприятные чувства. Теперь собственное поведение казалось излишне резким и грубым.

      «Я… поддался эмоциям…» — поморщившись, признал он. Даже отдалённо думать о своих ошибках было досадно, поэтому Яков увёл мысли в другое русло.

      Разумеется, он ожидал всего и морально подготовился к худшим развитиям событий, но даже так реакция Немо его удивила. В том, что тот расстроился и, по его словам, разочаровался, не было ничего необычного: несмотря на чрезмерную драматичность, Яков мог это понять. Что действительно не укладывалось в голове, так это то, что поведение Немо не стало враждебным, а напротив, словно ещё более бережным. Тот всё ещё подбирал слова в разговоре, старался вести себя участливо и заботливо и, что уж говорить, согласился им помочь.

      «Неужели он проникся жалостью после истории про эксперимент? Или хочет втереться в доверие и отомстить?» — внутри всё мгновенно напряглось. Оба варианта были по-своему неприятными.

      «Пока что Немо не знает, какой властью обладает. Нужно будет дождаться, когда он остынет и… попросить не мешать моему будущему…» — зубы сжались чуть ли не до скрипа: он уже всей душой ненавидел предстоящее унижение.

      Плохо, когда ты зависишь от обстоятельств, но ещё хуже, когда зависишь от чужого к тебе отношения.

      В животе закрутила тошнота, и Яков подорвался прежде, чем осознал это. Пальцы сжимали край кровати всё сильнее до того, что заболели суставы, пока внимание концентрировалось на мути внутри, что как будто только нарастала. До отвращения знакомое чувство пугало так сильно, что начала кружиться голова. Или это ещё один симптом? Но симптом чего? Отравления? Снова?

      Мысли проносились так быстро, что едва можно было их отследить в потоке предположений, анализа и ужасных воспоминаний. Пытаясь отвлечься, он смотрел на свои мелко дрожащие бёдра и руки.

      «Что со мной происходит?»

      — Яков? — снизу раздался тихий голос Немо, но он не обратил на это внимания, поглощенный собственными ощущениями.

      «Ну… всё это ведь уже закончилось…» — неуклюжая попытка успокоить себя обернулась сокрушающим осознанием того, что на самом деле ничего не закончилось.

      Да, сейчас жизнь можно было назвать вполне комфортной. Однако, казалось, он был единственным, кто задумывался о хрупкости их положения — это лишь одна из прихотей генерала, идея, как заставить их заговорить. И с каждым приездом Шмидт выглядит всё более разочарованным. Что будет — не если — когда тот поймёт, что всё это безрезультатно?

      Так Яков жил с ощущением, что к нему прикрепили бомбу. Хуже всего было то, что он не видел таймер. Время спокойной жизни может закончиться через месяц, через неделю или уже завтра. Он не знает. Не знает и не может сделать абсолютно ничего, чтобы это предотвратить.

      Помощь Немо — первый и, наверное, единственный шанс на спасение.

      «Всё прошло лучше, чем я ожидал… Наши отношения уцелели. Нужно поскорее восстановить их до нормального уровня и… тогда у меня будет шанс».

      Скрип кровати снизу отвлёк Якова от размышлений, и уже в следующую секунду он столкнулся взглядом с Немо, что оглядывал его устало, но обеспокоенно. Гляделки длились недолго: тот тут же ловко и без разрешения забрался на его кровать и сел рядом.

      — Что случилось? Почему у тебя такое лицо?

      Обеспокоенный голос Немо заставил его заволноваться ещё сильнее и глубоко вздохнуть, пытаясь придать себе спокойный вид. Судя по тому, как мышцы, налитые напряжением, не хотели расслабляться, у него не получилось.

      — Эм… — Яков столкнулся с тем редким случаем, когда ему нечего сказать. Любые слова, которые он может сейчас произнести, будут звучать либо глупо, либо жалко.

      Немо осторожно положил руку ему на плечо, слегка приближаясь.

      — Если ты ничего не скажешь, я не смогу тебе помочь.

      «Мне не нужна помощь», — хотело вырваться из груди, но застряло в горле, сдавливая его.

      — Ты меня ненавидишь, — это должен был быть вопрос, но прозвучало как утверждение.

      — Нет… — в голосе Немо не было неискренности, но Яков всё равно не поверил.

      Он молчал, сминая пальцы и ждал чего-то, чего сам не понимал.

      «Мне нужно доказательство, но даже его можно дать специально, чтобы втереться в доверие и предать. Я смогу убедиться, что Немо на моей стороне только после того, как он освободит нас», — и это нагоняло тоску. Этот волшебный момент, когда можно будет наконец-то расслабиться, виделся недостижимо далёким.

      — Мне просто обидно, что ты врал мне всё это время. Я правда дорожу тобой, но мне кажется, это невзаимно. Не то чтобы это твоя вина, но… скажем так: я разочарован из-за собственных ожиданий. Но я всё равно собираюсь помочь тебе. Может, хоть так ты сможешь мне поверить, хах…

      Яков вздрогнул и повернул к Немо голову, впиваясь взглядом в его лицо в поисках признаков лжи, но увидел лишь, как тот грустно улыбнулся:

      — Ты мне не веришь, да?

      Взгляд невольно опустился, а с губ слетело случайное и пугающе искреннее:

      — Хотел бы верить…

      Несколько секунд прошло в неловкой тишине, когда собственное дыхание ощущалось слишком громким и частым, поэтому Яков был рад, когда Немо спросил:

      — Можно?.. — тот занёс руку над его плечами, близко, но не касаясь.

      Он молча кивнул, и Немо осторожно приобнял его.

      — Так что тебя беспокоит?

      — Я просто задумался… о том, насколько шаткое у нас положение.

      — Ты имеешь в виду спецотряд?

      — Да. Мы в полной власти генерала, и никто не знает, что взбредёт ему в голову в следующий раз, — отведя взгляд к ветке за окном, что плавно покачивалась на ветру, осторожно объяснил Яков. — Не факт, что даже наш план поможет, а не усугубит ситуацию.

      «Хотя учитывая, что Немо его сын, шансы у нас всё-таки есть».

      — Я уверен: вы с Элиасом придумаете хороший план.

      — Надеюсь… — Яков сам скривился от этого слова. Если тебе остаётся только надеяться, значит, у тебя нет достаточного контроля над ситуацией.

      Тошнота почти пропала: вероятно, он просто перенервничал. Закрыв сухие глаза, Яков сосредоточился на тепле руки, что обнимала его за плечи с ощутимой ненавязчивостью, но в то же время с поддержкой.

      «Немо меня простил. Почему же тогда мне так плохо?» — царапающее изнутри беспокойство лишь усиливалось, и это распаляло его ещё сильнее: может быть, это предчувствие чего-то плохого?

      Рационально Яков не мог найти объяснения своей тревоге, но, возможно, это значит, что пока ему не хватает ума осознать опасность, которую уже считало подсознание.

      — Может, пойдем на кухню? — прозвучало так мягко и заботливо, что на какую-то долю секунды он позабыл о своих подозрениях.

      — А ты не хочешь спать? — Яков оглядел уставшее лицо перед ним, поняв, что в последнее время видит его таким почти всегда, и от этого мимолётно кольнуло внутри.

      — Я беспокоюсь за тебя.

      Услышать подобное прямо, легко, почти что буднично и в то же время так искренне было… странно. Внутри что-то переворачивалось, пока Яков пытался откопать в голове момент, когда всё стало таким. Когда он рассказывает кому-то о своих проблемах, а в ответ заботятся и говорят, что беспокоятся за него.

      — Ну так что? — переспросил Немо, вытягивая из смутной задумчивости.

      — Пошли.

***

      Шум закипающей воды ложился на слух знакомым, оттого и приятным звуком, что дополнял собой спокойную тишину. Смешанный запах пряностей, холод дерева стола, к которому Яков прислонился ладонью, пока сидел на нём, яркий оранжевый свет лампы, куда он всматривался, пока глаза не начинали сами слезиться и моргать, отбивая под веками желтогорячие пятна — Яков поочерёдно концентрировался на всём этом, отвлекаясь от неприятного осадка внутри.

      Он перевёл взгляд на Немо, что мыл чашки — Яков пил только из посуды, что мыли на его глазах — и странная грусть окатила его ещё сильнее.

      Не до конца отдавая себе отчет в действиях, Яков подошел и положил голову ему на плечо, приобнимая за талию одной рукой.

      — Всё-таки ты хороший человек. Спасибо тебе…

      Он слышал, как тот задержал дыхание и напрягся, чтобы спустя несколько секунд неуверенно прошептать:

      — Спасибо…

      — И прости меня за всё, — говорить это ещё и таким мягким, уязвимым в своей искренности тоном, с точки зрения логики было абсолютно ненужным унижением: Немо и так уже простил его, но почему-то Яков всё равно сказал это, чувствуя, как внутреннее напряжение улетучивается ещё до того, как он получил ответ.

      «На крайний случай у меня есть револьвер».

      — Всё хорошо, — прозвучало тепло и заботливо, как поглаживание, и Яков прикрыл глаза, пока губы сами растянулись в улыбке. Другого он и не ожидал.

      Сердце билось быстрее, разгоняя приятно пощипывающее тепло. Они простояли так долгие секунд тридцать, и лишь когда чайник окончательно вскипел, Яков нехотя отпустил его.

      Немо обернулся, и тот замер на полувдохе от того, насколько по-другому теперь тот выглядел: ощущение лицемерной смазливости исчезло, словно его никогда не было, и сейчас Немо казался просто… милым? Красивым?

      Яков раз за разом проходился глазами по каждой черте, высекая в памяти и анализируя, что он раньше считал подозрительным, но ничего не находил.

      — Почему ты на меня так смотришь? — нахмурив тонкую бровь, Немо отвёл взгляд и еле заметное смущение в этом жесте заставило ликовать.

      — Просто сегодня ты выглядишь не подозрительно.

      — Слишком уставшим, чтобы замышлять что-то плохое? — усмехнулся тот.

      Яков рассмеялся.

      — Я имел в виду нечто другое, но так тоже пойдёт.

      Судя по озадаченному лицу, Немо ничего не понял, но промолчал, разливая чай по кружкам. Они без лишних слов — сегодня их и так было произнесено слишком много — неспешно и умиротворённо отпивали из горячих кружек, переглядываясь. Немо долго и пристально смотрел на него, но каждый раз отворачивался, стоило глянуть в ответ, и это было забавно.

      — Мне интересно: о чём ты думаешь, когда смотришь на меня? — коварно прищурился Яков, выжидая не столько ответа, сколько реакции: ее, в отличие от слов, не так просто подделать.

      На секунду Немо выглядел потрясенным и напуганным, словно его застали за преступлением, затем сдавленно кашлянул, поперхнувшись, и спрятал лицо в кружке.

      — Ни о чём.

      — Правда? — переспросил Яков, пытаясь подавить издевательскую улыбку. — Тогда почему избегаешь моего взгляда?

      — Не хочу смущать тебя своим вниманием.

      — Из нас двоих здесь смущаешься только ты, — промурлыкал он, отпивая небольшой глоток. Этот чай ещё никогда не был таким приятным.

      Немо ничего не ответил, и это несколько разочаровало, хоть и подтвердило его «победу».

      — Ты собираешься сегодня спать? — спросил Яков, когда они уже поставили помытые кружки на своё место.

      — Наверное… А что такое?

      — Хотел предложить кое-куда сходить, — он старался звучать загадочно, но уже решил, что собирается отвести туда Немо: если не сейчас, то обязательно позже.

      — Куда?

      Ответ застрял на кончике языка: отчего-то произносить это вслух ощущалось неловко.

      — А это секрет, — Яков вздёрнул подбородок, с потехой рассматривая озадаченного Немо.

      — Тогда я всё равно согласен, — выдохнул тот.

      Довольно улыбнувшись, Яков без лишних слов повёл его за собой.

***

       Десять минут Немо с удивительной молчаливостью следовал за ним по лесу. Наконец они взошли на невысокий холм. Внизу плескалась река, в которой отражались, мягко качаясь, луна и звезды — сегодня особенно яркие из-за наладившейся погоды.

      — Вау… — тихо произнёс Немо, точно боялся спугнуть устоявшуюся тишину. — Здесь очень красиво.

      — Ещё бы, — гордо улыбнулся Яков, присаживаясь на камень у края, что словно был создан для того, чтобы с него можно было любоваться на вид.

      Немо опустился рядом и посмотрел куда-то вдаль ночного неба.

      — Это место дает ощущение свободы.

      Он задумчиво обвёл взглядом окрестность: предаваться мыслям о подобных вещах было не по его части, но Яков всё равно кивнул.

      — Я люблю иногда приходить сюда.

      — Тебе нравится природа?

      — Не знаю… Я бы не хотел жить в глуши, но иногда здорово побыть подальше от людей, — слова давались чрезвычайно легко, минуя внутренние барьеры, что было необычно и немного страшно. — А ты?

      — Везде хорошо, где есть близкие люди. Но свобода мне нравится больше этих лагерей.

      — То есть ты бы хотел жить со мной? — Яков повернул голову к нему, внимательно рассматривая.

      Немо на секунду замолчал, но это не создало ощущения лжи, наоборот: казалось, это время нужно было, чтобы решиться сказать правду.

      — Да.

      Яков заулыбался. Чувствовать себя особенным для кого-то было непривычно, но очень приятно.

      Какое-то время они болтали о всяких пустяках, но даже так он не чувствовал, будто теряет время или делает что-то бессмысленное. Каждая минута постепенно успокаивала, словно все проблемы и тревоги оставались позади. Только плавное движение луны по небу и жужжание воды внизу напоминали о том, что время продолжает своё течение. Когда Немо зевнул третий раз за минуту, Яков вспомнил, что не все привыкли к бессонным ночам, и спросил:

      — Хочешь спать?

      — Нет… Просто устал.

      — Можешь лечь мне на колени, — предложил Яков, с весельем наблюдая, как теряется Немо.

      — Ты шутишь?..

      — Я серьёзно.

      Он в самом деле был серьёзен. Можно ли это было понять по расплывшемуся в хитрой улыбке лицу? Хороший вопрос.

      — Тогда ладно.

      Немо осторожно опустил голову на колени и робко, но в то же время внимательно заглянул в глаза.

      — Хочешь спать? — Яков перебирал в пальцах растрепанные гладкие пряди.

      «У него красивый цвет волос».

      — Нет. Рассказывай что-нибудь.

      — Что-нибудь? — подняв брови, переспросил он.

      — Что угодно, о чём тебе приятно говорить.

      — Хм… Давай я расскажу тебе о мире. Точнее о его идеологиях и о том, как они управляют людьми.

      Следующие несколько часов Яков посвятил рассказам об истории и политике, иногда отвлекаясь на уточняющие вопросы, но ещё чаще, чтобы ответить на очередной комплимент: «Ты действительно много знаешь», «У тебя такая грамотная речь», «Тебя интересно слушать». Каждый раз приходилось контролировать мышцы лица, чтобы не улыбаться слишком широко, и пытаться сформулировать ответ, который почему-то давался тяжелее, чем структурирование и изложение учебных материалов.

      На примерно третий час, когда Яков объяснял, как работает пропаганда Шмидта, он обратил внимание, что Немо давно не отвечает. Опустив взгляд, Яков увидел, что тот, склонив голову набок и мерно посапывая, спит.

      В груди вспыхнуло возмущение, но, когда оно достигло точки кипения, он вдруг замер, не понимая, что собирается делать. Будить Немо, который спит с таким уставшим, но почти до очаровательности беззаботным видом было как-то жалко.

      «Пускай спит, пока может. И помнит моё доброе сердце», — тихо цыкнув, Яков закатил глаза и начал рассматривать постепенно светлеющее небо. Ветер мягко шелестел, обволакивая приятной свежестью. Он расслабленно зажмурился и какое-то время концентрировался на этом чувстве покоя и тихого счастья.

      «Немо обещал, что поможет… Я верю ему…»

      Внутри затрепетало странное волнение от осознания непривычности этой мысли. Конечно, Яков не верил в простые слова. Их можно просто придумать. Но то, как Немо непроизвольно начинал звучать мягче, когда говорил с ним, то, как бережно касался, то, как сжимал кулаки и поджимал губы, очевидно сдерживаясь, чтобы не сказать что-то грубое, и каждую, действительно каждую секунду смотрел с почти что осязаемой теплотой и нежностью — это создавало стойкое и настоящее ощущение надёжности и заботы. Подделать подобное либо невозможно, либо нужно быть по-настоящему совершенным актёром.

      «Если бы он хотел меня обмануть, нет нужды заходить настолько далеко…»

      Мысль не успела получить своё развитие: Немо зашевелился на его коленях. Опустив глаза, Яков встретился с его сонным и недоумённым взглядом.

      — Проснулся, предатель, — обиженно выдал он.

      Сначала тот потерянно моргнул, а потом воскликнул в удивлении:

      — Ой! Я случайно уснул… — Немо отвёл глаза и, прикрыв рот рукой, сладко и протяжно зевнул, чем спровоцировал ещё больше недовольства:

      — Думаешь, можешь спокойно прохлаждаться на моих коленях после того, как предал меня?! Я тебя вообще-то не прощаю! Ты предатель, и твои лживые слова не имеют никакого значения!

      — Извини! — тот поспешно поднялся и оправдательно замахал руками. — Это вышло случайно!

      — Думаешь, я это забуду?

      — Я-я правда не хотел! Я внимательно слушал, а потом сам не заметил, как уснул.

      — Я тебе не верю, — насупившись, пробормотал Яков и отвернулся, но тут же замер, замечая, как первые лучи выглядывают из-под верхушек деревьев. Уже в следующую секунду красно-оранжевый свет ударил в глаза, заставляя зажмуриться. — Вот и рассвет, — уже менее недовольно добавил он, поворачиваясь к Немо.

      Тот застыл, рассматривая Якова с широко раскрытыми глазами, словно видел нечто совершенно необыкновенное. Немо часто смотрел так на него, но это первый раз, когда Яков застал его за таким открытым… любованием?

      — Смотри на небо, а не на меня.

      — Ты красивее, чем рассвет.

      — Не думай, что можешь отделаться простым комплиментом, — сведя брови к переносице, он отвёл взгляд в неожиданной неловкости. — И вообще лукизм — признак поверхностного мышления.

      — Тогда я буду смотреть молча. Но сначала ещё раз скажу, что мне очень жаль и я не хотел тебя расстроить.

      Пальцы сжали ткань штанов, пока сердце начало стучать быстро и громко, разливая густой жар в груди. С каждой секундой лицо ощущалось всё более горячим, и вряд ли это была реакция на солнце.

      «Чем я, чёрт возьми, занимаюсь?!» — вдруг спохватился разум, и Яков, мгновенно надев маску, поднялся.

      — Мы возвращаемся в казарму, — выдавив из себя максимум строгости, утвердил он.

      — Но… — не дослушивая продолжение, Яков отряхнул одежду и развернулся к спуску:

      — Никаких «но», — отвернувшись и поправив маску, он, несмотря на слабость в ногах и потягивание внизу живота, почувствовал себя увереннее. — Если отстанешь и потеряешься, это твои проблемы, — с этими словами Яков поспешил вперёд, с улыбкой вслушиваясь в торопливые шаги позади.