В этот раз он проснулся от того, что его тормошили за плечо. Сонно приоткрыв глаза, Арсений увидел перед собой мамино лицо. Женщина мягко и чуть виновато улыбнулась:
— Прости что разбудила, но к тебе пришли.
Попов проморгался и сел на кровати, потирая глаза. И кого принесло в такую рань? Мама спустилась на первый этаж, а он, поднявшись с постели и взглянув на часы, которые показывали десять, оглядел себя. Поправил задравшийся край футболки и надел штаны, почесал щёку. Вроде выглядит прилично. Ступая босыми ногами по деревянным ступеням, он услышал в гостиной два голоса, бурно что-то обсуждавшие.
— ...Но мне кажется, что это прекрасный символ... Как это слово... Unloading (Разрядки) между государствами.
— Да, я тоже так думаю. Как-никак, космос общий.
Арсений заглянул в комнату, где увидел отца и Диму, устроившихся по обе стороны дивана. Мужчина, завидев юношу, приветливо помахал ему рукой, и именно в этот момент с другой стороны, где находилась кухня, выглянула мама, вытирая руки о фартук:
— Дим, чай готов, — женщина посмотрела на сына через него, — а тебя я без завтрака никуда не отпущу.
Арсений, покорно склонив голову, отправился на кухню, где его уже ждала тарелка с овсяной кашей. Вскоре рядом сел Позов, который, попивая чай с лимоном, отвечал на мамины расспросы, из которых юноша узнал, что Димина бабушка была из Союза и в детстве рассказывала ему русские сказки, а потому уже в во взрослом возрасте, после её смерти, он решил изучать язык. А также то, что родители Иды собрали вещи и уехали из города, не в силах здесь больше находиться. По маме было видно, что мужчина ей очень даже импонирует. Ещё бы: из всей компании он был самым старшим и рассудительным, да ещё и одевался не так вызывающе. Всё, что выдавало в нём хиппи – красная бандана с тонким белым принтом и значок мира, висящий на груди. Арсений хорошо знал маму, так что догадывался, что она наверняка думает, что тот сможет научить её сына "уму-разуму" как более старший товарищ. Всем подросткам нужен какой-то авторитет, и родители почти никогда им не становятся, поэтому, может, хоть этот неплохой парень сможет доходчиво объяснить, что хорошо, а что плохо. Расправившись с кашей, Арсений отнёс тарелку к раковине и кивнул Диме:
— Подожди минут десять, мне собраться надо.
Тот поправил очки на носу, отпил немного уже остывшего чая:
— Без про́блем.
— Куда вы хоть собираетесь? — женщина села за стол напротив гостя и пододвинула к нему вазочку с печеньем, к которой он до сих пор из вежливости не притронулся.
За Попова первым ответил мужчина:
— В библиотеку. Арсу надо почитать американскую литературу перед школой, а то на уроках без знания хотя бы базы ему придётся несладко.
Арсений ушёл к себе, очень радуясь, что тот их не выдал. Он бы и сам не стал признаваться родителям в том, что будет шариться в записях о пропавших или убитых, тем более маме об этом знать точно нельзя, чтобы лишний раз не волноваться.
* * *
В здании было очень душно и пыльно. Парни прошли мимо библиотеки, где сейчас было немноголюдно, через проход попали в не слишком большое полутёмное помещение. Рядом со старой, скрипучей дверью, в которую они вошли, стоял стол, за которым сидела маленькая седоволосая женщина в цветастом платье, которая своей внешностью идеально подходила этому месту, а с другой стороны рядами стояли шкафы, заполненные всякими папками, книгами и документами, рядом с которыми на полу находились небольшие стопки того, что не смогло вместиться в шкафы. Перед ними стоял круглый дубовый стол со светильником с зелёным абажуром, по краям которого были пять стульев. Дима сразу же подошёл к старушке и, опёршись на столешницу, спросил:
— Hello. Can we revise the old newspapers? We need it for our school project (Здравствуйте. Можно посмотреть старые газеты? Нам для школьного проекта).
Старушка подслеповато прищурилась на него через толстые стёкла очков, кряхтя, поднялась со скрипучего деревянного стула и вместе с парнями медленной шаркающей походкой направилась к одному из шкафов в дальнем конце помещения, который стоял вплотную к другому, образовывая узкий проход, где мог поместиться лишь один человек. Здесь было ещё темнее и пыльнее, чем во всей остальной части архива. Женщина указала на самую верхнюю полку, заполненную газетами так, что те едва не вываливались. Её голос звучал так, будто она вот-вот развалится вместе с тем стулом, на котором сидела.
— Those are for the period from the late sixties to last year, we don't have any older. That'd be enough (Это за период с шестьдесят девятого года по прошлый, старше нет. Подходит)?
— Yeah, pretty much so. Thank you (Да, вполне. Спасибо), — Арсений потёр нос, чтобы не чихнуть.
— You can't cut nor tear anything, as well as take anything away. You can take a seat at the table in our reading room. Call me if something happens (Резать и рвать ничего нельзя, уносить – тоже. Сесть можете за столом в зале, если что – обращайтесь).
Она так же медленно и так же шаркающе ушла, а Арсений посмотрел на высокую полку и приподнялся на носочки, пытаясь дотянуться, но коснулся лишь её деревянного края. Вздохнул, оглядываясь по сторонам. Лестницы нигде не было, да и она вряд ли здесь поместилась бы. На Диму надежды не было, потому что тот был ещё ниже, чем он.
— Я попробую подпрыгнуть, если что – лови.
— Я тебя не удержу.
— Да не меня – газеты.
Попов подпрыгнул, параллельно пытаясь схватить сразу всю кипу. Он приземлился на ноги, стопка немного сдвинулась к краю. Юноша снова подпрыгнул. На этот раз газеты упали, и он умудрился кое-как подхватить их другой рукой. Бумаги оказались небрежно сшитыми с одного края красными нитями, и это было единственным, что не дало им разлететься по всему коридору. Остальные достать было уже легче. Усевшись за столом, парни разложили перед собой стопки газет и углубились в чтение. Дима достал блокнот и два погрызенных карандаша, чтобы переписывать всё необходимое. Спустя часа два непрерывного чтения в полутьме архива и переписывания всего, что он посчитал хоть немного полезным, Арсений откинулся на спинку стула и устало потёр болевшие глаза. Снова взял блокнот, перечитывая всё, что удалось найти. Январь 1974. Пропали женщина с ребёнком. Муж-отец беспробудно пил и, по словам соседей, часто поднимал руку. Однажды вечером женщина зашла в гости к подруге, после чего вернулась к себе; муж снова напился. Больше её никто не видел, так же как и ребёнка. Подруги говорили, что она могла сбежать; следствие склонялось к той же версии. 13 ноября 1973. Четверо подростков что-то не поделили и забили до полусмерти одного из них. Были осуждены и отправлены в колонию для несовершеннолетних. Следующая запись сделана неразборчивым (явно врачебным) почерком Димы, который, наоборот, изучал все записи от старых к новым: 1969. Мужчина утонул на озере Диас. Свидетелей нет, но родня утверждает, что он в последнее время был очень подавленным из-за увольнения с работы, расставания с девушкой и смерти отца, поэтому, вероятнее всего, совершил самоубийство. Что-то во всех этих записях было не то. Арсений не мог объяснить, что именно, но определённо что-то было не так. Как будто они... слишком обычные, что ли. Такое вполне могло случиться в любом другом городе. Вряд ли маньяк забил подростка, утопил мужчину, а потом, после перерыва, решил напасть на девушку в туалете на заправке и заполнить всю раковину её кровью. Не особо в это верится. Голова шла кругом. Арсений глубоко вдохнул, чуть оттянул воротник рубашки, потому что здесь было душно. Противоположный стул скрипнул; из-за стопки газет выглянул Дима, не менее уставший, чем юноша. Мужчина закрыл сшитую стопку газет, стянул с носа очки и отложил их на стол, потирая переносицу:
— Нам явно нужен перерыв. У меня уже буквы двоятся и по всей странице скачут.
— Ты что-нибудь ещё нашёл?
— Неа. Только статью про индейцев, которые раньше населяли весь Лон-Пайн.
Попов положил руки на коленях и задрал голову, глядя в потолок. Солнечный свет, пробивающийся через некрупные окна, прикрытые пожелтевшими от времени жалюзи, к которым было страшно даже прикоснуться, подсвечивал каждую пылинку, парившую в воздухе.
— Дим?
— М-м?
Арсений взглянул на него, постукивая пальцами по собственному бедру.
— Я тут спросить хотел. Понимаю, это не по твоей части, но мне больше не у кого узнать, — он набрал в грудь побольше воздуха. Арсений за этими размышлениями провёл весь вчерашний вечер и так и не пришёл к какому-то выводу. Ему был нужен совет кого-то старшего, более умного, — в общем, ну, чисто теоретически, мне для друга надо. Существует ли такое, что человеку нравятся и девушки, и мужчины?
Дима весело фыркнул и посмотрел на него, подперев щетинистую щёку рукой. Отговорка про друга явно не сработала:
— Так, и на кого же ты запал? Серёжка или Антошка?
Арсений мигом вспыхнул и постарался поскорее оправдаться:
— Ни на кого, мне просто стало интересно. К тому же, с чего ты взял, что мне нравится именно кто-то из них?
— Ну, ты точно не глупый, так что вряд ли бы спрашивал такое у меня, если бы я тебе нравился. А кроме нашей компании ты ни с кем не общаешься, иначе бы мы уже знали об этом от Оксаны. Остаются Серёжа с Антоном.
— Да честное слово, никто. И я это вообще не для себя спрашиваю.
— Ладно, не хочешь – не говори, — Дима пару мгновений щурился на него, а потом откинулся обратно на спинку стула, решив не продолжать расспрос. — Я точно не знаю. Но раз тебе нравятся и девушки тоже – это хорошо: сможешь в будущем семью завести. Ну, а с парнем можно просто встречаться; сейчас подобное постепенно становится нормальным. Так что люби кого хочешь, но лучше не выставляй это напоказ: это не слишком безопасно.
Арсений кивнул и хотел сказать что-то в ответ, но его прервал громкий хлопок двери. Оглянувшись, он увидел Антона, который быстрым шагом направлялся к ним, держа в одной руке два бумажных пакета, а в другой – упаковку мороженого.
— Книжные черви в естественной среде обитания? — он уселся на стул спиной к библиотекарше, которая мирно дремала на своём стуле, не обратив никакого внимания на громкий звук. — Нате вот, а то одним гранитом науки сыты не будете.
Антон протянул каждому из них по бумажному пакету, в которых оказались гамбургеры из кафе. Попов, который успел проголодаться не столько от тяжести работы, сколько от скуки, посмотрел на него, как на спасителя, и сразу принялся за перекус. Парень, раскрыв упаковку фруктового льда со вкусом клубники, унизанной кольцами рукой придвинул к себе блокнот и начал читать их заметки. Кажется, будто сейчас еда ощущалась гораздо вкуснее, чем обычно. То ли у гамбургеров в действительности поменялся рецепт, то ли так сказывалась атмосфера этого места. Быстро доев и вытерев рот салфеткой, положенной в пакет, он невольно взглянул на Антона, теребя на руке красно-белый браслет. Было стыдно после того, что произошло вчера, хоть он и понимал, что ничего плохо не сделал. Подумаешь, удовлетворял себя, глядя на фото очень похожего на Антона мужчины. С кем не бывает? От мыслей уши тут же заалели, и Арсений поспешил ненавязчиво поправить волосы, чтобы хоть немного прикрыть их.
— М-да, негусто, — Антон, нарисовав в самом углу грустную рожицу, вернул блокнот. — Я ещё с вами посижу, а то Серёжа опять на свиданке, а Окс с отцом уехала.
— Тоже на свиданку сходи, развейся. Тебе не помешает, а то уже забыл, как женщины выглядят.
— Ой-ой-ой, а сам-то? В меде, полном женщин, спишь в обнимку с учебником. Пора бы уже кого-то найти, Дим: часики тикают, а ты не молодеешь.
Позов от него отмахнулся, беря новую папку с газетами.
— Меня женщины хотя бы окружают. Всё, если хочешь сидеть с нами — не мешай.
Шастун фыркнул, но возражать не стал, продолжая есть мороженое. Арсений тоже хотел сосредоточиться на работе, но его взгляд постоянно соскальзывал с чёрных печатных букв на Антона. Он, такой красивый и даже волшебный, выглядел инородно в окружении пыли и старых шкафов. Свет из окна красиво подсвечивал кудри, придавая им какой-то особенной мягкости и пушистости. Парень смотрел куда-то поверх головы Арса, от скуки читая надписи на бумажных папках, поэтому не замечал обращённых на него взглядов или лишь делал вид, что не замечал.
— Тох, ты мне работника отвлекаешь.
Арсений вздрогнул, будто выйдя из транса, и только сейчас увидел Диму, который, в отличие от парня, явно заметил.
— И чем же? — Шастун, наклонив голову набок, длинным языком как будто специально медленно провёл снизу вверх по всей длине фруктового льда.
— Вот этим.
Парень приподнял руку с мороженым, после чего широким жестом слизал с тыльной стороны потёкшую розовую каплю, исподлобья взглянув на Попова, которого от одного лишь вида настырных зелёных глаз бросило сначала в жар, потом в холод.
— Пусть смотрит.
* * *
Арсений тяжело поднимался по лестнице к себе на чердак. Влажные волосы неприятно липли ко лбу, а мокрая рубашка тянула вниз неподъёмным грузом. После посещения архива они с Димой и Антоном пошли гулять по городу, но в конце попали под сильный дождь, который обещал литься всю ночь, из-за чего они с ребятами быстро попрощались и как можно скорее разбежались по домам. Не включая в комнате свет, он осторожно вытащил вырванные из блокнота листы и разложил их на столе, стараясь хотя бы немного разгладить, чтобы они более-менее ровно высохли. В некоторых местах чернила потекли и расплылись, но текст был хорошо читаем, так что можно не беспокоиться. Арсений закрыл окно, через которое завывал прохладный летний ветер, принося собой звуки дождя. Это несильно помогло, потому что всё равно было слышно, как холодные капли ритмично барабанят по черепице, но уже лучше, чем ничего. Достав из шкафа чистую одежду и махровое клетчатое полотенце, юноша спустился на первый этаж. Полутёмный коридор, где единственным источником освещения стал свет из родительской комнаты, выглядел мрачно, но атмосферно. Проходя мимо спальни, юноша остановился, услышав негромкий оклик:
— Арсюш, ты уже вернулся? Сильно промок?
Попов заглянул в комнату, опёршись на приоткрытую дверь. Мама как обычно вязала, вполуха слушая идущую по маленькому телевизору-коробке программу, а отец, нацепив на нос тонкие очки и читая какую-то книгу, лежал на кровати рядом с ночником, находящимся на прикроватной тумбе.
— Немного промок, но не сильно. Сейчас ванну приму и всё хорошо будет.
— А, хорошо. Подойди сюда на минутку.
Арсений послушно вошёл в комнату и подошёл к маме, которая, взяв своё вязание, приложила лицевую сторону мягкого свитера к груди сына и расправила рукав, проверяя, достаточной ли он длины.
— Всё, можешь идти.
Он направился в ванную, где, включив светильник над раковиной, который мгновенно залил всю комнату тёплым жёлтым светом, кинул на крышку бельевой корзины полотенце. Закрыв дверь, которая тихо заскрипела, и защёлкнув маленький замок, юноша прикрыл узкое коричневое окошко, находившееся под самым потолком. Жалюзи он опускать не стал: вряд ли кто-то будет ходить ночью и заглядывать в чужие окна, тем более в дождь. Закрыл слив резиновой затычкой на цепочке, включил кран и настроил тёплую воду. Быстро раздевшись, немного покрутился перед маленьким зеркалом, висящим над раковиной, растрепал волосы и залез в ванну. По телу пробежали мурашки от соприкосновения горячей кожи с холодным чугуном. Арсений откинулся на спинку ванны, положив руки на бортики, и прикрыл глаза, стараясь расслабиться. Он устал. Поход в архив не пролил и капли света на всё случившееся, а только сильнее запутал. Волновало не только собственноручное расследование: он прекрасно понимал, что из-за отсутствия ресурсов, улик и банального доступа к информации вряд ли получится выяснить что-то, что не смог бы узнать шериф. Да и он не имел никакого отношения к этому преступлению, в самую пору было бы бросить это всё и заняться своей жизнью, но не хотелось. Где-то в глубине души он чувствовал, что должен узнать правду. Ради Оксаны. Она должна узнать, как всё произошло на самом деле, узнать, кто это совершил. Она знакома почти со всеми жителями города, страшно представить, что кто-то из них является безжалостным и кровожадным убийцей. Который обязан получить самое строгое наказание. Все мысли занимал разговор с Димой, который прервал приход Антона. Колупая светло-берёзовую плитку на стене, Арсений думал о том, что ему, выходит, нравятся мужчины. Но ведь и женщины тоже. Разве возможно, чтобы нравились и те, и те? Дима сказал, что он точно не знает, а он прожил в Америке всю жизнь, видел новости о тех парадах и бунтах, о которых в СССР никто не то что не упоминал, но даже не подозревал. Странно было представить советского человека – работягу, окончившего смену на заводе, приходящим домой и целующим в губы другого мужчину, который... тоже вернулся с завода? Или весь день, стоя в цветастом халате, с бигуди на голове, одной рукой варил борщ, а другой укачивал их общего ребёнка? Это странно. Такого точно никогда не будет. Но ведь его собственное влечение есть. Он постоянно смотрит на Антона, искренне восхищается его стилем одежды, волосами, телом, да в принципе всем. Он хочет пальцами зарыться в мягкие русые кудряшки, прижаться к его коже, вдыхая нежный и такой летний аромат одеколона. Попов откинул голову на бортик, прикрывая глаза и погружаясь в тёплую воду по плечи, которые мгновенно покрылись мелкими мурашками. Он сильно влип. Родители познакомили его с Оксаной, чтобы он смог освоиться и, возможно, начать встречаться с ней, а он вместо этого в её друга вл... Нет, пока рано для таких громких слов. Вода стала тяжёлой и тягучей, навалилась теплотой на всё тело, расслабляя напряжённые мышцы и давая ощущение спокойствия. Антон ему просто симпатичен, да. Как человек. Он смешной, добрый, харизматичный и интересный – такой точно понравится любому. К тому же, неизвестно, как он сам относится ко всему этому. Вдруг такие люди ему вообще омерзительны? Такое же вполне может быть. Он, может, мечтает найти красивую жену и завести двоих детей. Хотя, зная бунтарский дух парня, такое маловероятно, но всё же. Арсений лениво приоткрыл глаза, которые тут же округлились от ужаса. Он, с громким вскриком выскочив из воды, спешно обмотал полотенце вокруг бёдер, отошёл к самой двери, не отводя взгляд от ванны. Казалось, что сердце вот-вот проломит грудную клетку и выскочит наружу. Вода, до этого бывшая прозрачной, превратилась в тягучую чёрную жижу, которая, выломав фильтр в кране, трясущемся от напора и стучащем чем-то внутри, тяжёлым потоком падала вниз, заполняя ванну всё больше и больше. Со стороны двери послышался негромкий стук, после чего обеспокоенный голос отца спросил:
— Всё в порядке?
Арсений потёр лицо ладонями и на пару секунд зажмурился, но, когда распахнул глаза, видение не ушло. Он трясущимися руками открыл защёлку и распахнул дверь, поворачиваясь к отцу.
— Там это... Вода чёрная потекла.
Мужчина прошёл в комнату и взглянул на ванну:
— Да нет вроде, обычная.
Попов обернулся и увидел как ни в чём не бывало чистую воду, которая слабо поблёскивала в свете лампы.
— Она была чёрной, честно...
Отец подошёл к смесителю и опустился на корточки, осматривая кран. Отключил и включил воду, но текла всё та же. Достал затычку, отчего содержимое ванны начало медленно стекать.
— Тебе, наверно, это показалось, — Арсений крупно вздрогнул, как только услышал за спиной обеспокоенный голос незаметно подошедшей мамы. — Понимаешь, после большого потрясения бывает такое, что иногда начинает казаться то, чего нет. Это нормально.
Арсений потёр лицо руками, стараясь прийти в себя и понять, действительно ли всё это было или ему и вправду померещилось. Может, просто свет так упал.
— Не знаю.
Женщина осторожно притянула его к себе и ласково обняла, чувствуя, как дрожит всё тело подростка. В ту ночь, при свете ночника долго сидя в халате на матрасе и пялясь в одну точку, он смог заснуть лишь ближе к рассвету.