Город Святой Анны. Слой Утро. Замок семьи Винтерберг. Двадцать первое ноября 2347 года от заселения планеты. 13:02 по местному времени.

Наверное, стоило бы приказать избавиться от оранжереи. Всё равно теперь некому ухаживать за всеми этими цветами, многие из которых, как помнит Герман, мама добывала из большого мира. Когда через официальные поставки, а когда и не гнушаясь контрабанды. И никогда не позволяла прислуге даже дышать в их сторону, предпочитая самостоятельно пересаживать, подрезать, экспериментировать с сортами. Все эти розы, каллы и… названия остальных Герман и не припомнит. Да и имеет ли это смысл?

Так что… Избавиться от постоянного напоминания о той, другой жизни, которой всё равно уже нет возврата? Разместить здесь… ну, хотя бы нормальный наблюдательный пункт. Как за городом, что лежит внизу, так и за склонами, на которых кое-где, если хорошо присмотреться… и знать, что именно надо искать, конечно… можно увидеть Цепь. И тех, кто её всё ещё поддерживает. Правда, последние лет сто, а то и больше, солдаты Цепи по большей части занимаются тем, что не дают проникнуть в город. А ведь, по идее, должны следить за тем, чтобы из города никто не выбрался… хотя тут у без них… Впрочем, Цепь — Цепью, но обычные опасности Каньона она не отменяет. Утро, конечно, не Сумерки, где то и дело в город наведываются гости с с гор, опоясывающих Каньон, но и здесь всякое случалось за все те годы, что прошли с момента появления первого ссыльного. Лавины, к примеру, самое безобидное. И, по счастью, в достаточной степени прогнозируемое. Но дополнительный пункт для наблюдения точно бы не помешал…

— Помню, как Марта выпросила эту комнату для сада сразу же после свадьбы. Ей как раз кто-то успел рассказать про традицию нашей семьи и первом даре супруге… Не думала, честно, что из её затеи выйдет что-то настолько прекрасное, — фрау Ангелика рассматривает какой-то из цветов, стоя, впрочем, на некотором от него расстоянии. Герман пытается вспомнить, не является ли цветок ядовитым, но в памяти ничего на этот счёт так и не находится. К сожалению. Или к счастью. Потому что думать о том, что тот же Тео мог пострадать просто из-за цветка, совершенно не хочется. Хотя! насколько Герман помнит, мама никогда не запрещала прикасаться к цветам, за исключением тех, что находятся за стеклянной перегородкой. Значит, скорее всего, эти цветы всё же безопасны. Наверное. — Но твоя мать была на редкость упорной женщиной.

— И это качество в полной мере унаследовал Тео, — вдыхает Герман, пытаясь не думать опять о том, что Тео по-прежнему игнорирует любые попытки Германа с ним связаться. — Он хотя бы с вами разговаривал?

— Нет. — Фрау Ангелика раздражённо дёргает уголком рта, в остальном оставаясь невозмутимой. Она отходит немного в сторону, едва ли не вплотную приближаясь к стеклу стены. По стеклянному же — пусть даже и укреплённому магией — полу. И с совершенно спокойным видом смотрит на пропасть, начинающуюся прямо под ногами.

Настоящая Винтерберг! Пусть не по крови, но по духу!

Герман дожидается, пока фрау Ангелике надоест рассматривать склоны гор, и покорно следует за ней. Он предлагает руку, когда они поднимаются по ступенькам в ту самую часть сада, где не так давно Герман в последний раз разговаривал с Тео. Рука фрау Ангелики сухая, тонкая, но силы в ней достаточно. Даже для того, чтобы, например, без передышки или каких-либо усилий всадить весь магазин из пистолета. Не из облегчённого, приспособленного для дам, а из обычного! И это чувствуется, когда она сжимает предплечье Германа. Синяки, конечно, на коже не останутся, но…

Они останавливаются рядом с так и не убранными стульями. Слишком низкими, чтобы Герман ещё раз желал на них садиться. Фрау Ангелика опять подходит к стеклу, отгораживающему их от пропасти и долго во что-то всматривается, не нарушая тишины. Что она там видит? Герман помнит, что фрау Ангелика приобрела привычку всматриваться в пропасти, которыми изобилует этот склон гор, после того, как дедушка — её муж, погиб. При так и невыясненных обстоятельствах. Его… его труп нашли спустя семнадцать суток поисков на площадке восточнее замка на семь дней пешего перехода. Обескровленное, заледеневшее, несмотря на то, что была середина лета. и даже ледник Эйхмана тогда наполовину стаял… Что за тварь стала причиной его смерти, так никто и не узнал. Фрау Ангелика никак — этого Герман, разумеется, в силу возраста не помнит лично, но папа, да и дяди не раз, и не два в красках рассказывали подробности того дня — не отреагировала на то, что её любимого мужа нашли в таком ужасающем виде. Но спустя сутки после похорон она, облачённая в траур, который не снимает и по сей день, начала вот так вот застывать возле панорамных окон. Словно что-то пытаясь найти или… Герман не знает. И не уверен, что хотел бы получить ответ. Поэтому он никак не выдаёт того, что видит эту привычку фрау Ангелики. Вот и сейчас — Герман, ожидая, когда фрау Ангелика решит продолжить разговор, ради которого и вызвала его сюда, тоже скользит взглядом по тому, что расположено внизу. Правда, выбирает для взгляда сам город, лежащий чуть дальше. Жаль, что сегодня не пасмурно — видеть, как от крыш отражаются сотни солнечных зайчиков ему всегда нравилось…

— Ты ведь не думал, что Тео так быстро перестанет злиться, учитывая, что ему пришлось выбраться из того мирка, в который он сам и забился? — нарушает тишину фрау Ангелика, давая понять, что то, что она изо дня в день высматривает по склонам гор, более сейчас не занимает её ум.

— Нет, разумеется. Но и позволять ему с каждым днём всё дальше уходить от реальности я не мог. И вы меня поддержали в этом решении. — Герман пробегается пальцами по татуировке, чуть соскальзывая в иллюзорий. Ровно настолько, чтобы проверить, не появилось ли вызовов от Тео. И сам же отдёргивает руку, едва ли не обругав себя за эту слабость… за сегодня он повторяет это уже в пятнадцатый раз. А ведь ещё даже не полдень… — Это было правильно. Как и то, что будущему князю не помешает друг…

— Правильный друг из правильной семьи, — с явной улыбкой в голосе уточняет фрау Ангелика. Герман не улавливает осуждения, да его и не может быть. Всё было правильно. То, что Тео в юношеском максимализме отказывается это признавать, неприятно, но… остаётся только надеяться, что рано или поздно он повзрослеет. И оценит то, что Герман делает не в последнюю очередь ради него. — Дай ему остыть, Герман. Не тревожь.

Герман пожимает плечами. Этим он уже не первый день и занимается!

— У меня есть подозрения, что он общается с Клаусом, но последний молчит, предпочитая говорить на любую иную тему, кроме этой. Я вообще не понимаю, на чьей он стороне… — Герман осекается, понимая, что просто жалуется сейчас, как когда-то в детстве. Это…

— Я не хочу слышать о твоём подчинённом, — отмахивается фрау Ангелика. И от темы, и от попытки Германа выпросить у неё немного сочувствия. Правильно, он не в том возрасте, чтобы плакаться бабушке. Тем более, что фрау Ангелика и в те времена, когда он был ребёнком, подобного поведения не одобряла. — Ведь ты сам его нашёл и позволил занять настолько высокий пост. Вот и расхлёбывай теперь… Впрочем, я не думаю, что твой Клаус не предан тебе. На него тебе тоже давить не стоит, Герман. Что с Мораной? — резко меняет тему фрау Ангелика. Так, что Герман даже чуть вздрагивает, но почти сразу же берёт себя в руки.

— Я думаю над этим. — В самом деле. То, что младшую из княжон стоит оставить в покое, Герман уже для себя решил. Да и фрау Ангелика, кажется, прямым текстом об этом говорила. Но тем не менее некоторое время на то, чтобы как следует обдумать кандидатуру возможной будущей жены, Герман потратил. И… да. Конечно, из младшей при должном старании можно было бы вылепить то, что лично его бы устроило… пусть даже он всегда терпеть не мог подобные методы, отдавая на них право Найтмару. Как и многие поколения до него. Только вот у предыдущих поколений было немного больше пространства для манёвра! Если бы только найти хоть что-то…

— Думай быстрее, внук. После всего, что случилось, мне очень бы не хотелось отдавать власть побочным ветвям нашей семьи.

При одной мысли о том, что власть может взять дядя Карл… или дядя Мартин, Германа продирает озноб. Это… полный крах и Шторма и самого имени Винтерберг. И если фрау Ангелика об этом заговорила…

— Даже при том, что они — ваши сыновья, фрау Ангелика?

Фрау Ангелика фыркает. И желает доброго дня и правильно принятых решений. С тем и уходит.

Герман провожает невысокую хрупкую фигурку с прямой несмотря на прожитые годы спиной и только после того, как слышит, как фрау Ангелика покидает зимний сад, прикрыв за собой двери… и плевать, что они стеклянные, как и всё, кроме пола здесь!.. да и тот… местами… Только после этого он позволяет себе ссутулиться. И усесться прямо на пол, игнорируя стулья и правила этикета. В который уже раз.

Княжна Морана…

Показательно наивная. Прям абсолютная жертва. И при этом — слишком… Слишком наивная. Слишком нуждающаяся в защите. И — слишком лживая… Герман помнит их встречу тет-а-тет в иллюзории. И это не позволит обманываться на счёт ней. Но это и привлекает. Всё же милые барышни, нуждающиеся с мужском плече, не заводят совершенно. Пусть даже женщина и должна быть за спиной мужа, но это точно не означает, что при этом она должна быть безвольной амёбой. Княжна Морана… кто угодно, но не амёба. Только вот… стоит ли связывать себя узами брака с подобной, хм, женщиной? Конечно — войти в семью князя, пусть и в качестве зятя, это заманчиво, но… Перспектива повесить на себя ещё и проблемы этой самой княжеской семьи в довесок к собственным, портят пасторальную картинку. Тем более, что Герман понятия не имеет о целях княжны. В самом деле — чего вообще княжна Морана сейчас будет пытаться добиться? Учитывая, что её брат найден живым и здоровым и, если телохранители хотя бы в этот раз сумеют сработать нормально и не допустят его гибели, в скором времени станет новым князем… Быть теневой хозяйкой города? При том, что во-многом семью Волковых уже давно оттеснили от многих областей, и только контроль над перемещениями и связь с внешним миром… которая так или иначе, но всё равно есть даже в обход тех, кто… Чего она может добиться встав за троном? Или она хочет перекроить политическую карту города в угоду собственным целям? В таком случае — стоит ли поддержать её стремление хотя бы из расчёта получить привилегии для Шторма? Вопрос, конечно, не только в моральности подобного выбора, но и в том, получится ли встать рядом с ней? И — насколько…

Герман запускает пальцы в волосы, отмечая, что как-то он за последнее время оброс и надо бы…

Когда там у княжны Мораны новый выход в свет? С её занятиями благотворительностью… Вот интересно — сколько искренности в этом её увлечении?

Глупый вопрос, конечно. Ноль. И не сказать, что это как-то отвращает. Тем более, что так уж ли важно, с каким умыслом человек совершает — в данном конкретном случае добрые — поступки, если это идёт на пользу всем? Ну, или почти всем…

Может, тоже благотворительностью заняться? Хотя бы ради создания положительного имиджа…

Герман ухмыляется, следя взглядом за неизвестно откуда — учитывая, что в горах, пусть даже это и Утро, все деревья уже недели полторы как облетели — жёлтым с красным пятном посередине листиком осины. Вряд ли его имидж попытки помочь обездоленным смогут изменить. Ну, разве что в худшую сторону. Всё же такие вещи больше к лицу женщинам… Только вот вряд ли фрау Ангелика даже ради Винтербергов в целом позволит себе даже посмотреть в сторону подобных… развлечений.

Он передёргивает плечами, чувствуя холодные мурашки, прокатившиеся по позвоночнику, и отгоняет жуткий образ. Лучше даже не пытаться думать о таких вещах!

Герман кое-как поднимается на ноги и подходит вплотную к стене — туда, где немногим ранее стояла фрау Ангелика. И замирает, пытаясь понять, что же всё-таки она каждый раз высматривает в горах? Скалы… пусты. Сейчас, на границе зимы, большая часть живности — даже чудовища! — откочевала в более приятные места. Куда-то за пределы Каньона… Герман чувствует приступ зависти — в отличие от него эти неразумные в большинстве своём твари свободны находиться там, где пожелают. И никакие оковы давних клятв, навечно вплавленных в саму основу Каньона и собственную кровь, не довлеют над ними.

Интересно, если бы люди знали, что покинуть Каньон им мешает клятва герцогов, сколько бы он сам и остальные аристократы прожили?

Герман вздыхает, низко опустив голову. Некоторое время стоит так, пытаясь заставить все ненужные сейчас мысли испариться. Потом расправляет плечи, бросает последний взгляд на скалы и раскинувшийся внизу город и быстрым шагом покидает оранжерею.

До того момента, как он встретится с княжной Марой, стоит, наверное, всё же попытаться вытрясти из Клауса, что там с Тео.

***

Город Святой Анны. Слой неизвестен. Место неизвестно. Предположительно двадцать первое ноября 2347 года от заселения планеты. Время неизвестно.

Она понимает, что оказалась в какой-то незнакомой ей часть Школы только после того, как едва не проваливается в щель между досками пола. Глория с трудом удерживается на ногах и поспешно отходит от провала подальше, стараясь с расстояния рассмотреть, что там внизу находится. Получается не очень, но подходить ближе с вероятностью провалиться вниз уж точно нет ни малейшего желания.

Глория обходит дыру по широкой дуге, прикрывая уши при особо громком скрипе половиц… совершенно не внушающих доверие, если учесть, что одна дыра тут уже есть… и пытается понять, куда именно её занесло. И как теперь возвращаться обратно, учитывая, что — она смотрит на сгущающиеся сумерки за окном — скоро ночь. И стоило бы оказаться в этот момент в своей комнате. Чтобы не нарушать правила в очередной раз.

Ну… не то, чтобы она придавала этому значение, но нарваться на взыскания просто из-за собственной глупости… это будет чересчур. И ладно бы она и правда планировала сегодня сбежать, так хотя бы действительно какая-то вина присутствует… Но это?

Глория доходит до когда-то явно выкрашенной в светло-синий цвет двери, ведущей куда-то за пределы комнаты, в которой она пришла в себя от… надо сказать, что какая-то совсем уж пустая и пыльная насквозь комната… и выглядывает в щель, одновременно пытаясь понять, получится ли пролезть в зазор, учитывая, что дверь перекосило основательно. По идее должно — ведь пробралась же она как-то сюда? Вот большой вопрос — как. Учитывая, сколько усилий придётся приложить… не могла же она проделать это на автомате, погружённая в мысли? Пусть даже те и… Глория вздыхает. Через щель не видно ничего, кроме противоположной стены с пятнами прямоугольной формы — видимо, когда-то там висели картины — в которой тоже есть парочка проломов. Мрачненьких таких. Как в какой-нибудь хоррор-игре. Или фильме ужасов. Глория позволяет себе ненадолго представить, что там, в глубине провалов может скрываться… что-то. А у неё как назло под рукой даже красок нет. Ни для обороны, ни для того, чтобы свалить отсюда... Она отводит взгляд от проломов, чувствуя, как по спине прокатывается волна мурашек. И сердце стучит заполошно. Вот и надо так себя накручивать. Это же всего лишь одно из заброшенных помещений в Школе…

Нет. Точно нет. Откуда в Школе может быть такое место?!

Глория отрывается от изучения двери и — на цыпочках, потакая опаске, проснувшейся в душе под влиянием того, что сама себе сейчас напридумывала — подходит к окну, чтобы рассмотреть, где, собственно говоря, она вообще находится.

Первое, что бросается в глаза — стена леса. Хвойного, что не очень проясняет местонахождение. Учитывая то, что в сумеречном свете и общей пасмурности сложно разобрать подробности. А ещё там холодно. Значительно холоднее, чем было не так давно… Глория высовывает руку в оконную раму, стараясь не задеть торчащие осколки стекла, и растирает по ладони капли дождя. И чего-то… что остаётся на пальцах липкой плёнкой. Глория отирает руку о ткань форменной юбки и делает полшага назад. Чтобы дождь — вернее, мелкая дождевая пыль — не дотянулся до неё через разбитое окно. Не то, чтобы это казалось опасным — хотя что вообще может быть опасного в дожде?! — но соприкасаться с ним совершенно точно не хочется. Пусть даже Глория и понятия не имеет о причине такого ощущения.

Где она вообще?!

Где-то на задворках сознания проносится мысль, что самое время начинать паниковать, но Глория заставляет себя дышать размеренно и не поддаваться эмоциям раньше срока. А то будет повод для Ярти… пусть даже она и не узнает про это… Глория встряхивает головой, с раздражением откидывая волосы, лезущие в глаза. И пытается сосредоточиться на… Для начала, вероятно, стоит вспомнить, что было до того, как она здесь оказалась.

Ах, да! Конечно…

Тео.

Вернее — ссора с Тео, который успел познакомиться с этой девчонкой, едва не свалившейся вчера с лестницы… да, по вине Глории — она ни капли не отрицает этого! — но какое право эта дрянь имела настраивать против неё… хоть кого-то?! Глория же извинилась! Так почему… И почему Тео… Глория часто моргает, чтобы согнать навернувшиеся слёзы, думая, что очень удачно то, что она не пользуется косметикой, а то бы сейчас пришлось беспокоиться ещё и о том, что макияж испортился…

Так вот. Ссора.

После которой Глория убежала, лишь бы не расплакаться на глазах у этого придурка, считающего, что… Глория понятия не имеет — да и не горит желанием знать — что именно этот подросток там себе надумал. Это вообще не должно бы её касаться. И не касалось бы, если бы Веслав не был князем! В этом Глория ни капли не сомневается. Увы, изменить что-то Глория не в состоянии. Так что… надо либо смириться с закидонами друга Веслава, либо попытаться сблизиться с ним… от одной мысли об этом начинает тошнить. Глория косится на окно и напоминает себе, что она — в отличие от Тео и Веслава — не подросток с нестабильной психикой. И должна вести себя соответственно… Впрочем, она же истеричка? Так может быть ей полагается хотя бы небольшая скидка? Ладно. Неважно.

Тео вёл себя по-хамски, наговорил гадостей, намекнув, что она — охотница за состоянием или что-то в этом роде. И Глория психанула, сбежав… куда-то. Только вот она не помнит, что именно произошло с ней в итоге! Глория поджимает губы, запрещая себе думать о том, что они дрожат. И от злости на Тео, и от страха. Она отходит от окна и всё же подбирается к дыре в полу. Через которую видно примерно столько же, сколько и через зазор между дверью и косяком. То есть — строго пятачок исключительно грязного пола прямо под собой. По крайней мере — с того места, с которого смотрит Глория. Но ползти вокруг дыры не кажется хорошей идеей, учитывая то, как поскрипывают и без того проломленные доски. Старые и, вероятно, основательно прогнившие.

Это точно не может быть место в Школе! Ни в одном корпусе — хоть в жилых, хоть в учебных — нет таких помещений. И нет такого пейзажа. Тогда…

Может ли быть такое, что Глория неосознанно перепрыгнула в другой слой? Без рисунков, просто на чистом желании.

Теоретически…

Глория хмыкает. Можно подумать, она разбирается в теории путешествий по слоям! В практике, конечно, немного получше, но… Она замирает, заметив, как внизу что-то быстро промелькнуло. Что-то достаточно большое, чтобы можно было спокойно сидеть тут и не предпринимать никаких действий. Конечно, это может быть просто какое-то животное, забравшееся в здание… которое, как всё больше убеждается Глория, не имеет отношения к Школе… но ощущение тяжести на плечах и холод, поднимающийся по позвоночнику, не сулят ничего хорошего. Кроме того, даже обычное животное может быть опасно. Те же одичавшие собаки… не говоря уже про более серьёзных зверей вроде волков, например. Если они, тут водятся… Мысль обрывается, как только Глория натыкается взглядом на собственную сумку, валяющуюся в паре шагов от дыры. Хорошо. Кажется, в сумке съёмник… Она подтягивает сумку к себе, опять краем глаза заметив движение внизу. И заставляет себя не нервничать. И сосредоточиться на

И в самом деле. Только почти разряженный. Глория вздыхает, мечтая сейчас о татуировке. Ну… может, поспрашивать о пусть не официальных, раз уж они не делают татуировки о совершеннолетия клиента, но хотя бы подпольных. Правда, где взять денег на подобное. Подпольные ведь на то и подпольные, чтобы драть тройную цену за услуги. Ладно. Не о них сейчас. Надо поскорее убираться отсюда. Хотя и непонятно, как. Ну… для начала стоит, наверное, узнать, где именно она сейчас находится. Только вот у кого…

В памяти всплывает клочок бумаги, который она обнаружила в своём кармане после знакомства с Пауком. Комбинация цифр и букв. Адрес? Что ж. Она точно ничего не теряет, если… Можно, конечно, попробовать связаться с Риком, но только Глория сильно сомневается в том, что тот сможет отыскать её, учитывая то, что она и сама не знает, где сейчас находится. Во всяком случае — не сразу. По этой же причине она отметает варианты связаться с Энни или Ярти.

А ещё потому, что выслушивать от последней что-то на тему своих умственных способностей Глории не хочется совершенно.

Она несколько раз глубоко вдыхает, стараясь выдыхать как можно медленнее и включает съёмник, думая, что то, что там не отображается время — серьёзное упущение со стороны разработчиков. Как самого съёмника, так и иллюзория в целом. И после некоторой борьбы боязни выставить себя идиоткой и страхом остаться тут навечно… с тем, что там шастает этажом ниже… вбивает сообщение, отправляя его по указанному адресу.

А г л а я: Доброго вечера. Я не знаю, к кому ещё обратиться…

П а у к ?: У вас уже вечер? Мне казалось, что время суток в городе течёт примерно одинаково))) Что у вас случилось, Аглая?

А г л а я: Эх(( Значит, я поняла правильно, и сейчас нахожусь не там, где должна. Только вот я не знаю, где. И мне страшно.

Глория морщится от того, насколько жалко это звучит, но уж лучше так, чем строить из себя железную леди, которой любые проблемы нипочём.

П а у к: Вот как? Опишите место. Я попробую помочь.

Глория окидывает взглядом комнату и вздыхает. В том, чтобы что-то там описывать, она не то, чтобы очень хороша. Вот нарисовать — да. Особенно в последнее время.

А г л а я: Заброшенная комната с проломленным полом и перекосившейся дверью, через которую невозможно пролезть. Окно разбито. За ним — хвойный лес. И дождь. И мне кажется, что внизу кто-то есть.

П а у к: Негусто. Посмотрите, есть ли в комнате лепные элементы — розетка цветов, барельеф… что-то похожее.

Глория окидывает комнату, которая, кажется, ещё больше погружена в сумерки, и пытается найти хоть что-то, что может подходить под описание. Нет. Ничего тут… в самом дальнем углу — Глория встаёт и, с трудом обогнув дыру, подбирается ближе — есть что-то вроде утопленной в стену головы. Глория добирается обратно к сумке, теперь отчётливо слыша шорох внизу. И не только там — в коридоре за дверью тоже явно что-то… Она стискивает зубы, чтобы не заскулить от страха. Проклятье! Она же не боялась так даже тогда, когда господин Людвиг вынудил её спуститься в Тьму! Так почему сейчас…

А г л а я: Есть. В углу лицо какое-то под потолком.

П а у к: Хорошо. Я на время вас покину.

И как это понимать? Глория смотрит на начавший мерцать экран и не знает, стоит ли его выключать или…

— Доброго дня, госпожа Аглая, — раздаётся голос позади, от чего Глория взвизгивает и подпрыгивает, чувствуя как магия начинает… — Вам всё же стоит улучшить навыки контроля.

Глория медленно оборачивается и видит Паука в полурасстёгнутой рубашке, под которой прекрасно видно переплетающиеся татуировки, назначения которых Глория не знает. Даже близко не знает.

— Здравствуйте…

— Вам повезло, что вы попали именно в этот дом — промахнись вы хоть немного, и мне потребовалось бы намного больше времени, чтобы вас найти. Учитывая специфику Сумерек, это могло бы закончиться для вас в достаточной степени трагически. И я не рекомендую вам в дальнейшем столь неосмотрительно перемещаться между слоями.

— Я не хотела, — Глория чувствует, что краснеет. — Я вообще не понимаю, как тут оказалась… Просто я… поссорилась с одним человеком и…

Паук в одно движение оказывается рядом и довольно бесцеремонно сдвигает ткань рукава на её платье вверх, обнажая предплечье с мерцающими знаками… но ведь она смывала их!

— Магические рисунки убираются исключительно специальным растворителем. В противном случае малейшее колебание магии приводит их в движение. — Паук вздыхает и, перехватив взгляд на татуировки, усмехается. — Да. По тому же принципу работают и татуировки. И гравировки на оружие и прочие изыски, которые я рекомендую вам завести для хотя бы базовых вещей. И контролю над управлением ими нужно учиться. Как вы понимаете, это даётся далеко не всем.

— И поэтому подросткам не делают татуировки? — Уточняет Глория, подхватывая сумку. Вряд ли Паук сейчас просто уйдёт. Ну… в крайнем случае он покажет, как выбраться.

— А также потому, что ни психика, ни физиология ещё не устоялись и имеют склонность меняться. Тем, кто рискнул на подобное, временами… не везёт. От сумасшествия и инвалидности до смерти. Но это неинтересная тема, если, конечно, вы не планировали рискнуть, — Паук улыбается. Почти искренне, но Глории не очень-то нравится улыбка. И только сейчас она понимает, что у Рика, кажется, есть причины его опасаться… И как-то не хочется думать о том, что она сейчас наедине с этим человеком, и ни одной живой душе неизвестно, что… — Подойдите ближе.

Это… не выглядит безопасным, но… Глория опять слышит шорохи — ещё более ясные! — за дверью. И видит, что Паук тоже их слышит, суда по тому, как он мрачнеет. Ну, уж нет. Она не собирается оставаться тут. Уж лучше рискнуть и… Глории не остаётся ничего, кроме как подчиниться.

Спустя мгновение она оказывается в уже знакомой ей квартире в Ночи.

— Оставайтесь здесь — я отправлю к вам Рика… как только найду. И постарайтесь не влипать в истории. Хотя бы в одиночку.

Паук исчезает раньше, чем Глория успевает сказать хоть что-то. Она только и может что растеряно моргать, пытаясь осознать всё, что с ней произошло.

Бросив сумку на пол, Глория стягивает с себя обувь, вспомнив, что Рику не нравится, когда по квартире ходят в ней, и забирается с ногами на диван. Потом подскакивает и спешно ставит устройство на зарядку. И лишь после этого позволяет себе немного расслабиться.

***

Город Святой Анны. Слой Сумерки. Квартира Хельги Альттора Сентьолло-Лиэн. Двадцать первое ноября 2347 года от заселения планеты. 16:40 по местному времени.

После того, как они с Риком обшаривают ещё пару таких же дворов — на этот раз, увы, без какого-либо результата — Ярти может думать только о том, чтобы добраться до ближайшей горизонтальной поверхности и выключиться. Ну… можно горячую ванну ещё добавить. Если получится не заснуть в ней, конечно. Только вот сегодня в «Вишне» планирует объявиться Крис, который, понятное дело, и без того там едва ли не еженощно бывает, но именно сейчас видеть его слишком для бедной психики Ярти. И, наверное, лучшим выбором было бы отправиться в квартиру Людвига, но тащиться так далеко Ярти просто не в состоянии. Кроме того… признаваться в этом невозможно даже самой себе, но остаться сейчас в одиночестве в пустой квартире — а ведь Людвиг вряд ли вернётся до утра, учитывая то, что удалось обнаружить — попросту невозможно. Ярти даже не хочет представлять себе такое. Поэтому… Поэтому, сбросив через иллюзорий Людвигу словесный отчёт, она приказывает… наверное, стоило бы попросить, но уж что получается… Рику перенести её к Пауку. Он, конечно, тоже то ещё испытание для психики, но умеет быть тихим, как ни странно. И, если его попросить, он точно не станет её доставать лишний раз. По крайней мере — до тех пор, пока она не переведёт ему этот чёртов Свиток… Так что можно, наверное, рассчитывать на тихий вечер и при этом не остаться один на один с мыслями… хотя по большому счёту присутствие Паука мало что меняет — если, конечно, Ярти не придёт в голову делиться с ним…

Оказываются они в прихожей. И Ярти только и может, что гадать — специально Рик так рассчитал, чтобы не появиться прямо в комнате в уличной обуви, что было бы очень… неприятно, или ему просто повезло. Всё же она никак не может понять, что вообще такое эта его способность перемещаться между слоями. Ведь это же практически копия того, что умеет княжеская семья!.. Ну, и Паук, хотя про то, что такое Паук, лучше и вовсе не задумываться, учитывая… многое.

Она разувается и проходит в комнату, где видит Паука, полностью отрешённого от реальности. Впрочем, это продолжается не так уж и долго — спустя пару минут Паук моргает, встаёт, явно не заметив никого, и пропадает из комнаты.

— Ну, вот и как это понимать? — в пустоту интересуется Ярти, без сил опускаясь на диван. Рик, который, кажется, после сегодняшней прогулки по норам контрабандистов… которые с чего-то вдруг решили сотрудничать с сыновьями… стал относиться с немного меньшей настороженностью к Ярти, всё же остаётся стоять. Ярти пожимает плечами. Его дело. Хотя странно, что он не отправился к себе сразу после того, как доставил её сюда. Ответа она не ждёт. И не напрасно. Но зато получает вопрос.

— А почему Аглая… та, первая, так не хотела попасть в бордель?

— Что?! — Ярти радуется, что в этот момент ничего не пила, а то бы точно захлебнулась. Такие вопросы… Ярти поворачивается всем телом к Рику и смотрит ему в глаза. Тот взгляда не отводит — только хлопает длинными на зависть любой женщине ресницами и медленно краснеет.

— Ну… я был сегодня в «Вишне». И не понял. Там… все улыбались и…

— Потому, что это… не то, что… — Ярти запинается. Ну, вот и как этому лабораторному опыту, у которого ни капли понимания жизни, объяснять, что и почему?! Хотя… если подумать, то стоит всё же попытаться. Чтобы он не получил объяснения от кого-то другого. В таком варианте, который… Только вот где слова найти? Стоп. Лаборатория… Ярти садится по удобнее. — Тебе ведь не очень нравилось в лаборатории?

— Там… было больно, — Рик ёжится и даже как будто бы выцветает. Ярти мельком думает, что же такого с ним там делали, если одно только упоминание приводит к такому.

— И ты никак не мог запретить им делать то, что они делали. Так? — Ярти ловит кивок Рика. — Женщинам тоже не нравится то, что им приходится делать по принуждению. — Пусть даже за это они и получают достаточно неплохие по меркам Ночи деньги. Но тех, кто сознательно выбрал такой образ жизни, Ярти может пересчитать по пальцам. Одной руки. И это — на всю Ночь. И далеко не все из них по итогу довольны сделанным когда-то выбором. Впрочем, раз они не прикладывают никаких усилий для того, чтобы изменить свою жизнь, то, вероятно, текущее положение в чём-то их устраивает… Ярти выбрасывает мысль, от которой в любом случае нет никакой пользы и возвращается к разговору. — Кроме того, мужчинам в свою очередь не нравится, если женщина, с которой они решили связать свою судьбу, вела подобный образ жизни.

— Но при этом они пользуются услугами похожих женщин? — удивлённо хлопает ресницами Рик.

— Лицемерие, как оно есть, да. Но таков наш мир. — Ярти усмехается. И довольно улыбается, видя какое-то понимание в глазах Рика. И надеется, что он понял всё правильно.

Паук появляется так же внезапно, как и пропал до этого. Один. И со странной улыбкой на лице. Он падает в своё потрёпанное кресло и только сейчас, кажется, замечает Ярти и Рика.

— Как удачно… — шепчет он. Потом закрывает лицо ладонями и энергичными движениями протирает его. — Рик. Отправляетесь в мою квартиру в Ночи и переправьте Аглаю в Школу. Добрый вечер, Ярти.

— Что?.. Почему Аглая… — Рик окончательно бледнеет, что при его и так бледной коже делает его вообще похожим на призрака. Наверное. Всё же Ярти в своей жизни не встречала призраков, хотя, как говорят, где-то за пределами Каньона Мрака они вполне себе существуют. И активно вредят людям. Некстати вплывает мысль, что ей никогда не удастся увидеть этот мир за пределами Каньона.

— Потому что девушка, во-первых, слишком эмоциональна и не всегда способна удержать магию под контролем, а во-вторых несколько… небрежна в нанесении знаков, — поясняет Паук, активируя съёмник, экран которого тут же растягивается во всю ширину стола. По экрану тут же начинают, стремительно сменяя друг друга, мелькать какие-то цифры и графики. Пару раз Ярти видит изображения чего-то, но кадры пропадают слишком быстро, чтобы она могла не то что опознать, но хотя бы как-то рассмотреть то, что там есть. Но Пауку, кажется, такая скорость привычна. Потому что он только небрежно что-то отмечает и меняет местами.

— Только не говори, что она не стёрла какой-то из знаков, — стонет Ярти. Если эта истеричка… Какой позор! Неужели у неё так и не вышло обучить девчонку хотя бы базовым вещам?! Если кто-нибудь узнает, что её начинала учить именно Ярти, то… Она жмурится, пытаясь прогнать мелькнувшую перед глазами картинку.

— Она его смыла водой, посчитав, что не обязательно использовать растворитель, — поясняет Паук, заглядывая в кружку и под нос себе бормоча, что надо вылить эту дрянь и сварить нормальный кофе. — Насколько я помню из объяснений ваших, Ярти, коллег, это не удаляет сам знак, просто делая его невидимым… Ну, а после этого она поссорилась с кем-то в пределах Школы, не сдержала силы и оказалась на южной окраине Сумерек. В одном из заброшенных гостиничных комплексов. Хорошо хоть сообразила связаться со мной… так что сейчас она в Ночи, в моей квартире. Ждёт, пока я найду вас, Рик, и отправлю к ней. Так что — вперёд.

Рик торопливо кивает и спустя несколько секунд шебуршания в коридоре исчезает.

Прекрасно.

— Итак? — переводит взгляд от экрана на Ярти Паук. Ярти цепляется взглядом за покрывающие грудь Паука, которую видно за расходящимися полами не до конца застёгнутой чёрной рубашки, ярко контрастирующей с бледной кожей, и чувствует, как по телу прокатывается волна жара. Которая приносит совсем уж неуместные воспоминания десятилетней давности.  

— Только не говори, что не знаешь, чем я занималась! — оскаливается Ярти, откидываясь на спинку дивана и стараясь придать себе как можно более независимый вид. Судя по смешинкам во взгляде Паука, получается так себе.

Надо будет потренироваться, а то это совершенно не дело — так палиться перед…

— Вы обнаружили что-то стоящее?

— Контрабанду людей из-за пределов города. Организованную сыновьями.

— Прекрасно, — Паук качает головой и уползает в кухню, явственно прихрамывая. В смысле — сильнее, чем до сих пор. Ярти пожимает плечами и сначала уходит в ванную, а потом, отметив, что Паук успел полностью погрузиться в иллюзория, если судить по пульсирующей татуировке на виске, ползёт в комнату. Забирается в гамак и почти проваливается в сон, когда слышит трель дверного звонка. Ярти хнычет и пытается закопаться в подушку, но это слабо помогает. так что она кое-как выбирается из гамака и плетётся в коридор, едва не навернувшись при этом. Попутно видит, что Паук вообще никак не среагировал на это. Ну, разумеется! Он же сейчас разумом где-то в глубинах иллюзория — готовит очередную пакость городу!

— Рита?!

— Ярти?!

Очень содержательно! Ярти сдвигается в сторону, позволяя Маргарите Стоун… пройти в квартиру. Наблюдая за тем, как та без единого лишнего движения снимает верхнюю одежду и выкапывает с одной из нижних полок явно персональные тапочки, Ярти чувствует некоторую неприязнь. И как это понимать?

— Так… И давно он? — по-деловому интересуется Рита, кивком головы указывая в сторону Паука.

— Полчаса, наверное, — пожимает плечами Ярти, кинув взгляд на часы. Обычные такие анкерные часы, которыми в городе вообще почти никто не пользуется. И думает, что открывать явно не стоило. Как минимум, чтобы не прерывать сон. Тем более, если уж Рита так вольно тут себя чувствует, то могла бы заиметь собственный ключ… хм… а муж её в курсе, где Рита? И с кем…

— Вот гад! — с чувством поизносит Рита, опуская на пол явно тяжёлую сумку. Сама она падает на диван и запускает пальцы в волосы, растрёпывая и без того далеко не идеальную укладку. Ярти мысленно хмыкает, что на лицо влияние Энни. Самой ей давно уже плевать на такие глупости. — Прелесть какая! А ведь клятвенно обещал, что дождётся меня. И не станет заниматься всякой хернёй. И что теперь делать?

— Зависит от того, для чего он должен был тебя дождаться… — взяв себя в руки, тянет Ярти. Это даже забавно. И сейчас до боли похоже на разговор жены и любовницы. Правда, учитывая, что Рита, вроде как, замужем и явно до безумия своего мужа любит…

— Для сеанса массажа и последующего приёма лекарств. А ты что подумала? — ехидно уточняет Рита, копаясь в сумке и постепенно выкладывая на диван тюбики и ампулы. Н-да…

— Красивое, — уже нараспев сообщает Ярти, отвлекаясь от разглядывания этих медицинских сокровищ. И с удовольствием видит, как Риту перекашивает.

— У этого придурка, знаешь, проблемы со здоровьем. И ему категорически не рекомендуется вести такой образ жизни, как…

— А… то есть, недавний его приступ, это не единичный случай… — Какая… красота! Нет, Ярти не имеет ничего против того, чтобы стать вдовой! Но — только после того, как Паук даст второй пропуск в Утро.

— Так у него ещё и приступ был?! — Рита подскакивает с дивана и роняет с колен сумку, которая падает на пол с глухим стуком, из рук и яростно шепчет проклятия. Ярти и не подозревала, что эта пай-девочка, которая даже на зачистках ухитрялась выражаться предельно корректно, такое знает. — Как он меня достал… будь проклят тот день, когда я с ним связалась… Так. У меня нет ни малейшего желания сейчас здесь находиться, так что…

— Так что ты просто поставишь мне пару уколов и вернёшься к себе, — сообщает Паук, который неизвестно в какой момент успел вернуться из иллюзория. Ярти поворачивает голову и наблюдает за тем, как тот осторожно, что наводит на мысли о том, насколько ему сейчас больно, поднимается на ноги. Стоит, впрочем, ровно. Ярти пожимает плечами, даже не думая хоть как-то обозначать то, что она всё видит… Людвиг, помнится, как-то говорил, что Паук терпеть не может, когда ему пытаются сочувствовать или помогать без спроса. Ну, вот и пусть сам разбирается. Она скрещивает руки на груди и дёргает плечом в ответ на чуть приподнятую бровь. — Без сеанса массажа я как-нибудь проживу.

— Уколов? Тебе надо полноценно полежать под капельницей, Хельги. — Рита качает головой. Голос у неё при этом звучит на редкость безнадёжно. Видимо, это далеко не первый такой разговор. Паук на это пренебрежительно фыркает.

— Как будто бы у меня есть на это время. Так что ставь уколы.

— Когда ты сдохнешь уже? — Тоскливо спрашивает Рита, распечатывая ампулу с каким-то лекарством. Вот под этим вопросом Ярти даже готова подписаться. Только он всё равно без ответа остаётся. А жаль.

Она качает головой и уходит к… себе… хотя считать эту комнату своей нет ни малейшего желания. Но… раз уж она тут ночует время от времени и работает… Ярти поплотнее закрывает дверь, забирается обратно в гамак и, вслушиваясь в приглушённые переругивания Риты и Паука, ухитряется задремать.

Сон у неё беспокойный, поверхностный. Так что она даже успевает услышать, как хлопает входная дверь прежде, чем заснуть уже нормально. Хотя, может, и не заснуть… Ярти понятия не имеет, насколько это сонные грёзы, а насколько реальность, но в какой-то момент она чувствует, как ей на плечи опускается что-то тяжёлое, окутывая теплом. А ещё спустя немного времени к голове прикасаются. Легко, невесомо. Она силится проснуться, но не выходит.

Последним, что она слышит, становятся удаляющиеся шаги и шорох закрываемой двери.

***

Город Святой Анны. Слои Утро и Ночь. Двадцать первое ноября 2347 года от заселения планеты. 21:17 по местному времени.

Как выбраться из Школы, не поставив никого, кому об этом знать не полагается, в известность, Юлия так и не придумывает. Приходится банально подкупать сторожа — благо, тот не падок на выпивку — и, воспользовавшись отбоем, выбираться едва ли не через парадных вход. И это… настолько нагло, что Юлия внутренне обмирает от сделанного. И едва ли не весть тот небольшой промежуток времени, что уходит на то, чтобы пройти через двери, добраться до ворот и выйти наружу, она ожидает окрика. И жалеет, что «пыль» конкретно здесь применять нельзя — рисунки на стене, отрезающей Школу от остального мира, и воротах, слишком чувствительны к любой магии. Даже такой, которой обладает Юлия. Так что приходится надеяться на то, что никто не заметит… Впрочем, раз уж другого способа нет…

Юлия добирается до перекрёстка, завернувшись в «пыль», которую вызывает сразу же, как только ворота за ней закрываются. И надеется, что этого момента никто не видит. Потому что объясняться со случайным свидетелем совершенно не хочется. Особенно, если «пыль» в самый неподходящий момент рассыплется… пылью — Юлия хмыкает. Конечно, до пор она её не подводила… ещё бы она не жрала столько сил… но мало ли что? Остаётся только порадоваться тому, что время позднее, да и место, где находится Школа, не настолько близко к центру Утра, чтобы тут днём и ночью шлялись толпы. Хотя в Утре люди вообще не особенно шляются по улицам после заката, предпочитая шастать по приёмам или по различным заведениям. В отличие от той же Ночи, где люди, кажется, вообще не спят… Убедившись, что рядом нет никого, Юлия сворачивает влево и идёт вдоль дороги, граничащей со стеной леса, до тех пор, пока рядом не останавливается неприметная машина. Юлия развеивает «пыль», стараясь не думать, как водитель понял, что она здесь — и не могут ли остальные обнаружить её… Нет. Это фишка исключительно сыновей, да и то не всех. И вообще… Юлия косится на дорожный знак… просто встреча была назначена именно тут. Так что стоит унять паранойю… не до конца, само собой, но и накручивать себя сверх меры тоже не стоит.

За опустившимся стеклом Юлия видит Искру, которая жестом приказывает поторопиться. Что Юлия и делает, ещё раз посмотрев по сторонам. Никого в такое время, по счастью, нет, но всё же.

— Не думала, что ты придёшь точно вовремя, — замечает Искра, глядя на дорогу.

— Не думала, что у меня вообще получится выбраться, — Юлия вздыхает и откидывается на спинку сидения, прикрывая глаза. Хочется спать, но вот этого как раз-таки делать и нельзя. Потому что после такого непродолжительного — ровно до первой же конторы переноса — сна она будет настолько плохо соображать, что… — Зачем я вообще там понадобилась?

— Затем, что рядовые члены… общества… недоумевают, почему Избранная, чьё пришествие предсказали задолго до их рождения, игнорирует их. — Искра даже не поворачивает к ней головы, продолжая смотреть только на дорогу, как будто бы в противном случае может случиться… что-нибудь. Это ночью-то. На окраине. Где и днём машины практически не ездят! Юлия некстати вспоминает про то, как оказалась в этом мире, и думает, что, быть может, Искра и права, и именно так и нужно поступать. А то ведь сто процентов авария тогда случилась именно из-за какого-то придурка, посчитавшего, что он может позволить себе отвлекаться на дороге.

Наверняка какой-нибудь мальчик, которому машину вместе с правами родители подарили… Или женщина… гм… Юлия презрительно морщится.

Хм… рядовые члены общества… Искра, как одна из таких явно не желает называть организацию сектой, хотя это было бы и правильно. Но почему не сыновьями, как это делают остальные? Юлия понимает, что за то время, что они с Искрой общаются, пусть даже и вынуждено, так и не догадалась узнать про неё что-то большее, чем… впрочем, в оправдание она может сказать, что времени прошло не так уж и много. Да и общение было более чем эпизодичным. Что, в принципе, радует. Потому что всерьёз сходиться с Искрой нет желания. Более того — есть стойкое отторжение, причину которого Юлия пока что не может толком назвать.

Надо думать, Искра придерживается того же мнения на этот счёт. В той или иной степени…

Переход Юлия не запоминает. Да и ничего особенного в нём и нет — всё же преимущество магов, работающих в конторах Утра просто налицо! Так что спустя несколько секунд они покидают ни в какое сравнение не идущее помещение конторы Ночи. Юлия ёжится от порыва ветра, бросившего в лицо мелкую снежную крупку. И думает, что вот о зиме во всех её проявлениях она точно не скучала. А ещё о том, что на этот раз у неё более удобная обувь, и не нужно беспокоиться о риске поскользнуться и ноги переломать… она вспоминает, как едва не навернулась на лестнице благодаря Красовской. Вот точно — лимит падений уже и так исчерпан.

Она прячет руки в слишком тонких перчатках в карманы куртки, надевать которую в Утре казалось безумием… Опять. Правда в этот раз здравый смысл предпочёл отсидеться где-то в сторонке. Хотя, можно свалить вину на то, что Школа всё ещё незнакомая территория, и Юлия была слишком занята тем, как проскользнуть мимо охраны, как не разбудить никого в общежитии, что попросту забыла о разнице в погоде в слоях. Зато теперь Юлия думает, что было бы лучше припрятать где-нибудь неподалёку от конторы шубу… на худой конец — пуховик. И валенки. Про которые в городе, к сожалению, никто и никогда не слышал. 

Единственное, что радует всё то время, пока они добираются до окраины города, где окопались сыновья, так это то, что в последнее время в Ночи явно не было таких перепадов температуры, как в ночь испытания… можно и без заглавной — в том, что тогда происходило лично Юлия не видит ничего, что заслуживало бы подобного пиетета… Так что сегодня хотя бы не приходится ломать ноги, пытаясь пробраться через застывший как попало лёд.

В зале, где собираются сектанты, сегодня, в отличие от того раза, когда они встретились тут с Искрой, опять людно. И это Юлии не нравится совершенно. Пусть даже за последние несколько дней она и привыкла к тому, что вокруг постоянно находится достаточно много людей, но это… Ладно. можно же убедить себя в том, что это всё ненадолго. Нужно только потерпеть чуть-чуть и…

Она улыбается, отвечая на приветствия людей, которых вообще не помнит. Наверное, они были здесь в ночь испытания, но… учитывая, что они не находились рядом со Старшими, да и даже в ложах для привилегированных, их явно можно не брать в расчёт. Ну… почти. Всё же сбрасывать со счетов потенциальную пользу… или вред Юлия точно не станет. Поэтому она улыбается, отвечает на ничего не значащие вопросы и вообще старается быть милой. Насколько это возможно — всё же она не великая актриса, как та же Семёнова…

Юлия задумывается. Если здесь присутствует Красовская, то может ли быть такое, что и Семёнова тоже? Всё же они почти постоянно таскались вместе… Семёнова, конечно, свалила в Москву — об этом в городе только находящиеся в коме не знали — но… она же вероятнее всего провалилась там! Кто вообще поверит, что у этой избалованной девки были хоть какие-то актёрские способности? За исключением способности складно врать, но это, как выясняется, у Юлии выходит не хуже.

Юлия занимает место как можно ближе к выходу из зала, чтобы можно было побыстрее потом свалить, если получится, и сосредотачивается на… проповеди, что ли… Нет. Какое же это всё же безумие! Не суть проповеди, конечно — Юлия не видит ничего странного в том, что Каньон Мрака со всеми его аномалиями… а ничем, кроме как аномалией эти слои назвать и нельзя… следует очистить от людей — но сама форма! Можно подумать, экзальтированные вопли о том, что их дело — правое — и наступит день, когда… что это всё как-то приблизит цель!

Впрочем — Юлия скользит взглядом по прихожанам, определённый эффект от этого есть. Возможно… возможно, это и есть цель? Если так, то Юлия может даже одобрить такой подход. Наверное. Всё же до сих пор ей никогда не приходилось зомбировать людей… любыми способами!.. превращая их в послушное стадо. Но… Нет. Она не желает думать о моральной стороне вопроса. Ни к чему это. Всё равно же это не её мир, да и…

Юлия выжидает момент, когда все в очередной раз синхронно вопят о приходе лучшего мира, и выскальзывает из зала. Само убежище она, разумеется, не покидает — это было бы слишком нагло. Даже для Избранной. Так что она просто прохаживается по коридору, пока не замечает, что одна из дверей приоткрыта. Ну… любопытство в её ситуации, когда Старшие собираются сделать из неё инструмент для достижения только им известной цели — а Юлия ни капли не сомневается, что так оно и есть — как и то странное существо, которое она встретила в Тьме, вполне себе оправдано. Ведь надо же как-то выжить. И добиться цели… В этом они со Старшими, можно признать, похожи. Так что она медленно, следя за тем, что бы не было ни единого скрипа, открывает дверь пошире и на цыпочках крадётся по тёмному коридорчику к следующей двери.

Та, к сожалению, закрыта, но замочная скважина немного исправляет положение.

Внутри достаточно светло, чтобы увидеть… многое.

И лица Старших, переговаривающихся слишком тихо, чтобы можно было это услышать, и небольшие бумажные свёртки вроде тех, что не так давно старшекурсниц передавали друг другу в нише, и… обнажённые мертвые тела… Мужчины, женщины — Юлия со своего места насчитывает пять трупов. У всех них перерезано горло так, что видно кости позвонков и вскрыта грудная клетка. И вытаращенные в муке, запечатлённой в момент смерти, глаза.

Юлия судорожно сглатывает, сдерживая рвотные позывы, которые стопроцентно выдадут её присутствие. Она старательно дышит носом и медленно отходит назад.

Тихо, едва ли не на самых кончиках пальцев она выбирается обратно. И даже успевает вернуться в зал как раз к тому моменту, как проповедь заканчивается.

Она не станет думать и тем более убиваться об умерших — это всё равно их не вернёт. Да и… Юлии глубоко безразлична смерть незнакомых ей людей, но вот о свёрточках стоит поразмыслить.

Что в них? Такого, что важно — иначе бы этим не занимались Старшие — и секте, и подросткам? Не так уж и много вещей, на самом-то деле. Но строить теории только на своих предположениях Юлия не станет. Так что надо добыть один из свёрточков и изучить его. И только потом делать выводы. Хотя предположение о том, что это наркотики, выглядит самым вероятным. По крайней мере, Юлия сейчас не способна придумать что-то иное. Впрочем, в любом случае надо убедиться самостоятельно. Непонятно, правда, только — как. Ну, не на себе же эту дрянь тестировать?

А ещё есть вероятность, что то, что тут находится в свёртках у Старших, и то, чем приторговывают ученики, вообще не имеет между собой ничего общего.

Юлия прикусывает губу. И что делать?

Она откидывается на спинку скамьи, пытаясь расслабиться. Получается не очень — перед глазами встают лица умерших. Юлия кривит губы, думая, что надо как-то разобраться с излишней впечатлительностью. И чем скорее, тем лучше. Потому что такое явно ещё не раз предстоит увидеть. Но почему…

— Старшие вообще не опасаются, что их обнаружат те, кому… — шепчет она. Зря, конечно, но почему-то удержать слова при себе не получается.

— Им нечего опасаться, — раздаётся над ухом веющий прохладой голос. Тот самый, который… Юлия не оборачивается. И даже гордится тем, что не вздрогнула. — Ни один из рядовых прихожан не сумеет пройти в тот коридор.

— Избранность? — усмехается Юлия, позволяя себе немного расслабиться. Интересно. А какие ещё плюшки к избранности прилагаются помимо возможности шляться, где пожелаешь? Можно что-нибудь, что будет обходить магическую защиту на заборе вокруг Школы?

— Именно. Но я не советую слишком полагаться на неё.

— Вы не против того, что я в курсе их делишек? — уточняет Юлия. То, что это существо вот так запросто оказалось в этом месте, не особенно и удивляет. Как и то, что оно явно сейчас выглядит вполне по-человечески… хотя… если вспомнить, что там, в Тьме, оно было закутано во… что-то, то Юлия не поручится, что оно и раньше не было похоже на человека… Не было человеком, вернее. Хотя Юлия и сейчас не в состоянии понять, какого оно пола. Впрочем, это вообще не важно. — Как вы вообще относитесь к… руководству этого сброда?

— С неодобрением, — светским тоном сообщает существо. Вот как? И почему это? — Вместо того, чтобы заниматься делом, они погрязли в интригах и стяжательстве.

Стяжательство? Серьёзно? Юлия не улыбается, но про себя думает, что существо явно родилось не в этом веке. Впрочем, это не так уж и важно. Не ей же изъясняться таким вот образом! А вот то, что существо не на стороне Старших… это в плюс. Определённо. И надо придумать, как раскрутить его на помощь конкретно ей.

…После того, как получится справиться с инстинктивным страхом, который возникает рядом с этим существом. Странно даже, как так вышло, что она уже второй раз более-менее спокойно с ним разговаривает при том, что после явно опять будет маяться кошмарами. Юлия вздыхает и заставляет себя обернуться, но позади уже никого нет.

Прекрасно просто. Замечательно.

Ну, и к чему был этот разговор?

***

Город Святой Анны. Слой Сумерки. Двадцать первое ноября 2347 года от заселения планеты. 23:33 по местному времени.

Сумерки Рику нравятся даже при том, что сейчас, зимой, да и тем более ночью здесь немного… неуютно. И это ощущение не исчезает даже от того, что Паук дал ему защиту от тех… или того, что спустилось с гор и сейчас беспрепятственно рыщет по улицам в поисках жертв. С коренными жителями Сумерек, кстати, как заметил Рик, они предпочитают не иметь дела. Просто обтекают мимо, выискивая кого-то… попроще? Почему так — Рик не имеет понятия. Не у кого было спрашивать. Ну, не у Паука же?! Можно подумать, что он ответит… Хотя… кто его знает. Рик до сих пор не понимает этого странного… страшного человека.

Рик замирает на перекрёстке, соображая, куда именно отсюда идти. Судя по тому адресу, что дала Аглая, которую удалось отправить обратно в Школу не потревожив при этом охранные устройства в стенах… и это при том, что до этого момента Рик вообще не был внутри… где-то здесь и должны жить первые Лэйтарды, имена которых она нашла в иллюзории. В списке что-то около двух десятков адресов. Ну, или немного меньше. Но это… Рик вздыхает и сворачивает влево. К сожалению, в отличие от Ночи, которую он успел достаточно хорошо изучить… пусть и не совсем по своей воле, Сумерки… Да, он провёл тут несколько дней до того, как додумался забраться в квартиру Паука, но… Сумерки… они какие-то странные. Пусть и нравятся. Ну, не считая вот этих то ли духов — как кто-то из жителей Сумерек их назвал, хотя Рик понятия не имеет, что такое духи — то ли каких-то просто странных существ.

Квартал, в который о сейчас идёт, Рику незнаком совершенно. При том, что является одним из центральных в Сумерках — здесь как раз основное скопление высоток вроде тех, рядом с которыми в тот, первый день, они с настоящей Аглаей и попали в неприятности, из-за которых Аглая… вернее, теперь уже та, кто заняла её тело, оказалась в Ночи, в борделе, и это место чем-то даже похоже на Ночь. Только небо тут всегда светлее, и нет столько рекламы, которая бы разгоняла темноту… да, здесь, несмотря на небо, всё же темнее, чем в Ночи. Но всё же тут есть фонари… Которые время от времени перестают работать. Почему — Рик не знает. А ещё, если Рик правильно помнит, тут где-то должен быть парк — он слышал об этом и от случайных прохожих, и от, как ни странно, Паука, который посоветовал по возможности туда не соваться. Почему, впрочем, не объяснил, но Рик и сам понял, когда впервые увидел этот самый парк. То, что здесь называют парком. И это место не вызывает у Рика никаких положительны эмоций. С первого взгляда. Более того — если не будет крайней необходимости, он действительно предпочтёт никогда туда не заходить. Почему-то… это кажется страшнее, чем та же Тьма, в которой, как ни странно, было достаточно легко находиться. Пусть даже он попал туда совсем не по своей воле.

В памяти всплывает занятный факт, что — если верить тому, что он успел прочитать в иллюзории — парка нет только в Ночи. Ну… учитывая, что там солнца нет и никогда не было, да и вообще… что мог бы из себя представлять тамошний парк, Рик не имеет ни малейшего представления. Наверное, тоже что-то вроде парка в Сумерках… Рик передёргивает плечами, заметив каменную арку, перекрытую кованными воротами, которые заперты массивным навесным замком. Что указывает на ночное время суток — днём, если опять же верить всё тому же иллюзорию, ворота парка открыты для всех желающих. Только вот Рик не представляет себе тех, кто в здравом уме готов прогуляться по дорожкам парка. Учитывая то, что Паук не пожалел времени, чтобы предупредить Рика туда не соваться. Но… и хорошо, что сейчас парк заперт — хотя не до конца понятно, запирают его, чтобы то, что просыпается в ночные часы, не выбралось наружу, или чтобы не потворствовать любопытству горожан… — меньше мороки.

Рик ускоряет шаг, думая, что это трусость, но всё же ничего не может с собой поделать, и едва ли не вздыхает с облегчением, когда стена парка, вдоль которой приходилось идти всё это время, остаётся позади. Для надёжности Рик ещё и перебегает пустынную — несмотря на то, что это центр города — сейчас дорогу. И замирает, не понимая, куда ему теперь идти.

Потому что все дома по расходящимся от перекрёстка улицам выглядят совершенно одинаково! Конечно, это не так, и, если дать себе время и присмотреться получше, то можно отыскать различия. Только вот это мало что даст. Потому что… Потому что, как и в Ночи, на домах не было, нет, и не будет хоть каких-то обозначений, какой это конкретно адрес. То ли сумеречники… и ночники… полагают, что и так всё понятно, то ли таким образом показывают своё превосходство над представителями других слоёв, справедливо считая, что посторонние попросту не разберутся без подсказки, где и какой дом расположен.

В иллюзории, кстати, ничего по этому поводу нет — Рик искал… правда, потом несколько опрометчиво решил, что и так разберётся, но теперь…

Увы, но в каждом слое давно сложились свои правила в планировке городе (и они никак не сходятся друг с другом). В том числе — в названии улиц и нумерации домов. Хотя Рик, стараясь не появляться лишний раз в Утре — за исключением Школы, которая, по счастью, находится несколько на отшибе — не особенно вникал в то, как это устроено там. Впрочем, таблички с названиями улиц и номерами домов он прекрасно запомнил, и, вероятно, в том, чтобы ориентироваться именно в Утре, у него проблем не будет. Полдень и вовсе слишком… пустынен — с его поместьями для высших представителей аристократии и кого-то там ещё. Это так. Теоретически, кстати, и в Ночи, и в Сумерках всё же есть названия, как минимум, перекрёстков — почему именно их, Рик не знает… не сообразил спросить хоть у кого-то. Но беда в том, что пусть даже Звёзды и, соответственно, Лучи, хотя последние чаще всего в обиходе вообще никто не упоминает, обходясь достаточно пространными объяснениями, опирающимися на наиболее приметные вывески и прочее… тем более, что там временами едва ли не отдельные государства спрятаны в каждой высотке… Ночи и можно как-то запомнить, они всё же разительно отличаются от Искр и Отблесков Сумерек. Не внешне, нет. Но… Стоя сейчас на перекрёстке… Искре, если следовать названию Сумерек… Рик это ощущает едва ли не кожей. Что-то общее, конечно, проследить можно — так, Звёзды и Искры это перекрёстки. Только вот между Лучами и Отблесками сходства уже нет вообще! Потому что Лучи — дороги. А вот Отблески… Что это вообще может быть?!

Искра нисходящего полулуния, седьмой Отблеск, двенадцатая квартира…

Человеку, попавшему в Сумерки в первый раз это не скажет ровным счётом ничего. Да и во второй… и в третий. Без сопровождения по таким координатам — Рик хмурится, заставляя себя вспомнить, правильно ли он сейчас употребил слово, которое редко встречалось в тех текстах, что давали ему учёные в лаборатории — можно блуждать хоть всю оставшуюся вечность. И так ничего и не найти.

Но он пытается. Раз уж Аглая и так сегодня пережила слишком… слишком многое.

Если попытаться понять ход мыслей тех, кто давал такие названия, то…

Искрой нисходящего полулуния, вероятнее всего называется следующий перекрёсток от парка — который относится к центру города, перекрёсток которого называют, если Рик правильно помнит Искрой Солнца — если идти по дороге, перпендикулярной ему… Учитывая, что это как раз-таки будет движение против часовой стрелки, а перекрёсток, на котором Рик сейчас стоит, именуется — Рик косится на табличку, которые вопреки тому, что он успел увидеть в Сумерках, всё же время от времени встречаются, рядом с совершенно ожидаемо неработающим фонарём — Искрой новолуния. А Отблеск это… Рик сильно надеется, что Отблески это всё же дома. Потому что в противном случае он вообще отказывается пытаться понять принцип, по которому тут устроены улицы. Которым почему-то названий у сумеречников уже не хватило.

Рик дожидается, пока появившиеся-таки машины проедут и… понимает, что, вообще-то, не совсем ясно, откуда именно ведётся отсчёт. И в какую сторону…

И ведь не у кого даже спросить! В такое время, в отличие от Ночи, живущей на самом-то деле вне деления, принятого для удобства общения с представителями других слоёв, на сутки, даже коренные жители Сумерек предпочитают не высовывать нос на улицу. Не считая авто, но авто здесь, как успел однажды убедиться Рик, увешаны защитными чарами так, что проще взломать ворота в резиденцию князя… хотя Рик не пробовал. Ни первое, ни второе. И не очень-то и стремится попробовать.

Хотя Пауку и такое может однажды взбрести в голову… взломать защиту резиденции князя, в смысле… и Рику в таком случае не останется ничего, кроме как подчиниться приказу. Остаётся надеяться, что этого никогда не случится.

Так… Если следовать всё той же логике — если таковая, разумеется, присутствовала в создании города Сумерек — то нумерация должна быть подчинена какому-то принципу…

Додумать он не успевает — с силой толкнув его в спину так, что Рик пролетает несколько шагов, оказавшись на, по счастью опустевшем сейчас перекрёстке, мимо пробегает человек в капюшоне, прижимающий к себе какую-то сумку. Следом за ним — Рик успевает отползти в сторону так, что его становится почти незаметно в отблесках другого, стоящего на противоположной стороне перекрёстка работающего фонаря — бегут ещё несколько. С оружием вроде того, что сегодня он видел у Ярти. И это ему не очень-то и нравится. Потому что ввязываться в неприятности он совершенно не желает. А они обязательно будут — оружие уже прекрасно об этом говорит.

Спустя несколько мгновений все внезапно появившиеся тут люди исчезают из поля зрения. И, наверное, стоило бы забыть про них, если бы… если бы не точно такой же знак, какой показывала ему Ярти, на запястье одного из преследователей, который лишь на мгновение заметил Рик, когда тот взмахнул рукой.

Те самые сыновья. Которые убивают людей и делают много чего ещё — не просто же так Кланы, что, по словам Ярти… не особенно и отличаются от своих противников, выступают против них?

И, раз уж Рик, пусть и временно, но является подданным одного из Кланов, наверное, стоит выяснить, что именно тут происходит. Ну, а Лэйтарды… они никуда не денутся. Если только не соберутся в срочном порядке куда-то переехать, что, конечно, возможно, но Рик мало верит в подобный поворот событий. Тем более, что так и неясно, как именно тут нумерация идёт. И смысла и дальше топтаться на перекрёстке, надеясь, что его озарит, Рик не видит. 

Так что он перебегает через перекрёсток и, принюхавшись, следует за преследователями.

Те, то ли на удачу, то ли наоборот, бегут по самой тёмной улице, отходящей от перекрёстка. И по самой пустынной — уже спустя пару минут бега Рик понимает, что стихли все звуки. Ну, вот и прекрасно… наверное. Потому что Рик не очень понимает, что именно будет делать, когда догонит этих сыновей. У которых есть оружие. Нет, разумеется, Рик запросто перепрыгнет в другой слой, но…

Рик вылетает из-за поворота улицы и едва не впечатывается в сыновей, которые замерли над… трупом?

Да. Тот парень, который убегал от них, практически мертв. Пусть даже пока ещё и пытается судорожно дышать, из последних сил прижимая к себе сумку с… чем-то. Рик замечает простреленную шею и то, как изо рта всё ещё толчками выплёскивается кровь. И только после этого понимает, что сыновья его увидели. Правда, капюшон почти полностью скрывает его лицо, а волосы Рик ещё во время совместного с Ярти задания убрал в хвост, так что ничего, кроме, быть может, подбородка, сыновья и не увидят. Ну, и общее телосложение. И одежду. Но это мелочи — можно поменять куртку, да и вообще…

Если, конечно, успеть сейчас сбежать.

Он протискивается между не успевшими до конца осознать происходящее — и даже мельком радуется тому, что за его скоростью простому человеку не так-то и просто уследить… пусть и не всегда, конечно — едва ли не падает на доживающего последние секунды своей жизни парня, дополнительно вышибив из него дух, и проваливается вместе с ним и сумкой в Тьму. Где парень умирает уже моментально.

И только теперь Рик понимает, что, кажется, во что-то вляпался.

Он рассматривает совсем молодого парня с точно такой же татуировкой принадлежности к сыновьям. Вздыхает и лезет смотреть, что там в сумке.

И вспоминает, как тогда, когда он только встретился с той, первой Аглаей, тоже подобрал сумку… Рик морщится, чувствуя, как его заливает краской стыда от того, что он расплатился тем, что было в ней, с Пауком. И Аглая до сих пор ничего об этом не знает. Только вот он никак не может ей об этом рассказывать!

Ладно.

Он осторожно тянет на себя язычок молнии и рассматривает свёрточки с… чем-то. Рик принюхивается.

Это… Ярти показывала точно такие же в одном из подвалов рядом с тем местом, где они сегодня нашли мёртвых… нелегалов… Наркотики.

И что с ними теперь делать?