Город Святой Анны. Слой Утро. Школа Ангела. Тридцатое ноября 2347 года от заселения планеты. 02:15 по местному времени.
Мысль завладеть свитком выглядит слишком заманчивой, чтобы Юлия могла отмахнуться от неё. Настолько, что Юлия постоянно к ней возвращается вот уже пятый, кажется, день. Пусть даже вероятность его существования пока что не доказана. Да, Юлия стопроцентно уверена, что Старший не сомневается в его существовании, хотя при этом он и был не до конца искренен, когда рассказывал о нём. А ещё она не сомневается в том, что Старший вообще не хотел бы, чтобы Юлия знала про свиток. Слишком уж он при этом был… хотя и старался выглядеть как обычно. Увы, не судьба. Впрочем, то, что она теперь про него знает, вообще не значит ровным счётом ничего. Хотя бы потому, что она не имеет ни малейшего понятия ни о тому, как этот Свиток… про который говорят с придыханием и явно с большой буквы!.. выглядит, ни про то, где сыновья его посеяли… ни про этого парня. Ну, за исключением того, что, как Юлия, порасспросив парочку сыновей, узнала, у него чёрные глаза и чёрные же волосы. Только вот это вообще ни о чём не говорит! Волосы можно перекрасить, цвет глаз — поменять. А! Ну ещё то, что он, судя по всему, умеет скакать между слоями. И вот это видится даже более соблазнительным, чем Свиток. Который непонятно где.
Не проще ли заловить этого парня и выяснить, что у него за способность такая. И поставить её на службу сыновьям. Хотя… Веслав и его сёстры, которые достойны отдельного упоминания, кстати, белобрысые. И почему бы не взять за гипотезу, что этот чернявый от роду тоже белой масти? И является бастардом княжеской семьи? Версия ничем не хуже любой другой. Хотя вор может быть и натурально брюнетом. Пока не заловишь — не узнаешь наверняка.
Да и не так уж и важно, какого он колера. Хотя, конечно, если это княжеский бастард, то можно предположить, что Свиток у них в руках. И добраться до него будет… Ладно. Это можно считать самым неблагоприятным вариантом. Но даже так остаётся шанс. Всё же кто-то ведь сумел проникнуть в их резиденцию и перебить почти всю правящую семью? Так что шанс определённо есть.
Юлия едва ли не на цыпочках крадётся мимо охраны, которая теперь усилилась после того, как Веслав едва не умер. Ну, вот что тут сказать? Ступила. Определённо. Хотя — откуда Юлии было знать, что у Волковых — родовая непереносимость привороток, если называть их по-простому? Хорошо ещё, что выжил, а то весело было бы всем. Не то, чтобы Юлия так уж сильно переживает за целостность города… тем более, что она целиком и полностью поддерживает мнение сыновей — несмотря, что в других вопросах она с ними бывает и расходится — что Тьме этот город не нужен. Он сковывает её, ограничивает жизнями смертных. Да, Юлии глубоко наплевать на Тьму в том числе. Только вот высвобожденная — она может перенести Юлию домой. По крайней мере именно так обещал тот… то существо, которое она встретила в Тьме.
В любом случае, что бы там ни думала на этот счёт Юлия, распад города прямо сейчас из-за гибели Веслава был бы очень некстати.
А теперь ещё и думать, что именно делать с Китти, которая рыдает дни напролёт. И хорошо ещё, что все думают, что просто девочка напридумывала себе что-то и впечатлилась. Тем более, что таковых полно… Даже те, кто до этого не особенно обращали внимание на князя — а, как ни странно, и такие в Школе были! — теперь прониклись. Ну, само собой — лежит там сейчас князь весть такой несчастный, что в сочетании с его обычным образом плохого парня… неудачного по мнению Юлии… дало просто сногсшибательный эффект. И в другой раз Юлия бы даже посмеялась над этим, только вот Китти!.. Юлия сейчас ни капли не сомневается в том, что рано или поздно и до Китти доберутся… И надо успеть что-то сделать до того, как в её мозгу найдут следы вмешательства. А в том, что таковые остались, Юлия уверена…
Жаль, что она только и может, что кратковременно что-то внушить. При том, что даже в этом случае отдельные личности ухитряются сопротивляться до последнего. Как тот негр несколько дней тому назад. Юлия морщится, вспомнив, как тот едва ли не сам спровоцировал собственную смерть, только бы не совершать то, что она ему пыталась внушить. Как же это выбесило. Можно подумать, от того, что он проявил благородство, судьба женщины сильно изменилась! Пф! Юлия заворачивает за угол и переводит дух, прислонившись к стене, что, вообще-то, в Школе не одобряется — отирать собой стены считается пренебрежением в к правилам этикета… впрочем, пока учителя не видят, большинство эти самые правила нарушают при первой же возможности. Тут охрана не ходит, хотя в любом случае стоит быть поосторожнее.
Так что же делать с Китти? Если только…
Юлия пересекает зал и сворачивает в сторону общежития. Если когда-то и убирать проблему с Китти, то как можно скорее. Например - сейчас.
Юлия медленно поднимается по ступенькам, понимая, что у неё дрожат руки. Хотя — казалось бы! — в чём разница между тем, чтобы магией подтолкнуть человека совершить не совсем законный поступок и заставить его тем же способом покончить с собой?..
…И в чём разница между тем, чтобы убить незнакомого тебе человека и того, с кем ты, пусть и недолго, но общался…
Чтобы не накрутить себя раньше времени. Юлия соскальзывает на тему сестры князя, в которой опозналась Семёнова… И вот это уже ни в какие ворота… Мало ей было Красовской, которая трётся рядом с Веславом, явно метя пробиться в верхушку города… к слову — Юлия до сих пор не выяснила, кем она тут является, и кто её опекуны, не считая того, что это кто-то из Кланов… Так теперь и её дражайшая подруженька-Семёнова нарисовалась. Этой и пробиваться никуда не надо — сразу в тело княжны влетела. И, насколько Юлия припоминает, уже успела засветиться в компании одного из герцогов… Тоже та ещё шалава. Хотя можно признать, что и ей с внешностью повезло… интересно, а в качестве кого Семёнова видит бедняжку Веслава? Учитывая, что самой ей власть не светит… или она не пытается оную заполучить? Хм… как бы к ней подобраться поближе?
Юлия морщится, вспомнив про провальную попытку подобраться поближе к Красовской.
Что-то надо с этим всем решать…
Да и вообще определиться — что делать с этими двумя. Хотя тут, конечно, всё зависит от того, что они думают про ситуацию, в которой оказались.
Юлия сворачивает в коридор, и останавливается около двери в комнату Китти. И медленно дышит, собираясь с духом.
Какой-то частью сознания она надеется на то, что либо кто-то сейчас её окликнет, либо Китти вопреки своей обычной манере сегодня всё же заперла дверь… или произойдёт ещё что-то, что не позволит…
Бред какой. Что даст подобный расклад? Рано или поздно Китти всё равно вычислят. Юлия не строит иллюзий на этот счёт. Пусть даже воздействие на её разум и стёрло напрочь воспоминание об участии во всём этом Юлии, но она ни капли не сомневается в профессионализме ищеек… Хотя… не нашли же они до сих пор убийц — вернее, заказчиков — княжеской семьи? Впрочем, времени не так, чтобы много с тех пор прошло. Всё ещё вполне возможно.
Ну, либо уже нашли, но по той или иной причине не стали это афишировать.
И даже в какой-то мере интересно, что это за причина…
Она легонечко толкает дверь, которая открывается без единого скрипа. Юлия вздыхает и, убедившись, что никто её не видит, входит внутрь. Отодвигает полотно балдахина и некоторое время наблюдает за тем, как Китти спит, притянув к груди плюшевого мишку, что вызывает у Юлии истерический смешок. Вот же… ребёнок. И при этом ещё мечтает о том, чтобы на неё обратил внимание князь! Подростки… такие забавные всё же. Она вздыхает, опускается на колени рядом с кроватью, побоявшись сесть на неё, чтобы не разбудить. Мелькает мысль, что это похоже на то, что Юлия сейчас пытается попросить прощения, но…
Она сосредотачивается, оборачивая голову Китти лентой силы. Та невнятного цвета, припорошена пылью, но это как раз сейчас последнее, о чём Юлия вообще думает. Она концентрируется на том, чтобы как можно плотнее обвить голову Китти. Та ворочается и стонет, крепче прижимая к себе мишку. Юлия чувствует прилив раздражения. Она осторожно ввинчивает ленту в лоб, как в прошлый раз. Хотя сегодня можно и не осторожничать — всё равно Китти всегда спит так, что её пушкой не разбудишь. Сколько раз за эти неполные двадцать дней Юлия отбила себе кулаки и сорвала голос, пытаясь поднять Китти на уроки! Да и не она одна.
Что именно ей вложить? То, что она по итогу должна умереть, понятно, но…
Юлия задумывается, чувствуя, как лента колеблется под пальцами. Умереть… так, чтобы никто не заподозрил, что кто-то может таким образом заметать следы. И при этом — чтобы расследование прекратилось. Значит…
Она кивает и, запретив себе хотя бы на секунду останавливается и думать, начинает заплетать мысли.
Это одновременно проще, чем с подопытными, которых предоставляют Старшие, и сложнее. Да, Китти, в отличие от жертв, не сопротивляется. Но сейчас Юлии приходится выстроить её мысли так, чтобы последующие действия были связными и не требовали корректировки. Потому что Юлия ни разу не уверена в том, что вмешательство после того, как то, что она сейчас прописывает Китти, начнёт действовать, не разрушит всё напрочь. Да, разумеется, Юлия ни капли не сомневается в том, что и при таком варианте всё же сумеет сделать то, что нужно, но… лишние движения! Да и Китти может прийти в себя, а тогда придётся смотреть ей в глаза. Юлия морщится. Вот этого ей и не хватает!
Спустя несколько минут она поднимается, чувствуя, как её шатает от усталости. При том, что там, в убежище сыновей, она запросто в последний раз брала контроль над несколькими объектами подряд и даже не запыхалась. Ну… не считая того негра, конечно. Сейчас же дрожат ноги, руки. И голова «плывёт». Юлия добирается до кресла, тяжело падая в него, и сквозь мельтешащие перед глазами цветные мушки следит, как Китти, всхлипнув, вздрагивает всем телом и распахивает глаза, слепо смотрит перед собой, явно не замечая ничего вокруг — как минимум, Юлию она бы в нормальном состоянии точно увидела — изо всех сил прижимая к груди мишку. Потом осторожно спускает ноги с кровати, нашаривает зелёные, как помнит Юлия, тапочки с кошачьей мордочкой и, пошатываясь, доходит до стола. Нашаривает на столе блокнот, из которого вырывает лист, и карандаш. От руки быстро пишет несколько строк.
Юлия наблюдает за тем, как Китти открывает окно, впуская в комнату прохладный ночной ветер поздней осени Утра, который треплет её и без того почти рассыпавшуюся рыжеватую косу, забирается на подоконник, попутно уронив один тапочек, на который оглядывается с настолько потерянным выражением на лице, что Юлия только усилием воли удерживает себя на месте, понимая, что порыв остановить Китти ни к чему хорошему не приведёт, и, не переставая сжимать этого проклятого мишку… светло-коричневого с порванным ухом и розовым бантиком на шее… такого же как у… шагает наружу.
Юлия минуту, наверное, не отрываясь бездумно смотрит на квадрат окна с сдёрнутым карнизом, который зацепился в проёме, и теперь порывы ветра задувают обратно свисающие наружу шторы. Потом она заставляет себя подняться. Слишком резко — кресло проезжается по полу с отвратительным режущим слух звуком, но это настолько мелочь, что она только чуть морщится. На деревянных ногах доходит до стола, пробегается по тексту, отмечая, что Китти написала ровно то, что Юлия в неё и вложила. Что-то про стыд, признание вины, любовь и прочие сопли. Прекрасно. Значит, всё было сделано так, как надо. И стоит в тренировках делать упор именно на таком способе контроля чужого сознания. Юлия кивает сама себе, разворачивается, выходит из комнаты, аккуратно прикрывая за собой дверь, и, в два шага преодолев расстояние до своей комнаты, протискивается внутрь до того, как дверь толком открывается, спешно раздевается и даже успевает забраться в постель, сдёрнув завязки на балдахине.
И только после этого слышит крики в коридоре, а затем и стук в её дверь.
Выждав приличное время, чтобы можно было поверить в то, что она спала, Юлия вылезает из-под одеяла, под которым, к слову успела даже немного согреться, и, нарочито шаркая ногами, добредает до двери.
Потом… потом становится очень много суеты, криков и прочего шума. Кто-то бежит за медиками, кто-то притаскивает охрану… половина этажа толпится перед окнами тех комнат, что выходят на ту же сторону, что и комната Китти. Юлия к ним, само собой, не присоединяется — смотреть на то, как там выглядит тело после падения с шестого этажа, она не хочет. Тем более — на ночь. Так что Юлия сосредотачивается на том, чтобы активно расспрашивать всех, кого только можно о том, что с Китти, и изображать обеспокоенность. Некстати вспоминается Семёнова… которая теперь в теле княжны… с её потугами стать актрисой. Хм… а надо признать, что за то короткое время, что Юлия её видела возле палаты князя, Семёнова вполне себе достоверно изображала эту самую княжну. Ну, если, конечно, та до вселения в её тело души Семёновой была такой вот холодной стервой, само собой. Увы, подробностей про младших детей погибшего князя в иллюзории нет. И даже Альттэ при всей её информированности мало что про это знает.
Мысль об Альттэ тянет за собой следующую, касающуюся её родственника, о котором шептались у сыновей. Наверное, стоит навестить Альттэ и… хотя — какой в этом смысл? Добавить парочку процентов расположения к себе Старших? Глупо.
Только вот почему-то кажется, что потратить время на это нужно. Непонятно — зачем.
Но…
Юлия вздыхает и вздрагивает, увидев появившихся на этаже Молли и Снежану.
Вот только их тут сейчас и не хватало!
***
Город Святой Анны. Слой Ночь. Развалины Ойтрро. Тридцатое ноября 2347 года от заселения планеты. 11:49 по местному времени.
Альттэ протискивается в расщелину в стене, быстро пересекает тёмный участок входа и оказывается во внутренней части убежища сыновей, которая встречает её тяжёлым запахом благовоний. Не то, чтобы она так уж сильно желала сегодня тут оказаться, но папа, который по каким-то причинам не смог найти времени на то, чтобы сюда выбраться, попросил передать кое-какие бумаги… Сама мысль о документах в бумажном варианте — помимо желания заглянуть в них хотя бы глазом, что, увы, невозможно — всегда веселит и удивляет. Как будто бы иллюзорий для подобного уже не подходит! Впрочем, убеждать папу в том, что его бумага уже лет десять как морально устарела, Альттэ не станет. Всё же в их семье только Хельги во всём и всегда с ним спорит. Вот пусть и дальше поступает также. А Альттэ останется хорошей правильной любимой дочкой.
Нет. Она, разумеется, ни капли не сомневается в своей позиции. И пусть все, кто имеет что-то против — катятся ко всем чертям!
Но сообщать об этом папе уж точно не стоит.
Альттэ с самой ясной улыбкой, на какую способна, обменивается приветствиями с парочкой сыновей, которые то ли ещё не уходили, то ли только что пришли… Что по большому счёту не имеет значения. Всё равно от их присутствия или отсутствия ничего коренным образом не меняется. Слишком мелкие сошки. Но поддерживать контакты всё равно надо. Даже с такими… или — особенно с такими, учитывая, сколько всего они могут знать как раз из-за того, что большинство не принимает их всерьёз. Альттэ присаживается на краешек одной из скамеек которые тут стоят рядами, подражая храмам. И думает, что всё больше начанает рассуждать как брат. Это ж его привычка — делить людей на полезных и неполезных, не так ли? Она вздыхает и настраивается на отдых. Потому что от того, подойдёт она к нужному ей Старшему немного позже или раньше, тоже вряд ли что-то изменится. В конце концов, папа не указывал время с точностью до секунд, так что… Впрочем…
— Передай Старшему, отвечающему за Грёзы, что я хочу с ним увидеться, — просит Альттэ проходящего мимо последователя, на плече которого видит знак, указывающий на то, что он является не просто рядовым прихожанином, а именно последователем — посвящённым в тайную сторону организации. На деле это означает, что такие, как он драят полы, сопровождают контрабанду в обход Кланов и занимаются прочими делами, с которыми по понятным причинам не желают иметь чего-либо общего сыновья более высокого ранга… не говоря уже про Старших. Но к которым по понятным причинам нельзя подпускать и обычных прихожан.
Потому что не поймут.
Последователь кивает и уходит, не соизволив ответить ни слова. Альттэ морщит нос. Эта их заносчивость! Только-только получили доступ к чуть большему, чем прочие, так уже и считают себя центром мира! Впрочем, Альттэ особо нет до этого дела. Пусть играются, если им от этого жить приятнее. Тем более, что в тот момент, когда их и правда допустят до чего-то более серьёзного, чем роль мальчиков на побегушках, большинство из них… тех, кто способен, разумеется, разочаруются… во многом.
Иногда Альттэ даже согласна с тем, насколько презирает Хельги сыновей... Странно при этом, что он целиком и полностью одобряет их существование…
Она откидывается на спинку скамьи и прикрывает глаза, позволяя себе немного расслабиться. Теперь у неё даже есть оправдание — всё равно же пока Старший не освободится, она никак не сможет сделать то, о чём её попросил папа! Ведь так?
Альттэ чуть улыбается, довольная придумке, позволившей выкроить немного времени на размышления. Мыслей за последние дни… много. И не то, чтобы они были негативными… Хотя, конечно, безумно жаль, что её заставили удалить пост о князе. Очень жаль! Она морщится, думая, что аристократы всё же как-то слишком много себе позволяют, разрешая и запрещая всё, что им вздумается… И плевать, что их семья тоже не из простых — это дела не меняет!.. Впрочем, Хельги об этом заранее предупреждал, так что Альттэ успела хоть немного подготовиться к подобному исходу. Морально. И не только. Да и просмотров за то время, что он провисел, она получила столько, что теперь даже сомневается, что какой бы то ни было комментарий насчёт этой несчастной свадьбы, которой ей долбают мозги, переплюнет это по популярности. Даже если это касается очередного кумира малолеток… Альттэ встряхивает головой, отказываясь признавать то, что Хельги прав, и её блог в большей степени читают именно девочки-подростки.
Хотя, они за счёт своей активности по большей части и вытаскивают его в топ. Так что и подростков польза есть.
С блога мысли перескакивают на Ярти, про которую Хельги вообще ни словом не обмолвился. И которая вела себя у него, как в собственной квартире… В самом деле — всё, что сейчас Альттэ знает про эту женщину, у которой в квартире Хельги даже есть запас чая, который тот вообще-то не дух не переносит, так это её имя, то, что внешность её как раз во вкусе братца и наличие у этой самой Ярти какой-то знакомой, имеющей информацию о князе. Причём — эксклюзивную. А, ну да. Ещё у этой знакомой погибли родители. Маловато. Только вот Хельги вообще никак не соизволил объяснить её присутствие. Не представил и вообще. Впрочем, он и саму Альттэ этой Ярти не представил. Позволив по итогу им обеим додумывать всё, что угодно самостоятельно.
Интересно…
Альттэ приоткрывает один глаз и, убедившись, что рядом нет никого, позволяет себе предвкушающе улыбнуться… не то, чтобы это могло бы привлечь чьё-то внимание, но Альттэ как-то не хочется, чтобы кто-либо видел… вот это. И плевать, что глупость. Имеет она право на собственные заморочки?! Она снова закрывает глаза, пытаясь сосредоточиться на мыслях. Не выходит из-за слишком оживлённого разговора за несколько скамей от неё. Да, эти двое — Альттэ скашивает глаза, стараясь не поворачивать голову — говорят шёпотом. Только… наверное, это Хельги сделал это одной из своих фишек, благодаря чему он всё и про всех знает… это расстояние слишком мало для Альттэ. Так что она прекрасно слышит.
Временами это до безумия раздражает из-за невозможности отстраниться от чужой болтовни, но по большей части Альттэ всё же благодарна особенностям семьи, при помощи которых и сама она может оставаться в центре событий. Ну… хотя бы отчасти — до Хельги ей, конечно, далеко.
Альттэ выбрасывает мысль о брате и прислушивается. Говорят о…
О каком-то воре, который проник в убежище, но его вовремя спалили… что не помешало вору по итогу сбежать… и про свиток… Альттэ морщится и пропускает слова мимо. Мало ли чем сегодня болеют Старшие?! Они всё время пытаются отыскать какие-то древности, надеясь таким образом получить могущество прежних времён. Что раз за разом оборачивается пшиком, если верить словам папы. Так что свиток, диадема… прочая чушь… Ничего из этого — даже когда подобные вещи всё же находили — не оправдывало затраченные на поиск усилия. Это всё было не более, чем красивыми безделушками, которые кто-то по своей личной причуде наделил несуществующими силами. Так что вряд ли это как-то изменится и теперь.
Альттэ даже жаль этих идиотов, шепчущихся неподалёку от неё. Они ж на полном серьёзе верят! Вот облом их ждёт, когда выяснится, что этот свиток — пустышка.
Альттэ вздыхает, надеясь, что нужный ей Старший всё же освободится достаточно быстро, и чуть меняет позу… и замирает на половине движения — по проходу между рядами скамей идёт одна из сестричек Гасэрт. Которая — Альттэ не помнит. Различать этих близняшек, пусть даже они и неидентичные, нет никакого желания. Да и смысла. Всё равно они всегда и во всём действуют заодно, так что разницы в том, кто именно стоит за чем-то, о чём в официальной прессе не напишут, не имеет смысла. Так что сейчас Альттэ просто рассматривает невысокую шатенку в вишнёвом брючном костюме, который вообще не вписывается ни в обстановку убежища, ни в то, где это убежище находится, ни в… да ни во что он тут не вписывается! Да даже сама Альттэ со своими зелёными волосами, пирсингом и кожанкой с металлическими заклёпками… которые моментально застывают и охлаждают одежду, вовсе в подобном при такой погоде не нуждающейся… выглядит тут более уместно, чем эта дочка герцога!
Ей в таком прикиде только по приёмам в высшем свете шляться… Вот и на кой она сюда припёрлась, учитывая, что до сих пор сестрички всеми правдами и неправдами отказывались от любых предложений сыновей? Что-то успело измениться? А что?
Альттэ прищуривается и напрягает слух так, как только может. И слышит все ещё не прекратившуюся болтовню позади себя. И всё про то же самое. Неужели надо обсасывать новости до такой степени, чтобы от них не осталось внятных смыслов? Она заставляет себя сконцентрироваться на сестричке так, что начинает звенеть в ушах.
Увы, женщина слишком быстро уходит вперёд, но Альттэ успевает услышать что-то про нелегалов и «сон»… Что конкретно это значит, она не имеет ни малейшего понятия. Но… интересно. Альттэ чуть расслабляется, не желая больше вслушиваться в чушь позади себя. И косится на дверь в глубине нефа. Которая до сих пор закрыта. Сколько нужно будет ждать, пока у неё не заберут эти несчастные документы?! Неужели Старший настолько сильно занят, что… И чем, интересно знать? Она вздыхает и, опершись локтями в колени, опускает голову, принимаясь рассматривать пол под ногами. Потемневший от времени, отполированный тысячами ног каменный пол. Если очень присмотреться, то можно даже увидеть на камне отдельные линии старых символов, которыми когда-то — задолго до того, как это место обнаружили сыновья и приспособили его для собственных нужд — он был расписан. Старый. Очень старый храм, посвящённый кому-то, про кого все успели настолько прочно забыть, что…
Стоит ли после того, как Старший всё же соизволит забрать эти несчастные документы, заглянуть к Хельги и поделиться с ним визитом одной из сестричек к сыновьям?
Не… он не заслужил. Пусть даже и рассказал про эту… Аллори и так далее и Чейза всё, что посчитал нужным… Не сказать, чтобы это было так уж много информации, между прочим. Конечно, для реакции, которую от неё ждут подписчики, и этого хватит. Тем более, что теперь, зная, в которую сторону рыть, можно разобраться получше хотя бы в личности жениха, раз уж про невесту… раз уж про невесту со всеми скандалами её семьи, которая, оказывается, далеко не такая уж и правильная — просто умеет прятать порочащие репутацию пятна достаточно глубоко, чтобы докопаться до них сразу было непросто — упоминать нельзя. Жаль, конечно, но спорить с Хельги на этот счёт Альттэ не станет. Тем более, что и Чейза фанаткам хватит с лихвой. Так что можно было бы даже отблагодарить братца за предоставленную инфу, но… Но, учитывая, что он ни слова про свою то ли гостью, то ли кого ещё не сказал… Нет. Он этого недостоин!
Альттэ кивает в такт последней мысли и выпрямляется. И тут же спешно натягивает на лицо улыбку, видя идущего к ней навстречу Старшего. Ну, неужели! И года не прошло!
Она поднимается со скамьи и выуживает из сумки документы.
А пойдёт она сейчас к Крису. И попробует у него выяснить… что-нибудь. Тем более, что с ним время от времени связывается Тео…
Да. Именно так!
Только вот не факт, что тот не откажется с ней говорить. Всё же непонятно — почему — но он не очень-то к ней расположен. Из-за Клауса?.. Кажется, если она правильно помнит, наследник Найтмар ещё со времён обучения в одной из магических школ опекал Клауса. Почему — Альттэ не имеет ни малейшего понятия. Но…
В общем-то причины не так уж и важны — в любом случае очень велик факт, что Крис даже на порог её не пустит — не говоря уже про что-то большее… Правда, в таком случае он будет законченным идиотом, добровольно упустившим шанс сделать гадость сестричкам — ни для кого ведь не секрет, насколько тёплые у них отношения?
Что ж. Альттэ, выслушав дежурные по большей части слова Старшего, неторопливо направляется к выходу из убежища. Конечно, хочется конкретно сейчас как можно быстрее оказаться в Утре и начать разыскивать Криса, который может находиться где угодно в городе… за исключением, разумеется, Полудня — Альттэ хихикает, прикрыв рот рукой, вспомнив, за что именно тому запретили появляться в этом слое… вернее, то, что Крис попался в ловушку Хельги, поставленную по большей части просто от скуки. Наверное. Всё же братец свои мотивы в том случае объяснять не стал… хотя и не только в том случае, разумеется.
Хочется побежать, но Альттэ заставляет себя идти медленно, едва ли не лениво. Просто, чтобы не давать пищу для размышления собравшимся здесь. Вот!
Идя по проходу между скамьями, Альттэ, наконец, видит эту парочку сплетников. И разочаровывается. В первую очередь тем, что это не скучающие юнцы, а вполне себе взрослые люди… готовые верить в любую чушь!
Разочаровывает.
Альттэ отворачивается и продолжает путь вон из убежища.
***
Город Святой Анны. Слой Утро. Школа Ангела. Тридцатое ноября 2347 года от заселения планеты. 16:22 по местному времени.
Только сегодня наконец-то врачи разрешили приходить к Веславу. Хотя выписать его, как Лола узнавала, собираются только дня через три, не раньше. Но Глория рада и этому. Особенно сейчас, когда хороших новостей не так, чтобы и много… если не сказать, что хороших новостей в принципе нет. Глория усмехается, в десятый, наверное, раз разглаживая заломы на юбке. Учитывая, что те находятся почти возле пояса и практически незаметны из-за жакета, это вообще по сути бессмысленное занятие, но остановиться Глория не может. И даже странно, почему она вообще так волнуется. Можно подумать, они с Веславом не виделись год!
Но… новости. Выбивающие из колеи.
Одно то, что Тео спалил её встречу с Риком… Как же стыдно, что она позволила за собой проследить какому-то подростку! И теперь Глория понятия не имеет, что теперь с этим делать. Учитывая то, что он явно не собирается держать рот на замке… И что из-за него не удалось влезть в дом тётки в тот момент, когда она, насколько успела вызнать Глория, как раз собиралась отлучиться! И вот когда теперь можно будет повторить попытку, Глория не имеет ни малейшего понятия. Да, она осознаёт, что дом и тётка никуда не денутся, но нетерпение так и подмывает сорваться с места и… натворить глупостей. Которые Глория, кажется, уже не может себе позволить. И вообще по-хорошему стоило бы взять паузу и выждать более благоприятного момента, но… Может, стоит влезть в парочку других домов? Просто для успокоения и обретения уверенности в себе?
Ох, ни к чему хорошему это не приведёт. Глория вздыхает, понимая, что ей явно надо с кем-то посоветоваться по этому поводу. Только вот с кем?
Да и другие проблемы…
Эту идиотку, которой взбрело в голову приворожить Веслава, сегодня ночью нашли выбросившейся и окна. Говорят, в комнате на столе она оставила предсмертную записку, мол, совесть замучила, я виновата… и всё в таком же духе. Глория с одной стороны даже немного жалеет дуру, но… стоит только вспомнить, как Веслава выламывало от боли, пока Глория пыталась сообразить, что именно надо делать, так жалось моментально пропадает. Но… Почему эта дура вообще решила, что подобный путь приемлем, Глория не имеет ни малейшего представления. Почему вообще можно решиться на подобную мерзость по отношению к тому, кого любишь? Это же… да, Глория ни разу не праведница, но… Но именно поэтому она сейчас даже жалеет, что эта… Катарина Эккер мертва, и ответов уже не получить. Если только в городе нет умельцев, способных вытащить правду из трупа, конечно. Глория жмурится, пытаясь вспомнить, говорила ли о такой способности Ярти. Только вот в памяти ничего не находится. Или не говорила, или Глория благополучно всё забыла. Совершенно некстати.
А ещё Глория немного жалеет, что не удалось посмотреть на тело до того, ка его унесли. Конечно, она подозревает, что ничего хоть немного приятного в этом зрелище — учитывая, что дура выбросилась с немалой высоты на выложенную битым камнем дорожку — нет, но любопытство… Даже если Глория понимает, что, увидь она это своими глазами, кошмары бы потом ей снились очень долго. Даже с учётом той вязи рисунка, которую подсказала Ярти…
Вот, кстати. Интересно, она и правда отправилась к Пауку ночью? И… он… Нет. Глория отказывается думать об этом. В любом ключе. Это вообще никак Глорию не касается, так что смысла пытаться заглянуть в чужую постель… Глория передёргивает плечами, вспоминая отповедь, данную ей Энни — в исключительно вежливой форме — когда она предположила, что господин Людвиг и она… До сих пор стыдно. Так что про личную жизнь Ярти она не желает думать. Даже если против воли думается.
Хотя надо признать — Паук ничего такой! Глория хмыкает. Да и Ярти… Нет. Нет, нет, нет! Она не собирается размышлять на эту тему! Вообще. Это никак её не касается.
Глория мотает головой так, что волосы попадают в глаза и рот. Она тщательно заправляет их за уши и заставляет себя выкинуть из головы всё лишнее.
Наконец, дверь в палату — после тщательной проверки всего и вся… Глория даже оставляет за её пределами сумку и вообще всё, что можно, чтобы не усложнять работу медикам и охране… за что получает благодарный взгляд — открывается. Глория делает шаг внутрь и улыбается, видя нахохлившегося встрёпанного Веслава в больничной пижаме. Это так мило выглядит!
— Здравствуй, Веслав, — улыбается она, понимая, что всё, о чём она только что думала, сейчас перестало быть важным. Разумеется, стоит ей покинуть палату, как мысли и страхи снова вернутся туда, где привыкли находиться, но сейчас по крайней мере Глория от них свободна. — Как ты?
— А ты как думаешь? — ядовито интересуется Веслав, впрочем, тоже пытаясь улыбнуться. — Мне сказали, что эту…
— Да. Она выбросилась и окна. Оставила записку и всё такое прочее. — Что, кстати, какой-то уж слишком киношный… мелодраматичный ход. И впору подозревать, что… да, нет. Глупости. Кому и зачем бы это понадобилось? Сначала подбивать дуру на подобный поступок, а потом убивать? Чушь! Это ж не детективчик средней паршивости, чтобы можно было всерьёз рассматривать подобное.
— Это может быть инсценировкой?
— Может быть всё, что угодно, — осторожно произносит Глория, думая, что как странно, что и у парня появилась подобная мысль. Можно ли считать, что это признак того, что версия имеет право на существование? Глория пожимает плечами скорее своим мыслям а не Веславу, который внимательно на неё сейчас смотрит. Может и да, но… Кому это может быть нужно? Да и зачем? — Но не кажется ли тебе, что это как-то слишком сложно? Всё же это просто дура-девка. Сначала натворила дел, а потом… Или ты думаешь, что…
— Как ты и сказала — может быть всё, что угодно. Учитывая моё положение, надо просчитывать все варианты. — Веслав сейчас выглядит… странно. Как будто в теле пятнадцатилетнего пацана находится кто-то раз в десять старше. Может ли быть такое, что… Ну, не спрашивать же напрямую? Да и кем в таком случае может быть Веслав? Глория заставляет себя отложить мысль на потом.
— Ну… просчитывай. — Глория подтаскивает стул и садится напротив Веслава, рассматривая его получше. Всё же за те несколько дней, что они вынуждено общались через стекло и только жестами… причём, у Глории это вообще выходило крайне плохо… он… нет, не изменился, но видно, что прошедшее не обошлось для него без последствий. Он похудел. Да и не только. Глория видит, что у Веслава тремор на руках. Она прикусывает губу, вспомнив, как в тот вечер руки были полностью оплетены чёрными нитями, которые она сама же ему и нарисовала… — Извини, что я не смогла придумать ничего кроме отсрочки времени. Но я до сих пор не бывала в такой ситуации, где надо было бы принимать решения настолько быстро… — Она хмыкает. И некстати вспоминает, как Ярти в подобной же ситуации сориентировалась практически мгновенно… заставив Глорию рисковать своей жизнью ради непонятных камешков. — Вообще-то в последний раз, когда я была в похожей ситуации, решение принимала за меня… женщина, которая меня магии учила, — сообщает Глория об этом случае Веславу. - И я бы не сказала, что мне понравилось.
— Врачи сказали, что мне придётся около года ежедневно принимать лекарства и раз в две недели проходить ряд процедур, — пожимает плечами Веслав, вставая с кровати и, пошатываясь, отходит к окну. — Ты и правда сбегаешь за пределы Школы? — изменившимся голосом интересуется Веслав. Глория закрывает глаза, посылая в адрес Тео проклятия. Всё же сдал. Странно, что не администрации Школы. Хотя… может и им тоже, а Глория просто не знает до сих пор об этом.
— Да. Но это не имеет отношения ни к тебе, ни к чему бы то ни было в стенах Школы. — Стоит ли рассказывать Веславу про родителей Аглаи и затеянное — в большей степени ради развлечения — расследование? Ну… не только ради развлечения. Почему-то Глории кажется, что то, что она делает, важно. Либо будет важно в недалёком будущем. Странно, но разобраться в этом у Глории пока что не выходит.
— Правда? И ты не торопишься доложить о каждом моём шаге своим покровителям? — Голос жёсткий. Такой, какой не может быть у пятнадцатилетнего пацана. Глория подбирается.
— Для этого мне не пришлось бы куда-то там сбегать. В наш-то век съёмников и прочей роскоши, — напоминает Глория, усмехнувшись. Некстати вспоминается расхристанный вид господина Людвига, и Глория чувствует, что краснеет. Нет, ну, а всё же… Какие отношения связывают Энни, Ярти и Людвига? И Паука, раз Ярти к нему поехала в ночи. Ах, да. Там же ещё есть любовник Энни, которого Глория видела однажды краем глаза… Стоп. Так можно додуматься до совершеннейшего разврата! Не то, чтобы Глория имела что-то против, но… Думать в таком ключе о людях, с которыми она знакома лично, невозможно стыдно. — Всё, что я посчитаю нужным, я могу рассказать и без необходимости куда-то там выбираться.
Глория морщится. Не стоит, наверное, говорить сейчас в таком резком тоне, но обида заставляет выбирать явно не самые удачные слова и интонации.
— Даже так… Тогда что тебе понадобилось в Сумерках? Тео… — поворачивается Веслав, пристально всматриваясь в глаза Глории. И она собирает все силы, чтобы не отшатнуться или не зажмуриться и тем самым признать себя виновной… неизвестно в чём.
— Ничего не хочу знать про Тео! — отрезает Глория, даже не пытаясь понять, как именно Тео дошёл до того, что это были именно Сумерки. Так, что Веслав вздрагивает и удивлённо смотрит на неё. Глория поднимается на ноги, едва не опрокинув стул, и изо всех сил надеется, что не разревётся прямо тут от обиды. Непонятной совершенно. Потому что ничего такого Веслав не сказал. — Ему следовало бы захлопнуться и не отсвечивать. Мог бы заняться чем-то более полезным, чем выслеживать меня. Занятиями, например. До свидания.
Глория разворачивается, покидая палату до того, как Веслав хоть что-то успевает сказать. Да, возможно, следовало бы остаться и продолжить разговор, пояснив… хотя делиться этой тайной не хочется. Не с Веславом. И уж точно не теперь. Достаточно и того, что об этом знают Ярти, Энни, Рик, Паук… и ещё дофига народа из Ночи и Сумерек! И Веславу уж точно не нужно знать… если он заподозрил её в… Глория прикусывает губу и изо всех сил старается не разреветься прямо тут. И одновременно с этим Глория недоумевает, почему — с чего это вдруг она стала так остро реагировать на то, что является не более, чем подростковыми закидонами? Ну, в самом деле! Какое ей дело до того, что там думает этот Тео? Ну, или даже Веслав, хотя Глория надеялась, что после тех встреч в Ночи в доме Паука… как, кстати, Веслав вообще оказался с Пауком связан?.. неважно. Важно то, что после того, как Глория спасла Веслава от охранников того кафе и всего прочего, он мог бы быть к ней и более…
Она в кого-то врезается, поднимает голову и видит Тео. С силой толкает его плечом и даже ухитряется отпихнуть от себя, что при её росте и комплекции несколько необычно.
— Пройти дай, сиротка, — резким тоном требует она. И даже чуть радуется, когда тот отшатывается. Нет. Ей не совестно. Она проходит мимо и, обернувшись через плечо, смеривает Тео презрительным взглядом. — Лучше бы могилки папы с мамой навещал, чем шпионить за всеми вокруг. Может, тогда перестанешь скулить по поводу того, что тебя твой братик сюда запихнул…
Глория срывается с места и покидает коридор перед палатой Веслава до того, как Тео приходит в себя. Она понятия не имеет, откуда взяла слова про брата Тео. Она ничего не знает про герцога Винтерберга кроме того, что он был замечен в компании старшей сестры Веслава в театре. И не стремится знать. Но… слова. Неизвестно откуда пришедшие. И… так сладко отозвавшиеся в душе в тот момент, когда Глория увидела, как лицо Тео исказилось болью. И изумлением.
Глория едва ли не бегом пересекает коридоры, залы и оказывается на нижней площадке женского крыла общежития. Место, как она успела убедиться, обычно пользуется популярностью у парочек или любителей каких-то секретов, но сейчас тут, как ни странно, пусто. Так что Глория, убедившись, что Тео не следует за ней, забирается в нишу, тщательно задёргивает шторы и, наконец, даёт волю слезам. Правда, старается при этом плакать тихо. Так тихо, чтобы ни одна живая душа не слышала. Как всегда плакала там, на Земле. Дома…
Глория не имеет ни малейшего понятия о том, почему плачет. Что оплакивает. Но сейчас она чувствует себя совершенно несчастной и одинокой. И… нет ни единого лучика света.
Может быть, было бы лучше, если бы тогда она утонула вместе со всей семьёй?
Может, это единственное, что она заслуживает?
Все эти кражи — пусть даже они с Машкой никогда не брали много, да и никогда не забирались в дома небогатых. То, что она сейчас сделала с Тео… Может, таким, как она, не стоит жить? Может, всем будет проще, если…
Глория яростно трёт глаза, краем сознания понимая, что рожа у неё сейчас та ещё, и смотрит за окно.
Вспоминается эта идиотка, покончившая с собой, и в голове возникает мысль, а может… прямо сейчас… пойти и…
***
Город Святой Анны. Слой Ночь. Тридцатое ноября 2347 года от заселения планеты. 13:21 по местному времени.
То, что с Вероникой встретиться придётся лично, Маша вполне себе понимает — пусть сколько угодно говорят про полную анонимность иллюзория, но Маша прекрасно помнит, как на Земле то и дело кого-нибудь взламывали. Так почему бы не существовать и здесь подобных умельцев? Тот же Паук… вот кстати, нашёл он Свиток или нет?.. а то слухи про него утихли, а результат… Так вот. Тот же Паук вероятнее всего именно так и добывает информацию. И поэтому… встреча там, где никто не додумается прослушивать — просто потому, что Вероника слишком уж мелкая фигура для подобного. Особенно сейчас. И как можно скорее. Пока и в самом деле кто-то что-то не пронюхал. Жаль только, что для этого придётся отправляться в Ночь. От понимания последней истины её передёргивает так, что Маша даже задумывается, стоит ли так сильно реагировать на всего лишь ещё один слой города. Но… Она торопливо натягивает на себя самые замызганные джинсы — те самые, которые изгваздала непонятно в чём в том коридоре по пути к башне, где обитает Нир — ношеные кроссовки, удивляющие самим фактом своего существования в гардеробе княжны… То ли она и правда была в чём-то замешана — увы, ни подтвердить, ни опровергнуть это до сих пор не получается! — то ли просто занималась чем-то вроде… Маша теряется в догадках, чем конкретно надо заниматься… в смысле — княжне!.. с таким гардеробом. Неважно. Главное, что эта одежда позволит максимально сойти за свою. Тем более, что джинсы достаточно тёплые для полноценной зимы, которая сейчас в Ночи… Да. Кстати! Маша отыскивает самый тёплый свитер, какой только возможно. Тоже не сказать, чтобы модный или что-то в этом роде.
Поразмыслив, Маша натягивает на себя шапку, достаёт самую тёплую куртку и, вспомнив почему-то, как в первый раз переносила из с Осью и Веславом в Полдень, соскальзывает между слоями. И оказывается едва ли не на проезжей части! Она отскакивает в сторону, получая в свой адрес порцию отборного мата на трёх языках сразу. А она и забыла, что Ночь — это мегаполис. Она отходит подальше от дороги, чтобы не поскользнуться на льду, который прекрасно виден под слоем снежной крупки, которую перегоняет ветер, и не улететь под колёса очередной машины.
Маша задирает голову, рассматривая убегающие вверх, к тёмному небу, дома, рассвеченные всевозможной рекламой, среди которой большую часть занимают различные уф-лампы и комплексы витаминов… Ну, да. Местным без этого ж не выжить. И без кислородных генераторов, если она правильно помнит. Которые… да, которые находятся на по окружности города на самом его краю. Маша кивает себе, радуясь, что хотя бы в том, что касается таких вот вещей, память не подводит. В отличие от информации о влиятельных семьях… как бы было хорошо, если бы при появлении тут ей ещё отсыпали знания о планах и тайных грешках всех, кто имеет вес в местном гадюшнике! А так вот приходится тащиться чёрт знает куда, чтобы узнать то, что вполне возможно вообще будет бесполезным! Интересно, а вообще реально докопаться до воспоминаний, если они, как предположил Нир, были сцеплены с душой погибшей Мары? Нир и Льосса, конечно, пообещали сделать всё, что в их силах… причём Льосса как-то вообще не была в восторге от… чего-то. Маша не знает, от чего, да и не очень-то хочет знать — её это вообще не касается никоим образом!
Пообещали, да. Но что, если у них ничего не выйдет?
Она оглядывается, пытаясь сообразить где там находится нужная ей… звезда, презрительно кривясь от высокопарности местных, которая, кажется, всё же является отличительной чертой Ночи. И откровенно теряется, не зная, куда ей идти. И только потом соображает воспользоваться помощью иллюзория. Спустя несколько минут, которые она провела, прислонившись к стене дома в каком-то переулке, что, если подумать, вообще ни в какие ворота не лезет — настолько рисковать собой это… просто чересчур! — она находит карту Ночи и… И понимает, что сейчас ей придётся тащиться аж на другой конец города…
Самое время опустить руки… Маша хмыкает, ещё раз погружается в иллюзорий, находит картинку с изображением нужного ей района. Потом концентрируется на этом образе и перетаскивает себя туда. О, конечно, она прекрасно знает, что никто и никогда так не делает! Что маги работают совершенно не так. Что это опасно, что это невозможно и всё такое прочее. И Маша бы ни за что не стала… хотя нет. Стала бы. При определённых обстоятельствах. Конечно, сейчас они и близко не рядом с тем, ради чего стоило бы так собой рисковать, но… надо искоренять в себе подобные качества, решает она. Пусть даже это то немногое, что хоть как-то можно назвать магией. Но — нет. Не в её положении поддаваться сиюминутной блажи. Так что — да. Надо поработать над собой…
Надо. Но точно не сегодня.
Маша рассматривает обычные, до боли похожие на земные пятиэтажки, отличающиеся лишь отсутствием окон, с чувством то ли ностальгии, то ли отвращения… То ли и того, и другого одновременно.
Да, сама она никогда не жила в таких - родители могли себе позволить и более пристойное жильё — и никто из близких подруг не жил. Но город-то, в котором она выросла, состоял как раз из вот таких типовых домов. Навевающих тоску одним своим видом. Маша передёргивает плечами, заставляя себя подойти к нужному подъезду.
Дверь в подъезд открывается с отвратительным скрипом, бьющим по слуху так, что хочется выпустит ручку двери и зажать уши. И Маша содрогается, предвкушая то, что сейчас там увидит, но… нет. Чисто, хотя краска на стенах облезла до такой степени, что видно штукатурку, а на полу если она и была, то в очень давние времена. Возможно — во времена, когда ещё не было этой планеты в принципе… А ещё на полу такие огромные выбоины, что их можно использовать как окопы… Ладно, она всего лишь пытается язвить, хотя мышь, с оглушительным писком пронёсшаяся между ног, как раз пряталась в одной из таких выбоин. Так что как минимум мыши вполне себе могут использовать это… по своему усмотрению. Маша оглядывается, высматривая, куда там мышь ускакала, но искать её она уж точно не собирается. Но она надеется, что больше живность ей в ноги бросаться не станет. Не то, чтобы это пугало — сейчас есть и гораздо более серьёзные опасения, не идущие ни в какие сравнения с какой-то там мышкой — но всякая мелочь носящаяся по полу, раздражает.
На третий этаж Маша, занятая высматриванием мышей и ям в бетоне лестницы, поднимается так быстро, что даже в первую минуту и вообще не понимает, что уже на месте.
Она рассматривает простую железную дверь и с сомнением стучит. Грохот раздаётся такой, что Маша испуганно вжимает голову в плечи. И озирается, опасаясь, что жители соседних квартир, коих на площадке целых пять, сейчас выскочат из-за дверей и выскажут всё, что про неё думают. И никакой статус сестры будущего князя ей не спасёт. Тем более, что Маша не собирается раскрывать местным, кто она такая. Но видимо соседи привычные…
Маша вспоминает, что там Хильда говорила про Веронику… меняет мужчин? Значит, так и так здесь постоянно бывает приличное количество людей. И не факт, что они приучены соблюдать тишину…
Хотя… может, и сами соседи тут такие, что им наплевать, кто и к кому там ломится! Может, они и сами регулярно устраивают тут шоу? Учитывая район, представить подобное вообще легко. Хотя то, что подъезде в принципе чисто… ни о чём не говорит — Маша помнит, как одна из одноклассниц… из малоимущих… рассказывала своей соседке по парте (слишком громко, чтобы это можно было не услышать), как один из её соседей, что с виду был вполне приличным, ежедневно устраивал такие дебоши, что приходилось постоянно вызывать полицию… которая иногда даже приезжала. И — да. По словам той самой соседки по парте дом, в котором девчонка жила, был вполне чистый с виду…
Зачем Маша сейчас это вспомнила? Земля, одноклассницы… самое время вспомнить Глашку, родителей и обстоятельства, из-за которых Маша тут оказалась! И поддаться тщательно удерживаемым эмоциям, чтобы уж наверняка! Она зло мотает головой, заставляя себя собраться.
Вовремя.
Дверь открывается, и Маша видит Веронику в, как ни странно, брендовом свитере и явно не таких уж и дешёвых джинсах. Хотя они ей все равно не идут, добавляя бледности и без того белой коже, которой отличаются жители Ночи. И — укорачивая шею… Маша удивляется приливу злорадства по такому ничтожному поводу. Зачем? Это Ночь так действует? Близость к Тьме, которая постоянно ощущается где-то рядом? Вероника отходит, позволяя пройти внутрь. Маша, следуя указаниям, разувается, опять вспомнив явно навсегда оставленную в прошлом Землю… мама хоть всплакнула на её могиле? Или даже не соизволила приехать на похороны? А папа? Опять! Сколько можно-то?! Маша усилием воли выбрасывает лишние сейчас мысли из головы. И проходит вглубь квартиры.
Достаточно приличной по меркам того района, где Вероника проживает, квартиры. Четыре комнаты, из которых одна — проходная и используется в качестве гостиной. Маша краем глаза видит в зазор между не до конца приоткрытой дверью и косяком одной из остальных комнат угол явно немаленькой кровати, и общее оформление, как в самом банальном представлении о борделе. Ну… кажется отсутствие вкуса у Вероники во всём… И отсутствие понимания уместности, если вспомнить то платье, в котором Вероника заявилась на вечер, посвящённый открытию конторы для помощи безработным! Маша чуть усмехается, но более никак не выдаёт своё отношение к увиденному.
Она проходится по комнате, отмечая достаточно дорогой съёмник и фото рыжей — почти красного оттенка волос — девочки, которая напоминает…
— Это моя дочь, — с гордостью сообщает Вероника, сбив мысль, мелькнувшую на границе сознания. Вероника возвращается в комнату с подносом с чайником и чашками. Банально. Но Маша радуется, что Вероника не догадалась притащить к чаю какие-нибудь пирожные. Потому что Маша вряд ли сумеет впихнуть их в себя — слишком Тьма давит на мысли. А обижать женщину, от которой надо… многое… явно не стоит. — Не красавица, конечно, но зато редкостная умница.
— Ну… у неё ещё всё впереди. Может, со временем… сколько ей здесь? — тянет Маша, думая, что прикус девочке явно стоило бы подкорректировать.
— Двенадцать. Сейчас она, конечно, подросла, но…
— Как вы сказали, её зовут? — Маша не понимает, на кой ей это. Но стоит признаться самой себе, что она просто тянет сейчас время, боясь подобраться к самому главному.
— Долорес, — улыбается Вероника. И тут Маша чувствует, что это и правда стоило знать. Перед глазами встаёт та, вторая девушка, которая не проронила во время встречи ни слова. Долорес… Скворцова… Дикое сочетание имени и фамилии, определённо.
— А я не так давно видела её в Школе, когда навещала брата, — заняв место рядом с подобием камина, в котором, надо думать, находятся те самые уф-лампы, медленно произносит Маша, отмечая, как Вероника настороженно вслушивается в каждое слово. Что ж. Учитывая, как сейчас Маше нужно расположить к себе эту женщину, чтобы она согласилась выполнить то, что Маше нужно. Конечно, деньги решают многое, но… лучше подстраховаться, прибавив к ним эмоции. Только бы получилось! Маша выжимает максимум из своих актёрских способностей. — Она подружилась с Веславом и еще с двумя его друзьями. И даже помогла в том, что случилось… вы ведь слышали про…
— Моя девочка! — с гордостью, в которую явно сама не до конца верит, проговаривает Вероника, чуть откидываясь на спинку кресла-качалки, и улыбается. Маша предполагает, что она довольна тем, что её дочь сумела обратить на себя внимание полезных лиц. Пусть так. Маша не может сейчас ничего сказать про эту самую Долорес… Лолу, как её Вероника в первый раз называла, но… стоит присмотреться. Может, девочка и стоящая. Во всяком случае она явно не такая сложная, как Аглая. И управлять ею будет гораздо проще. Ладно. Это на будущее.
— Итак. Всё же я не настолько свободна во времени, чтобы можно было потратить на встречу больше, чем… — Фраза вышла какой-то излишне витиеватой, но Маша уже ничего не может с этим поделать. Вероника подбирается. Маша видит, как её глаза моментально становятся серьёзными. Жаль, что не получилось добиться большей расположенности. Слишком мало времени! В самом деле. Ладно. Наивную девочку перед Вероникой точно разыгрывать не стоит. А то, что она собирается заказать, вполне уложится в образ высокородной дряни, как наверняка воспринимают жителей Утра и Полудня местные. Да и деньги, само собой. решают. А Маша и правда собирается заплатить за работу. — Мне необходимо знать всё про сестёр Гасэрт. Все их контакты, все самые грязные секреты и грешки… Всё, что они прячут от глаз посторонних.
— Сбором и торговлей информацией занимаются немного другие люди… — осторожно начинает Вероника, отставив в сторону чашку. — Тот же Паук…
— Увы, но эти люди не отличаются верностью. И тот же Паук, — повторяет слова Вероники Маша и морщится, во второй раз за сегодня вспомнив Паука и опыт общения с ним. И Свиток, про который, правда, до сих пор слухов не появилось. Его нашли? И если да, то кто? Паук? Или кто-то иной? Насколько можно быть уверенной, что Паук сдержал слово, и Свиток не появится в городе?.. в умах людей города. — Тот же Паук с почти стопроцентной вероятностью продаст информацию и мне, и кому-нибудь ещё… а потом и сольёт меня самим сёстрам Гасэрт. А ситуация далеко не та, чтобы я могла позволить себе рисковать подобным образом.
— Это что-то связанное с… — Вероника обрывает фразу, но Маша понимает, что та, кажется, в курсе опытов или для чего они там покупают людей?
— У меня есть подозрения, что именно они стояли за покушением на мою семью, — сообщает Маша. И даже не совсем лжёт. Недоговаривает, да. Но Веронике уж точно не стоит этого знать.
Достаточно и того, что та сейчас услышала. Хотя, кажется, Веронику это проняло. Вон, как побледнела и за сердце схватилась!
— Но… тогда надо…
— Кто поверит восемнадцатилетней соплячке? Пусть даже она и княжна. — Маша пожимает плечами. — Тем более, что они — дочки герцога. И руководительницы одной из главных фирм города. Потому я и вынуждена искать того, кто найдёт улики.
Вероника пристально смотрит Маше в глаза и медленно кивает.
И Маша понимает, что даже при настолько топорно выстроенном диалоге она, кажется, сумела убедить Веронику.
Прекрасно…