За прошедший год Кевин Дэй осознал о себе три вещи, которые изменили его личность, и каждая из них была разрушительнее предыдущей:

1) Он бисексуал. Это не было особенной неожиданностью, учитывая его историю. Это было скорее воспоминание, признание моментов, похороненных и отброшенных. В этом был стыд, но не за само понимание. Стыд вызван тем, что он отрицал это как перед самим собой, так и перед теми, кто был ему дорог.

2) Его лучший друг — Аарон Миньярд. Это было медленное осознание, построенное на месяцах совместных моментов, между взаимными улыбками и озорными шутками, которые растворялись в смехе. Это было наслаждением. Это было чем-то освобождающим, чем-то драгоценным, это заставляло руки Кевина дрожать в страхе сжать слишком сильно и раздавить в желании сохранить его в целости.

3) Он влюблен в своего лучшего друга. Это была автокатастрофа, искореженный металл и обожженная плоть. Это было ужасно, пугающе и поглощающе, так, что ему хотелось сгореть. Сильнее, чем любой удар, который он переносил раньше. До него дошло слишком поздно, и он ничего не мог с этим поделать. Так было до тех пор, пока он не понял, что не сможет прожить и дня, пока не попробует. Еще один раз.

      Кевин Дэй не из тех, кто сдается, но надежда была ужасной вещью, тонкой, как бумага, легкой, как дыхание, и слишком хрупкой для этого мира.

      Это история о том, как к нему пришли три вещи: одна бесчестная, другая деликатная, третья губительная.

      (А это глава, в которой Кевин сталкивается со своим первым откровением и удивляется результату.)

***

      Кевин просмотрел запись еще раз, затем перемотал её снова одним щелчком пульта. Внутри все сжалось при мысли о том, что он увидит во время просмотра. Прошло несколько часов с тех пор, как «Троянцы» из Университета Южной Калифорнии выиграли свою последнюю игру осеннего расписания, и они с Нилом устроились на диване в комнате общежития, чтобы посмотреть запись матча после тренировки.

      На экране игроки-победители праздновали победу в центральной части поля. Кевин наблюдал, как эта конкретная камера навела фокус на Джереми Нокса, находившегося в центре событий. Он излучал радость, словно горящий маяк среди ликующих криков, когда поднес руку Жана Моро к губам и поцеловал костяшки пальцев своего товарища по команде.

      Сам Жан смотрел на невысокого парня сверху вниз, как будто вокруг них ничего не существовало. Тонкие губы изогнулись в нежной улыбке, когда он наклонился и коснулся носом спутанных волос Джереми. Улыбки Джереми было достаточно, чтобы осветить стадион. Кевин включил запись и потянулся за телефоном.

— Ты собираешься произнести перед ними ту же речь, что и передо мной? — спросил Нил с другой стороны дивана, насмешливо приподняв бровь. — Поздновато для этого, тебе не кажется?

      Кевин пролистал контакты:

— Отвали.

— Нет, серьезно, я уверен, они умирают от желания услышать от своего так называемого друга, насколько они себя подставили, публично заявив о своей гомосексуальности.

— Жан не гей, — бездумно сказал Кевин. — Он би.

      Нил фыркнул, и Кевин посмотрел на него с вызовом:

— Я бы знал, — продолжил он, — так что заткнись, ладно? Мне нужно позвонить.

      Он направился в спальню, которую делил с остальными, а Нил повернулся на диване, чтобы посмотреть на Эндрю. Миньярд сидел на подоконнике, зажав в пальцах наполовину истлевшую сигарету. Он не смотрел ни секунды игры.

— Ты знал? — спросил Нил своего парня (или кого-то, кем они, по сегодняшним уверениям, не были).

Эндрю даже не потрудился взглянуть на него, когда ответил:

— Ты идиот. — Но его взгляд все же обратился к Кевину:

— Они сделали свой выбор. Прозелитизм лицемера только испортит их парад.

— Нет, не испортит, — сказал Кевин неуверенно, но отказываясь это показывать. Он перевел взгляд между двумя друзьями, желая, чтобы они поняли: — Послушайте, я сказал тогда, что это было бы проще, ладно? И это правда, даже если вы оба предпочитаете не обращать внимания на то, как на самом деле устроен реальный мир. Некоторые из нас не могут позволить себе такой роскоши.

      Он повернулся к двери, держась за ручку:

— Я никогда не говорил, что это неприемлемо или позорно, и я никогда не говорил, что не одобряю.

      Кевин закрыл дверь спальни с большей силой, чем было необходимо, и пошел вперед, попутно собираясь нажать на контакт Джереми на экране своего телефона, когда в выпадающем уведомлении появилось сообщение о последних новостях экси. Он инстинктивно нажал на него. Заголовок кричал:

«ЛЮБОВЬ В ВОЗДУХЕ? «ТРОЯНЦЫ» НОКС И МОРО РАЗДЕЛИЛИ ИНТИМНЫЙ МОМЕНТ ПОСЛЕ СЕГОДНЯШНЕЙ БОЛЬШОЙ ПОБЕДЫ!».

      Ниже был стоп-кадр этого момента: губы Джереми на коже Моро, сияющие глаза Жана, когда тот смотрит вниз. Быстрый просмотр главных новостей показал несколько публикаций, уже обсуждающих это событие.

      По позвоночнику Кевина пробежала ознобная дрожь. Так всегда случалось, когда из темноты возвращался его страх. Тревога тяжелым ледяным грузом разливалась по венам, вызывая тошноту и острую, как сосулька, боль. Без алкоголя игнорировать их было сложнее, но он обратился к дыхательным техникам, которые Бетси терпеливо втолковывала ему (месяц за мучительным месяцем), пока сердечный ритм снова не выровнялся.

      Кевин вышел из приложения и набрал номер Джереми. Он звонил несколько секунд, прежде чем в трубке раздался голос его друга.

— Привет, Кевин! — весело сказал Нокс. — Дай мне секунду. Здесь шумно. — Кевин услышал, как шум музыки и голосов постепенно стих, пока Джереми уходил в более тихое место для разговора. — Ладно, поехали. Я включил громкую связь. Жан тоже здесь. Смотрел игру? Я хочу знать, что ты думаешь о том движении защитника на девятнадцатой минуте...

— Я смотрел, — вмешался Кевин. — О чем, черт возьми, вы думали?

— Ах, — сказал Жан, и его глубокий голос с акцентом прогрохотал по всей линии, — Он тоже досмотрел до конца.

      Джереми усмехнулся:

— Кевин, не волнуйся. Все в порядке.

— Это уже во всех новостях. Ты хоть задумывался, что это будет значить? Для вас обоих? — Кевин провел рукой по своим черным волосам, когда начал мерить шагами комнату: — Господи, они не собираются молчать об этом. Вам придется что-то сказать. Скоро.

— Мы так и сделаем, — сказал Джереми твердым, но не холодным тоном. — Мы не секрет, Кев. Все в Университете Южной Калифорнии знают о нас. Ну и что? Есть видео. Мы не забыли о камерах. — Он вздохнул: — Мы не беспокоимся. Тебе тоже не стоит этого делать.

— Дело не во мне, — сказал Кевин. — Это... Это…

      Он замолчал.

— Ты не хочешь перестать прятаться? — спросил Жан.

      Кевин замер на полуслове.

— Не пугай его так, Жан! — отругал Джереми. Голос стал мягче, когда он продолжил: —Кевин, послушай, мы никогда ничего не скажем о тебе, ладно? Серьезно, мы же твои друзья, да? Мы бы так не поступили. Это наш выбор. Мы сами этого хотели. Может, просто порадуешься за нас? Пожалуйста?

      Кевин вздохнул, нуждаясь в дополнительном количестве воздуха в легких:

— Да, конечно, мы друзья. И я рад за вас. Правда. Просто ненавижу знать, что скажут люди. Вы, ребята, этого не заслуживаете.

— Может быть, люди тебя удивят, — с надеждой сказал Джереми.

      Жан фыркнул:

— Маловероятно, но это не имеет значения. — Он сделал паузу, — Кевин, тебе пора жить так, как ты хочешь. Да, у нас есть обязательства, но мы больше не живем так, как раньше. Подумай об этом ради своего же блага. Если не об этом, то о чем-нибудь другом.

      Слезы, навернувшиеся на глаза Кевина, привели его в бешенство. Он стиснул зубы, нахмурившись:

— Отмечено. Итак, когда вы собирались сказать мне, что я стал предметом ваших интимных разговоров, раз уж вы оба, кажется, знаете, что я сделал? — Что я поцеловал вас, – он не сказал. – Что я оттолкнул вас обоих, чтобы спасти свою шкуру.

      Джереми ярко рассмеялся:

— О, Кевин, ты, вероятно, предмет постельных разговоров многих пар по всей стране.

— Не делай его голову больше, чем она уже есть, — сказал Жан.

      Кевин улыбнулся, совсем чуть-чуть:

— Неважно. Просто берегите себя, хорошо? Дайте знать, если я смогу чем-то помочь.

— У нас есть твоя дружба, — сказал Джереми так легко и беззаботно, словно его слова не пробивали дыры в груди Кевина. — Чего еще мы можем желать?

— Видимо, каких-то новых упражнений, — сказал Кевин, стиснув зубы. — В последние десять минут ты небрежно работал ногами. Ты недостаточно подготовлен к полноценным играм, и они используют это против тебя. И, Жан, ты мог поймать того нападающего в первом голе после перерыва. Это была просто лень, в чистом виде. И...

— Да, да, мы понимаем, — сказал Жан. — Давай вернемся к этому обсуждению завтра, хорошо? После столь необходимого сна и целой чашки кофе.

— Хорошо, — проворчал Кевин.

— Отлично! — сказал Джереми. — Тогда с тобой и поговорим! Передай всем от нас привет.

      Кевин сказал, что сделает это (он не сделает), и они обменялись еще несколькими любезностями, прежде чем повесить трубку. Он на мгновение уставился в свой телефон, прежде чем открыть «Twitter». Не удивился, обнаружив, что «#JereJeanUSC» находится в тренде, почти каждое упоминание включало фотографию площадки или ретвит чего-то со страницы Джереми. Кевин перешел на его профиль.

      «Для меня большая честь быть с вами самим собой» – гласил последний твит Джереми. Он отметил ник Жана, за которым следовала серия эмодзи, заканчивающаяся флагом гордости и хэштегом «#forloveandexy». Временная метка показывала, что твит был опубликован сразу после сегодняшней игры.

      Он слишком долго смотрел на экран, прежде чем заблокировать его и лечь в постель. Кевин закинул руки за голову, уставившись в пустой потолок.

      Он поцеловал Жана первым, больше лет назад, чем мог сосчитать сейчас, и время странно тянулось, когда он вспоминал дни, проведенные в «Гнезде». Это был отчаянный поступок, способ вырваться из изоляции, от которой становилось трудно дышать. Он всегда был так одинок, не физически, а эмоционально и в своих мыслях. Честный Кевин признал бы, что временами все еще чувствовал это.

      (Он не был честным Кевином.)

      Однако он быстро прекратил все, что у него было с Жаном. Риск не стоил того, учитывая возможность, что Мастер узнает об этом, и весомое напоминание о наказаниях Рико. Ничто не стоило того, чтобы обрушивать их гнев на голову Кевина. Он отстранился, и Жан позволил ему это, потому что на кону было не меньше. Вероятно, даже больше. Определенно больше.

      Джереми был моментом благоприятной возможности, спонтанным решением, которое было совсем не в духе Кевина с его любовью пережевывать каждую мелочь, разбирать ее на части, пока от нее не останутся только неузнаваемые клочья. Хозяин отправил Дэя из «Гнезда» (на этот раз без Рико) в качестве представителя на экси-конференцию, которая была настолько неинтересной, что он не мог вспомнить ее подробности сейчас.

      Важно было то, что там он впервые встретил Джереми. Они обменялись номерами телефонов и время от времени переписывались (всегда, когда Рико был занят чем-то другим), пока не сыграли друг с другом на первом курсе. После игры Кевину удалось ускользнуть, и Джереми нежно поцеловал его в потайной кладовой стадиона. Все, что этот жест вызвал у Кевина – панику. Он убежал. Надолго перестал отвечать на сообщения Джереми. Они больше никогда не обсуждали случившееся.

      Лучший человек сказал бы себе, что он оттолкнул их обоих, чтобы уберечь от беды. Кевин не был лучшим человеком. Он знал, что сделал это только для самозащиты.

      Он не пошевелился, когда Нил и Эндрю наконец легли спать, оба молчаливые в столь поздний час. Он ничего не сказал, когда они выключили свет, и тихое дыхание во сне стало единственными звуками в комнате. Кевин смотрел в потолок, его вены были холодны, глаза ничего не видели, а разум думал обо всем на свете.

***

      В последующие несколько дней мир экси хотел говорить только о Джереми и Жане. Они дали интервью «Exy Today», в котором, к приятному удивлению Кевина, обоих хорошо приняли. Их товарищи по команде из Университета Южной Калифорнии – Лайла Дермотт и Каталина Альварес – также совершили каминг-аут как пара, что, казалось, послужило своего рода командой для экси-игроков из колледжей по всей стране сделать то же самое.

      «Лисы», будучи «Лисами», были более чем рады сделать это, а Рене и Эллисон возглавили атаку, объявив о своих отношениях. Однако, больше всего Кевин был шокирован, когда Нил (наименее технически подкованный и наиболее враждебно настроенный к прессе из всех них) опубликовал твит, в котором просто говорилось: «Я демисексуал. Погуглите, придурки».

      Кевин наблюдал за всем этим, как зритель на трибунах: застывший наблюдатель, пойманный в ловушку беспокойства, которое было толще льда. Он читал ответы, замечая хорошее, но больше сосредотачиваясь на плохом. Внимательно следил, когда профессиональные экси-игроки тоже начали выходить на сцену. Отслеживал, какие команды легко поддерживали своих игроков-квиров, а какие делали это неохотно.

      Экси был молодым видом спорта, как и большинство его фанатов. Болельщики были более терпимыми, чем предполагал Кевин, и более нетерпимыми к тем, кто нападал на игроков. Казалось, что общественная поддержка была на стороне Джереми и Жана, даже несмотря на то, что язвительность продолжала быть достаточно отвратительной, чтобы Кевину чаще хотелось швырнуть телефон в стену.

      Прошло пять дней после первоначального репорта, когда Кевин, лежа на диване, пока его товарищи по команде шатались по общежитию, открыл свой собственный профиль в «Twitter» и тайпнул пустой твит. Он несколько мгновений барабанил пальцами, размышляя, взвешивая, беспокоясь – всегда беспокоясь, – но в конце концов решился.

«Горжусь своими друзьями. Горжусь своей командой. Горжусь нашими болельщиками, которые поддерживают нас. Горжусь тем, что я би».

      Он добавил несколько наиболее популярных эмодзи, которые видел в ленте (включая бисексуальный флаг, который, как он узнал, был розовым, фиолетовым и синим), а также отметил своих друзей и поставил хэштег «#forloveandexy».

      Его большой палец завис над кнопкой «отправить». Страх холодом сковал изнутри, но он устал. Так устал позволять ему побеждать. Вместо этого он сделал противоположное тому, что делал последние два десятилетия. Кевин проигнорировал их: резкий голос тревоги и застывшую тяжесть беспокойства. Он опубликовал твит решительным движением большого пальца и заблокировал экран.

      Всего через секунду раздалось несколько звуковых сигналов, оповещающих об уведомлениях на других телефонах. Кевин оглядел комнату в общежитии и увидел Ники, Аарона и (к его удивлению) Эндрю, держащих смартфоны. Эндрю приподнял бровь, прежде чем бросить телефон на колени Нилу. Джостен поерзал на стойке, где сидел, и едва успел подхватить устройство, прежде чем то упало на пол, надежно удерживая его двумя руками, чтобы прочитать то, что было на экране. Ники издал пронзительный визг, глаза заблестели от восторга, и он тут же опустил голову, словно ожидая, что кто-нибудь стукнет его.

      Аарон слегка повернулся на сиденье, оглядываясь через плечо на Кевина, но зеленые глаза Дэя уже были устремлены на него. Ответная улыбка Миньярда была легкой, ободряющей, сжатием плеча, снизившим градус напряжения в теле Кевина за один вздох.

      Впервые за всю неделю он почувствовал тепло. Солнечный свет на коже. Мед в венах. Умиротворенность.

      Дэй улыбнулся в ответ, и Аарон вернулся к своим книгам. Кевин предположил, что для него случившееся не было новостью. Если уж его друзья из Калифорнии знали правду, то его лучший друг (тот, кто, как ни странно, всегда был рядом) знал ее в полном объеме.

      Нил тяжело опустился на кресло-мешок перед диваном и повернулся, чтобы посмотреть на Кевина:

— Comment est-ce que ça fait de révéler tes secrets? — спросил он.

— Libérateur, — ответил Кевин. И, к его собственному удивлению, так оно и было.