В лагере никогда не бывало тихо — переговаривались меняющиеся дозорные, всхрапывали кони, где-то раздавался скрип и скрежет. Большинство давно спали — вчерашний день выдался суетным, а что ждало завтра — никто пока не мог предугадать. Тянь закрыл глаза, надеясь, что всё же уснёт. Всё-таки, сегодня он сделал ещё один серьёзный шаг — поговорил с Чэном. После они в течение дня перебрасывались малозначительными фразами.

Тянь помнил, что для старшего брата не было места любимее, чем библиотека во дворце. Там он готов был пропадать днями и ночами, если бы обязанности принца не отрывали у него большую часть времени. Хотя бы в этом брат не изменился. Даже здесь, среди множества вражеских воинов, он ухитрялся найти время, чтобы достать из сумки какой-то свиток, тушечницу, перо и что-то увлеченно черкать. Никто не выказывал удивления — в их отряде, да и в соседних, его знали, как Ву Минга, книжника, вызвавшегося живописать подробности Большого Похода, как уже окрестили готовящееся сражение. При мысли, что, возможно, придётся применять свою силу против солдат Империи, Тяню становилось плохо до тошноты. Такого он не мог себе представить, и на этом фоне меркли все прочие проблемы. Постепенно стало тише, сумерки сгустились окончательно, усталость взяла своё, и он провалился в тяжёлый сон.

Ему снился родной, знакомый до последнего камешка дворец. Он был в своих покоях и слушал ветер, который иногда завывал в щелях и погасшем камине. Будучи маленьким, Тянь ужасно боялся этих звуков, думая, что так могли бы выть дикие волки. Но никому не признавался в этом, потому что принцу не пристало чего-то бояться. Даже если ему всего пять лет. И вот сейчас ему казалось, что один из них уже совсем близко, что звери пробрались во дворец, загрызли стражу и вот-вот ворвутся к нему. А после доберутся до мамы, папы, брата… тогда становилось просто ужасно, и он замирал, съежившись под одеялом и стараясь дышать потише. Но потом упрямо сжал кулачки. Нет. Это недостойная рода Императора трусость. Как он может прятаться здесь, когда в опасности мама? Папа и брат — сильные, но если никто кроме него не знает, что волки уже в замке — нужно скорее предупредить их! Голые ступни обжигал лёд холодного камня, но искать обувь и одежду было совсем некогда. Тянь, слушая заполошный стук своего сердца, сглотнул пересохшим горлом и приоткрыл дверь. Тёмный коридор уходил в обе стороны, но почему-то в нём никого не было. Обычно здесь стоял кто-то из стражи, да и его личный слуга должен был спать неподалёку. Но сейчас было пусто… или не совсем. В темноте точно кто-то был. Первым желанием было закричать, предупредить об опасности, но опасностью почему-то веяло от самой прячущейся в тени фигуры.

Когда она сделала шаг к нему, Тянь едва не вскрикнул, но сдержался от того, чтобы броситься назад и закрыться в покоях. А затем его словно парализовало ужасом, и он мог только с широко открытыми глазами смотреть, как некто приближается. Шаг. Ещё шаг. На идущего по коридору упал луч света, и Тянь вздохнул с облегчением. Это всего лишь дядя Вейлунг. Он точно поможет. Надо только сказать ему.

— Дядя, там… там волки. Нужно скорее спасти маму… — он потянулся, чтобы взять мужчину за руку. Вместе они точно…

Но дядя смотрел на него без обычной улыбки. Вернее, не так. Он улыбался, и это было хуже волчьего оскала. Его обычно мягко смотрящие глаза горели жёлтым. «Это он… он и есть волк», — вдруг понял принц и от этого осознания едва не лишился чувств. А тем временем волк-дядя уже протягивал к нему руки, на которых виднелись теперь длинные когти.

— Ну что же ты, мой мальчик. Не бойся, ты не один. И совсем скоро увидишься со своей мамой. У меня в желудке. Я проглотил её, а теперь проглочу и тебя… — пропел он, и цепкие пальцы сомкнулись у мальчика на горле, лишая остатков дыхания. Перед глазами лицо дяди вытягивалось, образуя клыкастую волчью пасть. Вой раздался уже над самым ухом, с удлиннившихся зубов капала слюна. Так чудовище хотело сожрать его.

«Как же так? И маму, выходит, он съел. Никто не придёт. Папа тоже мёртв? А Чэн — далеко отсюда», — Тянь закрыл глаза, всё ещё безуспешно пытаясь разжать зарастающие серым волчьим мехом пальцы чудовища. — «Кто-нибудь. Помогите…»

Чувство удушья и боль пробежали от горла по всему телу… Тянь захрипел в агонии. Это длилось и длилось, пока сознание не начало всплывать словно со дна тёмного, заполненного только болью и страхом колодца.

— Тихо, тихо, — шёпот на ухо сначала отозвался ещё одной волной дрожи. Принц почувствовал, как дрожит всем телом. Это был сон. Всего лишь сон. Он давно не ребёнок, а значит, всего этого не было и быть не могло, тогда кто… — Не оборачивайся. Прошу тебя.

Сквозь затихающую панику Тянь осознал, что находится в Нейксгарде, в военном лагере, и узнал шепчущий позади голос. Параллельно он ощутил, что его обнимают и робко поглаживают по плечу, а сзади как-то уж очень настойчиво жмётся чужое тело. Гуань… Шань? Принц вспомнил, что, не желая слушать полночи храп остальных рыцарей, потихоньку устроился чуть подальше, под деревом, с другой стороны от чуть тлевшего костра. Небо было чистым, дождя можно было не ждать, и он притащил охапку веток, накрыв плащом, в прямой видимости от остального лагеря. И сейчас их не достигал свет костра, а тонкий серп месяца прятался за набежавшими облаками. Вряд ли кто-то мог увидеть, что здесь происходит, в тени одинокого дерева.

— Зачем… почему ты пришёл?

Некоторое время ответа не было, поглаживания тоже остановились, но парень не отстранился, а продолжал так же прижиматься, горячо дыша в шею. Было неловко и странно. Какой-то он был… уж слишком горячий. Наконец он проговорил так же, едва слышно:

— Я мимо шёл. Слышал, как ты звал кого-то. Тебе плохой сон приснился? Я решил, что смогу помочь.

Это выглядело правдоподобно, если бы он не был слишом близко. Тут было что-то ещё. Что-то ещё, что Тянь чувствовал всё острее с каждой секундой. Стоило сну окончательно отступить, как на смену ему по всему телу, вдруг обретшему обострённую чувствительность, прокатилось то самое, что он пытался, как мог, подавлять всё это время. Только теперь принц обратил внимание, как часто дышит находящийся так неожиданно близко парень. Уже не поглаживает, а вжимается, притягивая к себе так, что ткань одежды едва не трещит. И в ответ внутри рождалось что-то дикое, мышцы зудели от нарастающей жажды движения. Не слушая протестующего тихого восклицания, он развернулся и оказался лицом к лицу. Можно было и не видеть — огненный рыцарь сейчас оправдывал своё звание полностью. Если бы было светло, наверняка можно было бы увидеть, как его щёки и уши пылают. И от этого только сильнее хотелось… Что и как ему делать, Тянь понятия не имел, но все мысли просто смыло приливной волной мало понятных ему до этого чувств и желаний.

Он просто хотел попробовать… попробовать всё это на вкус. И не нашёл ничего лучшего, чем провести языком, наверное, по щеке, задевая нос, на котором, он помнил, были тёмно-рыжие пятнышки. Как они назывались по-нейксгардски, он так и не вспомнил. А теперь было уже и не важно. Он лизнул снова, кажется, попал в губы. С тех пор, как зажил ожог, они снова стали… красивыми. Пускай часто обветренные, один уголок иногда трескался, потому что рыжий имел привычку прикусывать нижнюю чуть выступающим левым клыком. Когда он успел всё это запомнить? Было наплевать. Главное, теперь он знал, какие эти губы на вкус. Волнение и жар словно стекали по телу изнутри, концентрируясь в паху, где давно было тесно. Словно в ответ на невысказанное, Гуань Шань каким-то образом повернул их, оказываясь сверху. И уже губы принца почувствовали, как по ним прошёлся мокрый горячий язык. Тяжесть тела сверху прижала и без того напряженный член, и Тянь не смог сдержать судорожного вздоха и выдохнул с тихим стоном. Следующим движением, уже сознательно, по его паху проехались, лизнули в приоткрытый рот. Это оказалось ещё горячее. Захотелось почувствовать язык своим, что Тянь и сделал, чуть приподнявшись, схватив за рыжий затылок и притягивая к себе так, чтобы прижаться ртом. Это нельзя было назвать поцелуем. Они вылизывали рты друг друга, тёрлись, совершенно бездумно, позабыв обо всём, ощущая нарастающий экстаз от этих движений. Ещё, больше, глубже, вот так. Тянь опустил вторую руку на поясницу, чтобы показать, как ему хочется, чтобы он двигался. Согнутая в колене нога оказалась закинута наверх, прижимая теснее, губы ни на секунду не отрывались друг от друга. Языки двигались, и вокруг всё накалялось. Даже воздух, казалось, гудел, раскручиваясь, наполняясь мелкими искрами, пока внутри не взорвалось сумасшедшей, пульсирующей разрядкой. Шань вжимался в него, выдыхая в рот короткий измученный стон… Во все стороны разошлись концентрическими кругами резкие порывы… раз, два, заставив костры взметнуться к небу ярким пламенем. И всё затихло.

Сознание возвращалось медленно и неохотно. Было очень жарко, и всё ещё тяжело дышащий рыжий на нём неловко зашевелился. Кроме всего прочего, Тянь понял, что изнутри, хоть и теперь уже слабо, но однозначно ощущается привычное круговое движение воздуха. Дует. Он прикрыл глаза, не желая думать о том, что только что случилось. Самым странным был тот факт, что они оба до сих пор живы. И, судя по всему, Серого… нет, Серую всё устраивает.

Наконец горячий, как печка, Гуань Шань сполз, давая отдышаться. И, судя по дальнейшим шорохам, собрался куда-то идти. Прямо сейчас.

— Стой… — хрипнул. — Вот так и уйдёшь?

— Я не должен был. Сам не знаю, как это всё…

— Погоди, — Тянь наощупь нашёл край какой-то одежды и потянул на себя. — Сядь, я, кажется, понял.

Неохотно, но рыжий всё же приземлился рядом. Снова ему приходится рассказывать что-то так, чтобы больше никто не слышал. Тянь не был уверен, что понял правильно, но это хоть как-то объясняло то, что с ними творилось.

— Понимаешь, брат сказал мне, что Серый — женщина… ну, то есть, самка. Я думаю, твой змей ей понравился. А она — ему. Ты же сейчас слит с Ингвером, да?

Раздался звонкий шлепок. Видимо, рыжий таким образом выразил своё отношение к происходящему, закрыв лицо. Мало того, что они занимались таким непотребством, да ещё и… вместе со змеями. Когда это осознание дошло и до Тяня, он тоже отчаянно захотел повторить жест Гуань Шаня и закрыть лицо руками. Было стыдно, и хотя он не был склонен краснеть, но подозревал, что и сам сейчас напоминает лепестки маков, что цвели иногда на северных склонах Небесных Гор.

— Так это… не мы чувствуем? — прозвучало глухо, Шань говорил едва ли не на ухо, дабы не делать их разговор достоянием общественности, если вдруг кто-то не спит и бродит окрест. Удивительно, если их возня никого не подняла. Если бы кто-то увидел — было бы совсем ужасно.

— Не знаю, — Тянь пожал плечами. — Хорошо хотя бы, что прямо сейчас нам ничего за это не грозит… наверное.

Он немного помолчал, чувствуя, как хочется снова потянуться, возвращая теперь уже не огонь, а живое тепло. Протянутая рука коснулась пальцев, которые тут же исчезли, словно обожглись.

— Я всё же пойду лучше. Надо научиться справляться с этим. Чтобы больше такого не было.

— Хм… — задумчиво протянул Тянь. — Не знаю, как ты, а я бы повторил.

— Иди в преисподнюю, Ши! Ни за что на свете.

Тянь всё же потёр руками ещё влажное лицо. Влажное от пота и слюны. Он встряхнул головой. Может быть, сейчас им обоим очень неловко. Да что там, щёки до сих пор горели. Было ли всё это наваждением, сплетением чувств змеи и его собственных — он никак не мог бы сказать, что ему не понравилось. Но подумать об этом у него, наверное, ещё будет время. А сейчас он сосредоточился и мысленно обратился к едва колеблющемуся внутри воздушному потоку:

— Серая, будь так любезна, голубушка, покинь моё бренное тело. Я немного обижен, что ты решила, что можешь приходить, когда захочешь, и делать с ним, что вздумается. Может быть, ты и не понимаешь, но я всё же не игрушка, чтобы так мною пользоваться, — сопроводив это максимально красочными эмоциями обиды и негодования, Тянь дождался, пока змея выберется в окружающую их темноту. Кашлянул, потёр чуть саднящее горло. Разом пробежала дрожь и стало заметнее неприятное липкое под одеждой. Да уж… любое удовольствие имеет обратную сторону. Пришлось рыться в своих потихоньку накопившихся пожитках, добывая флягу с водой и обрывок ткани. Серая вертелась, надеясь, что он и её польёт. Она всё так же обожала купаться, разбрызгивая воду гривой при любой возможности. Но в этот раз Тянь мстительно закрутил крышку, только смочив тряпку. — Будь ты трижды ужасной стихией, но я всё ещё обижен. Так-то…

В ответ раздалось возмущенное шипение, но затем змея всё же зашуршала в направлении своей сумки. Хоть какая-то победа. Он вздохнул. Казалось, что заснуть после всего будет невозможно, но стоило снова устроить голову поверх свёрнутой колючей безрукавки, как он уснул, и спал до самой побудки. Больше ничего ему не снилось, ни плохого, ни хорошего.

***

Они все ждали этого дня, каждый со своими чувствами. Но ни один из них на самом деле не был готов к тому, что и как случится. Весь день их никто не трогал, и рыцари слонялись, не понимая, чем себя занять. Гуань Шань держался подальше от него, и, стоило увидеть, отворачивался, оставляя на виду только розовеющие уши и шею. Каждый взгляд оборачивался проходящей по спине волной мурашек, и Тянь одёргивал себя, чтобы не доставать. Понимал, что, скорее всего, парню нужно как-то уложить в голове прошлую ночь.

Почему-то ему самому было в чём-то проще. В условиях, когда будущее представлялось полной неизвестностью, он был, пожалуй, согласен получить от этой жизни хоть что-то здесь и сейчас.

Кто знает, будут ли они живы хотя бы завтра. А для рыжего случившееся стало, по всей видимости, гораздо большим потрясением. Но отловить его и поговорить снова уже не вышло.

В середине дня, изнывая от безделья, Тянь подошёл к брату. Тот, увидев его, на молчаливый вопрос только покачал головой. Видимо, и у него с ясными планами пока не ладилось. Поэтому остаток дня принц провёл в компании Цзяня и Чжаня, которые уволокли его на край лагеря, где предложили оригинальную штуку, которая могла стать отличной ловушкой. Правда, он соратников не поддержал, обозвал их идею ерундой. Ну в самом деле — где найти столько воды и так быстро превратить землю под ногами наступающих в вязкое болото? А самим потом как прикажете передвигаться? По воздуху? На что Цзянь надулся, а Чжань согласился, что идея требует доработки. Впрочем, долго молчать Цзянь не умел, и начал вновь приставать к, как он его называл, «Ванцзы-ши», на какой-то чосонскийЧосон - буквально, Корея. манер. Парень утверждал, что всю жизнь мечтал летать, очень ждал воздушного змея и даже огорчился, когда увидел водного. Правда, тут же поправлялся, что теперь всем доволен, потому что красивее Лиллы никого нет.

Словно услышав его, водный высунулся. Тонкую изящную шею венчала небольшая голова, красиво переливающаяся шкура отливала золотом на сине-фиолетовом, и на этой самой голове покачивались и топорщились несколько жёстких на вид пёрышек. До этого принц как-то не приглядывался и только теперь понял, что, кажется, у него для этих друзей новости.

— Эй, Цзянь, хочешь удивиться? Мне вчера Ву Минг сказал… то есть, его не так зовут, но я не об этом. Если у Лиллы пёрышки, то это, наверное, тоже… она.

— Хм? А я разве когда-то говорил иначе? Моя девочка — самая красивая. Я сразу это понял, она так миленько чирикает, — он постучал себя по виску, видимо, там для него и чирикала Лилла.

— То есть ты знал?

— Что? Что она красивая? Так я о том и…

— Что и Лилла и Серая — самки.

— Фи, самки… как о собаках говоришь. Но суть верна. А почему они по-твоему не сразу поладили? Девочки такие девочки… Помню сестёр Чжаня, они вечно ссорились. Столько от них шуму было! Я всё удивлялся, почему ты свою змею так странно называешь. Но решил, что это ваше дело. Так-то змеям, наверное, всё равно, как их зовут. Хоть горшком. Хотя нет, горшком — это было бы жестоко.

Тянь сделал пару вдохов и выдохов под счёт. Но решил, что сейчас есть другие проблемы, чем злиться на не в меру болтливого парня, который почему-то не мог вовремя сказать о важном.

Дальше неугомонный уговорил-таки, и они сделали пару попыток поднять Цзяня в воздух. Неожиданно дурацкая идея захватила всю троицу. А, может, просто хотелось отвлечься от бесконечных тревожных мыслей. К слову, получилось не так уж и плохо. Правда, создать направленный строго от земли постоянный поток такой силы, при этом сконцентрированный на небольшом пятачке, оказалось совсем непросто. Поначалу Цзянь отрывался от земли совсем немного, при этом моментально терял равновесие и вываливался, и Чжаню приходилось его ловить. Один раз они перестарались, и он, взмыв на высоту чуть не в половину древесного ствола, восторженно заорал, размахивая руками:

— Чжань, смотри, я могу летать!

На что явился Ксинг и прекратил безобразия, сказав, чтобы заканчивали тратить силы, а если заняться нечем, так шли бы помогать и лагере. Потому что как только стемнеет — они отправляются.

Куда, можно было не пояснять. И настроение мгновенно сменилось на тревожно-пасмурное. Больше никто не смеялся, и вскоре все разошлись по своим делам. Вечером, вместо того, чтобы устраиваться на ночлег, закончили скорые, но тщательные сборы. Все знали свои места и мгновенно выстроились в маршевый порядок. Идти предстояло большую часть ночи, и как можно тише. Было странно, что такая масса людей может передвигаться практически в тишине. Даже не бряцало заранее обмотанное тканью оружие, лошади остались в лагере. У рыцарей, разумеется, также было и обычное оружие. В конце концов, когда истечет время, и будет близок предел, оказаться с голыми руками посреди битвы не хотелось никому. Тяжелой брони они не носили, в схватке с хозяевами-имперцами она была скорее помехой. Для рыцарей важнее была маневренность, скорость и возможность свободно использовать свою силу, а когда придёт срок — быстро отступить, чтобы дать возможность сменить себя другой команде.

Тянь шёл в сгущающейся темноте, едва освещаемой фонарями, прикрытыми, чтобы их не было видно издалека. Сперва они ещё шли по дороге, но чем дальше, тем сильнее забирали в сторону — большая часть пути приходилась по холмистым предгорьям. Идти по каменистой почве было сложнее, но если он верно помнил карту, то так они пересекут новую границу возле реки, где не было ни городов, ни больших застав. Более-менее становилась понятна задумка водителей хирдов. По всей видимости, они должны оказаться там перед рассветом. Вряд ли их надолго задержит небольшой пограничный гарнизон, скорее всего, утром они будут уже у стен Нью-Эйда. Этот городок последние годы переходил из рук в руки и больше напоминал руины. Вряд ли его успели достаточно отстроить. А если удастся взять его, это открывало путь дальше, вглубь когда-то принадлежавших Нейксгарду территорий. Теперь, познакомившись ближе с нейксгардцами, Тянь мог поклясться, что, если в городе и окрестных деревнях остался хоть кто-то, способный держать меч, они будут присоединяться к войску, стремясь отбросить врагов как можно дальше с родной земли. И будут цепляться зубами, чтобы не пустить имперцев обратно.

Ему очень хотелось поговорить вновь с братом, но нарушить строй, чтобы найти его, он не решался. Хмурый и сосредоточенный Гуань Шань шагал рядом, и от этого странным образом становилось спокойнее. Тянь понял, что если рыжему будет грозить опасность — он сделает всё, чтобы защитить его. Наверное, даже убьёт тех, кто будет ему угрожать. Он зажмурился до вспышек в глазах, стараясь принять эту правду. Чем скорее он это сделает — тем лучше.

Больше некогда было прятаться за рассуждениями о верности Империи. Что теперь для него значит «во имя и во славу»? Слюна стала горькой, когда он с трудом сглотнул. Империя была для него целью и смыслом. Им и осталась. Но теперь он ясно видел, что многое в его былой картине мира требует пересмотра.

Что из этого — его истинные цели, а что — внушенное, навязанное представление, удобное, чтобы манипулировать им? Тот сон не выходил из головы. Видимо, подсознание трансформировало его подозрения в такую вот сцену леденящего кошмара. В любом случае он собирался пережить следующий день и не дать умереть тем, кто был с ним рядом сейчас: брату, рыжему, серьезному Чжаню и его беззаботному другу. А судьбы мира будут иметь значение, только когда появится способ как-то на них повлиять. Для этого всего и надо было не умереть. Серая заползла на плечо и осторожно свернулась, чтобы не распороть гривой одежду. И это тоже внушало некоторую толику уверенности.

Первая застава пала, не успев ни передать сигнал, ни оказать сопротивление толком. По всей видимости, их просто никто не ждал в таком количестве, и не со стороны проторенного тракта, а с гор.

В сине-серый предрассветный час всё произошло слишком быстро — на крик часового только начали собираться защитники, когда шедший впереди хирд из опытных воинов, прошедших не одну битву, с помощью рыцарей обрушил ворота, врываясь в небольшую крепость. Здесь пришлось постараться носителям каменных змеев, которые умели не только обращать в камень, но и при необходимости разрушать его, изменяя форму. Собранным со всех концов рыцарям потребовались на это считанные минуты, к чему имперцы оказались не готовы. Они пытались стрелять со стен, и Тяню волей-неволей пришлось принять участие в скоротечном бою, но хотя бы в качестве щита для нейксгардцев, отправляя резкие, мощные порывы ветра по верху стены, подгадывая их под залпы лучников и арбалетчиков, отклоняя и рассеивая летящие стрелы. С тяжёлыми болтами получалось хуже, и какие-то из них всё же нашли свои цели, но Тяню удалось неплохо снизить потери. Про себя он повторял снова и снова, что не убивает, а не даёт людям убивать друг друга.

Насколько он понял из разговоров, нейксгардцы не отличались излишней жестокостью и не вырезали пленных до единого, как это иногда практиковалось у имперской армии. Огненные же не участвовали вовсе — ни к чему было устраивать пожар, который могли заметить на следующей заставе. Вскоре всё было кончено. Не задерживаясь, собрали пленных и серьёзно раненных, и под конвоем отправили назад, а остальные силы двинулись дальше.

Рыжий занял своё место – и словно выдохнул, увидев, что Тянь тоже в строю. Принц не успел сильно вымотаться, да и Серая, скорее возбуждённая, чем уставшая, летала рядом, выделывая в воздухе кульбиты, и воинственно шипела. А вот обернувшись назад, принц увидел нечто, вызвавшее беспокойство. Чженси потянулся, чтобы коснуться плеча Цзяня, но тот, со сложным выражением лица, отбросил его руку. Обычно он обожал всяческого рода телесный контакт и мог только что не виснуть на плечах друга. Поравнявшись с хмурым Чженси, Тянь показал глазами на как-то сгорбившегося Цзяня, который словно сдерживал внутри что-то, что никак не мог выпустить.

— Что случилось?

— Я так и думал, что ему будет тяжело, — пожал тот плечами со вздохом. — Знаешь, как обычно убивают водные, если врагов не много сразу?

Тянь задумался и понял, что, конечно, знает. Они забирали воду из тела. Полностью. Оставляя от человека высохшую мумию. Представил, что это нужно было бы сделать ему самому, видя противника перед собой, наблюдая его агонию. Он даже видел однажды, как это происходило с животными, которых привезли специально для этого в Обитель. Это были бродячие собаки, и их всё равно бы убили, и всё же воспоминание ещё долго заставляло его вздрагивать. А теперь, выходит, Цзяню пришлось испробовать это на людях. Возможно, к вечеру от беззаботного весёлого парня не останется и следа. Каждому из них предстоит измениться. И точно не к лучшему.