Глава 12. Через границы

Реальность никак не хотела собираться в нечто внятное, пока Гуань Шань сидел на влажном стволе поваленного дерева, глядя в лицо человеку, которого, как он думал, знает. Думал. Чем и как он думал — этот вопрос оставался открытым. Поверить было крайне сложно — но вот, чуть поодаль, в тени опадающих порыжелых листьев, переговаривались между собой двое. Тот, кого он тоже думал, что знает, и незнакомый пожилой крепкий мужчина, седые волосы которого слиплись от крови, но тот не обращал на это внимания. В изорванной, но всё ещё узнаваемой форме Имперского легиона. Остальные двое, в такой же, разошлись по сторонам нести дозор, чтобы вовремя предупредить беглецов, если кто-то появится поблизости. Почему он не заметил этого сразу? Смотрел только на того, с кем вчера так беспечно делил на двоих одну ночь? Похоже на то…

Теперь собственный порыв казался ему сумасшествием. Это была даже не ошибка, такое определение явно слабо отражало суть. И как бы он сейчас не отрицал очевидное — теперь не было ни одной возможности всё исправить. Рыцарь даже в один момент подумал о том, чтобы спалить здесь всё, вместе с вероломным Ши… да его даже не так звали! Но и это было ему недоступно: что бы он не думал о, дико было даже про себя произнести, принце ненавистной Империи — Ингверу на это было глубоко наплевать, пока возле него крутилась Серая. Против неё и её носителя свою силу огненный змей никогда не применит. А значит, он был, по сути, безоружен.

Ушлый предатель даже успел выхватить у него меч, пока помогал спуститься с практически загнанного коня. Гуань Шань даже не успел понять, что происходит. Ко всему, едкий конский пот пропитал одежду насквозь, и он проклинал свою попытку долгой езды без седла. Только взятая взаймы у змея практически полная неуязвимость тела позволила его пятой точке вообще выдержать эту гонку и не прочувствовать её последствий.

Остальные хотя и косились, но не обращали особого внимания на незапланированного спутника. Никто не спешил причинять ему какой-то вред или хотя бы поглумиться над непроходимой глупостью наивного рыцаря. Который сам, добровольно, попал в окружение имперцев. Стал для всех предателем. Одним из тех, кто проник в их ряды и потом сбежал. Да ещё и пришлось помогать расчищать дорогу, когда кто-то из оставшихся в лагере всё же опомнился и попытался остановить их бегство. И Гуань Шань мог только надеяться, что никто не пострадал.

Кулаки сжимались до боли, но как ни горько было всё это осознавать — дело сделано. Даже если он каким-то чудом сейчас сбежит — кто ему поверит? А ведь его даже никто не обманывал. Сам пошёл, как баран на бойню… С горечью припомнились свои же слова: «врать нельзя, но молчать никто не запрещает». И он, Ши… Тянь. Молчал. Старательно обходил молчанием своё прошлое, и со временем Шань привык к этому, воспринимая как его особенность — отвечать на вопросы скупо или же отшучиваться. Свалил всё на то, что прошлое у парня выдалось таким, что и вспоминать-то не хочется. По их временам это была не редкость. Кто же знал, что он настолько заблуждается, слепо игнорируя истину, в которую, правда, было совсем непросто поверить?

Всего несколько минут назад, когда бешеная скачка наконец завершилась, Гуань Шань уже слабо представлял, где они находятся, понимая только, что всё это время они двигались в сторону старой границы, вослед ушедшим вперёд хирдам.

И вот теперь все спешились в густом осеннем лесу и шуганули лошадей, чтобы они как можно быстрее ломанулись через редкий подлесок и бежали как можно дальше, не указывая возможным преследователям на место, где они вошли в лес. Чувствуя, что давно уже пора, рыжий выпустил Ингвера, который был явно недоволен тем, что вместо чего-то интересного вынужден был всё время протрястись на спине несущейся лошади. И теперь восполнял недостаток движения, сперва ползая туда-сюда, а потом и присоединившись к спустившейся к нему Серой.

Но чем были заняты змеи, быстро перестало быть интересным. Потому что тот, за кем он, не раздумывая, ринулся в неизвестность, стоял напротив и смотрел со странным выражением. Наконец он подошёл ближе к присевшему на упавший древесный ствол Гуань Шаню и проговорил:

— Я… очень рад, что ты так решил. Но подозреваю, что ты не знаешь, во что ввязался, я прав?

Ничего не оставалось, как скрестить руки, пытаясь выглядеть уверенно, и ответить:

— Буду благодарен, если расскажешь. Кто эти люди и куда мы так спешно едем?

Парень перед ним провёл по лицу ладонями и наконец решился:

— Ты знаешь, что я не могу тебе соврать. Да и поздно уже что-то скрывать. Поэтому — как есть. Я — принц Империи, Тянь, сын покойного Императора. Это, — он указал за спину, — мой старший брат, Чэн. С нами — бывший советник при дворе, Донг, и двое его людей. Мы возвращаемся домой, чтобы вернуть престол и положить конец войне. Наш дядя, Вейлунг, вы называете его Кровавым Регентом, обманом захватил власть. Пытался убить брата, а затем и меня. Мы оба думаем, что и смерть нашего отца — тоже на его совести. То, что мы оба оказались здесь — не назовешь иначе, чем чудом. Брат потерял память и действительно не помнил ни меня, ни кто он такой, пока мы не встретились. У нас нет какого-то детального плана, да даже уверенности, что удастся попасть на ту сторону через границу, за которую идёт битва. Всё это — чистой воды… — он помолчал, вспоминая нужное слово на неродном языке, — авантюра. Теперь ты понимаешь, что я не мог просить тебя уехать со мной. Пойму, если ты сейчас попытаешься меня убить. Но вряд ли это будет успешно. Может быть, я прошу невозможного, но мне бы хотелось, чтобы ты нам помог.

Всё, что он говорил, Гуань Шань слышал, но едва ли воспринимал. Это не могло быть правдой. Просто не могло. Ну какие принцы, Регенты, Императоры… всё это представлялось таким же далёким, как небесные звёзды. Чем-то отдельным, никак не пересекающимся с простой жизнью обычного парня, Гуань Шаня, который только-только стал рыцарем Ордена. И уже, в глазах собратьев, предал этот самый Орден и весь Нейксгард, сам того не зная, последовав за врагом… врагом. Мысль зацепилась за это слово. Мог ли быть врагом тот, с кем он сражался бок о бок? Только теперь все события битвы сложились с рассказом, идеально совмещаясь краями. Ему было больно тогда. Было больно убивать «своих». Было невыносимо печально и вместе с тем, наверное, не было другого выхода? Как и у всех них?

Рыжий отчаянно помотал головой и вскочил, пытаясь собрать разбегающиеся мысли. В преисподнюю! Какое ему дело до проклятого имперца! И всей его шайки... Что бы они там не задумали. Вернуть престол и положить конец войне? Имперцы – и хотят закончить войну? Те, кто полон ненависти и алчных амбиций? Безжалостные, как железные болванки? Ха! Злость вскипела едкой горячей волной, он смотрел в знакомое лицо, пытаясь понять, как он мог так обманываться. Хотелось и впрямь попытаться его убить. И это болезненное выражение, с которым сейчас смотрел Тянь, бесило ещё сильнее. Пусть не пытается показать, как ему жаль, ублюдок! Пара шагов вперёд, кулак без замаха врезался в челюсть, и Тянь пошатнулся, но не пытался ни уклониться, ни ответить. Просто принял удар, даже не поднимая руку. А Гуань Шань уже шипел, отходя назад:

— И как…? Как вы собираетесь закончить войну? Использовать то, что удалось здесь разнюхать, и вновь утопить нас в крови? Нейксгард не сдастся. Слышишь? — Он оглянулся вокруг, обращаясь уже ко всем. — Слышите, твари?! Вам не победить. Мы…

— Прекрати истерику, Гуань Шань, — отрезал, переходя на его язык, старший… Принц. И, к своему удивлению, рыжий подчинился, мгновенно прикусив язык. Перед ним всё ещё стоял «брат Ву Минг». Только теперь он смотрел гораздо более уверенно и властно, чем раньше. — Ты уже здесь. Допускаю, что ты не понимал до конца, на что идёшь, но выбор сделан. Теперь тебе ничего не остаётся, как принять его последствия. Если хочешь — я убью тебя здесь. Звери быстро приберут за нами. И тебе не придётся помогать «имперцам». А можешь попытаться уйти, и тебя прикончат свои же, как только обо всём узнают. Будет легче на душе?

Не обращая внимания на предостерегающее движение младшего брата, положившего руку на свой меч, он продолжил:

— …Или же ты можешь пойти с нами и помочь своей стране обрести мир. Когда Тянь говорил о том, что мы намерены положить конец войне, он имел ввиду переговоры с вашим Конунгом и установление мира. Я с самого начала был против дальнейшего расширения Империи военным путём. Считаю более надёжным торговлю и заключение политических союзов. Но отец меня тогда не послушал. Ни меня, ни советника Донга. После всего, это будет ещё более долгий и сложный путь. Но, для начала, нам нужно вернутся до того, как Вейлунг объявит себя новым Императором. Потому что после оспорить его право на трон Империи будет почти невозможно. Это приведёт к расколу и войне внутри страны. И неясно, кто в ней окажется победителем.

Пускай он и не был рыцарем змея, но его слова звучали так, словно он сам верил в то, что говорил. Глядя на него сейчас, было легко представить его в гораздо более величественной обстановке. Казалось, с ним говорит совсем другой человек, чьей бледной тенью был когда-то книжник Ву Минг.

Не в силах в одночасье справиться со всем этим, Гуань Шань сжал ладонями голову, в которой тревожной трелью отозвался «мостик» — Ингвер подполз, поднимая морду, по его телу пошли пока редкие рыже-синеватые язычки. Тянь потянулся было к замершему в растерянности рыжему, но змей зашипел, и от него по траве пополз расширяющийся круг огня, оттесняющий от него и его человека остальных. Резкий порыв ветра по земле сбил пламя, и с другой стороны по земле осторожно скользнула Серая, остановившись напротив.

Он хотел, хотел верить. Им обоим. И не мог. Слишком уж всё это было невероятно. Но и лечь здесь под опадающие бурые листья, пока его тело не растащат звери и птицы, не больно-то хотелось. Перед взглядом, как это часто бывало в сложные моменты, возник размытый образ рыжеволосой женщины. Почему-то в его памяти она всегда улыбалась. Останется ли его желание неисполненным? Что ему делать?

Гуань Шань опустил взгляд и наткнулся на обоих змеев, которые уже не глазели друг на друга, а словно бы стыдливо, едва соприкасаясь кончиками хвостов, замерли, глядя прямо на него своими немигающими глазами. Вот кому точно не было дела до моральных терзаний и судьбоносных решений. От неожиданности он даже дёрнул уголком рта в пародии на улыбку, настолько нелепым и несоответствующим обстановке это выглядело. Вот значит как…

Он покачал головой отрицательно, словно отказываясь это принимать, как и льющуюся сейчас едва слышную шуршащую, как приминающееся сено или похрустывающий ледок, мелодию, от которой по шее шли мурашки.

— Нет… я… не знаю, чему и кому могу теперь верить. Но и умирать пока не готов. У меня есть цель, которая ещё не исполнена, — он поднял голову. — Я пойду с вами. И посмотрю, куда всё это приведёт. Но использовать свою силу против любого жителя Нейксгарда не буду. Меч верните, обещаю пока не нападать ни на кого из вас. Я всё равно мог бы сделать это в любой момент. Мой змей не будет сражаться только против… него, — он кивнул на Ши, которого теперь нужно будет привыкать звать другим именем. Тянь.

Игнорируя не слишком почтительное обращение, Чэн кивнул, принимая такой ответ. Пора было отправляться дальше.

***

Даже такое временное соглашение уже было чем-то. Тянь чувствовал, как отпускает до этого сковавшее внутри напряжение. Почему-то на фоне прочих, гораздо более глобальных вопросов до этого его не на шутку пугала мысль о том, как отреагирует Гуань Шань, если вдруг узнает правду. И вот теперь, когда это случилось, он удивил его второй раз.

В первый он был потрясён, когда рыжий без раздумий бросился бежать. За ним. Первой мыслью было, что он хочет их остановить. Но для этого совсем не нужно было догонять. Достаточно зажечь перед лошадьми огонь — и вряд ли они сумели бы сразу справиться с животными. Хорошо, что никому это не пришло в голову в момент их стремительного побега. И он сам, не успев подумать, протянул руку, помогая взобраться позади себя, и окунулся в бурлящий водоворот эмоций, кажется, общий на всех четверых, считая змеев. Тянь едва справлялся с тем, чтобы держать как надо поводья и править и без того перепуганным конём. Но даже так исхитрился слегка пожать запястье намертво вцепившейся в него руки, чтобы хотя бы этим передать, как он на самом деле… счастлив.

А вот теперь, когда всё открылось, он больше не знал, что сделать, чтобы ещё раз заслужить этот взгляд, которым Гуань Шань смотрел на него раньше. Не переполненный тревогой, смятением и злостью. На него, на себя, на всю эту жизнь, в которой всё так сложно… Поэтому Тянь только протянул назад оружие, надеясь, что это будет воспринято как знак доверия. Скула ещё саднила, но он счёл, что это мелочи. Тем временем Донг дал знак, что пора идти, и пришлось подозвать Серую, которая неохотно взлетела, пристраиваясь за плечом. Им предстоял длинный переход, и стоило поберечь силы.

Пробираться звериными тропами пришлось долго, они старались избегать не только крупных поселений, но даже самых небольших хуторов, где мог оставаться хоть кто-то. За счёт этого дорога выходила кружной и шла через холмы, топкие болота, непролазную чащу… Уже к полудню скорость сильно упала. Решение идти пешком оказалось верным — лошади бы здесь тоже не прошли, да и заметить их было бы проще.

Раненный Донг не мог двигаться быстро, его лицо посерело, он тяжело дышал. Рана на голове снова закровоточила, и пришлось остановиться. В сумке у Чэна нашлись чистые тряпки и какие-то снадобья. Он ловко промыл и обработал рану. Тянь с некоторым удивлением смотрел на это, пока не пришлось остановиться, чтобы все смогли перевести дух. Чэн же не стал отдыхать со всеми и пошёл куда-то, быстро скрывшись за не до конца ещё облетевшим кустарником. И Тянь решил, что это неплохой шанс поговорить с братом наедине. Он поднялся и пошёл за ним, старясь не обращать внимания, что и у него уже гудят ноги.

Открывшаяся ему картина заставила замереть на месте. Чэн стоял к нему спиной, скинув куртку и задрав рубашку на спине. Которая была покрыта неровными рядами рубцов разной формы. Некоторые выглядели незажившими и болезненными, лилового и розового цвета. И именно в них он старался наощупь втирать какую-то жёлтую мазь, с трудом дотягиваясь и молча вздрагивая, словно от боли.

— Прости… — стоять и дальше молча или уйти Тянь счёл неправильным. Чэн медленно повернулся, дёргая вниз рубашку.

— Ты видел, — утвердительно произнёс он. — Считай, это ещё одна моя личная причина желать уничтожить его.

О ком идёт речь, можно было не пояснять, оба вполне это понимали.

— Что… это? — Тянь решил, что должен знать. Брат расскажет, если сочтёт нужным.

— Цынь. Думаю, Вейлунг отдал меня ему, когда эти шакалы решились напасть. Настолько я был ему поперёк горла, что просто убить он посчитал слишком лёгкой для меня участью. Цынь поил меня разными ядами, пока один из них не лишил меня памяти, а затем и рассудка. Донг рассказал, что искал меня, но узнать о моём местонахождении удалось случайно. Помощник Цыня — немой, но он умеет читать и писать, иначе бы не справился с его поручениями. И через него удалось узнать, где меня держат. Прошло много времени, пока им удалось выкрасть меня. Думаю, вряд ли Цынь сознался Вейлунгу, скорее сказал, что я умер и он надёжно избавился от тела.

Слушая этот рассказ, Тянь подошёл ближе и жестом попросил мазь. Чэн поколебался, но потом всё же неохотно отдал ему деревянную коробку и повернулся, поведя плечами. Видимо, ему было непривычно, что кто-то помогал ему с этим. Видеть вблизи жуткие следы было больно настолько, что зубы сами по себе сжимались до скрипа. Теперь и у него появилась ещё одна личная причина желать уничтожить Вейлунга. Он просто не имел права позволить этому человеку… да человеку ли? Править Империей. Всё, что он увидел и узнал, разжигало внутри настоящую ярость. Как же слеп он был, доверяя хозяйничавшему в овчарне волку.

— Так зачем ты пришёл? — Стоило ему закончить, как Чэн с видимым облегчением повернулся, расправляя плечи. Подумалось, чего стоит ему каждый день вести себя так, словно он совершенно здоров. — Хотел спросить о чём-то?

— Да, — вопрос вырвал Тяня из его тяжёлых мыслей. — Что ты думаешь о… Гуань Шане?

— Брать его с собой было опасно. Но вышло так, как вышло. Насколько я его знаю, он будет держать данное слово. И, возможно, всё же пригодится. Я так понял, он относится к тебе по-особенному. Два хозяина — лучше, чем один.

— Да какие мы им хозяева, — хмыкнул Тянь, предпочитая не заостряться на фразе про «по-особенному». И всё же про себя выдохнул — брат не оспорил его решение взять Гуань Шаня с собой. — Называй уж лучше, как говорят здесь — рыцари. У меня вот — прекрасная дама, которая мною вертит, как хочет. Что там ещё было, в том трактате?

Теперь уже и Чэн слабо улыбнулся.

— Если хочешь, я дам тебе почитать, если выдастся время. Пойдём, нам нельзя останавливаться надолго. Хорошо бы добраться до места хотя бы к завтрашнему вечеру.

— Так куда мы идём?

— Донг сказал, что знает племянника Консула северной провинции, замок которого ближе всего к этой части границы. У него сможем остановиться, а после уже верхом отправимся в дом советника, оттуда можно будет быстро отправить гонцов ко всем, кто может нас поддержать, — он помолчал и добавил, — Полагаю, ты понимаешь, что нужно приглядывать за Гуань Шанем? Для его же собственной безопасности.

На это Тянь только молча кивнул. Он и сам понимал, насколько тому не по себе. Отчасти всё, что испытывал сейчас рыжий, он прошёл совсем недавно — жизнь в окружении тех, кого считал врагами, опасения за свою жизнь, необходимость переступить через всё, во что верил, в чём видел смысл. Ему хотелось как-то дать знать, что понимает. Но сдалось ли Гуань Шаню его понимание? Вряд ли. С того разговора он держался отстранённо и больше ни слова не сказал. Тянь не пытался с ним заговорить — чтобы хоть немного примириться с ситуацией, нужно время.

***

Путь казался бесконечным. Несколько раз приходилось прятаться от попадавшихся разъездов. Хорошо, что выбранные Донгом люди оказались достаточно опытными, знали эти места и, сменяясь, вели их вперёд, не сбиваясь с направления и вовремя предупреждая об опасности. Спустившаяся ночь не принесла облегчения — какое-то время они пытались идти и ночью, но в конце концов Донг признался, что больше не в состоянии двигаться, всё же возраст и ранения давали о себе знать. Хорошо, что удалось хотя бы набрать воды. Еды никакой не было, а тратить время и пытаться охотиться было бы слишком расточительно. Да и дичи никакой не попадалось, кроме мелких птиц, щебетавших где-то высоко в кронах.

Этой ночью было особенно неуютно. Тянь закрыл глаза, пытаясь воскресить ощущение тепла, которое ещё вчера казалось таким простым и правильным. Он бы хотел всегда засыпать вот так, обнимая… эта мысль была чем-то новым. Какое может быть «всегда» у него и человека из другой страны, из другого мира, мужчины, в конце концов? Может быть, и к лучшему, если их вызванная капризом стихийных змеев тяга больше не будет иметь таких последствий? Если раньше он был готов сдаваться ей раз за разом, то теперь…

Уже нельзя было делать вид, что для Тяня ничего не изменилось. Чем ближе они оказывались к границе Империи, тем чаще приходилось вспоминать о том, кто он такой. И каков на самом деле его долг. Брат тоже менялся на глазах, и недалёк тот час, когда придётся… придётся попрощаться. Как это возможно, и что будут делать змеи? Может быть, и вовсе решат покинуть их. Он хотел бы спросить об этом у Серой. И даже коснулся рукой прохладной чешуи, пытаясь без слов задать свой вопрос. Но она только смотрела на него, чуть приподнимая гриву, снова опуская, и «молчала». Видимо, слишком сильный хаос царил в его чувствах, и концепция более далёкого, чем пара часов, будущего была слишком сложной для неё.

— Я тоже не знаю, — пробормотал Тянь. — Ничего больше не знаю…

***

Они оставались во влажном овраге, пахнущем гнилью. Небо хмурилось, вот-вот грозя разразиться холодным дождём. Донг и один из его людей ушёл ещё час назад, и они остались вчетвером. Но вот послышался стук копыт, и второй из имперцев поднялся, неслышно подкрадываясь к краю оврага. Он осторожно выглянул наружу, давая знак оставаться на месте. Но потом выпрямился и помахал рукой кому-то впереди.

За ними приехали, и стоило выйти на дорогу — Гуань Шань заторможенно моргнул. Во-первых, потому, что перед ним стояла крытая повозка, запряженная четвёркой лошадей. А во-вторых, потому, что стоило выйти его спутникам — все встречающие синхронно опустились на колени… До этого факт, что он путешествует в компании кого-то стоящего рядом с самим Конунгом, а может, и выше, не доходил до его сознания. А вот теперь он единственный стоял чуть позади Тяня и смотрел на склонённые головы и прижатые к груди сжатые в кулак руки. Среди них был и Донг, и его поза выражала такое же почтение, как и у всех присутствующих.

И только после того, как Чэн произнёс короткое:

— Можете встать, — все поднялись.

Принцы и советник без суеты и с достоинством поднялись в повозку, а он остался стоять, не понимая, что делать. К счастью, его тронул за плечо сопровождающий, передав повод пегой лошади. Гуань Шань тряхнул головой, пытаясь взбодриться — последние двое суток вымотали его до крайности – и с некоторым трудом взобрался в седло. Ингвер только недавно свернулся в сумке и сейчас не показывался. Чэн предупредил его, чтобы по возможности не демонстрировать змея публике, пока они не получат возможность привести всех в подходящий вид. Гуань Шань тогда кивнул, не представляя, впрочем, как это осуществить на практике. Но тогда его занимали совсем другие вопросы. А сейчас просто хотелось вымыться, что-нибудь поесть и рухнуть спать. Показавшийся на горизонте приземистый небольшой замок с квадратными башнями давал надежду, что всё это ему вскоре удастся сделать.

Хозяин замка оказался полным, светловолосым и кудрявым. Одетым в дорогие ткани. Его пальцы были унизаны перстнями. И взгляд Гуань Шаню не понравился как-то сразу. Впрочем, выбирать не приходилось. Мужчина улыбался, кланялся и, по всей видимости, рассыпался в витиеватых выражениях радости по поводу визита. То, что он не понимал практически ни слова, порядком раздражало. Вообще самые простые слова он знал — это считалось нужным — вдруг придётся что-то узнать у пленного или услышать что-то полезное на поле боя. Но учить чужой язык особого желания не возникало. А вот теперь он был бы рад, если бы уделял этому больше времени. Хоть глухонемым притворяйся, ей Вышний… Волей-неволей приходилось жаться поближе к тем, кто его хотя бы понимал: Донгу и принцам.

Но вот приветствия закончились, и он понял, что сейчас важные господа наверняка отправятся в одну сторону, а он, вместе с людьми Донга — в другую… Спину продрало паникой. Он посмотрел на Тяня, и тот поймал его взгляд, кажется, понимая без слов. Что-то сказал, вызывая некоторое удивление хозяина, но завершилось всё вежливым поклоном. Так они оказались в одной просторной комнате, в которой им и предстояло провести эту ночь.

Стоило закрыться двери, как Гуань Шань съехал по ближайшей стенке на каменный пол и закрыл глаза.

— Здесь мы сможем отдохнуть. Я сказал, что ты — мой личный камердинер, поэтому будешь жить со мной. Этот индюк чуть не лопнул от любопытства, не больно-то ты похож, — голос Тяня звучал тихо и устало, но в нём всё же чувствовалась усмешка. И стал чуть серьёзнее. — Ещё я хотел сказать, что понимаю, каково тебе сейчас. Когда я попал к вам, чувствовал себя примерно так же. Было… страшно. Но потом я встретил тебя, и стало легче.

— Лихо ты меня из рыцарей в лакеи разжаловал, — не удержался Гуань Шань, но вынужден был согласиться, что это в их ситуации самое простое решение. — Если что — ты теперь всё сам умеешь, прислугу себе в другом месте поищи.

Он понимал, что ходит по тонкому льду, продолжая разговаривать так с тем, перед кем здесь принято вставать на колени. Или это только для Чэна работает? Он не знал и решил пока не ломать голову. Очередные откровения всколыхнули воспоминания: поначалу Ши хоть и казался нахальным и уверенным, но теперь Шань немного понимал, как ему было на самом деле. Вспомнилось, как он учил его стирать, готовить, штопать одежду… И в самом деле, к чему принцу обо всём этом знать? Тогда он просто недоумевал, откуда на его голову свалилось это чудо в перьях… теперь он точно знал, откуда. Сил как-то возражать не оставалось, и Тянь просто покачал головой.

Поздним вечером после того, как им помогли привести себя в порядок и принесли новую одежду, вежливо поскребся очередной слуга и с глубоким поклоном пригласил Его Высочество на ужин. Они уже успели поесть отварной рыбы, сыра, мягкого ещё тёплого хлеба и выпить вина, которое принесли прямо в покои, поэтому ужин носил скорее формальный характер. Гуань Шань подозревал, что ему следовало бы есть на кухне, с прислугой, но Тянь сразу пододвинул к нему поближе явно слишком большой для одного серебряный поднос, и он не стал привередничать. Приготовлено было действительно вкусно, а возможно, они просто были очень голодными. Обоим больше всего на свете хотелось завалиться спать, но Гуань Шань должен был играть свою роль, поэтому остаться здесь не мог. Перед выходом рыжий попытался донести до Ингвера, что тот должен оставаться в сумке. Тот особо и не возражал, устав не меньше, и быстро юркнул туда, свернувшись. Как уж договаривался с Серой Тянь — он понятия не имел, но к моменту выхода оба были готовы.

Пришлось обрядиться в полную форму имперского образца и следовать за Тянем, который, стоило и ему переодеться, стал казаться до пробежавшего холодка другим. На лице застыло холодное выражение, которого он ни разу ещё у него не видел. Казалось, оно было высечено из камня. Как он представился им тогда? Ши Ванцзы. Каменный принц. Так это была правда. Гуань Шань покачал головой, невесело усмехаясь. Впереди, в конце мрачного коридора, раздавались голоса и шум. Похоже, принцам положено было являться в последнюю очередь…