На окраине города стоял особняк, выделявшийся своей мрачностью на фоне обычных городских домов. Несмотря на свою роскошь, здание казалось пустым и холодным: в некогда прекрасном саду увяли все розы, тропа к дому заросла травой и колючками. Казалось, даже весеннее солнце не могло осветить и оживить это поглощённое тоской место. Жители города старались обходить стороной территорию этого одинокого особняка, с обитателями которого было связано немало суеверий. Горожане всегда старались игнорировать членов этой семьи и их резиденции, никто никогда не задумывался о их горестях и радостях, они пользовались уважением среди знати, но в глазах простого народа всегда были лишь плохой приметой. Как снег в мае. Нравы этой семьи действительно были слишком суровыми даже для религиозного и консервативного элисанского общества, потому они всегда держались обособленно, вдали от всех.

На втором этаже мрачного здания в своей комнате на подоконнике сидел мальчик лет тринадцати и задумчиво глядел в окно. Стояла середина весны. В это время года в Элисане всё ещё было морозно. Весеннее солнце, казалось, не грело, а лишь смеялось над уставшими от мороза людьми, освещая бескрайние просторы страны, но не даря им тепла. Ранним утром город казался пустынным, на улицах не было ни единой живой души, лишь серебристые искорки инея мерцали среди листвы деревьев. Элиану казалось, что только он во всём городе бодрствует в столь ранний час. Безумно хотелось спать, но для него это была единственная возможность насладиться тишиной и покоем. Комната Элиана была просторной, когда-то она была богато обустроена, в ней царили чистота и порядок, теперь же от прежнего уюта не осталось ни следа. Стены, на которых некогда висели картины и портреты, пустовали, большая часть фотографий отправилась на свалку, те, что остались, были нещадно порезаны.

В комнате всё ещё можно было найти следы былой роскоши: шторы из редкой дорогой ткани, вышитый витиеватыми узорами ковёр, привезённый из заграницы, искусно собранная мебель из самой дорогой и редкой древесины в стране и стоящее близ книжного шкафа фортепиано. Элиан обвёл взглядом опостылевшую комнату, залитую рыжими лучами утреннего солнца. Собственная спальня казалась ему не такой уродливой, когда солнце красило её в тёплые цвета. В углу комнаты что-то ярко блеснуло. «Чёрт, — подумал мальчик. — Мне казалось, что я собрал всё». В памяти всплыли воспоминания о разбросанных по всему особняку осколках бутылок из-под дорогого вина.

Отец предпочитал даже не вспоминать о подобных случаях, поэтому приходилось молча и незаметно приводить дом в порядок. Солнце приятно грело, сонливость всё ещё не покидала Элиана, потому он принял решение убрать оставшиеся осколки позже. Главное не напоминать отцу о произошедшем, притворяться, что не видел его пьяным, несчастным, потерявшим лицо. Ведь Анфелли никогда не теряют лицо.

Элиан тяжело вздохнул, взглянув на часы. Половина шестого утра. Примерно через полчаса на лестнице послышатся тяжёлые шаги, начнётся очередной день, полный позора и унижения. Сегодняшний день обещал быть особенно ужасным, хотелось сбежать или спрятаться, постараться избежать неизбежного. «По крайней мере, у меня есть ещё полчаса до моей погибели», — мрачно подумал Элиан. Взгляд мальчика упал на голые стены. Вид пустых стен всегда вызывал у него тоску, когда-то здесь висело множество ярких картин: ясный день на берегу моря, рассвет на ромашковом поле и неуклюже нарисованный детской рукой портрет рыжего котёнка. Отец принял решение избавиться от всего этого. Элиан достал из кармана сложенную пополам бумажку и осторожно развернул её. Это была фотография. Одна из немногих уцелевших. На ней была изображена счастливая семья: женатая пара и радостно улыбающийся маленький мальчик. Особенно прекрасной на фотографии вышла молодая девушка с тёмными волосами и добрыми голубыми глазами. По меркам знати она была слишком простой и неказистой, её наряд не имел ничего общего с роскошными платьями дам высшего общества, но её мягкость, чуткость и грациозность приковывали взгляд и были видны даже на фотографии. Рядом с девушкой стоял бледный юноша с волосами цвета снега, как и у всех членов семьи Анфелль. На фотографии было видно, что он изо всех сил пытался выглядеть собранным и серьёзным, но в глубине холодных светло-голубых глаз заметно мерцали искорки тепла и любви. У Элиана защипало глаза, события прошлого снова ожили в его памяти, счастливые моменты казались такими далёкими, будто они были в прошлой жизни или вовсе лишь приснились ему. Часы беспощадно продолжали отсчёт. «Пятнадцать минут до моей погибели…Ну почему нельзя договориться со временем?» — мысленно причитал мальчик.

— Пожалуйста, перестаньте тикать, дайте мне ещё времени, я не хочу, чтобы этот день начинался так скоро, — взмолился Элиан, обращаясь к настенным часам.

Но часы неумолимо продолжали свой ход, приближая начало дня. Ещё немного и с верхнего этажа послышатся тяжёлые шаги. Беспокойство нарастало с каждым ударом часовых стрелок. Элиан решил не дожидаться прихода отца, пусть думает, что он специально встал так рано, чтобы заниматься, может быть, тогда он не будет так суров, как обычно. Может быть, он даже похвалит за упорство и старания? «Ага. Скорее уж все лисицы лишатся хвоста», ^[1.] — горько усмехнулся своим мыслям Элиан. Фортепиано всегда казалось лишним в его комнате, пришлось пожертвовать вторым книжным шкафом, чтобы поставить его сюда, отчего мальчик затаил обиду не только на отца, но и на сам инструмент. Ему не удалось спасти ни единого приключенческого романа, ни единой сказки или сборника стихотворений. В тот день ему впервые за долгое время разрешили прогуляться по городу, когда он вернулся, в комнате остались лишь учебники, а шкаф с романами заменило мрачное громоздкое фортепиано.

Элиан сел за ненавистный инструмент, от вида чёрно-белых клавиш настроение испортилось лишь ещё сильнее. Гаммы и арпеджио выглядели не менее удручающе. Ноты давались ему с трудом, каждый раз ему приходилось судорожно искать ноту соль, на которую указывал скрипичный ключ, чтобы считать от неё следующие ноты. Ноты басового ключа и вовсе казались кошмаром, он так и не смог их запомнить, поэтому сборник упражнений выглядел таким потрёпанным: он тайком подписывал названия нот карандашом, чем вызывал недовольство отца, приходилось стирать записи ластиком, рвущим и без того тонкую бумагу.

Элиан внимательно посмотрел на ноты и попытался воспроизвести мелодию на фортепиано. Часть, записанная нотами скрипичного ключа, получилась неплохо, хоть и медленно и несколько неуклюже, ноты басового ключа в свою очередь никак не хотели ему подчиниться. Левая рука совершенно не слушалась, в итоге вся мелодия превращалась в бессмысленную какофонию. Элиан изо всех сил ударил по клавишам, в комнате раздался режущий слух звук. «Орудие пыток, а не фортепиано!» — обречённо подумал уставший от постоянных неудач в музыке мальчик.

За окном пели птицы, их звонкие голоса будто струились лёгким ручейком. Казалось, что они посвящают свою весёлую песню вольным ветрам и свободе, которую никто не в силах у них отнять. В их песне звучала музыка природы и весны, музыка пробуждения от долгого беспокойного сна. «Хотелось бы мне быть как эти птицы, — вдруг подумал Элиан. — Петь также радостно и беззаботно, моя музыка такая уродливая по сравнению с их пением».

Послышались звуки шагов, приближающихся к его комнате. Элиан мгновенно напрягся, выпрямил спину и начал играть гаммы, получавшиеся у него лучше всего. Дверь отворилась. В комнату вошёл мужчина лет сорока.

У него был хмурый и утомлённый вид, несмотря на то что он лишь недавно встал с кровати. Его бледность выглядела крайне болезненно даже по меркам семьи Анфелль, несмотря на достаточно молодой возраст, его лицо было испещрено морщинами, давно потухшие голубые глаза казались холодными и вечно усталыми. Суровый образ подчёркивали серебристо-белые волосы, сорокалетний мужчина казался мрачным и пугающим. Мужчина прошёл дальше в комнату, услышав звуки фортепиано, и обратился к исполнителю неуклюже звучащей мелодии:

—Ты решил испортить мне настроение с самого утра, напомнив о том, какая ты бездарность? Нет ничего хуже пробуждения от звуков такой неумелой игры. Что это был за звук? Прекрати так стучать по инструменту, не пробуждай во мне желание переломать тебе обе руки!

— Доброе утро, отец, — дрожащим голосом произнёс Элиан, — Прости, я не хотел тебя разбудить, это вышло случайно.

— Больше не смей допускать таких случайностей, — ни капли не смягчился мужчина, — Ты выучил композицию?

— Да, отец, — постарался как можно увереннее ответить Элиан, — Но у меня плохо получается один фрагмент, я решил повторить упражнения с похожими приёмами.

— Что ж, повторял ты их отвратно. Сыграй, посмотрим, есть ли у тебя хоть какой-то прогресс.

Элиан, пытаясь бороться с оцепенением, сковавшим всё его тело, приступил к исполнению композиции. Он чувствовал себя марионеткой, которую резко дёргает за ниточки кукловод, шарнирной куклой из хрупкого фарфора, что может разбиться в любой момент. Ему так и не удалось усмирить предательскую дрожь в руках, хотелось встать и убежать, спрятаться там, где его не найдёт никто и никогда, но он смиренно продолжал играть. Фантомная боль пронзила правое плечо, на котором за одеждами скрывался шрам, который он получил, когда отец, разгневавшись, огрел его своей тростью. «Сейчас нечего бояться, — подумал он. — Отец забыл свою трость у себя, а я спрятал все тяжёлые предметы ещё вчера вечером». Но эта мысль успокаивала лишь на треть, он чувствовал на себе тяжёлый взгляд отца. Казалось, отец может переломить его спину пополам одним лишь взглядом. Элиан был уверен, что не испугался бы никакой публики, никакой суровый судья не мог напугать его столь сильно, как родной отец. Он приближался к фрагменту, который никак ему не давался, страх всё сильнее сковывал его, руки совсем перестали слушаться, замешкавшись, он сбился с ритма. Протяжно на всю комнату зазвучала фальшивая нота, Элиану показалось, что она прозвучала как скорбный плач. Он прекратил игру. Повисла удушающая тишина, он всё ещё чувствовал тяжёлый взгляд на своей спине и не осмеливался оборачиваться. Боясь встретиться взглядом с отцом, он понуро опустил голову. Через несколько мгновений раздался раздражённый и язвительный голос:

— Что ж, поздравляю тебя, ты смог сыграть самый простой фрагмент самой простой композиции, с которой справился бы даже пятилетний ребёнок. Гордишься собой?

Элиан не решился ответить, лишь ещё сильнее понурил голову, склонившись над фортепиано, к горлу подступали слёзы. Спустя минуту тишины мужчина заговорил вновь:

— Ладно, хватит, я не могу больше слушать твои несчастные попытки в музыку. Сегодня на собрании сыграешь фрагмент, который научился играть без ошибок, только посмей меня опозорить.

Отец вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. Слёзы всё ещё сжимали Элиану горло, но он не позволил себе расплакаться. «Уже не маленький, чтобы плакать, нужно всегда держать лицо, — подумал он. — Надо успокоиться и где-нибудь затаиться до начала собрания». Звуки шагов становились всё тише, когда они стихли, Элиан взял фонарь из шкафчика, осторожно вышел из своей комнаты и направился вдаль по коридору. Он не любил свою комнату, но коридоры особняка он не любил ещё больше: убранство дома выглядело мрачно, пусто и не ухожено, роскошные ткани и витиеватые узоры не украшали его, наоборот, они будто бы насмехались над нынешнем запустением, ехидно напоминая жильцам о былом счастье, которое теперь казалось далёким сном, чем-то, чего никогда и не было на самом деле. Продвигаясь далее по коридору, он дошёл до своей любимой части дома—до старой библиотеки. Отец избавился от всех любимых книг Элиана, но он не посмел трогать эту библиотеку. Он не посмел выбросить ни единой книги из этого собрания сочинений, но дверь в эту комнату всегда была заперта, слугам было запрещено даже приближаться к ней, лишь Элиану хватило смелости взломать замок, который оказался не особо надёжным. Никто даже не заметил признаков взлома, господин Анфелль сам не жаловал эту комнату и старался игнорировать её существование. Для Элиана так и осталось загадкой такое отношение отца к ничем не примечательной библиотеке, ведь там не было ничего, кроме пыльных книг. Для него это место было самым приятным и уютным во всём доме, он часто предавался здесь воспоминаниям из детства. Комната была ужасно пыльной и тёмной даже днём, поэтому приходилось брать с собой фонарь, но старая библиотека была его убежищем, единственным местом, где он мог чувствовать себя спокойно, поэтому можно было закрыть глаза на такие мелочи, как пыль и мрак. Помимо этого, здесь всегда можно было найти много интересных книг, ему так и не удалось изучить библиотеку полностью, поэтому каждый визит сюда ощущался как маленькое приключение в поисках сокровища. Единственное доступное ему приключение, единственная доступная ему свобода.

Он подошёл к дальней двери в конце коридора, снял давно сломанный замок и тихо, стараясь не скрипеть дверью, вошёл в старую библиотеку. Здесь, как всегда, было темно: в этой комнате не было окон, раньше библиотеку освещали изящные подвесные светильники с витиеватыми узорами, но теперь здесь царили мрак и тишина. Включив фонарь, Элиан взглянул на многочисленные книжные полки. Больше всего ему нравилась полка с приключенческими романами, несмотря на то что там не было его любимых книг и авторов. Читая книги о дальних странствиях, ему казалось, что он тоже свободен, что он отправляется в путешествие вместе с главными героями и его ждёт новый бескрайний мир. Книги были для него спасением от серости и мрачности будней и от строгих правил отца. Но в этот раз Элиан решил, что никакой роман не сможет помочь ему справиться с волнением перед предстоящим семейным собранием, поэтому он направился в другую часть библиотеки, к полкам, которые он никогда раньше не рассматривал. На первой полке стояло множество книг, посвящённых филаменсии, самой распространённой религии Элисаны. Взгляд Элиана упал на книгу в красной обложке. Она казалась очень объёмной и выделялась на фоне других, более скромно оформленных книг, казалось, что её ярко-красный переплёт горел таинственным светом во мраке заброшенной библиотеки. Это была книга о двух верховных богах филамении, об Альдонее и Альриасе. Элиан не любил читать религиозные писания, но это издание вызвало у него интерес своим ярким оформлением, он взял книгу с намерением просто полистать её.

Открыв книгу, он увидел множество ярких иллюстраций. На страницах, посвящённых Альриасу, были представлены иллюстрации в золотых и синих оттенках, самого бога художники изображали как загадочного мудрого старца, блуждающего среди звёзд. Элисанцы верили, что Альриас подарил жизнь всем на планете, соткав людей и всю природу из золотых нитей, а Альдонея наделила живых существ душой и чувствами, поэтому люди часто называли её богиней любви. Альдонея изображалась статной молодой женщиной с цветочным венком в каштановых волосах и тонким мечом в руке. Народ представлял богиню воительницей, так как согласно филаменсийскому писанию, любовь и прочие чувства подарили людям волю и стремление бороться за то, что им дорого, за то, что во что они верят. Пока человек способен любить, перед ним будут открыты все дороги, он найдёт в себе силы двигаться вперёд, не потерять себя.

На следующей странице книги были изображены белые амариллисы. Эти цветы в филаменсии считались священными, но Элиан никогда не мог смотреть на них без ощущения нарастающей тревоги. Он видел эти цветы лишь на картинках и на витражах в церкви, но при этом амариллисы казались ему очень знакомыми. При взгляде на них у него начинала болеть голова, ему казалось, что он слышит голоса людей, которых никогда не видел и никогда не знал. Увидев изображения амариллисов, Элиан сразу же закрыл книгу. «Только этого мне не хватало. Этот религиозный бред уже поперёк горла», — подумал он и направился к следующей полке.

Казалось, у этой полки не было определённой тематики, на ней располагались книги совершенно разных жанров. Объединял их только внешний вид: все книги были старыми и потрёпанными. Ни одна книга на этой полке не цепляла глаз, но Элиана внезапно охватило любопытство. Эта полка показалась ему самой интересной и непредсказуемой во всей библиотеке, ведь только взяв книгу с полки и полистав её можно было узнать о чём она, так как названия на обложках давно стёрлись. Элиан решил, что это неплохой способ отвлечься и перестать думать о том, что каждая минута приближала очередное семейное собрание. Вопреки его ожиданиям, книги были отнюдь не увлекательными: сначала ему попалась поваренная книга, затем справочник по народной медицине и лечебным травам, ноты для гитары и словарь элисанского языка. Среди скучных справочников Элиан заметил книгу, название которой было старательно заштриховано ручкой. Она была маленькой и незаметной, казалось, она может поместиться в карман, первые её страницы были вырваны, а иллюстрации также заштрихованы ручкой. На следующих страницах были подробно описаны пытки, жертвоприношения и суеверия разных народов. От прочитанного у Элиана задрожали руки, хотелось закрыть эту странную книгу и забыть о её существовании, но любопытство оказалось сильнее испуга. Он перевернул страницу, его сердце замерло от страха и удивления: в следующей главе были описаны ритуалы призыва тёмных существ, обитающих в Элисане. Страницы были испачканы бурыми пятнами, каплями воска и будто бы цветочной пыльцой, текст гласил следующее: «Из древнего греха было рождено проклятье всего рода грешников, совершивших его. Вместе с ним родились и многоликие сущности, что обладают способностью даровать человеку всё, что он пожелает, в обмен на его душу. Древние элисанцы верили, что для призыва этих сущностей необходимо начертить кровью крест и сжечь любые элисанские травы в пламени красной свечи, расположив её в центре креста».

Элиан резко захлопнул книгу. «Ну и ерунда. Всё это выдумки, а я просто трус. Испугался каких-то глупых сказок — мысленно отругал себя он —Сегодня мне даже в книгах не везёт. Но даже немного жаль, что это всё

сказки. Иногда мне кажется, что я научусь играть только если продам душу. Может быть, тогда отец будет снова любить меня?»

Он вышел из мрачной библиотеки, яркий свет ударил ему в глаза, а тиканье часов в коридоре показалось оглушительным. Привыкнув к дневному свету, он взглянул на часы: приближалось время собрания.