В это время в городе Секс-Этьене, что в Блянции, происходило следующее. Под сенью старого дуба на лужайке у дома номер тридцать четыре сидела молоденькая девушка лет двадцати пяти — она была одета в белую блузку и черную юбку до колен.
Её длинные волосы были собраны сзади наподобие конского хвоста, а на её лицо падала тень от широкополой шляпки из белого фетра со страусовым пером. Красавица сидела спиной к дубу и читала книгу о жизни Жанны д’Арк.
— Жанна... Она не боялась никого... — вслух проговаривала слова девушка, внимательно вглядываясь во строки книги.
Тут вдруг рядом раздался тихий мужской голос:
— Я не помешал тебе?
Девушка оторвала глаза от книги. Перед ней стоял молодой человек приятной наружности и высокого роста. У него были светлые волосы до плеч, голубые глаза под длинными ресницами и тонкий прямой нос над тонкими губами.
Одет он был не броско, но добротно — синяя рубашка с расстегнутым воротничком и узкие джинсы, а его шея была обмотана тонким красным шарфиком, недостаточно толстым, чтобы согревать, но достаточно тонким, чтобы подчеркнуть мужественность его владельца.
В общем, внешне он был вылитым Тийт Хярмом в роли Олафа Андварафорса из советско-эстонской экранизации «Отеля У Погибшего альпиниста». Но никто не мог знать об этом, даже сам мужчина, поскольку никогда в Блянции не интересовался советской культурой.
Как бы то ни было, появление этого молодого человека произвело сильное впечатление на девушку, которая сразу же отложила свою книжку про Жанну д'Арк и встала ему навстречу, чтобы позволить юноше заключить себя в объятия и поцеловать себя прямо здесь под дубом.
Молодой человек с радостью исполнил её желание и, закончив этот ритуал любви между двумя молодыми людьми, отстранился от девушки и с ослепительной улыбкой повернулся к ней спиной, чтобы уйти восвояси.
Но он не смог удалиться, потому что девушка тут же схватила его за руку.
— Подожди! — сказала она решительным тоном.
Молодой человек остановился, и девушка, приблизившись к нему вплотную, спросила:
— Откуда у тебя этот шарфик и рубашка с расстегнутым воротником? Я вижу их впервые — это что-то новое для меня! Я хочу знать про всё на свете: кто такие Тийт Хяр и Олаф Андварафорс и из какого они отеля? Говори!!! Не молчи!!!! Ну пожалуйста!
Парень улыбнулся ещё шире и сказал:
— Не выходи из роли блянцийской простушки, хорошо? — и, не дожидаясь ответа на свой вопрос, тут же изменился в лице. — О, драгая Маркесса! — воскликнул он. — Я не узнал тебя! Ты так изменилась!
— О, любимый Пьер! — в том же театральном тоне отозвалась девушка. — Ты не узнаешь меня? Не узнаёшь свою кузину?
— Узнаю, узнаю свою кузину! — ответил молодой человек, явно переигрывая свою роль горячего блянцийского кавалера. — Тебя я не мог забыть!
— Порядок слов перепутал, идиот, — тихонько пробормотала девушка и тут же воскликнула, — Ах, как ты мог, ах, как ты мог себе позволить это!
Парень сделал вид, будто не расслышал её первых слов и тут же упал перед нею на одно колено, схватив её руку своими горячими ладонями чуть выше запястья.
Девушка попыталась высвободить руку, но парень держал крепко...
— Стоп-стоп-стоп! — вдруг раздался на весь двор усиленный рупором голос. — Никуда не годится! Так нельзя играть! Прекратить немедленно!
Как только последние звуки этой речи затихли, молодой человек поднялся и начал обтряхивать своё правое колено от прилившей к джинсам раздавленной гусеницы.
А девушка, повернувшись лицом ко двору по направлению голоса невидимого диктора, стала поправлять выбившийся локон волос цвета спелых колосьев пшеницы.
— Хорошо, а теперь идите ко мне, — вновь прогремел голос и добавил уже тише: — И на будущее, если вы хотите выглядеть настоящими блянцузами, перестаньте сыпать словами из дешёвых романов для домохозяек!
— Ладно, старый хрен, — пробормотал про себя молодой человек, окончивший наконец свою процедуру по очистке джинсов от гусеницы. — Я с тобой ещё рассчитаюсь, когда придёт время генеральных репетиций.
— Не стоит, Пьер, не стоит, — заметила девушка, которая в это время привела свои волосы в порядок. — Он тебе этого никогда не простит.
— Тоже мне проблема! — буркнул Пьер. — Ну прогонит он меня, и что? Вешаться после этого?
— Вешаться не вешаться, а портфолио твоё он уж точно заберёт назад вместе со всеми твоими фотографиями с фестивалей! — заметила девушка.
— Дались мне эти фотографии, дуреха моя милая! Да и что он с ними сделает? На завтрак слопает, помазав горчицей?
— Нет конечно, но ведь потом будет скандал...
— Не волнуйся раньше времени о таких вещах, — филосовски заметил парень.
Потом он вздохнул поглубже и собрался было уйти, но тут вдруг их окрикнул всё тот же голос, но на сей раз уже не усиленный рупором:
— Постойте, постойте ребята!
Молодые люди обернулись, и увидели, как в их сторону бежит, забавно подпрыгивая, невысокий толстяк в красном пиджаке и галстуке-бабочке.
Он был похож на известного артиста из какого-то старого советского фильма, только без усов, которые он, возможно, просто не успел отрастить за время своего пребывания в Блянции.
Добежав почти до середины лужайки, он остановился и бешено зажестикулировал:
— Эй, минуточку! Это очень важно! Пьер! — обратился он к парню. — Мне очень нужно, чтобы ты сию минуту пошёл за мной!
— Что, уже? — скорчил огорчённую гримасу молодой человек.
— Что «уже»? — не понял толстяк.
— Я в очереди на увольнение? — объяснил Пьер.
— Сегодня увольнения не будет! — ответил толстяк взволнованным голосом. — Дело в другом! Тебя ждёт очень важное дело!
— А, — махнул рукой парень, — самое важное дело для меня — это моя кузина. Она, кстати говоря... — он посмотрел на девушку и, помолчав, продолжил: — Она уже на четвёртом месяце.
— Вы что, инбридингом всё время отпуска занимались? — поднял бровь толстяк.
— Я не знаю, — ответил Пьер, который был явно смущён и растерян. — Может быть да, а может быть нет.
— Как это «может быть да, а может быть нет»? — вдруг поднял голос толстяк. — Ты что, даже не помнишь, как спал с ней?
— В том то и дело, что не помню, — уверенно ответил молодой человек. — Помню всё что угодно, но чтобы я ложился с ней — нет!
— Ты что, издеваешься надо мной? — топнул ногой толстяк. — Или ты хочешь сказать, что твоя кузина залетела от кого-то другого?
— О, вот оно! — хлопнул в ладоши Пьер. — Вот где собака зарыта!
Толстяк недоверчиво покачал головой и переглянулся с девушкой, которая всё это время неподвижно стояла под дубом, держа в руках книгу про Жанну д‘Арк.
Потом он повернулся опять к Пьеру и взял его под локоть.
— Как бы там ни обстояли у вас с Маркессой дела, сейчас ты должен идти со мной, — и с этими словами толстяк потащил молодого человека за собой через дворик в дом номер 34.
По дороге они несколько минут шёпотом спорили друг c дружкой, причём каждый старался убедить своего собеседника во всём сразу; затем они поднялись вверх на крыльцо и толстяк, толкнув дверь, вошёл внутрь здания вслед за Пьером, которого предварительно пустил вперёд перед собой.
Они оказались в длинном коридоре с множеством распахнутых дверей по бокам — очевидно, в этом небольшом на вид здании было на удивление много комнат. Толстяк остановился перед одной из немногих дверей, которая была заперта, и постучал по ней костяшками пальцев, после чего толкнул её ногой — по счастью, она оказалась незапертой, и они смогли войти внутрь.
Пьер увидел просторную комнату с высоким потолком: на стенах висели картины маслом, а на полу лежал толстый ковёр. В углу комнаты стоял большой стол, за которым в этот самый момент сидело двое мужчин в чёрных костюмах и белых рубашках — один из них здорово смахивал на директора начальной школы, а другой же выглядел как профессор университета.
Последний сидел с раскрытой книгой в руках и при этом внимательно всматривался в стоявший на столе большой монитор. Пьер не сразу понял смысла происходящего в этой комнате, но потом догадался, что это, видимо, дело рук толстяка, который привёл его сюда.
Молодой человек подошёл поближе к столу и спросил:
— Вы меня вызывали?
Двое мужчин, сидевших за столом, тут же уставились на него, и тот, что был похож на профессора, сказал:
— Да-да, садитесь пожалуйста.
Второй, смахивавший на директора школы, лишь что-то нечленораздельно буркнул.
Пьер не понял ни слова из его речи, но посчитал, что тот имел в виду то же, что и «профессор», и сел на стул, стоявший у стены.
— Вы помните, вы всё, конечно, помните, как я стоял, приблизившись к стене, — вдруг ни с того ни с сего сказал он неожиданно для самого себя.
»Директор школы» и «профессор» переглянулись между собой, и второй покрутил пальцем у виска, словно давая понять собеседнику, что их гость явно чокнутый.
Толстяк же, который привёл Пьера, улыбнулся каким-то своим мыслям и тоже сел на стул рядом с Пьером.
— Взволнованно ходили вы по комнате и что-то резкое в лицо бросали мне, — вдруг произнёс он тем же тоном, каким до этого говорил Пьер.
Теперь у виска покрутил пальцем уже тот, который смахивал на директора. А «профессор» лишь издал странный звук, не то «Ня» не то «Мяу», при этом махнув рукой куда-то в сторону.
Пьеру уже начинало действовать на нервы странное нечто, висевшее в этой комнате, однако он старался держать себя в руках. Он даже попытался улыбнуться, чтобы дать понять «профессору», что он оценил по достоинству его шутку, но, подумав, что звук «Ня» или «Мяу» вряд ли мог заключать в себе осмысленный анекдот, решил оставить это без внимания.
И тут вдруг раздался звук, который было сложно себе представить в компании таких серьёзных людей — кто-то из этих двоих, либо «директор» либо «профессор», громко пукнул. Пьер, подпрыгнув на стуле от неожиданности, широко раскрыл глаза и уставился на обоих.
При этом он краешком глаза успел заметить, что сидевший по его правую руку толстяк жутко покраснел, осмотрелся мельком и поднёс руку к лицу.
— Спалился, — только и смог прошептать Пьер, который, оторвав взгляд от сидевших за столом людей, посмотрел на своего соседа.
В это время «директор» вытащил из ящика стола носовой платок и демонстративно прижал его к носу, то же самое сделал и «профессор». При этом у обоих были такие суровые глаза, что было совершенно очевидно: оба они возненавидели несчастного толстяка.
Пьер решил прийти на помощь последнему и, поднявшись со стула, обратился к этим двоим:
— Может, вы наконец соизволите мне объяснить, зачем вы меня сюда пригласили? — и для большей уверенности он скрестил руки на груди.
Казалось, его собеседники не ожидали от него такого поведения, потому как он заметил, как гнев в их глазах сменился замешательством, и вскоре тот, что был похож на директора, отнял платок от лица и, вздохнув, сказал, обращаясь к сидевшему от него справа «профессору»:
— Слушай, ты уверен, что это тот, кто тебе нужен? — при этом он указал на Пьера.
— Да, да! Это он! — пронзительно закричал «профессор». — Я узнал его ещё в ту секунду, когда услышал его шаги в коридоре!
— Ну хорошо, — после небольшой паузы согласился с ним «директор». — Но какие доказательства того... Э-э-э-э.... Что этот человек действительно является тем, кто нам нужен?
— Он сам! — коротко отрезал «профессор».
Пьер не понял ни слова из этого диалога; впрочем, ему уже ничего не оставалось, как терпеливо ожидать, когда эти двое обратятся непосредственно к нему.
Он уже понял, что эти двое явно имеют на него виды, но какие — он пока не имел ни малейшего понятия. Он решил, что лучше всего будет просто подождать.
И действительно — через несколько секунд «профессор» заговорил:
— Ну-ка, молодой человек, скажите-ка мне пожалуйста, как вас зовут?
Пьер подумал, что подобное начало для беседы было бы уместно в каком-нибудь дешёвом фильме ужасов, но тут же сообразил — это просто вежливый способ начать разговор.
Поэтому он не стал таиться и честно ответил:
— Пьер, Пьер Терлуз.
— Ложь! — вдруг закричал «профессор». — Никакой вы не Пьер! И уж точно не Терлуз!
— Вот как! — не на шутку удивился Пьер. — А кто же я тогда?
— Вы — Питер Тёрлоу! — вдруг на одном дыхании выпалил «директор».
Пьер понял, что его либо разыгрывают, либо просто хотят ввести в заблуждение. Но он решил не поддаваться на провокацию и не стал спорить.
Вместо этого он сделал вид, что внимательно слушает.
— Ваш отец, светлая ему память, — начал «профессор», — покинул Порнленд, когда вы только родились, и перебрался с вашей матерью сюда, в Секс-Этьен. Вы родились в Порнленде, слышите? Вы пиндос, а не блянцуз! Вы — Питер Тёрлоу, а не Пьер Терлуз!
— Интересно, — хмыкнул Пьер, продолжая держать руки скрещёнными на груди. — А почему я тогда ношу блянцузское имя-фамилию?
— Потому что ваше свидетельство о рождении было выписано уже в Секс-Этьене, балда! — вмешался в разговор «директор». — Ваш папаша был расторопным малым, и если бы не это, то вы бы ни за что бы не сидели сейчас здесь перед нами и не слушали бы то, что мы хотим вам сказать!
— Ну что ж, — сказал Пьер, — я готов выслушать ваши объяснения, только попросил бы вас говорить потише, а то я могу не выдержать и по башке кое-кого стукнуть, — на последних словах он шутливо погрозил «директору» кулаком.
— Вы мне тут руки не распускайте! — внезапно подал голос толстяк. — Иначе точно вылетите из моего театра в сию минуту!
— Ладно-ладно, не буду я никого по башке стукать, — миролюбиво ответил Пьер, — это я так, пошутил.
— Больше так не шутите, вы поняли меня? — не унимался толстяк.
— Так, к делу! — прервал их перепалку «профессор». — Итак, Пьер — буду называть вас так, поскольку вам самим это привычнее, чем Питер, — итак, Пьер, я хочу поставить вас в известность о том, зачем мы собрали в этом месте наш небольшой совет. Дело вот какое — мы, узнав о тайне вашего рождения от одной особы, проследили за членами вашей семьи и выяснили следующее... В общем говоря, дорогой мой, у вас в Порнленде есть дядя, брат вашей дорогой матери. Его настоящее имя никто не в состоянии выговорить толком до конца, но я возьму на себя смелость сказать его вам.
— Ну что, говорите, я слушаю, — лениво зевнул Пьер.
— Итак, вашего дядю зовут, — начал было «профессор», но тут его перебил «директор»:
— Джордан Тёрлоу! ДЖОРЖАН ТЁРЛОУ! — завопил он так, что аж стёкла в окнах зазвенели.
— И незачем так орать, — резонно сказал Пьер. — Я и так уже понял, что вы мне хотите рассказать.
— Ничего ты не понял, мудак тупой! — сердито перебил его «директор». — Ты не понял, что твой дядя сейчас в полной жопе!
— Ну и что? — спросил Пьер тоном гопника. — Плевать я на него хотел, ведь я о нём впервые слышу!
— Нехорошо так говорить о своём родном дяде, — покачал головой «профессор».
— Плохой, плохой племянничек выискался! — поддакнул ему толстяк.
— Да что вы ко мне вообще пристали с каким-то дядей? — сказал Пьер. — Дядя как дядя, мне-то до него какое дело?
— Самое прямое! — поднял палец вверх «профессор». — Вы его единственный наследник. И поэтому, если вы хотите жить в мире и согласии с окружающими вас людьми...
Он вдруг сделал паузу, и Пьер понял: сейчас он начнёт читать лекцию на тему, что надо быть вежливым и тактичным с людьми, но вместо этого «профессор» продолжил:
— Вы должны немедленно вылететь в Пиндостан и посетить Порнленд. Это очень важно. Если вы не сделаете этого, то на вас ляжет проклятие. И не только на вас, но и на вашего ещё не родившегося сына.
— Э-э-э, откуда вы знаете о... — начал было Пьер, но «профессор» поднял руку, призывая его к молчанию.
— Можно подумать, мы все слепые и не видели, как ты приударял за своей собственной кузиной, — вставил словечко толстяк. — Господа, — обратился он к сидевшим за столом, — смотрите, перед вами последователь дела Габсбургов! В какую жопу он заводит свой славный и гордый род!
Пьеру было горько слышать эти слова, но он не стал спорить. Он уже видел, что этим людям действительно всё известно о его отношениях с прекрасной Маркессой, и он решил, что лучше не нарываться на гнев и просто выслушать все их речи о его жизни без всяких комментариев со своей стороны.
— В любом случае, Пьер, — вновь взял речь тот, кто был похож на профессора, — вы обязаны этим днём добраться до аэропорта имени Льва Троцкого, откуда возьмёте прямой рейс в аэропорт Шлюх де Голый что в Порниже, а оттуда уже в аэропорт Порнленда. Вам всё ясно?
— Вы уже и маршрут мой наметили, а на кой Антрихрист я должен по нему лететь, так и не объяснили! — вскипел Пьер.
— Да что тут объяснять? — вмешался «директор». — Твой дядюшка просто взял и исчез со всех радаров год тому назад! Мы не знаем, что с ним стряслось, и поэтому посылаем тебя, чтобы ты выяснил всё на месте!
— Тебе должно быть стыдно, что совершенно незнакомые тебе люди беспокоятся о твоём родственнике больше, чем ты сам! — посчитал нужным вставить свои пять копеек толстяк. — Неблагодарный поросёночек!
— Да какое мне дело до какого-то дяди в жопе мира! — не выдержал Пьер. — Я тут карьеру свою театральную строю, а вы хотите, чтобы я всё бросил и со всех ног помчался в какой-то Порнленд? Да к городишке с таким названием я бы и за восемь тысяч километров бы не приблизился, не то чтобы ступить на его улицы!
— Правильно говоришь, парень! Молодец! — крякнул толстяк. — Но ты только подумай хорошенько над тем вопросом; почему это вдруг наши спецслужбы вдруг проявили интерес к твоему дядюшке именно сейчас? Ведь раньше никто знать не знал, что у тебя есть родственник в Пиндостане!
— Может это всё после того случая во время карнавала? — высказал догадку Пьер.
— Какого карнавала? — поинтересовался «директор».
— Это когда наш рыжий клоун в одном своём номере переоделся анальдской королевой красоты Азией Виейрой. Помните такую дурочку? А самого нашего рыжего идиота во время этого номера видели? Он там такое выделывал! Просто умора! Все газеты об этом его номере с переодеванием писали потом целую неделю подряд! Только затем выяснилось одно обстоятельство насчёт этой самой Азии Виейры да её ухажёра Райана Доноху — мол, последнему она дала отставку, — после чего про неё все почему-то забыли сразу и навсегда!
Рассказывая эту историю, Пьер не забывал поглядывать то на «директора», то на «профессора». От его внимания не укрылось то, что они оба заметно нервничали или даже были напуганы тем, о чём он рассказывал.
Видимо эта история была им хорошо известна, и потому рассказ Пьера был для них ножом в сердце. Однако Пьером двигало чувство долга, которое заставляло его говорить правду независимо от последствий сказанного им. Поэтому ему пришлось продолжить своё повествование дальше под перекрестным огнём взглядов этих двух господ из спецслужб Блянции.
Когда он дошёл до того момента, когда Азия Виейра родила своему новому хахалю ребёнка, получившего диковинную двойную фамилию Виейра-Сковородникофф, «директор» не выдержал и ударил кулаком по столу, заставив тем самым прекратить этот экскурс в историю какой-то сучки.
— Хватит! — сказал он при этом.— Вы нас совсем за идиотов принимаете? Мы вам о вашем дядюшке говорим, а вы нам тут про какую-то анальдскую шлюху с её ёбарями затираете! Да ещё при этом пытаетесь убедить меня во всём том бреде , который несёте! Я вас спрашиваю: где сейчас находится ваш дядя Джордан Тёрлоу?!
— Не знаю! — злобно огрызнулся Пьер.
— Так узнайте! — отрезал «директор», вставая со своего места. — Отправляйтесь немедленно в аэропорт имени Льва Троцкого и летите до Порнижа, откуда уже сядете на самолёт, который сядет в Порнленде! И если через два дня я не услышу вашего ответа... Впрочем нет, — вдруг передумал он, — это было бы слишком жестоко! Я противник крайних мер вообще... Но это не значит, что мне нравится ваше поведение! А теперь вон отсюда!!! Чтобы духу твоего здесь больше не было, щегол!
Слушая эту полную оскорблений речь, Пьер чувствовал себя так же отвратительно, как в тот момент, когда четыре месяца тому назад его застукали с его кузиной в туалете ресторана некой гостиницы после очередного сабантуя по случаю удачной премьеры спектакля, в котором они оба сыграли главные роли.
Только если тогда всё ограничилось несколькими синяками да парой выбитых зубов у одного зрителя мужского пола, то сегодня дело могло кончиться гораздо хуже.
С этой мыслью Пьер решил не идти туда, куда его настойчиво посылали, а оставаться здесь до конца и попытаться выяснить хоть какие нибудь подробности о том, что же он, Антрихрист возьми, должен сделать!
— Окей, господа, я готов вылететь хоть прямо сейчас, но я должен знать, на какие шиши и по каким билетам, — начал он с леденцой в голосе.
— По вот этим билетам! — рявкнул «директор» и швырнул перед ним на стол три разноцветные бумажки. — А что касается бабок, то мы уже заранее обо всём позаботились и положили на твой банковский счёт пару-другую миллионов баксов! Только не думай, что ты волен тратить их на свои нужды, понял? И кроме того, по выполнении операции ты будешь обязан перевести нам обратно остаток той суммы, которую мы тебе перевели! Что, приуныл, засранец? Ничего личного, просто бизнес! — добавил «директор», примирительно улыбаясь.
Пьер молча взял билеты и сунул их в карман своих джинсов, после чего собрался было покинуть наконец эту комнату, но его остановил властный окрик «профессора»:
— Минуточку, молодой человек!
Юноша обернулся и с удивлением уставился на направленное в его лицо дуло пистолета, который тот держал в правой руке. Пытаясь не поддаваться панике, Пьер попытался придать себе спокойный вид; однако пистолет продолжал смотреть точно между глаз юноши, отчего ситуация становилась совершенно невыносимой.
Чтобы немного разрядить обстановку, Пьер решился на то, чтобы задать вопрос человеку, похожему на профессора.
— Это ещё что за шутки?
Вместо ответа профессор надавил пальцем на курок. Пьер инстинктивно прикрыл лицо руками и замер, готовясь к смерти. Однако пистолет не выстрелил.
Вместо этого до ушей Пьера донёсся едва сдерживаемый смех толстяка. Продержав некоторое время руки у лица, Пьер решился наконец отвести их, и увидел, как «профессор» затягивается сигаретой.
— Э-э-э... — только и смог выдавить из себя юноша.
Человек, похожий на профессора, усмехнулся и, подняв руку с пистолетом к потолку, снова спустил курок.
Пьер увидел, как из ствола вырвался тоненький язычок пламени, который погас только тогда, когда «профессор» убрал палец с курка.
— Зажигалка! — наконец дошло до Пьера.
— Именно! — с какой-то странной торжественностью подтвердил его догадку «профессор».
После этого слова он неожиданно бросил пистолет Пьеру. Юноша успел поймать оружие в воздухе и, повертев его в руках, после короткого колебания придавил курок пальцем.
Раздался тихий щелчок, и из дула вновь вырвался язычок пламени.
— Неплохая игрушка, — оценил он по достоинству зажигалку. — Но зачем вы её мне дали?
— Чтобы ты в стане врага не чувствовал себя совсем уж беззащитным, — объяснил ему «профессор». — Настоящее оружие давать тебе мы побоялись, а то вдруг ты нас попытаешься из него укокошить, да и таможенники бы тебя с ним ни за что бы не пропустили, а с этой безобидной игрушкой ты хотя бы сможешь почувствовать себя человеком!
— Ну спасибо, спасибо, — с иронией произнёс Пьер, кладя «пистолет» в карман джинсов.
— Ну, с Антихристом! — произнёс «профессор» на прощание.
Пьер, поддавшись атмосфере кабинета, отдал ему честь и повернулся на каблуках, после чего неторопливо последовал к выходу.
Уже взявшись за ручку входной двери, он на мгновение обернулся и увидел на лицах толстяка, «профессора» и «директора» выражение такого неподдельного сочувствия, что ему даже стало стыдно перед ними за то, что он подозревал их в том, что они хотели сделать ему что-нибудь плохое.
Выйдя наружу под палящее солнце, Пьер почувствовал слабость во всем теле: сказывалось нервное напряжение последних минут...