Нар-Тай, глядя на Тая Минамоту из под опущенных бровей, некоторое время молчал. И когда наконец лицо молодого человека разгладилось и стало опять напоминать лицо бесстрашного воина перед битвой, заговорил снова, причём его голос звучал тихо, словно бы издалека:

— Вот мы и подошли с вами, господин Тайрымбаев к той части моего рассказа, — проникновенно произнёс он своим бархатным голосом, — когда я уже буду пересказывать не слова третьего лица, коим был Илья Силантьев, а свои собственные наблюдения, которые я всё время вёл, когда в моём поле зрения случайно или же нет появлялась интересующая нас обоих персона, а именно рядовой Антон Сковородников, родившегося 18 мая 1982 года. Заранее, кстати, хочу предупредить вас, господин Тайрымбаев, если уж речь зашла о его дате рождения, что она по каким-то причинам полностью совпадает с датой, когда родилась та самая шлюха, ради которой он покинул Пет-ель-бюрж и выехал в Анальду, где и попал в лапы тамошних копов. И это не просто совпадение — это знак или даже «омен», в котором я вижу тайну всего существования нашего с вами бренного мира, уважаемый господин Тайрымбаев. Вы ведь знаете куда лучше многих людей обо всех этих вещах, так что не мне объяснять вам, почему именно так, и никак иначе, обстоят дела. Достаточно будет лишь вашего согласия на то, чтобы я мог продолжить вам рассказывать обо всём случившемся с Антоном Сковородниковым до конца того самого момента, когда он вылетел за границу Союза Нерушимых Государств, где мы сейчас с вами собственно говоря и находимся. Ну что, господин Тайрымбаев, готовы вы меня выслушать, или вы желаете отдохнуть и попить водички? — с каким-то издевательским видом обратился Тай Минамото к своему единственному — если не считать тебя, мой маленький зелёный друг, — слушателю.

Нар-Тай молча кивнул в ответ, и юноша, прочистив горло, продолжил свой монолог всё тем же монотонным голосом пономаря.

— В общем, когда тот фильм подошёл к концу, то Куплинов, которому принадлежал этот импровизированный видеосалон в чулане рядом с казарменным сортиром, выключил ДиВиДи-проигрыватель, отключил от него проектор и, вытащив из лотка синенький диск, на котором было написано «Омен 4: Пробуждение», приказал всем пятерым солдатикам, в числе которых был интересующий нас с вами рядовой Антон Сковородников, немедленно выметаться из его помещения. Нечего делать, пришлось всей братии вставать с неудобных стульев и, понурив головы, выйти из тёмного чулана в ярко освещённые коридоры казармы. И именно в этот момент ваш покорный слуга, — на этом месте своего рассказа Тай Минамото ткнул пальцем в свою грудь, — я как раз проводил инспекцию по приказу начальства и волею случая встретил всех пятерых в коридоре как раз после того, как они покинули нелегальный видеосалон. Я даже успел перекинуться с ними словечком насчёт того, что я со своим папенькой и с господином начальником корпорации Хохре Озорио приму меры для того, чтобы предотвратить дальнейшие сеансы этого негодяя Куплинова, потому что это развращает наших солдат и внушает им мысли, которые идут вразрез с интересами компартии, а также способствует развитию пропиндосской пропаганды, которая так вредит нашим солдатам... Простите, господин Тайрымбаев, я отвлёкся, — вдруг спохватился Тай, после чего продолжил. — Ну так вот, встретил я этих пятерых в коридоре и остановился с ними поболтать, попутно изучая лица всех и каждого. И мне показалось весьма и весьма подозрительным то обстоятельство, что если на лицах четверых были написаны самые обыкновенные для весело проведших время солдатиков, то у пятого — а именно Антона Сковородникова, — было такое лицо, словно его только что разлучили с девушкой.

— Откуда ты, мой любезный, знаешь, как выглядят парни, которых кинула девица? — прервал юношу Нар-Тай. — Имеешь свой собственный опыт, или просто имел удовольствие наблюдать это у других?

При этом Нар-Тай подмигнул своему собеседнику, как бы давая тому понять, что его вопрос имеет лишь цель внести в их односторонний диалог щепотку-другую веселья, а не является прямым и не терпящим отлагательств запросом к знанию о жизни молодых душ.

Поняв это, Тай Минамото не стал отвечать на это ничего, а лишь улыбнулся ещё шире и продолжил свою историю, которая в его исполнении больше походил на рапорт вышестоящему лицу, чем на частную беседу двух знакомых людей.

— В общем, мордашка у Антоши была такая, — продолжил юноша, — что я сразу тогда понял — он уже час как безнадёжно болен душевно. А потому я решил расспросить ребят о том, что они за хуйню у этого Куплинова посмотрели. Ну, мне этот Илья Силантьев, как самый бесшабашный из всей этой оравы и выложил мне всё в тех же самых словах, которые я передал вам чуть ранее. Но я тогда не столько слушал его трёп, сколько поглядывал на лицо рядового Сковородникова. И от моего острого, прямо таки орлиного взора не могло укрыться то обстоятельство, которое было совершенно ясным для такого знатока человеческих душ, как вашему покорному слуге. А именно — всякий раз, когда Илья Силантьев в своём рассказе о фильме «Омен 4: Пробуждение» заикался о лоли, то Антон Сковородников тут же краснел и отводил взгляд от всех остальных, главным образом от меня, поскольку не мог не видеть, что я изучал его пристальнее, чем всех остальных. Я даже хотел тогда прямо задать ему вопрос по этому поводу, да передумал, поскольку решил, что с моей стороны это будет выглядеть как-то невежливо, да и к тому же Илья Силантьев так заливался соловьём, что я физически просто не мог вставить ни слова со своей стороны в его бурную струю словесного поноса — видно было, что фильм произвёл на него впечатление и он был увлечён своим рассказом о нём не на шутку. Поэтому вместо того, чтобы выяснить, что же такое происходило с рядовым Сковородниковым, я ограничился тогда тем, что, дослушав до конца трёп рядового Силантьева, пригрозил ему, что если он со своими товарищами ещё раз заявится к Куплинову, то я приму все меры, чтобы ликвидировать этот очаг пропиндосской пропаганды в сердце казарм Пет-ель-бюржского филиала корпорации VRLJ, после чего, как говорится, помахал всем пятерым ручкой и повернулся к ним спиной, успев заметить при этом устремлённый прямо на меня взор Антона Сковородникова, который был полон такой ненависти к моей персоне, что она буквально сочилась сквозь поры его кожи и вылетала с паром из его ноздрей. Я до сих пор удивляюсь, как мне удалось тогда удержать себя в руках и не дать волю своему гневу.

— А что бы ты сделал с бедным солдатиком только за то, что он на тебя не так посмотрел? — не сдержался Нар-Тай от вопроса к этому высокомерному пацанёнку двадцати лет.

Тай Минамото, смерив своего слушателя взглядом своих узких, как у всех жопонцев, глаз, ничего на эту нахальную реплику не ответил и тут же вернулся к своему прерванному рассказу.

— Хотя ничего, в общем-то, страшного или предосудительного тогда я не заметил, но вот потом... Потом произошло нечто странное! Как вы знаете, господин Тайрымбаев, я, являясь членом совета Пет-ель-бюржского филиала корпорации VRLJ, курирую деятельность всего нашего предприятия через свои личные контакты среди сотрудников компании. Кроме них, моими контактами являются также солдаты, которые, если вы ещё не забыли, являются в некотором роде собственностью господина начальника корпорации Хорхе Озорио, поскольку именно по его технологии наши головорезы и появляются на свет Антихристовый. Это я вам говорю исключительно ради того, чтобы вы понимали мою роль, которую я сыграл во всей этой истории, и не задавали мне идиотских вопросов на манер «а как ты об этом узнал?», «почему ты в этом так уверен?» и «что же ты не сказал об этом сразу?» Я просто хочу, чтобы вы зарубили себе на носу — я имел возможность видеть личную жизнь Антона Сковородникова, и я знаю о ней всё. Всё и во всех подробностях, потому что я не только являюсь членом совета, но и имею полный свободный доступ в казармы в любое время дня и ночи, и поэтому неудивительно, что личная жизнь рядового для меня была как на ладони. Понятно вам это, господин Тайрымбаев? — спросил он, глядя на своего собеседника.

Нар-Тай, которого этот самодовольный сын Андо Минамоты уже начинал постепенно выводить из себя своей любовью к длиннющим и официозным фразам, не нашёлся, что на такой наглый вопрос ответить, но, решив не вступать в полемику с этим гордым жопонским юношей, утвердительно кивнул головой, прекрасно понимая, что Таю нужно было не столько нужно слышать его слова, сколько лишь убедиться в том, что его собеседник понимает, о чём идёт речь.

И, как и надеялся Нар-Тай, юноша понял, что означал его кивок, и, самодовольно улыбнувшись, продолжил:

— С того памятного июльского вечера прошло два дня. На часах, как сейчас помню, было совсем рано — всего-то часиков девять, не больше. Я только что продрал глаза, позавтракал и решил прогуляться по плацу, пока там ещё не начались учения. Я был в хорошем настроении — мне только что позвонила моя старшая сестра Кари Камия — если вы не забыли, она теперь носит фамилию своего мужа, — с сообщением о том, что у неё родился третий ребёнок, которого она нарекла «Монтези» — в честь какого-то чилийского студента-компьютерщика. Я, обрадованный тем фактом, что обзавёлся новым племянником, и не подозревая о том, что это могло быть связано с тем самым проклятым фильмом «Омен 4: Пробуждение», о котором я, если что, к тому моменту и думать забыл, прогуливался себе по пустому плацу и вдруг заметил, что Антон Сковородников, который по предписанным начальством правилам должен был в это время находиться в столовой казарм, в одиночестве сидел на скамейке в дальнем углу плаца, держа на коленях маленький ноутбук марки... А, это всё равно вам будет неинтересно, — неожиданно сказал он, — я вам потом лучше это скажу, господин Тайрымбаев, если вы не будете против. А сейчас я хочу рассказать вам о том, что произошло дальше. Я, заметив рядового Сковородникова в не положенном по уставу месте, не торопясь направился к нему, ни на минуту не забывая о том, что он должен был находиться в столовой и что мне, как вышестоящему офицеру, следует немедленно доложить о его поведении.

— И при этом ты, вместо того, чтобы тут же бежать к папочке или к полковнику Скелетину Вурдалакову чтобы настучать на солдатика, решил перед этим поточить с ним лясы? — не удержался от ядовитой усмешки Нар-Тай. — Что же ты, любезный, говоришь мне, что этот Сковородников нарушал устав, если ты — да, именно ты! — вёл себя далеко не так, как полагается благопристойному зомби военного режима?

Бросив пробный шар, Нар-Тай надеялся на то, что юноша не выдержит такого откровенного хамства в свой адрес и тут же набросится на него с кулаками.

Это бы позволило ему тут же обездвижить Тая Минамоту и спокойно выйти наконец из этой грёбаной маленькой комнатушки, в которой ему уже осточертело находиться в компании этого самовлюблённого двадцатилетнего придурка. Однако этот самый двадцатилетний придурок судя по всему обладал воистину гигантским талантом к тому, чтобы сдерживаться.

Он даже не моргнул глазом, а только слегка улыбнулся — и Нар-Тай понял: он просто издевается над ним, всё продолжая и продолжая рассказывать эту ничего не объясняющую историю про рядового Сковородникова, которого Нар-Тай видел за свою жизнь всего лишь два раза — один раз в главном офисе Пет-ель-бюржского филиала корпорации VRLJ, а во второй — в странном подвале, который находился прямо под полом комнаты в квартире его бывшего одноклассника Дмитрия Курносова, который буквально за пять минут до этого стал к тому же ещё и покойным.

В общем, слушать длиннющий рассказ о пиздостраданиях какого-то солдафона, с которым у него было фактически шапочное знакомство, ему уже конкретно надоело, однако Нар-Тай был достаточно умён, чтобы сообразить, что гордый сын Жопонии не заткнёт свою пасть до тех пор, пока не выльет на своего собеседника всю накопившуюся в нём струю тугой блевотины, ой, простите, речи.

Поэтому Нар-Таю ничего не оставалось, как набраться терпения и продолжить внимать этому молоденькому жопонцу, который явно не столько хотел донести до слушателя что-то интересное, сколько просто хотел слушать свой собственный голос, для чего, вероятнее всего, он и заглянул в его комнату, ведь не существует на Земле лучшего слушателя, чем провалявшегося двадцать лет в жидком азоте человека, который весь его бред может принять за чистую монету, думая, что за то время, пока он дрых, в мире многое что могло измениться, хотя внутренне Нар-Тай был уверен, что на самом деле «а воз и ныне там».

— Иду я, значится, к скамейке, на которой сидел рядовой Сковородников, — продолжил тем временем Тай Минамото, — и вижу, что его тонкие и худые, как у пианиста пальцы нервно бегают взад-вперёд по клавиатуре ноутбука, который он держал на своих коленях. У него даже кончик языка высовывался из его тонких, бескровных губ, настолько он был увлечён своим делом. И даже когда я подошёл к нему на расстояние вытянутой руки, он не отрывал взгляда от экрана, продолжая что-то печатать. Я хотел было уже окликнуть солдата, нарушающего устав, но тут вдруг заметил лежавший рядом с ним пистолет и подумал, что лучше не нарываться... И только через пару секунд до меня дошло: ведь это же с полигона!

— Что значит — с полигона? — не понял Нар-Тай.

— Это такой специальный комплекс для обучения наших солдат-клонов поведению в боевых условиях, — пустился в объяснения Тай Минамото. — Там наши солдатики отрабатывают свои рефлексы, используя в качестве мишеней роботов, загримированных под монахов, запрограммированных на поведение маньяков.

— А монахи-то здесь причём? — ещё больше удивился Нар-Тай.

— Мы с вами живём в атеистическом государстве, родной, — нравоучительным тоном произнёс двадцатилетний жопонец, — и поэтому нашему начальству не очень-то хочется, чтобы наши солдаты были подвержены религиозным предрассудкам. Поэтому мы используем для тренировок роботов в монашеских рясах — это помогает нашим солдатам-клонам преодолевать пагубное влияние, которое идёт на нас с Запада. А то ведь некоторые из них, особенно в последнее время... — он сделал неопределённый жест рукой и замолчал, видимо, не желая больше распространяться на эту тему.

Нар-Тай понял его без слов и кивнул головой, мол, ему всё понятно насчёт этих монахов и всего остального. Но вслух ничего не сказал, да и юноша не оставил ему такой возможности, потому что тут же вернулся к своему рассказу об Антоне Сковородникове.

— В общем, увидев рядом с ним пистолет, который он зачем-то стянул с полигона, я понял, что мне нечего опасаться, потому что эти устрашающие на вид игрушки на самом деле совершенно не опасны для людей, потому что они заряжены специальными патронами, которые действуют только на неживую материю, коей являются упомянутые мною роботы-монахи с полигона. Живым же существам, в частности людям, они не причиняют никакого вреда, поэтому их можно давать в руки даже ребёнку, чем, кстати, пользуются некоторые ушлые прапорщики, которые втихую пиздят эти пистолеты со складов и сбагривают их на рынках всяким сомнительным личностям, которые затем бессовестно навариваются на государственном имуществе, продавая эти пистолеты детишкам под лозунгом «Пушка, которая бабахает, но не убивает! Маст хэв фор кидс!». Видите, до чего дошли сегодняшние спекулянты в Союзе Нерушимых Государств? — с какой-то грустью обратился юноша к Нар-Таю.

— А чего ты ожидал от страны, которая в девяностых... — начал было Нар-Тай, но, заметив, что юноша вдруг поднёс к своим губам указательный палец левой руки, тут же замолчал.

Тай Минамото, убедившись в том, что его собеседник не горит желанием болтать плохие вещи о власть предержащих, вернулся к своему рассказу.

— Отбросив последние крупицы сомнений, я подошёл к рядовому Сковородникову и хотел уже открыть рот для того, чтобы зачитать ему права, но вдруг подумал — а давай-ка я подсмотрю, что он с таким усердием там печатает? — и, недолго думая, тихонько так, на цыпочках, обошёл скамейку и, подкравшись к нему сзади со спины, заглянул ему через плечо, благо этот лошарик ничего не видел и не слышал вокруг себя. И увидел такое... Я даже зажмурился от неожиданности: передо мной был текстовый редактор «AVlivro Ficwriter», в окошке которого был набран какой-то бред, который, если вы мне позволите, я процитирую вам сейчас дословно и без купюр, поскольку сам текст был совсем коротеньким, а память моя до сих пор хранит его полностью, поскольку это было одно из самых ярких воспоминаний моей жизни, ведь я имел уникальную возможность подглядеть за графоманом во время написания его очередного щитдевра!

— Валяй, — только и сказал на это Нар-Тай после секундного колебания.

Тай Минамото, набрав в лёгкие побольше воздуха и закатив глаза, через секунду шумно выдохнул воздух сквозь сжатые зубы и, словно решившись наконец сказать нечто очень важное, начал без запинки тараторить следующий текст, при этом интонацией своей явно подражая маленькому восьмилетнему мальчику, которого родители поставили на табуретку перед гостями, чтобы тот зачитал им наизусть стишок про «Бен-воина», хотя сам малыш совершенно не горел желанием участвовать в этом бессмысленном по его собственному мнению действе:

— Джо завели в маленькую комнату с серыми стенами, в которой кроме стола и двух стульев больше ничего не было, — начал юноша. — Охранник слегка подтолкнул заключенного в спину и, убедившись, что тот послушно сел на ближайший к выходу стул, закрыл за собой дверь. Мрачные мысли витали в голове Джо. Он отбывал наказание в этой тюрьме целых два года, и это составляло лишь одну девятую всего срока. За это время он почти забыл, каково это — быть свободным, дышать свежим воздухом и свободно общаться с другими людьми... В голову Джо закралась безумная мысль, что его вызвали в эту комнату для того, чтобы освободить отсюда пораньше, но здравый смысл подавил эту мысль. С тех пор, как охранник вышел за дверь, прошло восемнадцать минут. Джо, хотя и привык к долгому и утомительному сидению в камере, уже устал сидеть на этом жестком стуле, и ему хотелось встать — не для того, чтобы выйти, а просто размять затекшие ноги, — как вдруг входная дверь, которая располагалась сразу позади его стула, открылась, и заключенный услышал размеренные шаги за своей спиной. ФУХ БЛЯ, НАКОНЕЦ-ТО!!! — вдруг неожиданно для Нар-Тая прокричал Тай Минамото.