Некогда - совсем недолго - Дессау побыл столицей. Кайзер Максимиллиан III Бесстрашный сделал его таковой, потеряв Аренбург во время Двадцатилетней Войны. За неполное десятилетие была построена крепость и земляные валы, окружавшие тогдашний Дессау со стороны суши. Потом у кордассаров началась череда неудач, не в последнюю голову связанная с дворцовыми интригами в результате которых был отстранён от командования армией герцог Бельба. Новый командующий обладал замечательными протекциями, генеалогическим древом и длиннющим хвостом титулов. Не хватило мелочи - таланта полководца. Бесстрашный опрокинул армию Кордассы в Битве при Кронграндоне и погнал на запад, не давая опомниться. Ещё за 5-6 лет был отбит весь тогдашний Арганд и даже кое-что прирезано из бывших земель Суонна, каковой был частью Кордассы. 

На память о столичном статусе Дессау осталась крепость, позже перестроенная в роскошный особняк - Летнюю Резиденцию Младших Принцев. Так уж традиционно сложилось, что старшие дети кайзера, в том числе и наследник престола, становятся шефами гвардейских полков и их офицерами. Младшие же отданы флоту. 

В Дессау стоит Остзеефлот, во главе с четырёхтрубным броненосцем "Принц Брунвальд". Корабль, надо сказать, устаревший, но пока остаётся в строю. У него забавно расположены трубы - ромбиком, за что "Старого Бруно" прозвали ещё и "табуреткой". Ход не превышает 14-ти узлов, а калибр орудий - 152-х линий, что по нынешним меркам прилично разве что крейсеру. Но в качестве плавучего штаба он вполне справляется со своей ролью. Остзее по сути своей гигантский залив, где на западном и южном берегах раскинулся Арганд и вылезает кусочек Кордассы в виде Фальта, а восточный - это Бранн.

В войну выявилась слабость Остзеефлота и сейчас идёт модернизация его старых броненосцев вкупе с постройкой новых линейных крейсеров, миноносцев, канонерских лодок. В город идут составы с броневыми листами, орудиями, частями машин, лесом и прочим необходимым припасом. Две крупные верфи работают днём и ночью. 

Покой Дессау хранят четыре береговые батареи и одна мортирная на Фелсерсонне. Со стороны границы в 1873м году начали строить Новую Цитадель - систему укреплений, капониров, рвов и батарей. Но достроить не успели, хотя она и сыграла немаловажную роль при обороне. Теперь же все эти постройки изрядно мешают городу развиваться, а потому господа инженеры и топографы планируют новый обвод на 17 лиг к востоку и юго-востоку от черты города. Граница уж очень близко, лиг 60-70. Потеря Линнерта создала потенциальную опасность ещё и к югу от Дессау, не говоря уже о перерезаной железнодорожной линии. Так что замысел колоссален, расходы предстоят немалые, над проектом мухами жужжат тучи военных подрядчиков.

Старый город удивительно сочетает в себе уют и тесноту. Узкие улочки из старинных домиков завиваются причудливыми узорами на плане. Арки, проходные дворы, вытертые лестницы, изящные кованые фонарики на стенах. Никакое авто не проберётся в этом лабиринте, а потому меж домов днём текут беспрерывные ручьи людей. 

Когда появилась необходимость обеспечить подъезд к гавани подводам, а после поездам и грузовикам, с разрывом в двести лет построили два моста с молов на причалы. Их зовут мост Ойгена и мост Фридриха по именам кайзеров, в правление которых случилось начаться стройке. Мост Ойгена каменный, по сути своей - эстакада, повторяющая изгибы береговой линии. Мост Фридриха - стальной ажурный красавец, опорно-подвесной системы на каменных быках протянул диагональ от восточного мыса до верфи "Симмонс унд Бедендорф", выступившей участником его постройки. "SBW" очень гордится тем, что именно её паровые молоты ковали балки для моста и на ней изготовили цепи для него же. 

На внутреннем рейде снуют катера, шлюпки, ялики. Медленно, с достоинством, пыхтят толстоносые буксиры, разворачивая очередной пароход. Девять пирсов торговой гавани постоянно заняты. Краны здесь низкие, поворотные, а потому новые высокие пароходы, обыкновенно, разгружаются-грузятся своими кран-балками. 

Внешний рейд - царство Остзеефлота. Широкие угрюмые броненосцы, изящные крейсеры, хрупкие и стремительные на вид миноносцы. 

Берег у порта - промышленный ареал. Заводы, склады, трубы, мешанина веток подъездных путей, постоянный дым и гул, звон и грохот. Старая городская стена почти не видна, совсем закоптилась и уже не первый год идут разговоры о её сносе. Трудность в том, что изнутри к ней пристроена целая улица. Хитрые хозяева использовали городскую стену в качестве своей задней, а строившиеся последними и вовсе часто возводили один фасад меж двумя домами и крышу. Вот тебе и жилище. 

Ник с удовольствием нырнул в нижние улочки Старого Дессау: вдохнуть смесь ароматов кофеен, где варят кофе на раскалённом песке, и морских ресторанчиков, предлагающих гостям тонкие ломтики жареной рыбы в кляре, щупальца кальмаров в сметане и солёные съедобные водоросли с уксусом. Булочник распахнул дверь и течёт по проулку сдобный жар. Поднимешься по неровным вытертым ступеням улицы - к твоим услугам портной, а чуть дальше так шибает сапожным дегтём, что слёзы из глаз. Ручейки народу текут по своим делам, несёт тебя эта река, не задержишься. Только нырнуть куда в заведение. 

Николаус шагал без особых раздумий, он наслаждался погружением в бесшабашную молодость. Только вот одно исчезло с крохотных площадей - музыканты. Раньше в каждом свободном закутке скрипки пели, флейты, бренчали гитары. Нынче - словно вымерли. Лишь однажды ему попалась одинокая девушка-флейтистка, игравшая что-то тягучее и печальное. Ник бросил ей несколько мелких монеток. 

Знакомый ресторанчик "Счастливый Якорь" оказался забит досками, даже вывеску сняли. Осталось лишь полустёртое изображение якоря на камнях стены. Ник пошёл дальше, поднимаясь к Маркетштрассе. Уже доносился шум моторов, когда улочка вновь нырнула вниз и вывела Ника на крошечную площадочку-тупик. На ней обнаружился премилый ресторанчик, даже скорей пивная: "Старый Боцман".

Фон Шебберт пожал плечами: что он теряет? Да ничего. Зайдём, подкрепимся, а там можно и продолжить путь через Маркетштрассе, проехать несколько остановок на автобусе до памятника принцу Бруно. 

Жаль, конечно, так хотелось погрузиться в прохладу "Якоря" с его столами-бочками, тёмными от времени скрипучими табуретами, в пропахший пивом и копчённостями воздух. И чтобы играл на скрипке маленький тощенький дедушка-гоблин в сюртуке с блестящими пуговицами, а хозяйка фрау Вальберг болтала с кем-нибудь из завсегдатаев и опускала кружки на стойку с таким ударом, будто гвозди забивает. И чтобы студенты-корабелы или курсанты Флоттеншулле¹ в уголке распевали под стариковскую музыку "Берта, моя Берта, в попке огонёк!", звеня в такт массивными латунными чарками. 

Эх, было и прошло. Дессау тоже пострадал от войны. Много его обитателей нашло приют в холодных серых волнах среди искорёженного снарядами железа. Другие же сложили головы на недостроеных укреплениях, отбивая браннские атаки на город. Третьи гибли прямо на этих улочках, под бомбами дирижаблей и снарядами   осадной артиллерии. 

Дессау выстоял. Но Очищение добило его окончательно. Сколько заколоченых домов и лавок! Нигде Ник такого не видел. Жизнь покинула многие проулки вместе с нелюдями. Странно даже, что строения не захватили люди. По дороге он видел совершенно мёртвые, заваленые сором дворики и тупички. А ещё запах. Даже не запах, а нечто вроде отголоска событий. Странная смесь гнили и морозца. Пустые окна - Ник украдкой глянул в такое, так в брошеном доме даже мебель добротная осталась и посуда. Как это не вынесли рачительные соседи? От дома исходило нечто жуткое, могильное. Дверь сломана - то ли сорвана с петель, то ли сама прогнила и упала, когда гвозди выпали из мягкого дерева. В Реминдене такого не было, это точно. Пустые дома и квартиры обжили люди. И местные, кто лишился жилища, и беженцы, пришедшие с юга, где суониты погуляли хлеще кордассаров. 

Последние жестоки, спору нет. От их обычаев золотаря передёрнет. Скальпы с убитых снимать и на ствол винтовки вешать - до такого только кордасцы додуматься могли. И то, это у них, как оказалось, привилегия некоторых частей. Горных егерей, гвардии и ещё кого-то. Остальным дозволено собирать только по уху с каждого убитого лично. Но вы представьте блестящего офицера в эполетах и с полсотней засушеных ушек на аксельбанте! Сидит себе такой в салоне у дамы, нога на ногу, винцо дегустирует, о высоких материях рассуждает, а на мундире высохшие уши. Они их в особом растворе выдерживают чтобы не сгнили.

Плюс они ортодоксы, всё по Великой Книге и никак иначе. У них до недавних пор священников кастрировали при рукоположении. Отменили эту практику лет двадцать назад, не больше. Аргандеры же чуть отошли от древних постулатов, у них вера мягче, терпимее. С войсками в Реминден пришли капелланы и небольшой отряд Инквизиции. Из собора выбросили лавки - в храме положено стоять. Сам неф разделили стальной решёткой - дамы должны молиться отдельно от мужчин. Хрустальную электрическую люстру, подарок хозяина магазина "новых товаров", разбивали во дворе ударами прикладов и кувалды. В церкви - исключительно свечи. Патера сожгли за ересь вместе с его домиком, а викарий² успел сбежать. Патруль мог потребовать записку об исповеди за текущую неделю, а нет - без разговоров на расстрел. Служил тогда в реминденском соборе кордасский падре - сухой, вытертый, надменный, с обрюзгшим лицом скопца. Инквизиторы рыскали по городу, выискивая "ересь, пьянство и разврат". И находили же! В оккупированном голодном, запуганом до смерти городке. И тогда живые завидовали мёртвым. Пытать эти твари умели. И казнить часами.

 Суониты же, по рассказам беженцев, были схожи с агрессивными крысами. Тащили всё, что находили, не забывая поминать Пресвятую Деву. Свои порядки в церквях они не наводили, только разграбили подчистую. В иконах их интересовал оклад, а не содержание. Могли пристрелить или зарезать походя, из удали. Вечно пьяные, наглые, развратные типы в раззолоченых мундирах рванули куда глаза глядят после первых же залпов бронепоездов и полевых батарей. Регулярные войска дали суонитам такое ускорение, что бежала эта сволочь без оглядки. 

Единственной боеспособной частью была у них кавалерия. Закованые в кирасы всадники на рослых конях с крыльями гигантских летучих мышей за спиной. На галопе эти крылья трещали, наводя страх на ландвер. А вот линейная пехота попросту перестреляла "нетопырей" на расстоянии залпами винтовок и очередями пулемётов. Дело довершили автоброневые дивизионы. Если бы не дипломатические усилия Темерса, ни один бы крылатый не ускользнул. 

С кордассарами полкам Первого Северного Корпуса пришлось повозиться куда дольше, но, в конце концов, когда высвободившиеся Восточные Корпуса двинулись на север, треклятые ортодоксы предпочли отступить, чтобы не оказаться в котле.  

Так вот, исходивший от брошеного дома запашок напомнил Нику впечатление от особняка, где во время оккупации сидели Инквизиторы. Тот дом по решению магистрата снесли, уж очень жуткие воспоминания наводили на жителей залитые кровью, рвотой и слезами несчастных его некогда уютные комнаты.