Рурро чувствовал себя, как большой сундук со старым барахлом. Он вроде бы нужен для чего-то, но ужасно мешает в узком логове. В первый день он отсыпался в отведённом ему углу подвала. Пауу предлагал комнаты, но охотник сам попросил тихое тёмное - но тёплое - местечко. 

Златые глаза плохо переносят сияние морды Пекаря. Этот подлец когда-то сделал себе медную морду и постоянно лопает горячие пирожки, пьёт горячее синее или даже серое питьё, коему нет именования. И всё затем, чтобы медный лоб и щёки не остывали. В тёплое время он каждую ночь начищает их, чтобы сверкать особенно ярко. В холодное - лишь иногда. Шаман утверждал, что у Пекаря застывает мазь для чистки. 

Мудрец куда скромнее, да и дел у него полно - одно полотно небес прибить и разгладить чего стоит! И в тепло, и в стужу Великий Мудрец выглядит почти одинаково. Прячется за пологом, видимо занят своими значками-мудростями. Лишь на пару тёмных времён в полторы двадцатки он позволяет себе отдохнуть, полежать на покрывале всем своим ликом. Хотя какой то отдых? Покрывало-то прибить надо!

Гладкие, оказывается, считали совсем не так, но на то они и гладкие. Пекаря они звали Солнцем, а Мудреца, оказывается, даже не ведали к кому причислить - к самкам или к самцам. То ли Луна, то ли Месяц. 

Пауу выслушал путаные рассуждения Рурро - ну не шаман он, чтобы гладко чесать языком - и долго хохотал, но отнёсся по-доброму. Сказал, что возможно и так, что может гладкие (люуди) ошибаются. Он взял тонкую палочку с железным наконечником и перенёс слова охотника на белую бумагу, покрыв её синими значками посредством жидкости из пузатой банки. Рурро тогда чуть шею не свернул, пытаясь заглянуть в белый лист. Это его слова? Они обрели свою жизнь? Они застыли в синих знаках и теперь тот, кто может разобрать их, услышит голос Рурро через много лет? 

Пауу, скаля зубы, подтвердил - да, сможет. Это называется сохранением знаний и сведений. Таким образом мудрецы люудей передают знания последующим поколениям и другим мудрецам. Один придумал "дас пулвер", польвору¹ и преобразил слова в значки, рассказав, как её сделать не одному, не двум, а пяти двадцаткам других гладких за короткое время. 

Рурро обдумал это, лёжа на каменном полу недалеко от жаркой печи. Вот как, выходит, гладкие преуспели в мудростях! Своими значками они сохраняют придуманное в разные времена и тот, кто разбирает знаки, может повторить придуманное за много лет до него. Но кроме мудростей они сохраняют сведения о прошедших сражениях, обдумывая (а-на-ли-ззз) как поступил тот или иной вожак и к чему это привело. Они записывают значками разные события, они передают друг другу слова по-дружески или для того, чтобы получить жёлтые или серые кружочки в обмен на нужную вещь. Оказывается значками можно даже заменить эти кружочки, а потом получить их, показав в "дас банк" лист со значками и хитрой вязью, которая называется "подпись" и которая есть у всех взрослых гладких. 

Сказания златооких передавались шаманами и стариками, но постепенно изменялись по забывчивости или от того, что кто-то не так расслышал какое-то слово. Вот если бы у них были значки! Может, им бы удалось вернуться на Мрану, где теплее и обильнее добыча? На нынешнем месте добыча скудна, вот и приходится брать дары железнозубых.² 

Отлежавшись, Рурро принялся изучать окрестности и покончил с этим за несколько часов. Ему страшно не понравился вонючий пруд на чистом ручье - от него несло так, что даже запах, исходивший от пятнистой синеватой шкуры Пауу, и то не так глаза резал. Последний пояснил, что этот пруд появился недавно, после взрыва боевого механизма, когда погиб старший в их логове, но и нападавший вожак был убит одним отважным разведчиком из люудей. 

- Мы его засыпем. - заверил Рурро Пауу. - Не только ты чуешь эту проклятую вонь. Так воняет пережжённый актолит, им тут всё покрыло. 

- Ааа-то-ли-и-ит? - переспросил Рурро и узнал совершенно потрясающую вещь.

Оказывается, шаманы гладких различны по силе и способностям. Кто-то умеет говорить с деревьями, травами и плодами, кто-то - заживлять раны, а иные - наносить их. Есть шаманы, что укрепляют камень или дробят его, есть те, кто лучше заговаривает железо или мёртвое спиленное дерево. Есть даже такие, что могут послать лодке с тряпицей или тряпочному облаку попутный ветер, но таких мало. 

Различия по силе всегда огорчали гладких. Раньше у них было очень мало шаманов, один на - страшно сказать - толпу в половину тысячи двадцаток. Волк даже представить себе такую стаю не мог. Но один мудрец открыл способ собирать и усиливать некую "мощь волшбы". Пауу пытался ему объяснить откуда она берётся, но Рурро так и не понял. Каким-то образом в этом был замешан Великий Мудрец. Волк испытал гордость за Отца Златооких - без его Мудрости мир слаб и даже гладкие это признают. Для этого применялись вырезаные из зелёно-белого камня звёзды. Иногда звезду вырезали из серебра, а камень вставлялся в серёдку. Такие были прочней, но теряли в силе. 

Серебро - это и есть тот серый металл, из которого делают кружочки с лицом гладких. Гладкие зовут их по-разному - мунзе, финанс, минци, гроши, гельдер, марка.³ Но это неважно. Суть та же - серый кружок, который можно обменять на вещь. Есть, оказывается, мунзе на листках, зовущиеся шипящим змеиным словом а-шши-х-на-шии. Язык сломаешь. Эту ашшшихх можно обменять на мунзе в "дас банк". Их придумали потому, что серебра и золота мало, последнее тяжёлое и удобнее хранить деньги в листочках - они-то легче.  

Но вернёмся к звёздам, что прибавляют в силе шаманов. Средняя звезда - кон-цен-тра-тор весит немного, примерно как двадцать длинных пуль.⁴ Но использование таких звёзд позволяет слабым шаманам становится сильными и теперь шаманов у гладких - один на пятьдесят двадцаток. А вот та звезда, что не выдержав сил, разорвалась изнутри, изгадив воду и землю вокруг пруда, весила - страшно подумать - почти одиннадцать тысяч пуль. Ру честно попытался представить сколько это и ему пришла меж ушей только огромная гора жёлтых маслянистых цилиндриков.

Рурро очень удивился, узнав, что далеко не все обладатели Даров Мудреца становятся шаманами. Оказывается, у гладких этому надо долго учиться и отдавать за мудрость мунзе. А другие шаманята просто не желают и идут иными путями, тем более, что путей великое множество. 

От такого количества нового разболелся лоб и охотник, сославшись на ноющие лапы и спину, опять спрятался в тёплом логове - обдумывать услышаное.

Между тем, Пауль фон Эбсен пребывал в заботах и в восторге. Дело, наконец-то дело для авиатора! Дирижабль "Амалия" вытащили из сарая, на грузовике привезли коричневые пузатые баллоны и начали наполнять резервуары гелием, лёгким газом, что негорюч, как водород, которым приходилось пользоваться раньше. Серая обшивка тяжело раздувалась под монотонный стук локомобиля с компрессором. Слуги укладывали багаж, готовя молодого господина к путешествию. 

"Амалия" сама по себе невелика - её гондола может принять всего двадцать человек. Часть - экипаж: капитан-навигатор, механик и три матроса. Пауль сам мог быть навигатором, собственно, последний год войны он им и служил. Но не на таком дирижабле, а больше, намного больше, хотя и не на самом огромном. Его экипаж составлял сто тридцать человек. 

Механиком "Амалии" был Вилли Винтерс, потомок эмигрантов из Бранна. Дело в том, что позапрошлый тамошний кайзер, а точнее кинх, малость подвинулся умом и возгласил себя самим наместником Вечного на Земи. Поговаривали, кинх это сделал вовсе не от бешенства ума, но от бешенства плоти, дабы истинный Наместник Небес - Гранд-Кардинал, чья резиденция находится в Исламуре уже пять сотен лет, не мешал ему возлежать с десятком женщин сразу, почитая их детей, как законорождённых. Его наследники, впрочем, не злоупотребляли подобным, но им очень пришлось по нраву получать доходы с церквей. Они изгнали монахов, отобрали монастырские земли и мастерские, сами стали назначать бишопов⁵ и патеров. 

Гранд-Кардинал отлучил весь Бранн от Милости Вечного "покуда не придут в разум, не покаются в злодеяниях и не возвернут отторгнутое". Браннцы в ответ взяли бесстыжую моду в церквях показывать изваяниям святых задницы и срамные места, а после и вовсе срубили прекрасные статуи, сделав из своих церквей "подобие хлева", как писал один учёный путешественник из Диании, родины изящества, мод и искусств. Но часть браннцев осталась верна старой вере и покинула родину в поисках пристанища. Вот так и образовались в Арганде крошечные браннские общины. 

Пауль очень гордился своим дирижаблем. Он сконструировал "Амалию" сам, внеся новшества в стандартный проект. У "Амалии" было две машины, установленные на пилонах слева и справа от гондолы. Трёхлопастные полосатые винты приводились в действие двумя газовыми турбинами. Но, в отличии от большинства, Пауль использовал в турбинах не жутко взрывчатый водород, а горячий газ, полученый безвоздушным тлением дерева. Два газгольдера прижимались к бокам гондолы и сообщались с ней посредством герметичных люков, чтобы можно было пополнить запасы прямо в воздухе. Правда для этого машину надлежало отключить и расхолодить. Каждый из моторов направлял струю воздуха на своё рулевое перо, имелось и третье, большое, в корме баллона. Если бы не необходимость хранить "Амалию" в старой конюшне, фон Эбсен предпочёл бы полужёсткий баллон, но увы, приходилось довольствоваться мягким, что снижало скорость дирижабля до 70 лиг/час.

Балластный резервуар был разделён на пять отсеков и снабжён особым насосом, чтобы можно было закачивать балластную воду без посредства аэродромных служб. 

Белый каучуковый баллон раздулся, выпятил маленькие наплывы на корме, явил миру имя дирижабля и алую застеклённую гондолу. Пауль никогда не рассматривал "Амалию" как средство для дальних вояжей, а потому кают в салоне не было. Только рубка и кубрик отделялись от удобного салона с мягкими диванами и столом. Вообще, конечно, будет тесновато. Но лучше хоть какой-то дирижабль, чем вовсе никакого!

- Херр барон. - обратился к Паулю Винтерс. - Нам необходима замена вала, в этом трещина.

Фон Эбсен, только что безмятежно наблюдавший за погрузкой, немедля подошёл к открытому кожуху левого двигателя и ахнул: по телу выступавшего из турбины вала змеилась продольная чёрная трещина, а скорее - раковина. Это был так называемый промежуточный вал, сцепленый с валом турбины посредством полумуфты с вставленым в серёдку стальным квадратным сухарём. На другом его конце вал уже через кольцевую шестерню соединялся с надвинутым на него воздушным винтом. Надвинутая на вал шестерня тоже треснула. Нечего было и думать взлететь с такими поломками. 

- Надо заказать вал в городе, у нас запасного нет. - виновато пояснил Винтерс. 

- Разве мы не сможем изготовить его сами, в нашей мастерской? - спросил с надеждой Пауль, но коренастый седоусый Вильям виновато развёл руками:

- Я бы выточил вал, но не возьмусь выточить шестерёнчатую коронку, херр барон. 

Пауль схватился за голову.

Пока они найдут мастера, пока договорятся о заказе, перешлют образец или чертёж... Неделя, не меньше! 

- Пауу? - проурчал знакомый голос за спиной. 

Фон Эбсен оглянулся. Волчард, оказывается, притащил свои пожитки - карабин и плотный длинный мешок с ремнём. Он стоял, скалясь, на задних лапах, поигрывая пущистым хвостом, в трёх шагах от них. 

- Беда, Рурро. - в отчаянии Пауль упёр три пальца в лоб. - Мы не летим. Поломка!

Волчард молча приблизился и когтем потрогал трещину. Между тем Винтерс с матросом Грегором Бонке начали отсоединять расколовшийся вал. 

- Вал мы выточим. - пояснил волчарду Пауль. - Но это! - он ткнул в шестерню.

- У Пауу есть... - зверь оскалился. - Горячий дом, где на чёрном железе бьют по красному железу?

Барон некоторое время стоял столбом.

- Кузница? - неуверенно переспросил кто-то из дворни. - А то как же, господин волк. Есть.

Пауль фон Эбсен не верил своим глазам. Он держал в руке ещё горячую, закалённую в масле, кольцевую шестерню. Положив изделие, вышедшее из-под шерстяных лап, на газету, маленький учёный начал при помощи транспортира и штангенциркуля сверять размеры и углы. Вечный! Даже мастерская не изготовит с большей точностью! И ведь это не зуборезный станок поработал, а кузнечные молоты и молоточки в когтистых лапах. Поразительно!

- Где ты этому научился, Рурро? - спросил совершенно очумевший от замеров фон Эбсен. - Это же великое умение! Ты самый лучший кузнец, которого я только встречал!

- Железнозубые говорить деды, деды сказать отцы. Отцы - нам. - кратко ответил волк, явно довольный произведённым эффектом.

- Прекрасно! - воскликнул Пауль. - Ну что же, осталось собрать двигатель и летим! 

- Господин барон. - подошедший дворецкий Люви поклонился. - Вам телеграмма. - И подал на маленькой серебряной тарелке листок. 

Рурро фыркнул. Его очень смешил этот обычай гладких сгибать спину и подавать всё на тарели. Зачем? Не проще ли просто протянуть полоску серой бумаги с чёрными значками в лапе? Но Люви считал иначе. Он выпрямился, отступил на шаг и вышел из прихожей, всё также держа крохотный подносик на трёх растопыреных пальцах согнутой в локте правой руки. На волчарда дворецкий смотрел либо с осуждением, либо безразлично, будто огромный зверь лишь предмет мебели. Ру иной раз подмывало попробовать тощую задницу на вкус, чтобы обладатель её не строил из себя каменный столб. Но он пришёл с миром - сам же говорил - так что приходилось терпеть. 

 Пауль прочёл чёрные строки знаков и упавшим голосом произнёс:

- Брат в больнице. Его жестоко избили. Первым делом надо лететь в Дессау. Да рогуль подери, как же это случилось-то?!