Известие о том, что их уже ищут, повергло Лютцеля в шок. Вот и добегались. Никаких барок, рвём к машинам и ходу. Но тут Волечка поднял голову и сказал:

— Есть ещё один путь, но опасный.

— Да нам любой опасный. — бросил мрачный Курт Тиннендорф.

— Что за путь, камрад? — Лютцель испытующе смотрел на Волечку.

— Вдоль подземной реки. Неподалёку отсюда начинаются пещеры. Мы с братом однажды до самого Гетерберга ходили.

Лютцель глубоко вздохнул. Он понял о каких пещерах речь. Легенды о Древних Протоках ходили давно. Дескать в стародавние времена эльфы построили целую сеть таких водоводов чтобы орошать суховатую равнину южнее Руанда. По иным же сведениям, остроухие применили чьи-то сооружения такой древности, что ни в каких хрониках не сохранилось упоминания о построившем туннели народе.

— Что ж, камрады, — решил унтер. — придётся идти под землёй. На шоссе нас перехватят мгновенно, а в деревне наверняка уже тревога. Триста марок за голову! Да я бы уже собак спустил!

Словно в подтверждение его слов где-то далеко залаял пёс.

Собрались быстро и двинулись вдоль ручья. В середине отряда трое несли самодельные носилки из жердей и двух шинелей. На них лежал массивный Киссер. Кожа его посерела, дышал раненый хрипло, с присвистом. Он просил оставить его в лагере.

«Только патронов побольше дайте, я им тут задам перцу».

Но Лютцель решительно отверг предложение. Бросать раненых у рубежников было не принято.

Волечка шёл впереди, то и дело размазывая по лицу непрошеные слёзы. От его былой бесшабашности не осталось и следа. Рядом с ним двигались Энвельд и Граунбиттер с оружием наизготовку.

Принц шагал ближе к первой трети серой цепочки людей. От всей поклажи остался только солдатский мешок с лямками. Пара белья, пиджак, брюки, шерстяной шарф и варежки. Отдельно упаковано несколько карандашей и большая тетрадь.

Лес дышал свежестью, ласковое солнце пробивалось сквозь листву, под ногами пружинила мшистая земля. Вскоре начали попадаться вросшие в почву валуны, обломки колонн. Они поднялись по заваленой листьями и ветками лестнице на поляну, в центре которой угадывался в траве чуть выступающий над землёй круг.

— Поместье? — спросил Граунбиттер — высокий мужик лет сорока пяти.

— Не знаю. — виновато отозвался Волечка. — И никто не знает. Даже деды. Давно разрушено.

Отряд обошёл круг и снова углубился в лес. Идти становилось всё труднее — тропинка почти исчезла, начался скользкий спуск, пересечённый узловатыми корнями.

— Слушай, Макс, а как твоя семья оказалась-то тут? — спросил Энвельд. Сержант спускался, придерживаясь за стволы деревьев.

— Прадедушка переехал. Давно. Он поместьем управлял у одного барона под Савкой, а барон наследство получил в этих местах. Тоже имение — побольше и получше, с лесопильным заводом. Продал там, поселился здесь и прадедушку забрал, очень уж ему нравилось как тот управительствует.

— И что, вы до сих пор управляете?

— Не-е-е, какое там, — махнул рукой Волечка. — уже сын того барона умер рано, без наследников. Больной, вроде, был. Приехали какие-то родичи, седьмая вода на киселе, да продали по кускам. А мы поначалу охотились, потом огороды ещё развели.

— А братья-сёстры… — начал было Энвельд, но тут Волечка указал вперёд. В склоне оврага виднелась огромная кирпичная труба, похожая на чуть подрезаное снизу яйцо. Красный кирпич посерел за многие годы, внутри темнота, несёт затхлой сыростью. Тонкий ручеёк извивается в траве и пропадает в чёрном зеве.

Фонари еле разгоняли сырую мглу. Идти приходилось осторожно — пол был неровный, за прошедшие века кирпичи частью выщербились, частью выперли. По ощущениям Вольфганга они слегка спускались, затем вышли в крестообразную камеру, а оттуда пошли налево.

Через некоторое время юноша вообще потерял нить направления, тупо шагая за человеком в серой шинели. После очередного поворота пол стал ровнее, а свод выше, зато с него свисали тонкие белёсые корни, то и дело неприятно задевающие лицо.

Через часов семь или восемь они вышли в широченный туннель с гладким полом. И это был уже не кирпич, а что-то иное, вроде застывшей массы неопределённого цвета. Сбоку появилась канавка, в которой весело журчала вода.

По цепи передали: можно пить. Но никто не остановился, не сделал попытки наполнить флягу. От этого места несло необъяснимой жутью. Стук подковок по зеленоватому полу гулко отдавался под сводами древних пещер. Дышалось, впрочем, легко — откуда-то пробивался свежий воздух. Отряд замедлил ход, впереди немного развиднелось. Когда Вольф дошёл до места задержки он понял в чём дело: вдоль левого края туннеля поднимался узкий уступ из того же неведомого материала, похожего на камень. Но ни швов, ни даже тонких трещин в нём не было. На уступ вела лесенка из жёлтого металла. Обычный такой узкий трап с перилами. Похож на корабельный. Вдоль края дорожки, возвышавшейся над полом иарда на два, кое-где сохранились стойки, но перил не было.

Жандармы один за другим поднимались на уступ и шли дальше, за поворот тоннеля, откуда пробивался слабый свет. Вольф последовал их примеру и вскоре вышел в огромный овальный зал с рядом колонн посередине. Источником же света служило круглое отверстие в потолке. Пол из гранита с красными прожилками, странной формы ребристые колонны. По обеим сторонам овала шли глубокие канавы, исчезающие в четырёх туннелях — по два с каждой стороны.

— Рогуль меня задери! — воскликнул кто-то позади Вольфганга. — Да ведь это станция.

— Тогда где рельсы? — возразил другой голос.

— В прах рассыпались, наверное, — невозмутимо заметил третий человек. — сколько лет прошло.

— Рогулей не поминайте, а? — дрожащим дискантом попросил какой-то совсем молодой парнишка.

— Привал. — объявил Лютцель.

Вольф в изнеможении опустился на холодный пол подальше от проёма. Под ним было мокро и в изобилии накопилось грязи, веток, листьев. По примеру многих, он снял обувь и переменил волглые обмотки. Энвельд присел рядом с ним, достал из кармана половинку моркови.

— Поешьте, Ваше Высочество.

— Спасибо. Только не зовите меня так, пожалуйста. Я Вольф.

Морковка была суховатая, валялась, верно, где-то в погребе всю зиму. Люди вокруг сидели или лежали, набираясь сил. В туннеле что-то шуршало, подсвистывало. На древней станции было не так жутко, как там, куда предстояло отправиться.

— А если это была не станция, а причал? — предположил поминавший рогулей помятый жизнью мужчина. Лицо его было морщинистое, сероватое.

— Да Вечный ведает. — лениво отозвались из гущи шинелей.

— Долго нам ещё бродить, как крысы? — раздражённо продолжал мятый.

— Около полутора дней. — Волечка лежал навзничь, закинув руки за голову.

— Тут чего-нибудь водится? — продолжал допытываться тот.

— Мыши, кроты, нетопыри.

— И всё?

— А ты зайцев на вертеле хотел, камрад? — огрызнулся Макс.

— На змею бы не налететь.

— Их тут не бывает. Сколько раз ходили — не видал.

— И чего ты тут забыл?

— Тут тележку катить удобнее. — пояснил Волечка. — И на егеря не нарвёшься.

— Ага. Тележка, стало быть, со шкурами.

— Всем надо жить. — примирительно сказал Энвельд.

Лютцель тяжело закашлялся, харкнул в сторону.

— Волечка, а дальше ещё такие вот хмм… станции есть?

— Есть, господин унтер-офицер и даже что-то вроде подземного дома есть. Ещё часов пять идти. — Максимиллиан покосился на принца с сомнением, но юноша вскинул голову и ответил твёрдым взглядом, показывая, что он готов.

— Тогда подъём. — решил унтер Лютцель. — В доме-то, небось, поспокойней ночевать. Жуть берёт от этих нор.

И снова они брели по древним подземельям. Те ветвились и сливались, поднимались и снова опускались, крутили петли и дуги. В темноте шуршало, что-то чавкало и хрипело, но Волечка каждый раз уверял остальных, что это вода, что текла либо по той канавке, либо скрывалась за стеной чтобы снова вынырнуть через несколько лиг. Или что это кротовье гнездо.

«Они тут жирные, а шубы — что твой бургомистр»!

Пахло сыростью и прелыми листьями, землёй и нечистотами. Наконец показалась очередная «станция». Эта была куда проще первой — каменный надолб прямой «платформы» меж канавами, квадратные колонны по центру и узкий, треугольного сечения, проход в дальнем торце.

Лестница на этот раз оказалась на той стороне. Люди уже с трудом передвигали ноги. По самым скромным подсчётам они отмахали за этот день около сорока пяти лиг.

Дом оказался несколькими комнатками по обе стороны длинного трапецевидного коридора. Зачем к нему приделали треугольный портал? Из каждой комнаты наверх шла труба вытяжки, а полы были сделаны из каменных плит очень аккуратно подогнанных друг к другу. Вольфа и раненых разместили в последних комнатах, а в начале коридора три помещения выделили часовым.

Расстелив одеяла, люди скинули вещмешки и карабины, расстегнули ремни и сняли сапоги. В древнем помещении было удивительно тепло. Некоторое время лишь хриплое дыхание нарушало тишину. Потом из поклажи извлекли жестянки с мясными консервами и галеты. Три человека отправились за водой с котелками. Костёр не развести — не из чего.

На стенах сохранилась странная мозаика из сплошных квадратов и прямоугольников. Вольфганг попытался разобраться что там нарисовано, но его так тянуло в сон, что он и не заметил, как уснул сидя. Граунбиттер осторожно вытащил у него из руки пустую жестянку и уложил юношу на одеяло.

Из комнаты, где разместили раненых, вышли два санитара, тихо о чём-то беседуя. Один свернул к Лютцелю.

— Осмелюсь доложить, герр унтер-офицер, камраду Киссеру не дожить до утра.

— Идите. — сухо кивнул командир маленького отряда.

Он и сам не надеялся, что великан проживёт так долго. Штыковое ранение, большая потеря крови. И вот он умирает. Что же, Киссер, как говорили люди с оста, прошёл славный путь. Он был мобилизованым и должен был бы уже жить дома с отставным билетом, но согласился на сверхурочную службу, пока не наберут молодых, чтобы восстановить число пограничников оста, которым досталось хлеще всего. Раньше Киссер преподавал историю в гимназии где-то на юге.

Ночь прошла спокойно. Люди так устали, что разбудить свою подмену часовым удавалось с трудом. И сколько не вглядывались они во мрак, никакого движения не заметили. Урчала вода, били капли, стекавшие по продухам вниз, что-то шуршало и цокало где-то вдали.

Утренние сборы были короткими. Известие о смерти Киссера огорчило людей, но не обескуражило и не удивило. Прошедшие войну воспринимали явление «весёлого скелета» спокойно и даже с юмором.

— Хорошо умер. Во сне. Раз — и на рапорте.

Встал вопрос что делать с телом. Но и тут Волечка проявил хорошее знание древних подземелий.

Отряд шёл на звук, напоминающий то ли урчание, то ли рыгание. Воды вокруг них стало больше — канавка заполнилась до краёв, в неё вливались другие протоки. А потом они вышли к водопаду. Десятки таких же ручьёв сливались с бортов огромной канавы, наполняя её пенящейся водой. Поток устремлялся вперёд, чтобы целой рекой низвергнуться в зев гигантского квадратного колодца, куда выходили устья других таких же речек.

— Водосборник! — воскликнул Граунбиттер.

Носилки с телом несчастного Киссера уложили на краю каменной дорожки, что шла по краю канавы, прерываясь лишь ручьями.

— У кого-нибудь есть Великая книга? — спросил сержант Энвельд.

— Да кто же тащить-то будет? Это же две-три жестянки мяса. — бросил Граунбиттер.

— Ну, я не очень знаю. — начал Энвельд. — Но примерно так: в мире и счастье покойся, камрад наш. Да не тронет тебя больше ни враг, ни начальство, ни побудка, ни тревога. Жил ты верно, человек был хороший, помнить будем.

Жандармы стояли по обе стороны потока, склонив головы. Вольфа чуточку трясло — вот и ещё один отдал жизнь за него. Вот как это бывает — без излишнего пафоса, без речей, без знамён и лафетов. Носилки наклонили и бывший учитель Киссер полетел головой вперёд в бездонную тьму вслед за языками зеленоватой пенной воды.

Им пришлось вернуться назад и продолжить путь уже по квадратным в плане туннелям. Вода теперь текла им навстречу и стало горьковатой на вкус. Пару раз прошли по совсем низким и узким проходам, совершенно не похожим на работу древних строителей подземной дороги.

Потолковав, люди решили, что совершенно необязательно тут ходил именно поезд. Действительно, могли быть заполненные водой канавы с длинными барками или автобус с прицепом, а то и с двумя. На крайний случай — нечто вроде дилижанса, про который рассказывали отцы.

И работа, конечно, не остроухих, кто-то неведомый расстарался в незапамятные года. Но куда ушли создатели этой системы? Судя по высоте потолков в служебных помещениях при станции, то были не гномы и не ундманы — сделано явно под рост высокого человека или нелюдя.

В таких неторопливых рассуждениях они прошли ещё около семи часов и расположились на отдых прямо в туннеле.

— Дымом пахнет. — принюхался Лютцель.

— Мы примерно у Аафельда. — сообщил Волечка, сидящий на выступе стены. — Видите, опять кирпич начинается? Скоро выйдем на поверхность, а там до города лиг двенадцать, не больше.

— Аафельд? — переспросил унтер.

— Деревушка такая. — пояснил Макс и с хрустом откусил край галеты. — Дворов двадцать.

Когда они выбрались из подземелья — через такую же трубу, только не в распадке, а в склоне холма, стоял вечер. Моросил дождь, небо закрывали тучи. Люди шли уже десять часов и очень устали, но свежий воздух взбодрил их.

— Тут неподалёку заброшеная ферма. — прохрипел Волечка. — Там есть где укрыться.

— Идём. — велел Лютцель, явно радуясь тому, что они покинули мрачное подземелье.

— Макс, а чего ты говорил что тут опасно? — спросил кто-то из жандармов. — Только мыши шныряют и всё.

— Да бывает. — уклончиво ответил тот. — Можно налететь на каких-нибудь шалых людишек. Не мы ж одни с братом эту дорожку знали. Бродячие собачки иной раз зимуют.

— Понятно.

И снова тропа вилась по лесу, густому березняку. Свет фонарей выхватывал из темноты пёстрые стволы, трухлявые пни, ягоды на красноватых кустах. Потом лес стал редеть и они вышли на опушку.

Отсюда начинались луга, заросшие высокой травой. Чуть правее виднелся низкий длинный дом без крыши. На фоне синеватого неба чётко просматривались изломаные линии стропил.

— Хорошенькое укрытие. — проворчал кто-то в хвосте. — Лучше бы в трубе ночевали.

Вблизи дом оказался ещё хуже. Рухнувшая внутрь деревянная крыша сильно обгорела и пол покрывали сплошные колчушки. Лишь в торце нашлась небольшая кладовая со своим перекрытием, но места в ней было откровенно мало.

— Да я тут лет пятнадцать не бывал! — оправдывался Макс, на которого обрушился поток упрёков.

— Ладно! — рявкнул Лютцель. — Сюда Его Высочество, Энгельдарта и кто ещё войдёт. — Придётся спать на улице в одеялах, что поделать.

Но спать им не пришлось. С гребня высокой части луга ударили белые лучи мощных прожекторов, заливших развалины жутким мёртвым светом. Вольф — да не он один — зажмурился, спасая глаза.

Жестяной голос, искажённый рупором, проревел:

— Вы окружены! Сопротивление абсолютно бессмысленно! Выходите из руин и бросайте оружие! Не сходите с ума! У нас четыре машингевера) и два дирижабля! Два бронеавтомобиля! Сто восемьдесят стрелков и три батальных мага! Сопротивление бесполезно!

Прожектора ослабили напор, люди приоткрывали глаза. Над головой послышался знакомый треск моторов, а с холма в две шеренги спускалась цепь со карабинами в руках. Натужно пыхтели два небольших бронеавтомобиля с навесными пулемётными башенками — они ехали по флангам цепи.

Тёмные силуэты в низких маленьких фуражках вместо привычных кэпи. Короткие куртки вместо шинелей. Карабины без штыков, зато с синеватыми искорками магических прицелов.

— Мапо. — выдохнул Лютцель и первым выбросил свой револьвер в лопухи, окружавшие брошеный в незапамятные времена фермерский дом.