Луна с коротким предупредительным стуком вошла в кабинет. Миледи с сопровождающими отправилась навестить больную девушку (что, по мнению Луны, было очень благородно), а ей наказала следить за младшим принцем. С приказами не спорят, поэтому девушка сейчас оказалась в кабинете Терстана, чтобы справиться, чем он занят, и передать ему наказ миледи Тары.

 – Войдите, – коротко ответили изнутри кабинета, когда Луна уже тихо притворяла за собой дверь. Младший принц сидел в просторном кресле за большим письменным столом из тёмного дерева, заваленным кипами бумаг, книг и принадлежностей для письма. Терстан, сведя брови на переносице, серьёзно просматривал какую-то бумагу. Луна молчала, поэтому юноша поднял голову.

 – Говори. У тебя какое-то поручение?

Луна кивнула и постаралась, чтобы голос звучал твёрдо. Принц не переносил, когда его отвлекали от дел.

 – Именно так, Ваше Высочество. Моя леди перед отъездом наказала проследить за вами, чтобы вы так не утруждали себя работой. Она полагает, вам необходим свежий воздух и человеческое общение.

Терстан устало вздохнул и, зажмурившись, сжал двумя пальцами переносицу.

«Проще согласиться, чем объяснять, почему нет. Да и потом, если отошлю её, Кассандра прознает и с неё станется приказать девчонке всюду следовать за мной круглыми сутками просто, чтобы посмотреть, как я злюсь. Это не нужно ни мне, ни ей. У слуг и без того работы хватает».

 – Так тому и быть, можешь остаться и понаблюдать. Но в отношении того чтобы не перетруждаться, не могу ничего обещать. Работа королевского наследника не имеет выходных.

Луна кивнула и медленно подошла к столу.

 – Садись, не стой у меня над душой. – Он махнул рукой, не отрываясь от чтения, и девушка послушно опустилась в одно из кресел.

Луна какое-то время молча наблюдала за принцем, который, кажется, вообще забыл о её присутствии и, собравшись с силами, наконец, произнесла:

 – Почему вы столько работаете? Ведь даже Его Высочество принц Доминик не проявляет такого рвения к государственным делам.

Луна, затаив дыхание, ждала. Её запросто могли проигнорировать или попросить покинуть кабинет и не отвлекать от дел, но Терстан ответил:

 – Потому что я не могу иначе. Потому что мне важна судьба народа. Потому что меня воспитали чересчур ответственным. Возможно, даже более ответственным, чем моего брата. Или на него было тяжелее повлиять. Я, честно говоря, не представляю, как мы собираемся делить трон и вообще власть, но если мне придётся править королевством, я не хочу оплошать и хочу сам иметь представление о том, что здесь происходит и какие отношения у нас с другими королевствами, чтобы не выуживать из пересудов и различных источников то, что больше остального близко к правде. Со временем окружающие привыкли к моему усиленному интересу государственными делами, я умён, образован, поэтому теперь, спустя много лет упорной непрекращающейся работы, могу без преувеличения дать фору любому королевскому советнику. Поэтому большинство бумаг, – Терстан сделал короткий жест рукой, указывая на гору бумаг, окружавшую его, – проходят через мои руки. По сути, я уже сейчас принимаю львиную долю участия в управлении Штормхолдом. Я готовился к этому всю жизнь.

Луна слушала, дыша через раз и широко распахнув глаза. Она посмотрела на принца так, словно увидела его впервые. Терстан, всю жизнь проведший за школьной скамьёй и государственными делами, смутно представлял, каково это – просто общаться с людьми, не задаваясь целью заключить соглашение или что-то подобное. Он всю жизнь загонял себя в рамки регламента и кто знает, что с ним стало бы, не будь рядом Доминика и Кассандры – этих глотков свежего воздуха, живых, интересных, мечтательных, любящих приключения. Но, так или иначе, подумалось Луне, младший принц вряд ли имел представление, что такое сильная любовь и настоящая дружба.

В эту секунду перед простой служанкой открылось то, о чём, возможно, не имели представления даже Кассандра и Доминик. Боясь испортить такой момент, девушка лишь тихо выдохнула. Возможно, Терстан и хотел бы для себя другой жизни, но, приучив себя думать в первую очередь о народе, положил все свои мечты и желания на алтарь государственного долга.

«Он был бы прекрасным королём. Но не думаю, что это принесло бы ему настоящее счастье. – В этот момент в груди девушки что-то ёкнуло, но она постаралась не придавать этому значения».

***

 – Расскажи мне о любви. – Дик вздрогнул, будто от пронизывающего ветра. Нинель рассказала всё, что хотела, и теперь отдыхала, молча рассматривая извечный потолок своей крошечной комнатки или Дика, от чего последний силился не ёжиться и не вжимать голову в плечи от накатившего смущения.

Пират удивлённо посмотрел на неё. Конечно, вполне закономерно, что девушка, прикованная к постели, долгое время не видящая ничего, кроме комнаты или, в крайнем случае, своего дома, поставившая крест на себе и своей жизни, желает узнать о любви. О том, каково людям, которым повезло в этой жизни больше, чем ей. Дик вздохнул и посмотрел под ноги. Что он может ей рассказать? Что всякая любовь, которую он знал до этого, походила на любовь к родным? Ведь команда для него была семьёй, Тару он любил как сестру, которой у него никогда не было, своих родителей он тоже любил, но в последний раз так давно видел их из-за ссоры с отцом, который уже распланировал жизнь юноши буквально по годам и сыскал ему благородную богатую невесту (какую с его происхождением вообще не представлялось реальным найти, ведь Дик не отличался богатой знатной родословной, а был сыном нуворишей), что уже мысленно свыкся с тем фактом, что по возвращении его домой ему будут не слишком рады. Или о том, какая буря сейчас терзала его изнутри? Возможно, услышав об этом, Нинель бы пожалела о своём вопросе.

Но делать было нечего и пират, тяжко вздохнув, заговорил:

 – На самом деле, я мало знаю о любви… о той любви, о которой ты, полагаю, хочешь услышать. Я не знаю никаких любовных историй, уж прости, спуская на Землю мне обыкновенно не до того, а моя история любви вовсе не весёлая, да и так коротка, что рассказывать не о чем, а у тебя и так трагедий в жизни хватает: болезнь, теперь ещё смерть дяди и… – Он так и не смог упомянуть Эвана. Язык не поворачивался.

 – Да, – произнесла Нинель, смотря перед собой, а потом повернула голову к Дику и посмотрела на него до того пронизывающим взглядом, что Дик почувствовал, как голова сама по себе вжимается в плечи от неловкости.

«Возможно, она уже поняла…? – мелькнула мысль и сразу угасла».

 – Я тоже мало что понимаю в любви. Думается, я не смогла бы отличить любовь от привязанности, но, возможно, мне это уже ни к чему. – Она приподняла руки и снова уронила их на постель, показывая, почему она так думает. – Об одном я только жалею: я чувствую, что смерть близка и мне до боли обидно, что я умру, а меня так и не полюбит юноша. Что там! Я даже не поцелуюсь. Хотя, возможно, оно и к лучшему. Зачем кому-то так мучиться со мной? Жалость меня убивает, но от тебя, – девушка помедлила, вглядываясь в лицо замершего юноши, – от тебя исходит что-то иное.

Дик горько усмехнулся, смотря в сторону, а потом, будто решившись на что-то, повернулся, приблизился к ней и поцеловал. Не страстно, но столько в этом было эмоций, смятения чувств, боли за себя, за неё, что девушка на секунду оторопела, а потом медленно смежила ресницы. Ей не было неприятно, не хотелось его оттолкнуть. Не было похоже, что её целуют просто потому что она только пожаловалась, что никогда не поцелуется, словно напрашиваясь. Нинель чувствовала каждой клеточкой, как Дику этого хотелось. Она робко улыбнулась в чужие губы.

«А может, в этой любви и не нужно ничего понимать…?»

***

Лоран ощущал себя тайным агентом, шпионом с тайной миссией, кем-то очень важным и, напустив на себя таинственный вид и вид «я-знаю-то-чего-вы-не-знаете» старался исподтишка рассматривать предполагаемую звезду, лицом к которой он так предусмотрительно разместился в королевской карете. Исподтишка не получалось, потому что, что бы там Лоран ни полагал о своём умении свершать миссию секретно, в действительности это выглядело так: юноша без конца колол Тару взглядом узко сощуренных глаз. Так часто, что это без труда успели заметить и Тара, и Доминик с Кассандрой, сидевшие по обеим сторонам от девушки. Таре было не очень уютно под этими взглядами, но после того, как Доминик с ободряющей и весёлой улыбкой посмотрел на неё, при этом сжав её ладонь в своей, девушка расслабилась и решила, что ничего страшного этот странноватый юноша, которого она, разумеется, запомнила (спасибо огромному рюкзаку), больше не пугал её, а только забавлял.

Лоран же, несмотря на всю напускную сосредоточенность и серьёзность, не замечал всех этих перемен, но теперь ещё старался напрячься и поразмыслить над тем, как заставить звезду идти с ним и безропотно «подариться» Анне. Выходило плохо. Ничего кроме магии или удара по голове на ум не приходило и Лоран, наконец, с прискорбием вздохнул и решил, что и на этом этапе ему снова придётся просить у Линды помощи.

Линда же, всем своим видом показывая заинтересованность проплывающими за окном пейзажами, усиленно шевелила мозгами на предмет того, как бы провернуть финальную часть её плана.

«Девчонка едет с нами – это хорошо. Но двое её сопровождающих мне совсем ни к чему, да ещё и королевские дети. Убьёшь их – и, считай, в королевстве как раз на этот случай введут смертную казнь. Но что же тогда с ними сделать? – В этот момент раздалось громкое ржание лошади. – Хм. А ведь приказать животине пуститься вскачь эдак до ближайшего обрыва – неплохая мысль. Вот только перед этим надо сделать так, чтобы мы с девчонкой первыми вышли из экипажа. – Ведьма бросила короткий взгляд на Лорана, который, казалось, ещё чуть-чуть и начнёт краснеть от усиленной работы мысли. – Он мне тоже особой погоды не сделает. Звезда девчонка или же нет – этому пареньку всё равно не перепадёт желаемое, поэтому и беречь его, в общем-то, незачем. – Она вздохнула с сожалением, которое можно было бы приписать сожалениям о горькой судьбе дочери. – Ох, бедный глупый парень. Даже жаль его немного. Дуракам, конечно, везёт, но этому конкретному уже повезло, что он не попал в передрягу и не умер раньше».

***

 – Эй, может, передохнем?

 – Да, моя кобыла устала и хочет пить, как и я!

Эван гневно обернулся, скача галопом обратно к дому Нинель.

 – Эта передышка может стоить жизни моей сестре!

Том отёр испарину со лба и откинул мешавшие волосы.

 – Всего минутку, пожалуйста, иначе кобыла может издохнуть, не доехав до цели!

Эван милостиво махнул рукой и трое всадников приказали почти загнанным лошадям остановиться. Том, тяжело дышащий и почти лежавший на своей лошади, вдруг нахмурился и приподнялся в седле.

 – Эй, что это? Мне показалось, или там люди?

Эван и Стенли посмотрели в ту же сторону: несколько стоявших рядом домиков образовывали небольшой тёмный закуток, в котором виднелись очертания, напоминавшие привалившихся к стене людей. Пираты переглянулись. Пьяницы и попрошайки обыкновенно были либо в трактирах, либо на площади, либо просто на улице. Скрываться в таком месте они бы не стали. Не сговариваясь, все трое сползли со своих скакунов и приблизились.

 – Мать честная! – воскликнул Стенли и приложил ладонь ко рту: в этой тёмной подворотне, казалось, Богом забытом закутке и правда находились двое людей: юноша и девушка. Он был примерно ровесником Эвана, а она выглядела младше Тары на пару лет. Оба были красивы и богато одеты, но без сознания, хоть и дышали ровно. Осмотрев обоих, Эван пришёл к выводу, что оба живы, но чем-то одурманены, что состоятельны, но, судя по всему, у них ничего не украли. Девушка была очень красивая, холёная, рыжеволосая, так что Эван первым делом поднял на руки её, а парня кивком головы препоручил друзьям.

 – С такой ношей нам нужен извозчик, – решил Эван. – Доберемся до места и уж тогда решим, что с ними обоими делать.

Парни подчинились беспрекословно и вот уже извозчик нанят, а трое пиратов и двое бесчувственных незнакомцев во весь опор скачут к дому Нинель. Эван внимательно оглядел околдованных попутчиков и нахмурился.

«Интересно, кто они и что там делали? Странно всё это. Но сначала я должен спасти сестру, а потом уже разбираться с этими подарками судьбы. – Пират вздохнул и обхватил руками голову. Почему-то он уже не сомневался, что едет в правильном направлении. Тяжелое предчувствие не оставляло его, а, казалось, только усиливалось. – Я не прощу себе, если опоздаю и в этот раз».