С рынка они вернулись тогда, когда солнце достигло зенита и начало припекать — как раз самое время для того, чтобы спрятаться от жарких лучей под крышей и заняться домашними делами. Почти всё утро они с Таллией ходили меж шумных рядов, — теперь действительно шумных и живых, такими, наверное, они были до войны, — и она выбирала, приценивалась, торговалась... А торговалась Таллия лихо, умело, не уступая продавцам — жизнь научила, как она говорила, практики было много. Альбус не вмешивался — стоял чуть поодаль и любовался.

    В дом зашли с чёрного хода. Альбус сгрузил холщовые сумки на пол в кухоньке, а сам сел отдохнуть на табурет в углу — приземистый, для него низковатый. Таллия же и этого себе не позволила — сразу начала разбирать покупки. На предложение помочь отмахнулась — сиди, мол, я сама. Крупы и муку убрала в плотно закрытый ящик, мясо — в ларь с морозным кристаллом, мелкие скороспелые яблоки положила пока на стол. Отставила в сторону новую ступку, нашла место паре брусков мыла...

    Вынув из сумки пыльно-голубой отрез ткани, Таллия не удержалась и приложила его к себе.

    — Идёт, идёт, — улыбнулся Альбус. — Очень.

    — Ну тебя, — слегка зарумянилась она.

    Таллия обычно не позволяла ему покупать ей какие-то вещи — то ли гордость не давала, то ли непривычность к подаркам, то ли и то, и другое... Разве что продуктов это не касалось; порой она и сама отправляла Альбуса за ними на рынок, а он в дополнение к списку всегда покупал ей что-нибудь сверху. А сегодня загляделась на этот отрез, — ей давно хотелось новую блузку, — и Альбус всё-таки уговорил её, что заплатит он.

    Теперь Таллия была смущённой, но довольной.

    А цвет ей действительно очень шёл. Правда, в последнее время Альбус представлял её в другом.

    Отложив пока отрез, она продолжила разбирать остальное, намурлыкивая какой-то мотив — деловитая и домашняя. Солнечные лучи, проникавшие в окошко, то заставляли её щуриться, то золотили её косу, то высвечивали трогательные светлые волоски на загорелых руках...

    И сейчас, на этой залитой солнцем кухоньке, почему-то с новой силой нахлынуло осознание — война закончилась, закончилась три месяца назад, мир понемногу восстанавливается, залечивает раны, дома — пока ещё хрупкое равновесие, и вокруг лето, вокруг жизнь, и он, быть может, и в самом деле...

    — Таллия.

    — А? — она перебросила косу с плеча за спину.

    — Ты будешь моей женой?

    Вообще-то Альбус к этому моменту готовился, и готовился серьёзно. Незаметно взял её кольцо, чтобы показать его ювелиру, и столь же незаметно подложил так, чтобы она его нашла, а временную пропажу объяснил тем, что его, наверное, заиграл Кот. Хотел устроить для неё романтический вечер наедине, чтобы сделать предложение в подходящей обстановке. Планировал, как они его проведут, в какой момент и как именно он встанет на колено, что скажет и каким жестом протянет кольцо, сделанное по размеру её простого, медного...

    Но всё случилось раньше, чем он думал, и совсем не так. Сейчас при нём даже не было кольца.

    Но что поделать — отступать было поздно.

    Таллия, замерев посреди кухни, растерянно моргала и мяла в руках подол, то открывая, то закрывая рот.

    И в конце концов тихо, робко спросила:

    — Ты не шутишь?

    — Я абсолютно серьёзен, — Альбус встал, но только затем, чтобы опуститься перед ней на колено. — Я люблю тебя, мой свет. И я хотел бы не встречаться с тобой тайком, а идти вместе, рука об руку. Не прячась, открыто и гордо. Всю жизнь, — он бережно взял в руки её дрожащую ладонь. — Поэтому спрашиваю: Таллия, ты будешь моей женой?

    Она горела так, что покраснели даже уши; Альбус чувствовал, как вспотела её ладонь. Таллия, закусив губу, смотрела не на него, а куда-то себе под ноги — и всё так же нервно мяла подол свободной рукой.

    — Альбус, я... мне... Так сразу... — она помедлила, собралась, как перед прыжком в обрыв, и выдохнула наконец: — Альбус, мне надо подумать.

    Он не позволил себе выдать разочарование ни видом, ни вздохом. Альбус, конечно, ожидал, что Таллия ответит именно так, но одно дело представлять, а услышать — совсем другое. Ему всё-таки хотелось, чтобы она ответила «да». Даже несмотря на то, что последние полгода она пропускала мимо ушей все его намёки на законный брак. Он понимал почему.

    Его сильная, но мнительная порой Таллия по привычке боялась, отрицала, не позволяла себе надеяться, что они могут быть вместе. Пусть ей и хотелось, он знал — хотелось. И ещё знал, что иногда она всё-таки разрешала себе помечтать — чуть-чуть, совсем немного.

    А ещё она до сих пор не убрала руку.

    Это давало ему надежду, — почти уверенность, — что в итоге она согласится.

    — Хорошо. Подумай, не торопись. Я буду ждать столько, сколько потребуется. В конце концов, — Альбус неловко улыбнулся, вставая, — я, увы, сегодня не взял с собой кольцо.

    — Ты и коль... — Таллия расширила глаза, словно заново осознав — не шутит, всё взаправду, по-настоящему... А потом вдруг прыснула: — Так вот какой кот моё колечко заиграл!

    — Наверное, мне надо будет перед ним извиниться.

    — Не простит, но попытайся, — она отвернулась, пряча лицо, но Альбус успел заметить и глуповато-счастливую неверящую улыбку, и влажный блеск в глазах. — Суп хочешь? Хочешь... Я сейчас нагрею. А ты пока помоги мне придумать что-нибудь на ужин.