14.10.2024. Понедельник

 

«Возросшая популярность определённо имеет свои плюсы, – рассудила Саша».

Вот уже две недели она с завидным упорством преодолевала своё желание забиться в угол подальше от общества, училась общаться с самыми разными людьми, гораздо больше, чем могла бы вообразить, и зубрила несколько десятков имён. Разумеется, с кем-то она была уже знакома до того, кого-то знала шапочно, у кого-то слышала только имя или фамилию, мало утруждая себя запоминанием. Сейчас ей это аукнулось.

Это была, конечно, не история с датами, кто когда правил и каких дел в своё время насовершал, но тут информации тоже хватало: кто из какой семьи, чем занимаются родители или другие родственники, благодаря которым человек здесь учится, в каких отношениях ученики между собой, что им интересно, о чём говорить с каждым, чтобы наладить контакт или уладить конфликт. В какой-то момент (уже на второй или третий день такого ликбеза от Арины) Саша начала вести записи в отдельном небольшом блокноте, который теперь везде таскала с собой. Вечерами же, когда оставалось свободное время после уроков, какой-нибудь прогулки с Ариной или с Ариной и компанией её новых знакомых, Саша закутывалась в одеяло и принималась зубрить содержимое своих постоянно пополняющихся записей. Для официальных застолий по случаю дня рожденья мэра, пока они ещё проводились, Саша была слишком мала, о чём сейчас тоже взгрустнула. Так бы пришлось запоминать меньше.

Периодически, как сегодня, они ещё списывались или созванивались с Женей, который уже был в курсе, что Арина наотрез отказалась идти на сеанс к новому школьному психологу. Но за всей этой активностью и наблюдением за Ариной больше Саша ничего, связанного с её расследованием, предпринять не успевала. А отказ беседовать с психологом тревожил не на шутку.

 – Возможно, – рискнул предположить Женя, – это для того, чтобы не было шанса передумать на себя руки в конце года накладывать или типа того. Хотя звучит слегка бредово.

Саша с последним утверждением не согласилась.

 – Не бредово, если у неё уже есть установка сделать то же, что и её предшественницы в конце года. Беседы с психологом могут нарушить этот план, хотя, по идее, это-то как раз и хорошо. Я несколько раз пробовала с ней заговорить об этом, даже выдала, что переживаю из-за неё, потому что боюсь, что то, что случилось с Олей, могло оставить более глубокую травму, чем ей кажется, и всё может закончиться очень плачевно. Она наотрез отказалась туда идти, сказав, что с ней всё в порядке, она не сумасшедшая и не собирается ничего с собой делать ни сейчас, ни потом, и я раздуваю из мухи слона. – Тут она закашлялась. Сегодня в течение дня самочувствие ухудшилось, и поднялась температура, так что мама сказала завтра остаться дома, чтобы вызывать врача, и обещала после работы привезти лекарств.

 – Ага, – поддакнул Женя, – и ты, и педсостав, и психолог, и директор, и даже полиция в моём прекрасном лице. – Саша, не удержавшись, прыснула. Нет, Женя был симпатичным, спору нет, довольно высоким и стройным, с каштановыми волосами, карими глазами и очаровательной улыбкой, но вместо постоянного эгоцентричного самолюбования называл себя невероятным красавцем и прочими преувеличенными комплиментами только в полушутливом тоне.

 – Лицо у тебя и впрямь ничего, – отозвалась она. – У нас парочка ребят на такое бы с готовностью махнулись. Я как услышала от Арины, сколько они на уход за собой тратят, у меня коктейль чуть носом не пошёл.

 – Оу, – растеряв шутливый настрой, выдал Табаков. – Спасибо, Саш. Правда.

Девушка только отмахнулась, хоть это и было, в общем-то, бесполезно для телефонного разговора.

 – Всегда пожалуйста. А если серьёзно возвращаться к нашей постоянной теме, то я уже начала потихоньку пользоваться своим положением и расспрашиваю у старшеклассников о Полине и Оле.

 – Ого, а ты времени даром не теряешь! И что говорят?

Саша пожала плечами, не замечая, как перевернулась поперёк кровати и оперлась ногами о стену, задрав их наверх. Она никогда не могла спокойно разговаривать по телефону и всегда начинала что-то делать, пусть и против своей воли. Обычно, когда разговор заканчивался, она с искренним удивлением понимала, что оказалась в другой комнате, изрисовала целый, непонятно, откуда вырванный лист или, как теперь, приняла какую-то невероятную, кажущуюся парадоксально удобной для беседы по телефону, позу. Например, такую, как сейчас, когда её длинные вьющиеся и поэтому часто спутанные волосы свесились с кровати и подметали пол.

 – В основном, всё то, что уже известно из общедоступных источников или то, что я сама могу вспомнить, но одна возможная зацепка есть: они все конфликтовали с нашим историком. – Она вздохнула и бездумно постучала ногами по стене, потому что не могла лежать спокойно даже практически вниз головой. Тело требовало непрерывного движения, даже если это заканчивалось кашлем и желанием высморкать всё, по ощущениям, вплоть до мозга.

 – О, про историка и я наслышан. Неприятный тип. А у тебя с ним как?

Саша снова пожала плечами.

 – Меня чудом пронесло. Возможно, потому что я привлекаю к себе очень мало внимания… ну, то есть, привлекала. Раз уж я теперь – восходящая звезда, думаю, и мне скоро от него достанутся десять знаков внимания. А вообще, у Алфёрова почти со всеми ребятами какие-то конфликты и тёрки возникают. Особенно с девчонками. Ходили даже слухи, что он учениц домогался, что, сам понимаешь, ни для какой школы не является плюсом. Но пока слухи не подтвердились, а педагога, лучше, чем он, Артур Владимирович не нашёл, никуда он не денется. – Девушка помолчала, размышляя, а потом медленно выдала: – Вот если бы что-то такое всплыло, и можно было сказать, что девочки накладывают на себя руки из-за него…

Женя обеспокоенно откашлялся.

 – Ты это к чему?

 – Если бы у меня были какие-то доказательства его причастности к этим смертям…

 – Какие, например? Подумать только, сразу видно, дочь полицейского. Профессиональная деформация и тебя затронула. Ну, вот что ты собираешься делать? Не потащишь же его на допрос, – он замолк, поражённой догадкой, – или…?

 – Не знаю, о чём ты подумал, но я планирую поискать что-нибудь в его кабинете. В сумке. В личных вещах, – с неожиданной уверенностью сообщила Макарова. Эта идея родилась спонтанно и уходить, похоже, не собиралась.

 – «Что-нибудь» – это что?

Саша снова пожала плечами. На этот раз больше напоминало подёргивание. Всё-таки болезнь брала своё, даже когда тебя распирает энергией во время телефонного разговора.

 – Узнаю, когда найду.

Женя протяжно вздохнул.

 – Я бы не советовал.

 – Хорошо, а что ты предлагаешь? Пока это единственный подозреваемый.

 – Или дело вообще в чём-то другом, до чего мы пока не додумались.

 – Возможно. А возможно, всё на поверхности. Ты же в полиции работаешь. Уж ты-то должен знать, на что могут быть способны люди, даже если они – очень уважаемые и представители благородных профессий.

Табаков, судя по усталому вздоху и шороху (должно быть, потёр лицо ладонью), сдался.

 – Ладно. Я верю в твой ум и ответственность. И, в конце концов, из нас двоих только ты знаешь эту школу и как там всё устроено. Я там не учился, только сестра. – Он помолчал, сглотнул и добавил: – Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Не попади в неприятности.

Саша подняла свободную от телефона руку, словно приносила присягу.

 – Честное гимназистское.

Теперь уже Женя прыснул.

 – Ладно, отдыхай. У тебя голос больной и уставший.

Они попрощались, и Саша, пообещав, что они со всем разберутся, сразу после разговора на автомате выключила свет, забралась под одеяло и провалилась в сон.