Мария Николаевна напоминала мать с картины «Опять двойка», когда разглядывала сидевшую перед ней Сашу. Алфёров, тактично, но непреклонно выставленный вон, пускал пар из ушей в коридоре. На Сашино счастье, директора в кабинете не оказалось, поэтому историк потащил её к классной руководительнице. Та проверяла работы у себя в кабинете, чтобы не тащить всю эту кипу бумаги домой, а потом обратно на работу. Нет, электронных заданий тоже хватало, но окончательно отказаться от бумаги не получалось.

Сергей Юрьевич, захлёбываясь словами и, судя по всему, изо всех сил стараясь не материться, поведал о том, что случилось, требуя немедленно принять меры вплоть до исключения и отправки бедной девушки в колонию для несовершеннолетних. Мария Николаевна выслушала его очень спокойно и внимательно, периодически кивая на самых эмоциональных моментах (а таких оказалось предостаточно, для столь короткой сцены), а потом произнесла:

 – Я приму к сведению ваши слова, а теперь мне бы хотелось выслушать другую сторону.

Алфёров чуть не подпрыгнул от праведного возмущения.

 – Другую сторону!? Что вы от неё надеетесь услышать? Что она хотела не украсть деньги, а добавить ещё? Не смешите!

 – При всём уважении к вам и вашему справедливому возмущению, я всё же предпочту выслушать Сашу. Наедине.

 – И почему, позвольте спросить, я не могу остаться? Это, между прочим, меня касается не в последнюю очередь!

Девушка кивнула.

 – Соглашусь, и, тем не менее, я побеседую с Сашей с глазу на глаз, а потом мы все вместе пойдём к Артуру Владимировичу, если он ещё на месте.

 – А если не на месте, мы будем ходить туда на каждой перемене каждого учебного дня, пока не застанем, – процедил Алфёров, прожигая Сашу взглядом.

Мария Николаевна спорить не стала, а вместо этого мягко взяла его за локоть и проводила до двери, приговаривая:

 – Разумеется, Артур Владимирович будет в курсе. И Павел Георгиевич тоже. Но этим я займусь чуть позже, а сначала побеседую с девочкой. Подождите здесь, пожалуйста. – И она закрыла дверь у Алфёрова перед носом, не дав разразиться очередной гневной тирадой.

Со вздохом она прошла обратно за свой стол и в тот момент Саше и вспомнилась та самая картина.

«Кто же её написал? – задумалась она, хотя у неё были сейчас более насущные вопросы. – Репин? Или это я просто всегда из художников первым Репина вспоминаю? Но, вроде, если и не Репин, то тоже как-то на “Р”».

 – А теперь объясни мне, пожалуйста, ради чего ты и в самом деле стала рыться в сумке у историка.

Саша вздохнула. Что ж, этого следовало ожидать. Она по-деловому сложила руки на парте и принялась рассказывать:

 – Я подозреваю, что он причастен к тому, что происходит.

Англичанка моргнула.

 – То есть… то, о чём мы с тобой говорили раньше?

Саша кивнула. Мария со вздохом прикрыла глаза и разгладила большим и указательным пальцем брови, а заодно и морщинку со лба.

 – Позволь задать два вопроса: «С чего ты это взяла?» и «Почему, всего святого ради, решила, что лучшая тактика – влезть в чужую сумку?». А, нет, есть ещё третий вопрос: удалось ли тебе найти, что ты искала?

Девушка пустилась в объяснения: и про всем известный факт, что у него нелады с учениками, а с ученицами – и того больше, и про слухи, что он здешних учениц домогался, и только в конце с сожалением упомянула семейную фотографию из бумажника.

 – Это всё, что мне удалось обнаружить, но вряд ли это – что-то полезное.

Мария смерила её испытующим взглядом.

 – Надеюсь, ты не станешь обвинять человека на основе слухов и домыслов?

Девушка тут же замотала головой.

 – Ни за что!

 – Вот и молодец. Твой отец может гордиться.

Саша, порадовавшись было, снова поникла и закусила губу.

 – Ага, особенно, когда услышит, что я рылась в преподавательской сумке. Если меня вообще не исключат.

Ответом ей было отрицательное покачивание головы.

 – Не исключат. Я объясню директору ситуацию, опять же, у тебя безупречная репутация и успеваемость, отец – уважаемый человек. Думаю, я выбью для тебя наказание в виде каких-нибудь исправительных работ, – не в колонии, разумеется, дыши, Саша! – и этим ограничимся. В конце концов, его сын ещё и похлеще дела вытворял в старшей школе, и ничего, доучился, а перед Мельниковым тут как перед Богом: все равны. – Она вздохнула и сменила тему: – А что касается историка, то, поверь мне, не думаю, что он причастен. Конечно, между нами говоря, он – не лучший представитель человечества, но домогаться до учениц… Нет. И, раз уж ты им по делу интересуешься и, я уверена, достаточно сознательная и ответственная, чтобы не распространять дальше эту информацию, расскажу: семейную фотографию он неслучайно в бумажнике держит. Он много лет назад разошёлся с женой, ушёл к своей студентке, в итоге, из вуза он тоже ушёл, но профессиональная репутация его была достаточно высока, несмотря на эту историю, поэтому, за неимением других подходящих столь же профессиональных кандидатов, его взяли на работу. А с дочерью он с тех пор никак не может наладить отношения, хотя уж кого-кого, а её любит безумно. Но дочь с ним мириться не хотела, а потом и вовсе отдалилась, поступила в другой город и оборвала с ним все контакты. – Она глубоко вздохнула, переводя дыхание. – Как-то так. Весёлого мало и убеждать тебя, что он ангел во плоти и его нужно понять и простить я не буду, но мой тебе совет: поищи другие точки соприкосновения. Эти девушки были не из тех, кого в гроб грубое слово загнать способно. Дело наверняка в чём-то ином, и если Алфёров и попортил им крови до впадения в депрессию, то это – лишь маленький кусочек пазла и нужно разыскать остальные. Подсказок и наводок, к сожалению, дать не могу. У меня личное соображение только одно: если тут и впрямь есть что-то общее, то оно кроется в школе, может быть, прямо у нас под носом, да мы не знаем, куда смотреть. Поэтому искать лучше здесь. – Она внезапно щёлкнула пальцами. – Постараюсь выбрать для тебя подходящее для этого наказание. Мне не меньше твоего хочется, чтобы смерти прекратились. – Она тепло улыбнулась. – Надеюсь, у тебя всё получится. – Фоновый шум в коридоре усилился. Обе девушки почти синхронно обернулись, а потом взглянули друг на друга.

 – Ладно, идём, пока наша Немезида не выломала дверь. Будем надеяться, директор до сих пор на месте.