Промучившись от бессонницы несколько часов, аль-Хайтам вышел из комнаты. На языке всё ещё ощущалась сладость засахаренных орехов, но голод брал своё. Хайтам планировал к тому же прогуляться по улицам предрассветного города; это был давнишний и надёжный способ угомонить рой мыслей.

Думалось о многом. Никак не мог отмахнуться от догадок о следующем покушении: купились ли неизвестные на спектакль? Решили или нет немного повременить со следующей попыткой? Аль-Хайтам напряжённо размышлял о Ясмин. Не была ли это чересчур завышенная ставка? Он мог положиться на людей вокруг себя; они и так делали слишком много для решения его проблемы. Но Ясмин — незнакомый ему человек, и вся игра была завязана на субъективных ожиданиях, которые и сформировались-то с чужих слов, а не после личного впечатления. Это было опрометчиво.

Опрометчивее только терять голову, когда на тебя ведётся настоящая охота.

Что с ним творилось последнее время? Аль-Хайтам не знал. Архонты, даже это прицепившееся «не знаю» было для него нетипичным. Он злился. Мысли вертелись вокруг одного и того же, но никакой пользы не приносили. Что с того, что он думает о Сите так часто? Это не давало такой нужной почвы под ногами. Зачем тогда этот мысленный зуд?

Многое из того, что вонзалось в мозг, Хайтам помечал биркой «обдумать позже», но теперь строгая система рассыпа́лась на глазах. Со дня на день должно случиться новое покушение, а он думает о том, что его помощница была удивительно красива в своей спальне — как будто картине верно подобрали рамку, завершив композицию. О Семеро, почему он размышляет такими категориями? Аль-Хайтам никогда не считал себя эстетом и делал правильно. Эстетика — вторичное по отношению к практичности.

Где проходила грань между играющей Ситой и Ситой настоящей? О какой из них он думал? Помощница отлично пудрила мозги со злым умыслом — или обладала природным талантом в актёрском мастерстве? Что делать с подорванным доверием к человеку — что вообще есть доверие? Он не забыл, как мучился догадками о том, что Сита предала его, просто отложил эти воспоминания подальше. В её истории всё ещё имелось слишком много белых пятен, но случай разобраться с ними не представлялся. Несмотря на то, что, поддавшись эмоциям, аль-Хайтам легко поверил в невиновность помощницы и принял этот факт на веру, разумом он понимал, что история не завершена, с ней только предстоит разобраться.

Делал ли он ошибку, доверяя свою жизнь человеку, в котором однажды усомнился? Спасение Хайтама во многом зависело от неё; он был заложником обстоятельств. Он без усилий забывал людей, если они становились помехой или желали ему зла. Сможет ли он поступить так с Ситой, если потребуется?

Он помассировал тянущие болью виски. Аль-Хайтам прекрасно знал: не бывает лёгкого знания, а если оно лёгкое — это не знание. Несмотря на колоссальное терпение, он тоже мог мучиться в ожидании.

— Чего не спишь? — хмыкнул голос Кавеха. Хайтам выглянул из-за угла. Сосед сидел за кухонным столом и при свете лампы что-то чертил, низко склонившись над бумагой.

— Много думаю. — Аль-Хайтам отодвинул стул напротив. Пока садился, окинул глазами чертёж; естественно, ничего не разобрал.

— Наконец-то ты это признал. Озвучивание проблемы — первый шаг к её решению. — Усмехаясь, Кавех сделал пометку на полях и оторвался от своего занятия. Поставив локти на стол (аль-Хайтам поджал губы, видя, как на белых рукавах расплываются чернильные пятна), сосед устроил подбородок на переплетённых пальцах и внимательно вгляделся Хайтаму в лицо.

— Я не считаю, что это проблема, — ответил он ровно. Перебрасывание колкостями выходило вялым. Наверное, ночное время и усталость. — Почему ты не у себя в комнате? Вечно же орёшь, как тебе любой чих мешает во время работы.

— Проголодался, а от работы отрываться не хочу. — Кавех указал подбородком на пустующую тарелку на краю стола.

— Ты уже оторвался. Что ты так смотришь, Кавех?

— Пытаюсь прочитать по лицу, как прошёл спектакль. — Аль-Хайтам откинулся на спинку стула, сложив руки на груди. Кавех медленно улыбнулся — выглядело плотоядно. — Наметилось что-то интересное?

— Нет, — фыркнул аль-Хайтам и замолчал. Кавех вскинул брови, подталкивая его продолжить. — Всё, что могу сказать.

— Да? Жаль. — Кавех обмакнул перо в чернила. Принялся вырисовывать на полях… сердечки? В перевёрнутом виде это были явно не сердечки. — Я надеялся на увлекательный рассказ о том, как девушка, которая тебе нравится, волновала твоё сердце подставной игрой.

Аль-Хайтам многозначительно выгнул брови.

— О, Кусанали, что, никаких подробностей? Хайтам, ты черствая дубина. — Хайтам прикрыл глаза. Кавех начинал бросаться оскорблениями. Рановато. — Ну что ты, долго будешь бегать от правды?

— От какой правды, Кавех? О том, что ты идиот?

— О том, что тебе нравится твоя помощница. И не смей закатывать глаза, ты… — не придумав оскорбления, он раздражённо махнул рукой с пером. Капли полетели на стол. У аль-Хайтама дёрнулся глаз.

— Мне не нравится моя помощница. Я ценю её как эффективного работника и как специалиста в своей области. Это профессиональный интерес. — Хайтам чувствовал себя так, будто оправдывался.

— Да что ты, — язвительно усмехнулся Кавех. — Хайтам, ты умеешь любить книжки, этого у тебя не отнять. Но людей любят не так, как любят литературу. Возможно, поэтому тебе трудно понять, что ты испытываешь.

Аль-Хайтам закрыл глаза, скрывая свою задумчивость. Последние слова Кавеха… имели смысл, как бы ни было досадно это признавать. Он всегда сталкивался с трудностями, пытаясь расшифровать свои чувства и эмоции. События последних недель вообще держали в постоянном стрессе, от которого Хайтам терялся в собственных ощущениях.

— Хайтам, тут не надо много думать. Прислушайся к себе. — Кавех, смягчившись, звучал почти ласково. — Твои мозги бывают для тебя самым большим врагом.

— Любое предположение на чём-то основывается. На что мне опираться? Если ты скажешь ощущения, я вылью на тебя чернила. Ощущения могут обманывать и вводить в заблуждение; только тщательно отобранные факты и выверенный анализ скажут правду.

— Ты ищешь доказательства симпатии?! — На серьёзный кивок аль-Хайтама Кавех вцепился в и так растрёпанные волосы: — Кошмар!

— Любое суждение должно быть подкреплено фактами. Где мне искать базу?

— Это чувства, Хайтам, они могут ни на чём не основываться! Выключи свой рационализм, он мешает делу! — Кавех так яростно замотал головой и замахал руками, что чернила чуть не полетели на чертёж, которым сосед занимался явно не один час. Аль-Хайтам поймал покачнувшуюся склянку. Поморщился — левой рукой всё ещё было больно управляться. Кавех этот порыв благородства даже не заметил, почему-то крепко задумавшись.

Аль-Хайтам устроился поудобнее; Кавех что-то бормотал себе под нос. Это дело могло затянуться надолго.

— Я же знаю, чурбан ты эдакий, что она тебе нравится, я точно уверен, — сказал Кавех громче и поднял блуждающий взгляд, остановив его на лице аль-Хайтама. Тот заинтересованно повёл бровью. Сегодня вновь был звёздный час Кавеха; аль-Хайтам наблюдал за ним даже с любопытством. — Видимо, к тебе нужен особый подход, ладно. Я буду задавать вопросы, а ты отвечай.

— Фиксировать результаты будешь? — спросил Хайтам насмешливо. Кавех раздражённо зарычал.

— Тебе приятна её компания?

— В каком смысле?

— В прямом. О Архонты, какие тут ещё могут быть смыслы?!

— Профессиональное общение. Повседневное, внерабочее. Научные диспуты. Это если классифицировать по типу общения. Ещё в понятие «приятной компании» можно включить, например, ощущение спокойствия или тревоги, неловкости или взаимопонимания и так далее. Это совершенно иной параметр.

— ХАЙТАМ! — взвыл Кавех. — Прекрати думать, просто отвечай!

— Хорошо-хорошо, не пыжься. Да, приятна.

— Это можно назвать чувством комфорта?

— Вполне. Мы хорошо ладим. У неё хорошее чувство юмора, она уделывает меня в иронии. Я не испытываю напряжения рядом с ней — не нужно тратить ресурсы, чтобы человек меня понял. — Кавех смотрел на него с видом стервятника. Почему-то улыбался, закусив нижнюю губу. Аль-Хайтам говорил монотонно, всем своим видом демонстрируя скуку. Одной Кусанали ведомо, какую титаническую душевную работу он проводил, отсеивая от ежедневной рутины конкретные чувства. Сита бы точно заметила, что он шифруется, — и точно бы сыронизировала.

— Ты отслеживаешь реакции организма? — Хайтам кивнул. Он выработал навык самодиагностики давным давно. — Учащённый пульс? Потливость? Краснеющее лицо? Хотя ты — и краснеть от чего бы то ни было… Реакции на прикосновения — дрожь? трепет? перехватывает дыхание? появляется эрек…

— Да, — прервал его аль-Хайтам, не удостоив Кавеха пояснениями, на что же именно он отвечает. Главное, что он ответил самому себе. Кавех, видимо, это уловил и смиренно кивнул.

— Насколько легко тебе сосредоточиться на работе в её присутствии?

Хайтам шумно выдохнул, потёр лоб. Вопрос попал прямо в цель, ничего не скажешь. Последнее время у него и правда наблюдались серьёзные проблемы с концентрацией. Сложить два и два — что рассеянность прочно связана со снующей вокруг Ситой — оказалось трудно.

— Невозможно, — процедил он, недовольный собой — откровенничать с Кавехом было дискомфортно, будто кто-то упорный и наглый лезет под панцирь. С другой стороны…

С другой стороны, что-то медленно, но верно вставало по местам в голове. Хотя утомительный процесс и проходил со скрипом, пользы от этого было несравненно больше, чем неудобства.

— Мне продолжать? — спросил Кавех с кривой ухмылкой.

— Нет, достаточно.

— Хайтам, выключай мозги хоть иногда, а? Не всё в этом мире можно осмыслить рационально. Что-то воспринимается только чувственно. — Аль-Хайтам мрачно взглянул исподлобья. Кавех, судя по напыщенному виду, в очередной раз пытался доказать ему значимость искусства. — Мне жутко интересно, что же заставило сбоить механизм в твоей голове, — лениво протянул Кавех. Хайтам опустил взгляд: поля вокруг чертежа покрылись совершенно детскими надписями «Хайтам+Сита» и (он наверняка ошибался, читая перевёрнутый текст, но всё же) «Хайтам — слепой балбес!!!».

— Она сказала, что любит меня.

— Прямо в лоб?! — Кавех подпрыгнул на стуле. С грохотом ударился коленями о столешницу. Чернильница весело прозвенела и завалилась на бок — булькнув, залила стол. Аль-Хайтам чудом умудрился подхватить чертёж — правда, тот порвался на две части: Кавех крепко прижимал край локтями. — Это же гениально! Если бы я был в такой ситуации игры, я бы воспользовался её неоднозначностью! Филигранно! Романтично! Смело!

— Спасибо за твою болтовню, — хмыкнул Хайтам и, уже не слушая возмущений («И всё?! Это весь твой рассказ?! Ч… Что с моим чертежом???»), направился в спальню, бесцеремонно вставая посреди разговора. Ужасно потянуло в сон — то ли Кавех вымотал своей компанией, то ли мысли, застигнутые врасплох таким системным анализом, оставили после себя блаженную тишину.

Требовались дополнительные эксперименты. Если всё, что Хайтам вывел, верно, то Сита действительно ему…