Тысячелетия шли Ли Юэ к лицу. Пёстрый, шумный, — но твёрдый, как скала, как титаническая плита. Город Контрактов достойно снёс утрату своего покровителя, оправился от трагедии и распустился новым цветком лотоса, выращенного заботливыми человеческими руками. Ли Юэ был вечно молодым; такая жизнь не снилась даже божествам.

Чжун Ли медленно шёл сквозь толпу, когда внезапно под ногами у него оказался маленький Архонт Очага. Точнее, то существо, в которое превратился могущественный Мархосиус много лун назад: несмышлёное, забавное, позабывшее всё о своей божественной сущности.

— Здравствуй, — тепло улыбнулся Чжун Ли. В крошечных глазках Гобы отразилось смутное узнавание. Чжун Ли не питал ложных надежд. Он знал, как сильно истощают божеств жертвенные подвиги, как стирают их личность и хоронят её осколки где-то в недрах памяти.

Он был просто рад видеть старого друга. Чжун Ли — Властелин Камня — Моракс — помнил каждого.

Он видел, как рушились миры, как гибли цивилизации, как сменяли друг друга идеалы. Одна непреложная истина так и не была опровергнута.

Камень помнит всё.

— Ты ведь счастлив? — спросил Чжун Ли. На секунду он подумал, что эти слова вложила в его уста сама богиня пыли — настолько это было в её духе даже сейчас, спустя тысячелетия. Гоба издал какой-то звук, по-видимому, выражающий одобрение. Неважно, что это значило. Он выглядел совершенно беззаботным, гоняя по земле под ногами Чжун Ли золотой листок.

— Гоба! Го-оба! — раздался задорный голос. — Вот ты где. О, господин Чжун Ли! Видимо, Гоба захотел Вас увидеть, обычно он не убегает посреди готовки. — Сян Лин, как всегда искрящаяся жизнелюбием, погладила смешного, прильнувшего к её ноге Гобу. — Сегодня такой чудесный день! Господин Чжун Ли, не хотите заглянуть в «Народный выбор»? Я угощу Вас нефритовыми мешочками. С пылу, с жару!

Сян Лин говорила с ним так, будто он был её хорошим другом. Чжун Ли не мог не улыбнуться, глядя на её светящееся радостью лицо. Сян Лин ко всем относилась с теплом — особенно к друзьям Люмин, даже если не знала их лично.

Сян Лин была очень милой девушкой, но это дружелюбие могло сыграть с ней злую шутку.

Чжун Ли едва сдержал удивление, стоило ему зайти внутрь павильона.

Чайльд Тарталья в скромном инадзумском одеянии сидел за столиком около печи, который повара «Народного выбора» традиционно отводили для друзей. Рыжая, вихрастая копна волос и тёмно-синие бездонные глаза всё ещё очаровывали людей. Сян Лин хихикала над его шуткой и бурно делилась забавной историей своей встречи с прославленной путешественницей. Чайльд Тарталья от всей души хохотал в ответ — и не сводил пристального нечитаемого взгляда с вошедшего гостя.

— Ой, господин Чжун Ли, я должна Вас познакомить…

— Мы прекрасно друг друга знаем, Сян Лин, не трудись! — ослепительно улыбнулся Тарталья. Чжун Ли видел его насквозь; синие глаза хранили в глубине лёд и настороженность.

— Путешественница объединяет самых разных людей, — кивнул Чжун Ли степенно. — Рад видеть тебя, Тарталья.

— Взаимно, Чжун Ли.

Только этот человек, слишком юный для своего статуса, слишком юный для своей непозволительной силы, обращался к нему так фамильярно. Его глаза смеялись всякий раз, когда Тарталья позволял себе эту дерзость. Смеялись — и были поразительно пусты, словно за всем его шармом, за бьющей ключом жизненной силой, притягивавшей других, скрывалось душевное омертвение. Чжун Ли знал почему.

От него разило Бездной, как от целого племени хиличурлов — тяжёлая, давящая энергетика, которая обычно расплющивает людей. Ужасающая печать разложения, тянущаяся за ним шлейфом, — но не уничтожившая его. Удивительно и страшно.

Наверное, тем, кто встретился с Бездной, милосердием будет смерть, а не дальнейшее существование.

Внутри Чжун Ли всякий раз просыпалось сожаление, такое чуждое древнему богу-копью. Но он, смертный, не мог не сопереживать другому смертному, постоянно проживающему агонию Бездны, но безупречно сохраняющему лицо — лица: нахала, льстеца, воина, мошенника, стервеца, чаровника.

Видимо, что-то такое промелькнуло в его взгляде. Чайльд сузил глаза, его губы изломались в кривом оскале. Конечно. Такой, как он, не смел принимать жалость — только страх, ненависть, обожание или повиновение.

Чжун Ли не испытывал к нему ничего из вышеперечисленного. Только сухой интерес, как у учёного из академии Сумеру. Крошечную каплю уважения.

И осторожное сочувствие.

— О чём задумался, Рекс Ляпис? — негромко и резко хмыкнул юноша, когда Сян Лин упорхнула к печи. Чжун Ли впился в него взглядом божества (попытался), подвергая очередному испытанию, которые Тарталья так искренне любил. Он не дрогнул, лишь отвёл взгляд для того, чтобы ответить ему достойным взором Предвестника: цепким, хладнокровным, надменным. — Молчишь?

— Пытался понять, почему же ты так давно не звал меня на чаепитие. — Чжун Ли невозмутимо подцепил палочками нефритовый мешочек. Взгляд Тартальи поменялся моментально: он презрительно скривил рот, наблюдая, как ловко мужчина управляется со столовыми приборами. — Что, даже в Инадзуме они тебе не дались?

— Там нет такого хорошего учителя, как ты. — Юноша вздохнул. Теперь он лучился спокойствием и облегчением. Наверное, ждал угрозы от бывшего Архонта за свои прошлые шалости. — Да и я такая бестолочь, что даже у лучшего учителя не научусь, что уж про посредственных говорить.

Он шинковал ароматное, сочное блюдо ножом и вилкой с остервенением, будто обращался с мечом. Чжун Ли почти не сморщился. Тарталья не отличался уважением к ритуалу приёма пищи. Тарталья уважал только силу, на остальное это не распространялось.

— Ну почему же, — Мужчина позволил себе короткую улыбку. — Ты не бестолочь, просто это тонкое искусство. В Инадзуме наверняка был ученик хуже тебя. Электро Архонт так давно спускалась на свою землю, что забыла о многих повседневных вещах.

— Как бы я хотел с ней сразиться. — Юноша поднял на собеседника горящие азартом синие глаза: — Я пытался вызвать её на дворцовую дуэль, но женщина-кицунэ прогнала меня и обсмеяла.

— О, она просто боялась за госпожу Архонта, это был нервный смех, — раздалось за спиной так серьёзно, что Чжун Ли почти поверил. — Здравствуйте, Чжун Ли. Давно не виделись.

Люмин нисколько не поменялась с их прошлой встречи. Только стала ощутимо сильнее. Чжун Ли незаметно покосился на Предвестника; у того аж перехватило дыхание. Как занимательно…

— Я же говорил: наши пути обязательно должны были пересечься вновь. — Он одарил путешественницу самым тёплым взглядом, на какой был способен. — Здравствуй, Люмин.

— Э-эй!

— И малышка Паймон.

***

— Значит, контракт — это твой абсолют. — Гуй Чжун выглядела серьёзной, но приподнятые уголки губ хранили ироничную насмешку. Моракс не разделял её веселья. Богиня пыли на всё смотрела странно, с какой-то иной точки зрения. Рекс Ляпису не нужны были пространные рассуждения — особенно сейчас, когда до пустой болтовни не было времени. Но почему-то её он был готов слушать в короткие мгновения спокойствия, замершей перед очередным боем тишины. — А дружба — это тоже контракт? А любовь?

— Не мерь смертное божественными мерилами. — Моракс окинул взглядом долину Гуйли, которую их люди застроили домами и святилищами в честь союза двух богов. Смертные стремительно преобразовывали мир; наверное, вот почему в Войне Архонтов так нужно их участие.

— Не умаляй человеческое; божество не ведает, какая ноша лежит на смертных плечах, — парировала она с той же интонацией, но тихо рассмеялась, не удержавшись. — Что есть наш с тобой контракт?

— Союз богов, — ответил он не думая, твёрдо зная, о чём говорит. — Для божественной цели.

— Это формальности. — Гуй Чжун сорвала глазурную лилию, которую Моракс чуть не растоптал, упражняясь с копьём под её речи. Моракс замер; богиня водрузила нежный цветок на его голову, как венец. Её глаза и голос были полны тепла: — Ты и правда не можешь назвать меня своим другом, Моракс?

Он отвернулся, молча и резко взмахивая копьём. Гуй Чжун как всегда застала его врасплох.

Глазурная лилия удержалась на его макушке. Гуй Чжун за спиной рассыпала в воздухе смешок.

— Можешь не отвечать, я всё знаю, — Богиня коснулась его плеча так легко, словно это был очередной невесомый цветок. — Нам есть, чему поучиться у смертных. В конце концов, что есть божественная воля, лишённая дыхания человека? Лишь мёртвый образ.

Она обошла его и встала напротив, держа в руках грубо отёсанную фигурку. Каменная статуэтка изображала весы, чаши которых уравновешивали копьё и глазурная лилия. Символ их союза, который смертные помещали в святилища.

— Учись у смертных всю жизнь, Моракс. То, что испытывают люди, не измеряется контрактами. Всегда будет то, что стоит выше идеала.

Чжун Ли подскочил на кровати, ловя слетевшую с головы глазурную лилию. Пальцы сжали лишь воздух, а далёкий голос в его голове умолк — тысячелетия назад. Так давно, что он не смог вспомнить его звучание.