Сборы не заняли много времени. Вся жизнь Лавеллан умещалась, в одну походную сумку: немного склянок с зельями и лириумом, мешочек с магическим порошком, горсть золотых монет, охотничий нож, фляга с водой, небрежно свёрнутый плащ. И где-то там, на дне — свёрток, таящий в себе волчий кулон, который она по сей день зачем-то таскает с собой.

Не хочет помнить. Но не хочет забыть. Противоречие, лишившее её покоя на долгие пару лет.

Эллариэль прислушалась к голосам снаружи и осторожно выглянула из-под полога. Делегации покидали Зимний дворец, поэтому территория, ещё пару дней ранее пестреющая шатрами и разношёрстными гостями, постепенно пустела, открывая больше простора для манёвров — эльфийке бы не хотелось попадаться кому-либо на глаза.

Она покинула укрытие незаметно, выбравшись с противоположной от входа стороны, прикрытой кустами, и, проследив за снующими в патруле солдатами, быстрыми шагами свернула к нужной тропе между постройками.

— Стой.

Внезапно прошелестевший над ухом голос Коула заставил её резко дёрнуться и отступить назад. Она прижалась к стене, притаившись, и через некоторое мгновение до острых ушей донеслись тяжёлые шаги. Чуть не попалась.

Оглядевшись вокруг, Эллариэль не обнаружила рядом духа, но его голос продолжил звучать совсем близко:

— Теперь можно. Двери открыты, я заставил стражей забыть.

Не мешкая, она вырвалась вперёд, следуя уже знакомой дорогой. Череда пыльных и пустующих коридоров дворца невольно вызывала мысли о ловушке. Жизнь в роли Инквизитора научила ожидать подвох во всём, особенно в стенах главной декорации Большой Игры.

Элювиан стоял на прежнем месте.

Но Лавеллан не сделала и двух шагов к нему, как позади раздался уже другой голос.

— Решила молча свалить, а?

Сэра смотрела на неё обиженным ребёнком, однако было что-то ещё в этом колючем взгляде, заставившее задуматься.

Возможно, долийка могла бы… взять Сэру с собой? Как сородича и боевого товарища. В конце концов, как свою подругу.

Рядом просвистела стрела, глухо впечатавшаяся в раму старой картины. Не промах — предупреждение. На кончиках пальцев Эллариэль заиграли слабые искры. Пусть при ней и не было посоха, она могла обойтись без него.

— Ты всех пытаешься переубедить при помощи насилия? Ах, да.

— Если надо, и тебе зад надеру!…

— Заставляют петь, заставляют кричать. Уйти, забыть: и древо, и лес, и уши, смотрящие в Тень.

— А! Жутик, свали! — Сэра мгновенно отвлеклась от Эллариэль, бешено вертя головой, чтобы прицелиться стрелой в Коула.

— Забыть, чтобы выжить, забыть, чтобы жить и смеяться, не плакать. Почему она не понимает?

— Коул, заткнись!

Дух появился позади эльфийки, пронзая ту прямым взглядом из-под шляпы и прядей призрачных волос:

— Друзья не бросают, друзья помнят. Она могла помнить лучше всех.

— Хватит! — голос Сэры сломался на середине слова, стрела полетела в сторону Коула, но не зацепила его — он исчез, через мгновение появившись рядом с ней и заключая в полуобъятие:

— Древняя кровь, древняя песня, но смертное сердце. Забудь, — последний шёпот унёсся лёгким потоком воздуха, и взгляд лучницы опустел, руки опустились, выронив лук.

Это было последним, что Лавеллан увидела, скрываясь в ожившей глади элювиана, по другую сторону которого её уже ждали.

— Спасибо, Коул.

Эльфийка выглядела растерянной, будто мгновение назад это она, а не Сэра поддалась влиянию духа, и теперь не знала, где оказалась и что здесь делает. Оглянувшись на зеркало, которое вновь встретило её лишь мутной пеленой, она выдохнула.

Очередной рубеж был пройден. От одной только мысли о том, что ожидало там, в будущем, захватывало дух. Или же это явил себя страх? Не важно. Ей оставалось только идти вперёд, к цели, отступать было некуда.

Взглянув на Коула уже осознаннее, Эллариэль даже попыталась улыбнуться ему:

— Мне стоило догадаться, что ты-...

— Внутри так шумно. Правильное кажется неправильным, сбивает с толку. Правда — битое стекло, ранишься сама, чтобы не ранить остальных, но они загоняют осколки глубже. Кровоточит... 

— Коул... — втянув носом воздух, она присела на ближайший валун, плечи её опустились, но совсем не от тяжести рюкзака.

Кровоточит. Внутри кровоточит, а Лавеллан совершенно не знала, как с этим быть.

Она бежала от людей, но её догнало собственное запутавшееся "я". Сомнения охватили волной тревоги и паники, дыхание участилось вместе с сердцебиением, и в этот момент над головой устами Коула прозвучали слова Соласа:

— Сосредоточься на том, что в этом мире.

Диалог из прошлого всплыл в мыслях, будто всё было только вчера.

— Ощути землю. Дыхание в лёгких. Ткань на коже и как она шуршит.

Голос духа был лишён красок, и всё же в нём различалась толика сострадания, его сути.

— Слушай. 

И долийка слушала. Шелест яркой листвы. Пение магии в воздухе. Тихое перекатывание осыпающихся камней. Собственное сердце.

Выдох, вдох, выдох.

Вдох.

Выдох.

Необходимое спокойствие вернулось к ней не так скоро, но и торопиться было, кажется, некуда.

— Спасибо… Ещё раз.

Коул промолчал, но Эллариэль заметила, как юноша будто стал ярче после её слов.

Он помог.

— Я отведу тебя к Грустному Волку. Буду рядом.

***

Из письма Варрика Тетраса Защитнику Киркволла Гаррету Хоуку:

“Мой дорогой друг, я искренне надеюсь, что у тебя всё хорошо. История Инквизиции наконец подошла к концу, и настала пора перевернуть эту страницу, вернуться к истокам — в Киркволл, где я надеюсь увидеться с тобой, пока мир не стремится рухнуть в пропасть.

Впрочем, стоит сказать, конец этой истории не менее фееричный, чем её начало с разрывом неба, появлением Вестницы самой Андрасте и древних магистров, побывавших в Чёрном городе. Наша леди Инквизитор решилась пойти за своим сердцем, да не просто пойти — она буквально сбежала прямо к своей любви. Я бы обязательно написал её историю, будь у меня хоть какая-то ясность в финале.

Думаю, у нас будет шанс его лицезреть воочию и, если повезет, выжить.

Собираю вещи, а снаружи плещется целый океан беспокойства и напряжения. Товарищи из Инквизиции вынуждены решать, что делать дальше: кто-то возвращается к семье, домой, к прежним занятиям, кто-то находит новые идеалы, которым сможет служить… И многие злятся на бедняжку Лавеллан. “Как она посмела поступить так эгоистично?” — это думают многие, и хотя слова звучат по-разному, это видно в их взглядах и нервных подергиваниях.

А я не первый раз имею честь сражаться бок о бок с великими людьми, на которых неожиданно свалилась гигантская ответственность. Мне удалось уберечь тебя от этой ноши, но её я спасти не мог. Зато отпускаю с лёгким сердцем, ведь какие бы ошибки она ни совершила, это будут её ошибки, её чувства и её история.

Соловушка будет искать её, а мне остаётся лишь надеяться, что у Элли найдётся тот, кто отведёт от неё чужие взгляды. Она это заслужила.

С нетерпением жду скорой встречи,

Твой верный друг, Варрик.

P.S. Скажи мне, что Блонди не натворил дел, пока меня не было! Не хочу вернуться домой и увидеть там взорванную кухню или что-то в этом роде.”

***

Три года для бессмертного существа — ничто, один короткий миг по сравнению с тысячами прожитых лет. Но каким плодотворным мог быть этот миг! Солас не мог не чувствовать довольства, выслушивая отчёты духов, пока перемещался по Перекрестку.

— Фенек разорил гнездо, — шипел один с нотками кровожадного удовлетворения в голосе (старая месть свершилась, новая жизнь спасена).

— Дракон пролетел над городом рабов, путь открыт, — прочти пропела вторая тень, мерцая в паре дюймов от земли.

Сообщения от агентов шли друг за другом, звучали прозвища и имена, жертвы и выжившие, провалы и победы. Часть этой сети работала ещё до Инквизиции, когда Солас проснулся слишком слабым, чтобы справиться в одиночку; часть появилась благодаря Инквизиции: слуги в Халамширале, мастера, привлечённые военной организацией в неспокойное время, торговцы, убийцы, герои. На доске появлялись пешки, маги, ладьи, а готовилась прибыть — королева. На этот раз эльф планировать быть ещё умнее, ещё хитрее и жёстче, чтобы столь серьёзные жертвы, на какие пришлось идти тысячи лет назад, больше не понадобились.

На этот раз он не совершит ошибки. То, что он собирался построить, простоит до скончания мира.

Эльфийская архитектура, пережившая тысячелетия забвения и войн, славилась своей крепостью и изящностью. Народ добивался этого путём невероятно тонкой работы мастеров магии и камня: тысячи видимых и невидимых деталей поддерживали шедевры в воздухе и на земле. Солас должен был создать нечто похожее, для чего ему нужны были столпы — то, что поможет не рухнуть в пропасть. Чем больше — тем лучше.

Основой любой организации являлись советники. У мужчины уже было несколько близких доверенных лиц, и сейчас он планировал получить ещё одно.

Найти Бриалу не так-то просто, если не опутать своей сетью весь Орлей, Ферелден и несколько других государств. Как большой паук он теперь мог почувствовать вибрации чужих решений через тонкие, упругие ниточки. Эльфийка оказалась даже не самой тяжёлой добычей из-за её связей с императором и особенностей подпольной эльфийской организации. Соласа не взволновало то, как легко было склонить некоторых агентов Бриалы на его сторону, хотя в народе говорилось: “предавший однажды, предаст снова”. Едва ли в этом мире найдётся ещё один появившийся во плоти эльфийский бог, обещающий ещё больше свободы.

— Banal nadas¹, Фен’Харел, — прошептала хрупкая маленькая эльфийка, едва выросшая из детства. Она смотрела на него огромными чистыми глазами, но даже в таком нежном возрасте её плечи уже научились скругляться вперёд, а руки — нервно цепляться за юбки в ожидании окрика или наказания. Даже её эльфийский — выученное тайное приветствие тех, кто присоединился к пути Волка — неловкий и сломанный.

Но это дитя решилось на перемены, а потому Солас, скрыв часть лица за белой волчьей шкурой, улыбнулся и невесомо коснулся маленького подбородка:

— Ma serannas, da’len², — его голос слегка менялся, когда он старался казаться более загадочным. — Спасибо, дитя. Ты ни о чем не пожалеешь.

Девочка, носящая совсем не эльфийское имя Сиси, смущенно улыбнулась, после чего проводила “гостя” до комнаты, где корпела над какими-то письмами Бриала.

— Я ожидала тебя намного раньше.

Он ещё не успел переступить порог комнаты, а в него уже полетели слова-стрелы, замаскированные под мягкий акцент и снисходительную насмешливость. Глядя на невысокую эльфийку через ряды острых зубов на волчьей шкуре, Солас сдержал собственную усмешку — ту, которую можно увидеть у любого хищного зверя перед нападением. Бриала была Эллариэль для Фелассана. Его слабостью, тем, что привело прекрасного и верного агента к гибели.

Гибели от его, Соласа, рук. Эта кровь до сих пор жгла ему ладони, пусть даже он уничтожил, в первую очередь, дух эльфа, а не его тело.

Но теперь ошибка исправлена, элювианы полностью подконтрольны только ему одному, а Бриала ещё могла хорошо послужить их общему — его и Фелассана, и элвен — делу.

— Я старался исчерпать все другие варианты, — Солас всё же усмехнулся, пусть и совсем не так, как хотел.

— И всё же пришел ко мне, — женщина отложила дописанное письмо, бросила перо на подставку и полностью сосредоточилась на гостей. — Попутно переманив часть моих агентов к себе.

— Это не будет столь сильно ранить, когда и ты перейдешь на мою сторону, — он не ждал приглашения присесть, наоборот, позиция стоя давала ему возможность смотреть на Бриалу сверху вниз и давить одной только аурой. А ей так удавалось видеть его глаза, сверкающие из-под шкуры. — Пожалуй, нет нужды в представлениях.

Бриала откинулась на спинку резного стула, сложив руки на груди и полностью закрываясь от собеседника. Её долгий взгляд изучал, пытался подцепить ещё какую-нибудь ниточку знаний, за которую можно потянуть. Солас не давал ей ничего, кроме того, что она и так уже узнала.

— Ты — некогда напарник бывшей леди Инквизитора, но многие говорят, что не просто напарник, — она не изменилась в лице, пока говорила это, хотя мало кто удержался бы от усмешки. — До этого ты был эльфом-отступником, которого знают многие долийские кланы и о котором слышали многие городские эльфы. А до этого… насколько я понимаю, ты спал. И проснулся, чтобы ввергнуть мир в хаос. Солас. Фен’Харел. Ужасный волк. Как бы ты ни называл себя.

В комнате воцарилась тишина. Игра, в которую эти двое играли, вся строилась на словах, на том, когда и как они произнесены, и потому никто не стремился дать противнику больше, чем нужно. Солас смотрел на лицо женщины, добившейся очень много, заплатившей тяжёлую цену за каждое из своих возвышений, готовой идти на жертвы ради достижения цели. Он смотрел и видел отголосок себя. Не отражение, но часть целого.

— А ты — та, кто хочет помочь своему народу, — у Бриалы было множество качеств и моментов истории, которые можно было отразить в ответной нападке, но эльф не стал этого делать. Фелассан умер, чтобы дать этой женщине шанс поступить по-своему. — Стоит признать, ты добилась большего, чем я думал. А я присматривал за тобой с самого начала.

В её хрупком теле, скрытом придворным платьем управляющей, появилось напряжение, тёмные брови сдвинулись ближе к переносице:

— Поэтому ты решил украсть всё это?

— Не украсть, — эванурис качнул головой и обвёл рукой то, что их окружало: небольшой кабинет в свете свечей, письма и документы, а так же надежды и мечты. — Использовать для того, чтобы наш народ вернул всё, что было утеряно. Даже твои грёзы не смогли бы охватить всего.

— Ах, да, — злость придавала остроту языку женщины, — бессмертие, магический дар, мир, где нет рабства и несправедливости к нашему народу. Я слышала те сказки, которые пересказывают восторженные эльфы, следуя твоему зову.

— Но это вовсе не сказки. Перед тобой стоит тот, кого называют богом, проспавший дважды по тысяче лет, но всё ещё способный быть здесь и разговаривать с тобой. И разве не докладывали тебе о стражах Храма Митал? Тех, кто так же стары, как и я, но всё ещё живы.

— О, бессмертие — вовсе не то, что я назвала сказками. Как ты собираешься добиться того, чтобы в мире не осталось несправедливости? Это непосильная задача даже для бога, иначе народ не страдал бы тысячелетиями, — Бриала поднялась, упираясь ладонями в стол, и всё равно смотрела на него снизу вверх из-за своего роста. — Я могу построить что-то настоящее здесь, в Орлее, что-то реальное, плоды чего уже можно ощутить, почки вот-вот распустятся. Ты пытаешься продать мне мечту.

— Твой путь, тот, которому ты стала следовать после того, как растоптала надежды сородичей во время восстания в Халамширале, действительно может дать плоды. В отдельно взятой стране, больше при почившей императрице, чем при нынешнем, с позволения сказать, императоре, — даже если все знали, что императора Гаспара дёргала за ниточки хрупкая женщина за столом, невозможно было — ради блага дела — резко развернуть его решения. Требовалось начинать путь с самых низов. — Долийские кланы продолжали бы вымирать, но ты сама стала причиной гибели одного из них, предположим, что они — затворники-фанатики, и их не жаль. Городские эльфы продолжали бы сходиться с людьми с коленнопреклонной позиции, смешиваясь, утрачивая последние крохи уникальности. Рабы продолжали бы приноситься в жертву, размножаться, как скот, ради потехи своих господ и рождения таких же рабов на свет. С годами острые уши станут мелькать в городах, лесах и на больших дорогах всё меньше и меньше, пока через сто, двести, тысячу лет их не останется вовсе, а люди не начнут думать, что странные создания со своим языком, культурой и наследием — всего лишь легенда. Красивая сказка, почти… мечта, — Солас не повышал голоса, говорил так, словно рассказывал об одном из путешествий в Тень, маленькую историю, таящую в себе великую скорбь. Бриала не отводила от него глаз, стараясь не отражать эмоции ни на лице, ни в реакции тела.

Тишина снова захватила небольшое пространство комнаты, только дыхание — глубокое и спокойное разрывало её.

— Ты считаешь, что нашему народу стоит последовать за мечтой, чтобы не превратиться в неё? — женщина проговорила это почти шепотом, но лицом оставаясь серьёзной и напряжённой. — Считаешь, что это стоит риска?

— Если конец един, не стоит ли умереть сражаясь, а не безропотно ожидать гибели? — голос Соласа прозвучал под стать голосу Бриалы — тихо, лёгким ветерком, трогающим пламя свечей на столе. Пришла пора для ещё одного оружия. — Фелассан отдал жизнь и многие её годы, чтобы приблизить эльфов к этому моменту. И он сделал ставку на тебя, Бриала. Считал, что ты сильна, что ты способна. Когда всё закончится, каждый эльф будет сам себе господин.

Бриала улыбнулась — это была красивая, но печальная, безрадостная улыбка.

— То, о чём ты говоришь, самая сладкая ложь из всех. Господа будут всегда, вопрос лишь в том, насколько острыми или круглыми будут их уши. Разве нет?

Среди эльфов, с которыми работал Солас, были те, кто верил в идеальный конец — бесконечную свободу и равенство. Но тот, кто прожил тысячи лет, знал сущность простого народа. Когда-то он сказал, что эванурисов породила война, отчасти, это так. Мирное время порождает правителей: старост, управляющих городами, королей или большие советы знати. Для управления телом нужен мозг, для управления народом — кто-то, стоящий выше остальных. И каждая организация постепенно начнёт гнить изнутри, это естественный порядок вещей.

— Особенно, когда твоя жизнь не имеет конца, — согласился Солас, не собираясь отпираться. — Но это ведь важно, не так ли? Какие уши будут у господ.

Люди были так жестоки к эльфам из-за их различий. И пусть когда-то обезумевшие от жажды власти эванурисы были не менее ужасны, в них всё равно сохранялось извращённое понимание об одном народе. Всегда проще представить боль существа такого же, как ты.

— И у кого будет власть в новом дивном мире, который хочет создать бог обмана?

— У самых достойных.

— И один из них — это ты?

Ожидаемый вопрос вызвал у него смех. Вполне искренний, за которым последовала улыбка.

— Боюсь, я никогда не был хорошим правителем. Я проложу путь, и уже другие помогут Народу идти по нему. В том числе, и ты.

Бриала не вдохнула резче, не дернулась, будто и так знала ожидаемый ответ на ожидаемый вопрос. Или чувствовала нить разговора и то, в какое полотно она связывалась.

— И за это ты просишь мою организацию. Моих агентов, эльфов Орлея и власть над Гаспаром.

— Я прошу тебя стать моим советником. Доверенным лицом. И как я уже сказал, мне не будет нужды отбирать, только использовать, если возникнет нужда.

— Кроме, конечно, элювианов, — узкие плечи Бриалы расслабились, она встала ровнее и позволила себе почти дразнящую усмешку в голосе и на лице. Солас ответил на это коротким фырком:

— Они никогда тебе не принадлежали.

***

Солас ожидал Эллариэль у элювиана. Его фигура в позолоченных эльфийских доспехах казалась частью пейзажа руин, среди которых и возвышалось зеркало. Зелёные упругие лозы обвивали резную раму, по воздуху плыл яркий аромат цветов и неупокоенной скорби. Солас ощущал тоску, пропитавшую это место, всем собой, но выбрал его не случайно.

— Добро пожаловать в одно из убежищ Фен’Харела, — поприветствовал новоприбывшую эльф, едва удерживая себя, чтобы не подать руку. Коул выскользнул следом за девушкой и огляделся.

— Горе тускнеет, звезда светит ярче. Легче дышать, — он улыбнулся, кивнул Соласу и вскоре исчез в руинах. Его здесь ждали и друзья, и работа.

— Надеюсь, у тебя не было проблем на пути сюда? — давно названный эльфийским богом обмана Солас последний раз говорил столь косноязычно, пусть и сохраняя мягкий тон. Присутствие Эллариэль выбивало из колеи, особенно её отяжеленный думами (сомнениями?) взгляд.

— Даже если и были… Как видишь, я всё же здесь, — долийка смотрела куда угодно, но не на Соласа. Кажется, задержи она взгляд на нём, и шторм, с таким трудом успокоенный, вновь обрушится волнами, поднимая со дна непрошеные чувства.

Перед ней раскинулся знакомый уголок Долов, самый тихий и печальный, осколок героической истории. Здесь нашли последний приют Изумрудные рыцари и многие другие эльфы. Древняя крепость была частично разрушена, захвачена лесом, и это лишь добавляло особое ощущение покинутости этим местам. Но было и кое-что новое: строительные башни, мастерские, вибрации магии, прошивавшей пространство и создававшей защитный барьер, который можно было заметить благодаря слабым радужным отблескам в воздухе. И везде вместо осквернённых храмовников и нежити на широких лестницах и между изящными арками сновали эльфы, самые разные: долийцы, предпочитавшие обходить гробницу стороной раньше, “плоскоухие” и даже бывшие рабы! Жизнь кипела там, где раньше аура смерти буквально удушала.

Узнавание отразилось на лице Лавеллан недоумением:

— Din’an Hanin³?… Серьёзно? — она впервые подняла на эльфа глаза. — Нас же будут искать здесь в первую очередь, Солас.

— Это место большой силы, — отозвался он, слегка улыбаясь от возможности поделиться знаниями. — И большой скорби. Здесь обитает множество духов наших павших, и они готовы снова защищать свой народ, мне не нужно насильно привязывать их к месту и лишать воли, это их собственное желание. Завеса над Долами истончена, через неё просачивается древняя, чистая магия, которую я использую для барьеров и защитных рун убежища, отвода лишних глаз, — Солас медленно подвёл Эллариэль к одной из древних колонн. Одно прикосновение — и белый камень украсился ярко-зелёной эльфийской вязью: барьер вокруг руин стал виден более отчётливо, переливаясь и мерцая в солнечных лучах.

— Наконец, это всё-таки крепость, древняя, построенная на века. Её стены и подземные ходы будут очень кстати там, где магия не сможет помочь. Нас будут здесь искать, не сомневаюсь, но иногда лучше спрятаться на виду, если это даёт больше преимуществ, чем не рисковать вовсе. Особенно, если на нашей стороне будет та, кто по-настоящему управляет Орлеем. И может отвлечь взгляды людей от этого места.

— Значит, всё продумал, — немногословно заключила Лавеллан, озираясь по сторонам. Магия в этом месте с годами стала ощущаться ярче: она щекотала кожу как пьянящие пузырьки вина на языке и вплеталась в окружающее пространство, вдыхая в него некогда утраченную жизнь. Поистине удивительное место, хранящее в себе наследие предков.

Что до участия Бриалы во всём происходящем... Стоило ли удивляться, если это было лишь вопросом приоритетов и времени? Воспользоваться ситуацией, потянуть марионеток за невидимые ниточки — однажды это удалось Инквизитору, почти не смыслящей в интригах и политике. С ресурсами, знаниями, силами Ужасного Волка это удалось бы и подавно.

— Как здесь много эльфов, — заметила она между прочим, почувствовав укол затаённой обиды, отчего сразу приосанилась. Она тоже могла быть здесь, уже давно, реши Солас не держать её в неведении. Задетая гордость ещё долго будет напоминать о себе, но сейчас её не получалось скрывать лишь из-за усталости — эти дни отняли у неё много сил.

— Теперь мне даже интересно, — на мгновение язвительная, болезненная усмешка дрогнула в уголке губ, — Может, тебе просто было выгодно, чтобы я находилась на месте Инквизитора всё это время? Или ты действительно хотел... — но резкий вздох прервал мысль. — Не важно.

Солас не смог заставить себя идти дальше и остановился, посмотрев в лицо Эллариэль, в её глаза. Она была зла на него, разочарована, расстроена. Как бы ему хотелось знать заклинание, способное стереть эту боль, но даже если оно существовало, какое право он имел стирать её чувства?

— Исход эльфов начался совсем недавно, когда я получил контроль над большинством элювианов, — едва ли именно это по-настоящему волновало долийку, он пытался лишь выиграть для себя время. — А сразу после победы над Корифеем ты была слишком важна для этого мира, чтобы иметь возможность просто исчезнуть, — снова не его чувства, а лишь отговорки.

Когда он стал таким трусом? Любящий взгляд Эллариэль, её горящая, как солнце, душа, дали ему смелость. И они же, превращенные в холодный лед с прожилками талой воды, вселяли в него страх. Страх потерять безвозвратно, разыграв партию неправильно.

Мужчина вдохнул полной грудью, намереваясь вытолкнуть из неё нужные слова, но его прервал другой голос.

— Banal nadas, Фен’Харел, — рядом с Соласом появился один из духов — высокий, стройный эльф в доспехах, являвшихся странным сплавов стиля древних элвен и природной практичности долийцев. Это был один из стражей Дин’ан Ханин. Давно потревоженный в своей могиле, но спасенный Фен’Харелом, один из нескольких Изумрудных рыцарей, чей разум удалось очистить от гнева из-за разграбления и осквернения места его отдыха. — Народ в безопасности, пока мы на страже. Крепость растет.

Солас моргнул медленно, понял, что задержал дыхание, и неспешно выдохнул.

— Ma serannas, Соран. Всем стражам известны новые наставления?

Соран кивнул, свечение вокруг него стало немного ярче — от довольства хорошо исполненным указанием.

— Мы задаем вопросы. Мы проверяем. Мы на страже.

Застрявшие на этой земле, отрезанные от развития в мире Тени, эти духи знали лишь одну цель. Солас обязательно освободит их в будущем, позволит раствориться и переродиться в нечто иное или же стать духами мудрости, покровительства, героизма.

— Ma melava halani⁴, Соран. Ступай.

Изумрудный рыцарь улыбнулся тускло и лишь на мгновение перевёл взгляд на Эллариэль: зацепил лицо и одежду, явно запоминая, после чего исчез.

Его появление встряхнуло Соласа достаточно, чтобы собрать в кулак смелость:

— Я желал видеть тебя рядом с собой больше всего на свете, Эллариэль. Ты та, благодаря которой я решился попытаться вновь, — он не смотрел на эльфийку рядом, его взгляд был направлен на трещину в крыше, которую ещё не успели отремонтировать: через неё пробивался солнечный свет и тонкие стебли плюща. — Ты любила меня, и я не мог жить, зная, каким ты меня увидишь, если пойдешь со мной. Каким я стану, что мне придется сделать. Это было эгоистично и жестоко — ты была права, у тебя есть свободная воля, ты должна была сама решить свою судьбу.

Девичья ладонь крепко, до боли сжимала собственное предплечье. Боль — якорь, боль — как способ удержаться от вспышки эмоций, которая скорее навредит ей самой, чем подарит облегчение.

Лавеллан хотела услышать Соласа, и, поначалу услышав лишь Оправдания и Долг, едва совладала с истеричным смешком, закатив глаза. Наболевшее всё же вспыхнуло как фитиль, но пока эльф отвлёкся на неожиданного собеседника, оно так же быстро погасло, оставляя вместо острых слов-осколков лишь дым.

— Да, именно. Ты отнял выбор, который должна была сделать я. Мы вместе, — голос её дрогнул. Она не кричала — говорила почти спокойно, устало, разглядывая чужой профиль. — Ты сбежал вместо того, чтобы решить всё раз и навсегда. Оставил меня… вместе с Меткой. Но спасибо, что хотя бы сейчас позволил нам решить, чем бы ты ни руководствовался на этот раз.

Над головой пронёсся тихий шелест листвы, скрадывая последние слова. Была ли в них надежда или же смирение — она не знала и сама.

— Куда мне идти теперь? 

Её “мы” и “нам” быстро закончились, снова превратившись в одиночество двух “я”. Однако Солас всё же почувствовал прилив надежды, лёгкий, как весенний бриз, и этого было достаточно. Пока.

— Следуй за мной, — он указал ладонью общее направление пути и двинулся слегка впереди, буквально на полшага, чтобы всё ещё иметь возможность видеть Эллариэль.

— Вскоре это место вернёт своё было великолепие. Насколько это возможно после стольких лет запустения. Восстановят стены, крышу, витражные окна… — мужчина старался заполнить тишину, которая раньше всегда была вполне уютной между ними. Рассказывал об утерянных фресках, о разрушенных орудиях, о подземной реке, способной обеспечить защитников крепости (а сейчас и простых мирных эльфов) чистой водой, о сети подвальных помещений, переделанных под жилые комнаты — кто-то из эльфов предпочитал спать на верхних уровнях, но большинство выбирали тёплую полутьму внизу. Рассказывал про призванных на помощь духах-покровителях ремесленников, помнивших тайны старых эльфийских мастеров.

Он говорил и говорил, надеясь увидеть искру любопытства, которая всегда появлялась в глазах Эллариэль, когда перед ней оживали древние истории. Но сейчас в её взгляде едва ли можно было увидеть отголоски той жизни. И хоть слушала она вполуха, ей всё равно не хотелось, чтобы эльф замолчал. Ровный, повествующий голос вызывал неизбежные воспоминания — то, что точно осталось между ней и Соласом, — успокаивая и вместе с тем привнося в душу щемящее чувство. Не ностальгия, но осознание того, что больше ничего не будет как прежде.

— Сюда, — Солас указал на неприметную плиту в каменном полу, которую всем было строго-настрого приказано оставлять закрытой, даже если из подвалов выходили на минуты. Правильное прикосновение к рунам на стене (немагам нужно было лишь запомнить их расположение, они узнавали присутствие эльфов) заставило плиту сдвинуться вверх и в сторону, открывая проход вниз, освещённый завесным огнем. Это создавало иллюзию входа в потусторонний мир, которая, впрочем, разбивалась об отдаленные голоса, смех и топот. Эльф опустился на несколько ступеней и развернулся — не смог удержаться от шанса прикоснуться к Эллариэль, помочь ей. Наверняка, чувство равновесия после потери руки ещё не полностью пришло к ней, а поэтому он протянул ей ладонь. — Позволишь?

Гордость заставила её помедлить, прежде чем принять помощь, но когда она всё же сжала тёплую руку своей, поняла, что не хочет отпускать. Может, не так уж и неправы были остальные, рассуждая об истинных мотивах её ухода. Действительно ли ею двигало только желание сделать что-то для своего народа или же часть её просто зацепилась за возможность снова быть рядом с Соласом?

— Ma serannas.

Солас позволил себе лёгкую улыбку, когда их пальцы соприкоснулись. Лёгкие разряды магии проскочили между их кожей, покалывая и пробуждая к жизни. Он медленно спустился по ступеням, позволяя глазами привыкнуть к зеленоватому свету и полутьме. И когда Эллариэль оказалась в самом низу, едва заставил себя отпустить её руку — маленькую и нежную, по сравнению с его.

— Чтобы увидеть руны, тебе нужно сосредоточить немного магии, — он проделал этот простой для любого мага трюк, и на стенах засветились символы, которых он и коснулся, чтобы закрыть проход. Плита с лёгким скрежетом вернулась на прежнее место, отсекая остатки солнечного света.

— Если когда-нибудь оборона этого места будет прорвана, внизу ещё будет оставаться шанс спастись, — был создан целый план на подобный случай, по которому элювиан нужно было спустить вниз, забаррикадироваться и начинать немедленный вывод эльфов в другое убежище.

Мужчина вел её через коридоры, отвечая на кивки, поклоны, и приветствия, и отмечая то, с каким любопытством эльфы смотрели на молодую женщину рядом с ним: она не была похожа на рабыню или “плоскоухую”, слишком гордо держала голову, но и валласлина на ней не наблюдалось. К тому же, Фен’Харел привел её сам — настоящая загадка, которая займёт убежище на ближайшие несколько дней.

Проходя мимо жилых помещений, кухни и других комнат, Солас рассказывал девушке о них, хотя шанса запомнить переплетение коридоров и дверей за один раз было невозможно. Поэтому над большими завесными огнями можно было увидеть их маленьких собратьев, помигивающих зелёным и способных указывать путь смотрящим. Духи очень сильно помогали живущим здесь не потеряться.

Наконец, они подошли к очередной двери и остановились. На ней была вырезана волчья морда, чьи глаза пытались заглянуть в самую душу.

— Эту дверь мне подарили долийцы, — Солас хмыкнул и тронул ручку, — удивительно, что ручка обычная, а не в форме волчьей лапы.

На самом деле, он не был недоволен подарком, долийцы выразили своё уважение к нему так, как сумели. К тому же, было неплохо выделить дверь его личной комнаты от остальных. Любопытные эльфы и дети не станут за неё заглядывать.

— Прошу, — он указал ладонью, приглашая Эллариэль зайти. Его комната оказалась на удивление обжитой. Крепкая деревянная кровать, покрытая шкурами, на небольшом столе — аккуратные стопки книг. — Здесь я провёл большую часть тех двух лет, на которые покинул тебя.

Долийка ощутила знакомую атмосферу уюта и умиротворения, некогда царившую в атриуме Скайхолда, где раньше можно было найти Соласа. Помедлив, она ступила вглубь комнаты, охваченной мягким изумрудным сиянием, вскользь прошлась взглядом по названиям на корешках книг, невольно представляя, как эванурис проводил за их страницами свободное время, в одиночестве и погружённый в свои раздумья.

— Расскажешь, что происходило в последние годы? — остановившись у кровати, она вдруг осознала, насколько сильно устала. В последнее время ей было совсем не до отдыха; даже сон по ночам доставался ей с трудом.

— Расскажу, но не здесь. Будет проще сделать это во сне, многие вещи требуют… секретности. И какое место более укромно, чем сон? Приляжешь? — мужчина указал на собственную постель (внутри поднялась тёплая волна от мысли об Эллариэль в его ложе) и отвернулся, поднимая со стола нераспечатанное письмо. Свежее, ещё хранило отпечаток отправителя.

— Ты предлагаешь мне отдохнуть здесь? — если бы не спокойный тон голоса, Лавеллан подумала бы, что Солас издевается.

— Если ты не против, — мягко отозвался эльф, перебирая пальцами по пергаменту. — Остальные помещения большие, в них проживают отдельные кланы или несколько семей, но я смогу найти для тебя свободное место в общих комнатах, если ты предпочтешь это.

Вновь столкнувшись с внутренними противоречиями, девушка поджала губы. До тех пор, пока внутри болит, сложно не идти на поводу у собственного эго. И всё же, порой стоило отсеивать личное. Как бы то ни было, пренебрегать чужим гостеприимством невежливо, тем более что ей не хотелось бы стеснять кого-то из сородичей. И вспомнив направленные на неё внимательные, любопытствующие взгляды эльфов (в Хэйвене на неё смотрели так же), она лишь укрепилась в своём мнении.

— Обсудим это позже, — снимая сумку и оставляя её у кровати, она кивнула в сторону письма, — Отчёты?

Стол Вестницы в Скайхолде тоже никогда не пустовал, заваленный, помимо книг, конвертами, свитками и листами пергамента. Золочёные печати, надушенные белые листы с витиеватыми закорючками — письма от орлесианской знати всегда выделялись из общей массы. Касалось это и содержания: высокопарные фразы, метафоры и никакой однозначности даже между строк. Ферелденцы же, например, были проще, дальше от всех этих изысков, предпочитая излишествам и вычурности краткость и прямоту, порой неприглядную.

Но всё это меркло перед самым нелюбимым — кипа каждодневных донесений и запросов, которые нельзя было оставлять без внимания. Факты, факты и ещё раз факты. Сухие подробности, ни одну из которых нельзя было упустить из виду. Иногда, в особенно тяжёлые дни у Лавеллан возникало лишь одно желание — отправить всё это добро на растопку в камин.

— Или приятные вести?

— Долийцы сыграли немаловажную роль в последних событиях. Где-то полгода назад я разыскал Героя Ферелдена, и видимо, он скоро прибудет сюда вместе с сопровождающим, — ему даже не надо открывать письмо, чтобы узнать, что в нём написано. — Впрочем, о нём я тоже расскажу тебе позже.

Солас смотрел за Эллариэль на своей постели, неловко занявшей край мягкой шкуры, всё ещё напряженной, и это навевало тоску о прошлых, более простых годах. Когда она доверяла ему по-настоящему.

— Я помогу тебе, — тихо прошептал он, начиная плести едва заметную магическую вязь заклинания, погружающего в сон. И чтобы эльфийка ещё мягче смогла войти в состояние покоя, он вполголоса повторял присказку, какую в далёкой древности любая мать говорила своему дитя, укладывая в постель.

Ветер шепчет сказки, убаюкивая в сны, о древних лугах, где цветут цветы, где за каждым листом притаились чудеса, где ты спишь, дитя, в мире света и волшебства. Знай, сердца эльфов греют дивные сны, где песни старинные звучат без конца. Спи, дитя, а я буду с тобой, там где луг, где цветы, спи, дитя, и наш сон сольется в один.

Лавеллан лишь встретилась с ним взглядом, не находя в себе сил, да и желания сопротивляться магии, срывающейся с его губ и пальцев, убаюкивающей, ложащейся на плечи приятной тяжестью. Когда-то это было маленьким фокусом отступника, способом справиться с бессонными ночами и кошмарами леди Инквизитора, пока она ютилась на его софе под пледом, в окружении тишины и его фресок. Это было её спасением. Убежищем от враждебного мира, который всегда лишь забирал и не отдавал ничего взамен.

Она прикрыла веки, чувствуя, что падает, но прежде чем обессиленное тело коснулось постели, его бережно подхватили руки Соласа. А после не осталось ничего. Ни чувств, ни мыслей, ни ощущений. Лишь забытые лёгкость и покой.