Стёпа никогда не любил качков. Да что уж там: он вообще парней не любил. Только девушек… Хотя своих немногочисленных девушек он, наверное, тоже не любил. Для него существовала только дружба. И лёгкое романтическое влечение, которое было настолько лёгким, что спустя полгода от него не оставалось и следа.

Да, любить он не умел. До тех пор, пока с ним не случился Костя.

Стёпа оторвал взгляд от проносящихся мимо зданий с побелевшими крышами и тряхнул головой. Стоило только задуматься, и мысли тут же ускользали к Косте. Стоило только дать слабину, и он весь ускользал к Косте. Аж тошно.

Машина остановилась. Стёпа расплатился с водителем, выбрался на улицу, аккуратно держа перед собой букет, и торопливо зашагал к украшенному гирляндами входу. Выбрал он этот ресторан неслучайно — владелец и по совместительству главный повар заказывал у него дизайн-проект интерьера. Его самый первый самостоятельный проект. Было приятно посмотреть на своё детище, когда выдавалась возможность. Да и… как-то раз Филипп Григорьевич подслушал — случайно — их с Костей разговор. Подслушал он слишком много, чтобы не понять, какого рода чувства Стёпа испытывает к «другу», но на все неуклюжие попытки объясниться сказал только: «Не парься». Не факт, что остальные сотрудники разделяли его широту взглядов, но Стёпа чувствовал себя в ресторане как нигде комфортно.

А чтобы совершить ту глупость, которую Стёпа задумал, ему определённо нужно было чувство какой-никакой безопасности.

Он дёрнул на себя дверь, вежливо улыбнулся встретившей его официантке, попросил её подержать букет, пока он снимает куртку, — мелькнула мысль у неё этот букет и оставить, — и дал проводить себя к забронированному столику. Отдав ему меню, официантка ушла за вазой для цветов. Стёпа откинулся на широкую спинку фисташкового кресла и рассеянно прошёлся по уже знакомым названиям. Наверное, будет правильно, если он заплатит за ужин — сам ведь пригласил. За девушек он всегда платил. За Костю… обычно тоже, но они редко ели вдвоём, обычно компанией, где принято платить либо только за себя, либо за всех.

Опять он. Стёпе захотелось дать самому себе подзатыльника. Кыш-кыш, Костя. Теперь твоё место — по крайней мере, на этот вечер — займёт Владимир. Слишком официально… Володя. Да, так лучше.

Вазу наконец принесли. Стёпа сдвинул её к середине, но потом, решив, что так он совсем мужчину видеть не будет, поставил у стены. И только он от нетерпения решил заказать хотя бы вино и нарезку, как открылась прозрачная входная дверь. Та же самая девушка показала Володе, где можно оставить строгое серое пальто, которое ему до неприличия шло, и проводила мужчину к столику. Официантка, явно пытавшаяся скрыть свою озадаченность, ушла, а Стёпа зачем-то поднялся. Так и не определившись, как лучше поздороваться — обходительное «здравствуйте» или нагловатое «привет», — он просто кивнул на букет и выпалил:

— Это… тебе.

— Мне? — удивился Володя.

Чёрный джемпер с воротником поло тоже ему шёл. Как и шерстяные брюки классического кроя. Не познакомься Стёпа с ним на входе в клуб, ни за что не подумал бы, что тот работает вышибалой. А Стёпа ведь даже кудри свои рыжие не уложил. Наверняка после шапки все распушились.

— Ну да, — бросил он небрежно. — Ты не любишь цветы?

— Не то чтоб… — совсем растерялся Володя. И покраснел! Покраснел! Или ему всего лишь стало жарко в ресторане после январского мороза? — Мне их не дарили никогда.

— Всё бывает в первый раз, — философски заметил Стёпа, стараясь не смотреть на Володю. И на это розовое непотребство, которое полчаса назад по его глупой просьбе собрал Федя. И зачем вообще? Хотел посмеяться, но, по ощущениям, пока только опозорился. Стёпа вновь уставился в меню, Владимир взялся за своё. — Здесь отлично готовят рыбу.

— Учту. — Володя перевернул страницу и вдруг сказал: — Ты… прости, что принял тебя вчера за несовершеннолетнего. Я был без линз.

— Ты носишь линзы? И сейчас ты типа в линзах?

Владимир кивнул. Стёпа представил его — почти что двухметрового короткостриженного бугая — в однотонной облегающей футболке, спортивных штанах, с хмуро сведёнными бровями… и небольшими прямоугольными очочками на переносице, прямо над горбинкой. Ну да, очки бы подпортили образ. Хотя было в этом что-то такое… Что заставляло усомниться в том, что Костя был лишь исключением из правила.

— Что будем пить?

— Я всеядный, — пожал плечами Володя. — Говорят, с рыбой лучше всего идёт белое вино.

Вино? Да ещё и белое? Такие пьют что-то, кроме водки и пива? «Ты ведь сам не любишь, когда вешают ярлыки», — ехидно напомнил в голове Федин голос, и Стёпе пришлось согласиться, что с его стороны не очень красиво так думать о малознакомом человеке. Да и на безмозглого качка Владимир похож не был. Может, в первые минуты их знакомства ещё как-то и был, но потом, когда Стёпа вернулся с паспортом, когда отвёл мужчину в сторонку, чтобы договориться о времени и месте, когда выпросил номер — надо же как-то связь до обещанного свидания поддерживать? — когда написал первое сообщение и с неясным азартом принялся выуживать из нового знакомого ответы… Володя был немногословен, но скорее сдержан, нежели ограничен. Чего только стоило его удивлённое, но совершенно беззлобное «ладно» в ответ на Стёпино торжествующее «Ну, видишь? Даже не пытайся отвертеться!».

— Уже выбрал, что будешь? — спросил Стёпа.

— Выбрал.

— Отлично.

Он подозвал оказавшуюся неподалёку официантку. Стараясь не обращать внимания на сменивший замешательство интерес, попросил пасту с сёмгой, ткнул наугад в одно из вин в карте — всё равно в них не разбирался — и, повинуясь чутью, выбрал сыр в качестве закуски. Затем перевёл взгляд на Володю. Тот заказал уху по-фински.

— Уха? — переспросил Стёпа, когда официантка глухо застучала низкими каблуками в сторону кухни. — На ужин?

— Почему нет?

— Ну да, почему бы и нет…

Сходить на свидание согласился, вправду пришёл, без опоздания и в соответствующей обстановке одежде, и даже морду букетом не набил… А теперь ещё и белое вино и уха. Казалось, действуя, руководствовался Володя лишь одним принципом: как бы посильнее удивить Стёпу. Хотя выражение лица у него было что ни на есть бесхитростное.

Может, он ещё и художник с тонкой душевной организацией? По воскресеньям ходит на пленэр в сквер перед храмом…

— Ты, случаем, не рисуешь?

— Нет. Никогда не умел.

— Ну ладно, не угадал, — хмыкнул Стёпа, откидываясь на спинку кресла.

— А ты рисуешь?

— Я? Ну, немного. Я же дизайн-проектами занимаюсь. В основном эскизы всякие, визуализации интерьеров… Иногда что-то для души. Редко. Графику люблю, это когда карандашом, ну или тушью, например…

Он вдруг растерялся. Володя не натягивал вежливую улыбочку, какой обычно пользовался сам Стёпа, ни какую-либо другую улыбочку, не кивал болванчиком, как Костя — иногда невпопад, — но слушал внимательно, спокойно скользя своими светлыми серыми глазами по его лицу, оттуда — к сложенным на груди рукам и обратно. Стёпа не привык к такому вниманию.

Пока он думал, как бы от этого внимания избавиться, принесли вино и сырную тарелку. Он неуверенно сделал глоток золотистой с зеленоватым отливом жидкости — что там насчёт Володи, он не знал, но сам редко пил что-то кроме пива и водки — и одобрительно кивнул.

— Ты, кажется, говорил, что у тебя есть брат.

Вернее, Володе пришлось сказать. Потому что, когда на Стёпино «Ты чего не отвечаешь? Слился?» он написал, что сейчас за рулём и, не дождавшись вопроса, который однозначно последовал бы, добавил, что едет в детский сад, Стёпа его немного не понял.

— Есть. Старше меня на два года.

— Он тоже такой… — вырвалось у Стёпы. — Я имею в виду, такой же высокий?

— Нет. — Володя чуть помолчал, видимо ожидая дальнейших расспросов, но Стёпа занял рот ломтиком пармезана или чего-то вроде того. — Он в мать пошёл, я — в отца. Ты единственный ребёнок в семье?

— Есть старшая сестра, но мы почти не общаемся. — Стёпа отпил из бокала. Хорошо пошло. — Хотя в детстве она со мной больше родителей возилась… Наверное, надоело. Ты… любишь детей?

Стёпа поморщился. Ну и вопрос для первого свидания. Даже шуточного. О чём вообще мужчины на свиданиях разговаривают?

— Племянников — да. Но отец из меня вряд ли выйдет хороший.

— Из меня тоже, — хмыкнул Стёпа. Хотя кто-то из его одноклассников, кажется, уже стал отцом. Стëпе же такое разве что в кошмарах снилось после того, как Слава запугала его пятнадцатилетнего своим «Предохраняйся, чертёныш!». Во многом именно поэтому ему до девятнадцати и не от чего было предохраняться. — Но вообще, теоретически… ты мог бы? Я имею в виду, семья, дети…

— Вряд ли.

— Я тоже.

«Я тоже теперь, кажется, больше по парням» или «я тоже эмоционально недоступный инфантил»? Стёпа не знал. Наверное, всё вместе. Что именно имелось в виду под «вряд ли», он тоже не был уверен. Но уточнить не решился. Не хотелось терять тонкое ощущение взаимопонимания.

Когда принесли еду, на большой деревянной тарелке сыра уже почти не было. Стёпе даже стало немного стыдно, что он раза в два больше пил и ел, но он успокоил себя тем, что в любом случае ему же и платить.

— Ну как уха?

— Вкусно.

— Я же говорил: рыбу здесь готовить умеют. Да и вообще — хорошее место.

— Хорошее, — согласился Володя. — Уютное.

— Да? — Стёпа не удержался от того, чтобы похвастаться: — Мой проект.

— Правда? — удивился мужчина. Не так сильно, как при виде букета, но Стёпе всё равно стало приятно. — Ого. — Володя оглядел просторный зал, весь тёплый от света люстр и гирлянд. — Ты молодец.

— Я знаю, — гордо заявил Стёпа, надеясь, что не покраснел.

Володя вдруг коротко рассмеялся, и Стёпа понял: точно покраснел. Он отвернулся и сделал вид, что следит за людьми, проходящими мимо высоких окон. Володя продолжил есть, тихо стуча ложкой по керамической супнице.

— Тебе нравится работать в клубе?

— Не жалуюсь. Платят нормально, коллектив адекватный. Говорят, я для такой работы идеально подхожу.

— У тебя такая выразительная внешность, — Стёпа повернулся обратно к нему, — вышел бы отличный актёр.

— Играющий вышибал из ночных клубов?

— Нет, русских в американских фильмах, — фыркнул Стёпа. Он тут, понимаете ли, пытался комплимент сделать, причём искренний. — Но я серьёзно. Если не актёр, так модель.

— Я на своём месте, — пожал плечами Володя.

Стёпа накрутил на вилку спагетти и отправил в рот. Молчание не давило, но сказать что-нибудь хотелось. Как назло, в голову лезли одни хмельные глупости. «Но у тебя же такой классный нос… Дай потрогать, кстати». «Просто попробуй надеть очки, и ты увидишь». Так ничего и не сказав, Стёпа продолжил есть. И пить, потому что с вином он и вправду не прогадал.

И почему они не встретились раньше? Может, не пришлось бы проводить Новый год в одиночестве. Стёпа кинул на Володю быстрый взгляд. Тот задумчиво водил ложкой по дну супницы, от чего густой сливочный бульон шëл мелкими волнами. Да ну, и что они бы делали в праздничную ночь? Тупо ели? Это Стёпа и сам умел. К тому же у Володи, в отличие от некоторых, наверняка были друзья-холостяки. Да и вообще — друзья.

— С кем ты отмечал Новый год?

— С семьёй брата. Я был Дедом Морозом.

— Дедом Морозом? — рассмеялся Стёпа. — С детсадовцами, наверное, долго не посидишь.

— Ну да. Пришлось сразу после салютов сворачивать лавочку, чтобы малышня спать легла.

Стёпа запихался остатками пасты, допил вино в бокале и заявил:

— Доедай — и пойдём гулять!

Володя недоумённо нахмурил брови, но спорить не стал. Стёпа попросил счёт, властно поднял руку, когда Володя хотел было что-то сказать, расплатился за ужин картой и оставил побольше чаевых, потому что настроение у него вдруг поднялось.

— Цветы на морозе долго не протянут.

— Ничего, — отмахнулся Стёпа и поднялся из-за стола. — Я тебе потом новые куплю.

Одевшись, они вышли на опустевшую улицу. Стёпа вдохнул поглубже. От морозного воздуха тут же защипало в носу. Плотнее натянув шапку, Стёпа покосился на Володю. Выглядел он уморительно — с розовым букетом в обтянутых кожаными перчатками руках и совершенно невозмутимым выражением на лице.

— Надеюсь, нам не набьют морды, — весело заметил Стёпа.

— Не набьют, — пообещал Володя.

Стёпа взял его под локоть и двинулся вперёд уверенным — для выпившего столько вина — шагом. Квартал всяческих забегаловок перетёк в квартал небольших квартирных домов, и вместе с ресторанами исчез и песок с тротуаров. Стёпа сперва замедлился, а потом, всё так же держась за Володю, заскользил по неровной корке взявшегося льдом снега.

— А пойдём на каток!

— Катки уже закрыты. И пьяным нельзя на лёд.

— Я точно знаю, что тот, на левом берегу, работает до двенадцати, — пробурчал Стёпа. — И там, вообще-то, пиво продают.

— Завтра сходим. У меня выходной.

— Завтра? Завтра…

Продолжая держаться за его локоть, Стёпа вытянул руку и заскользил свободней. Вдалеке, на площади через дорогу, показались храм и стоящая перед ним огромная наряженная ёлка. Пришлось притормозить, чтобы не съехать ненароком на проезжую часть.

— Ну ладно, — согласился наконец Стёпа. И пожаловался: — Холодно как-то.

— Дать тебе перчатки?

— Боюсь, я в них утону, — хохотнул он.

— Кофе?

Владимир кивнул на искрящуюся синей гирляндой кофейню, что примостилась прямо на углу.

— Кофе на ночь?

— Можем взять чай, — ответил Володя.

— Да чай и дома можно попить… — пробормотал Стёпа.

И скосил глаза на Володю. Поймёт или нет?

— У тебя или у меня?

Понял.

***

В чистом, но местами разукрашенном художниками-любителями подъезде пахло хлоркой. Видимо, сегодня мыли. Стёпа зевнул и стянул с головы шапку. Стоило оказаться в тепле, как его тут же потянуло в сон. Волнения, как ни странно, не было — алкоголь полностью выветриться не успел. Может, у них и не будет ничего. Может, они просто попьют чаю и разойдутся. Володя — в спальню, Стёпа — в свою холодную однушку… Кошку, что ли, завести?

Они остановились перед синей металлической дверью. Володя достал из кармана ключи. Стёпа пригладил растрепавшиеся волосы и, оглядываясь, вошёл вслед за хозяином в квартиру.

Аскетично, но не пусто. Эдакий скандинавский минимализм в постсоветском антураже. Стёпа повесил куртку на крючок настенной вешалки и остановился у зеркала. Это что за похотливый блеск в глазах? Что за бесстыдный румянец на щеках? Стёпа сам себе покачал головой и затем повернулся спиной к зеркалу, потому что из-за собственного укоризненного взгляда его вдруг начало распирать от смеха.

— Тапочки нужны?

— Не откажусь.

Володя достал пару махровых тапочек с нижней полки обувницы и поставил перед Стёпой. Для хозяина квартиры они были маловаты. Чьи же тогда? Стёпа обулся и, когда Володя ушёл на кухню, заглянул в обувницу. На нижней полке лежали ещё три похожих пары: одна была размера на три-четыре меньше, две других же определённо были детскими. Стёпа улыбнулся.

— Где можно руки помыть? — спросил он на кухне.

Занятый поисками чего-то в шкафчиках, Володя не глядя указал на дверь с матовыми стеклянными вставками. Стёпа зашёл в ванную, включил воду и, подставив руки под горячую струю, блаженно прикрыл глаза. Вернувшись на кухню, устроился на угловом диванчике и принялся наблюдать за Володей. Тот заваривал чай в небольшом белом чайнике. Искал он до этого, видимо, замену вазе — букет, заметно погрустневший после прогулки на морозе, стоял теперь в пластиковом ведре.

— Чай чёрный?

— Чёрный, — подтвердил Володя.

Стёпа удовлетворённо кивнул. Как будто ему не было всё равно на какой-то там чай. Он давно думал о том, что, наверное, забыть человека можно, только отвлёкшись на кого-то другого. Но на кого? Какого-нибудь друга-натурала, с которым ему светило ещё меньше, чем с Костей? Не хватало, чтобы в компашке узнали о его плавающей ориентации. На Федю? Упаси господи, это же почти инцест. Может, в последние годы они почти и не общались, потому что Стёпе было просто-напросто стыдно и больно, но в Феде он видел кого-то вроде старшего брата, которого у него никогда не было. Спокойный, рассудительный, хоть иногда и невыносимо шутливый… Да и сам Федя вряд ли был иного мнения. На девушек? Пытался, не помогло. Как говорил один из его заказчиков, «что-то, парень, не вставляет мне». Новые знакомства? Ни сил, ни времени искать среди местной молодёжи геев.

А тут вдруг — такая удача. И ведь вовремя: ещё год назад такое, наверное, и не сработало бы. Ещё год назад он бы слился в последний момент, написал бы Косте — или ответил, потому что тот часто сам писал Стёпе после ссор с Федей, — а потом грыз бы себя, грыз и грыз… И за едва ли подкреплённые опытом советы — лишь бы поддержать разговор, — и за глупую надежду, что когда-нибудь Косте понадобится не яма, в которую можно слить обиду и злость, а сам Стёпа.

И если в ресторане Стёпа ещё не понимал, стоит ли воспринимать сегодняшнюю встречу всерьёз, то теперь он вдруг со всей ясностью осознал: ему понравился мужчина, и мужчине он тоже вроде как понравился, раз уж они оказались у него дома. Теперь их свидание, вероятно, продолжится в постели, причём Стёпа, действуя скорее по наитию, нежели осмысленно, первым намекнул на такую возможность. Ну и ну!

На столе появились две большие кружки и вазочка с песочным печеньем. Володя сел напротив.

— Я… никогда раньше на свидания с парнями не ходил, — признался Стёпа. — Ну, и с мужчинами.

— А вчера ты казался таким уверенным, — усмехнулся Володя.

— Привык, что меня не воспринимают всерьёз. Приходится как-то компенсировать.

Стёпа сунул в рот печенье и запил чаем. Володя последовал его примеру.

— Я это к тому, что у меня не так уж много опыта, я имею в виду опыт в п-постели… А тот, что есть, не из приятных…

— И зачем тогда?

— А? — Стёпа вскинул голову. Этого вопроса он не ожидал. — Ну, я хочу кое-что забыть. Кое-кого. Не то чтобы я пытаюсь тобой воспользоваться…

— Кажется, пытаешься.

— Прости.

Он вздохнул и обхватил обеими руками кружку. Володя встал из-за стола.

— Я в душ. Потом пойдёшь ты. И мы ляжем спать. Просто спать.

Оставшись один, Стёпа допил чай, вымыл кружку и сел обратно. Возможно, стоило уйти. Возможно, Володя этого и хотел — какой смысл спать в одной кровати с почти что незнакомцем, раз уж секс тебе не нужен? Но вот Стёпа не хотел. Он прикрыл глаза и положил голову на низкую спинку дивана, стараясь ни о чём не думать. Ни о ком. Ни о давних ошибках, ни о теперешних.

Уже сквозь лёгкую тревожную дрёму он услышал звук закрывшейся двери. Раздались шаги. Шли тихо, босиком. Остановились. Щёлкнул выключатель. Открыл Стёпа глаза уже в темноте. Володя — джемпер и брюки он сменил на широкую футболку и спортивки — застыл у стола.

— Думал, ты уже уснул.

— Проснулся.

Володя сел рядом, медленно прошёлся пальцами по кромке стола и, наконец, сложил руки на груди.

— Мы сегодня встретились из-за того глупого уговора? — вдруг спросил он. И добавил, сделав ударение на последнее слово: — Или ты хотел встретиться со мной?

— А что… — Стёпа нервно облизнулся. — Что бы ты предпочёл?

На бедро легла ладонь. Даже сквозь плотную ткань джинсов он почувствовал тепло. Другую руку Володя положил ему на затылок. Стёпа судорожно вдохнул запах мужского геля для душа, чуть подался вперёд и замер, глядя в оказавшиеся совсем близко серые глаза. Ближе, ближе, ближе… Стёпа, не выдержав, зажмурился за мгновение до того, как Володя его поцеловал. Вроде бы ничего необычного — губы, ещё одни губы, осторожный язык, немного слюней, — но Стёпу накрыло волной нежного восторга. В груди заныло от предвкушения чего-то нового, незнакомого. Володя убрал руку с бедра, огладил спину и, разорвав поцелуй, хрипло шепнул на ухо:

— Одежда в ванной. Иди в душ.

— И спать?

— И спать.

— На первом свидании не даёшь, да? — разочарованно вздохнул Стёпа.

Володя, рассмеявшись, пригладил его волосы. Когда он уже встал и направился, предположительно, в спальню, Стёпа его окликнул:

— Володя!.. Можно же так, да? В общем, это… спасибо.

Тот лишь кивнул. Стёпа облизнулся, потёр бедро, на котором всё ещё чувствовалось фантомное тепло чужой ладони и, поднявшись, поплёлся в ванную.