Ве́стейн, Ха́лльдисхейм

1112 год от Великой Зимы

Риден сдержала слово.

Ни единого разу не вмешалась она в жизнь своей неудачливой убийцы: даже когда та поселилась в одном из городков возле горного хребта, обзавелась семьёю, да, должно быть, почти перестала различать ядовитые травы. Лишь наблюдала: не из страха, но из праздного любопытства.

Север груб и безыскусен — забавно, что обе они некогда так думали, да обе в разных его концах осели; от иных земель остались у Риден только две каменных маски да полуистлевшие мантии.

Порою она ловит себя на мысли, что скучает по Семейству — не из теплоты, но из презрения к местным дикарским сборищам, что и в подмётки ему не годятся.

Да, «Длань» была почти безупречна.

Однако любую длань можно отсечь — да стать стократ сильнее, выковав взамен железную.

Риден… теперь и не Риден вовсе: имена наловчилась менять и выкидывать за ненадобностью, будто поношенные плащи.

Много их было уже, имён этих.

Много других жизней.

Обсидиановый амулет под рубахой холодит кожу.

— Госпожа судья! — её окликает чей-то голос, заставляя обернуться к полузнакомой улыбчивой девице. Она черноволоса и бледна: порода Хьордис проглядывает, даже разбавленная чужой кровью, — разве что глаза не раскосы.

Была, право, ещё одна причина тогда опустить нож: драгоценная кровь сейды, которой не пристало бессмысленно уходить в землю. Хьордис не смогла воспользоваться ей как следует… что ж, смогут другие.

— Вы… что же вы, заходите! — девица распахивает перед нею дверь простенького, но аккуратного дома. — О чём потолковать хотели? В мудрости мне, конечно, с вами не сравниться — но чем смогу, помогу…

Не дождавшись ответа, девица разливает медовуху по кружкам да сгоняет с устланного шкурами стула мальчишку; тот улыбается гостье и тут же куда-то убегает. Глаза быстро находят его сестру — и отчего-то вместе они кажутся похожими на нахохлившихся под дождём воронят.

«Искра», помнится, тоже расплодилась от какого-то дворового парнишки — а потом вдруг решила, что Семейство ей дороже, и ушла восвояси.

— Много же вам пишут, — Риден, дабы разбавить молчание, кивает на внушительную стопку писем на окне. — Не к сынку ли наперёд сватаются?

Девчонка-воронёнок жмётся в углу да смотрит в одну точку; странно думать: вот оно, последнее, что останется от сейды Хьордис.

— А, это… Не берите в голову, госпожа судья. Это от матушки: всё уговаривает малышку Гу́ннвильд ей оставить… или всем вместе к ней в У́львгард воротиться. Век бы, право, её не видела!

«Госпожа судья» еле заметно улыбается, задумавшись.

— Не волнуйтесь, — она делает глоток, и новый умысел рождается сам собой. — Не увидите.