…Всю дорогу Миронова подгоняла Ульяшина ехать быстрее, хотя он и так гнал машину. Штольману становилось всё хуже, его лоб покрывала испарина. Он периодически открывал глаза, фиксировал взгляд только на сидевшей рядом Мироновой и снова уплывал куда-то. Анна не знала как облегчить его страдания. Галстук давно уже был развязан, а пуговицы расстегнуты. «Что еще сделать?.. Чем помочь?..Господи, почему мы так медленно ползем?» — метались мысли в голове девушки. Анна взяла мужчину за руку, тот через слегка приоткрытые веки мутным взором задержался на Мироновой и снова провалился в забытье, но руку держал крепко и больше не отпускал. В больницу Штольмана занесли на носилках. Милтц уже был в приемном покое. Полицейские с ужасом смотрели как их начальника в бреду уносили куда-то внутрь. Миронова с немым вопросом и отчаянием смотрела на Милтца. Тот молчал и дышал на очки, протирая давно чистые стекла. Потом ушел вслед за носилками и долго не выходил. Анна ходила из угла в угол. Антон пытался с ней заговорить и хоть как-то успокоить, хотя сам ни в чем не был уверен.

Вскоре вышел доктор Милтц. Все бросились к нему. Тот тихо произнес:

— Положение серьезное — отравление. Тем

же веществом, о котором нам так ничего и неизвестно. Всю необходимую помощь Якову Платоновичу окажут. Будем надеяться, что отравляющая доза была минимальна. Какое счастье, что никто больше не пострадал…

Тут Анна не выдержала и разрыдалась:

— Это я, я во всем виновата…

Доктор привлек девушку к себе и пытался успокоить, приговаривая, что ее вины в этом нет. Анна взяла себя в руки. Вытерев слезы, она твердо заявила, что останется здесь, пока Штольману не станет легче.

-В палате никому не разрешают оставаться. Меня заверили, что справятся…

-Мне разрешат, — перебила Милтца Миронова. Доктор взглянул на девушку, молча снял со своих плеч белый халат и протянул его Анне. Та взглядом поблагодарила, накинула халат на себя и пошла к дверям. Потом вернулась:

— Антон Андреич, я буду на связи, звоните в любое время. Добейтесь от этой Флюровой признаний. И ещё, Антон, она работала не одна. У нее есть помощник. Мужчина. Лица, к сожалению, я не разглядела. Но искал драгоценности в квартирах именно он.

Антон выслушал, кивая, и умчался с Ульяшиным в управление.

Миронова направилась в отделение, куда увезли Штольмана. Дежурная медсестра попалась чересчур ответственная:

— Не положено, — твердила она, не пуская Анну к больному. Но Миронова стояла на своём:

— Мне нужно. Я должна быть рядом, вы не понимаете. Мне нужно быть рядом с ним.

— Вы кто ему? — смягчилась медсестра.

— Не важно, — отмахнулась Анна, — но я должна быть с ним.

— Разрешается только самым близким родственникам, — снова заупрямилась медсестра.

— Так я — самый близкий. Понимаете, нет никого ближе. Он мой начальник. Подполковник полиции, я- его правая рука. Вдруг он что-то скажет важное, я буду рядом и услышу информацию, — Анна рвалась вовнутрь. Медсестра устала спорить и со вздохом пропустила, попросив сидеть тихо. Иначе ей от главврача попадет. Миронова обещала сидеть мышкой и шмыгнула в палату.

Штольман лежал под капельницей, с кислородной маской на лице. Анна пододвинула стул к кровати, села рядом и снова взяла холодную руку мужчины.

«Не отпущу, ни за что не отпущу,» — шептала девушка. «Только попробуйте, Яков Платонович, уйти и оставить меня… Вы поправитесь. Обязательно поправитесь. Потом можете сколько угодно ворчать и ругаться. Я ни слова Вам не скажу поперек… Только не умирайте. Прошу Вас…» — горючая слеза скатилась по бледной щеке Анны.

«А если надумаете умирать, так будьте уверены, я Вам и там не дам покоя. Буду вызывать Ваш дух и требовать от него признания моих способностей… Вот так и знайте!»

Девушка еще сильнее сжала безвольную мужскую ладонь и утонула в своих горестных мыслях.

Тут она вспомнила про дядю и, позвонив, предупредила его, что не приедет домой. Миронов, узнав о случившемся со Штольманом, пришел в ужас… А потом тактично поинтересовался, неужели не кому подежурить у постели господина подполковника кроме его племянницы? Анна тут же начала говорить, что это ее вина, в том что начальник оказался на грани смерти, и она все равно не найдет себе места, пока не узнает, что Штольману стало лучше. Петр Иванович поддержал племянницу, но заподозрил, что причина кроется гораздо глубже…

.Анна вернулась в палату с твердым убеждением, что ее отсюда сможет выдворить только строгий взгляд ее начальника и слова:

— Делом займитесь, Анна Викторовна.

От этой мысли девушка невольно улыбнулась и с нежностью взглянула на своего любимого начальника.

Периодически в палату заходили медсестры. Сначала на Миронову ругались, потом махнули рукой. Несколько раз Анна сама звала медсестру, потому что ей казалось, что Штольман сейчас умрет. Он то успокаивался, то снова начинал метаться и задыхаться. Сердце бешено колотилось, а пульс и давление зашкаливали. В бреду мужчина иногда что-то пытался говорить, но расслышать его слова мешала кислородная маска.

Наконец, под утро Яков затих и, кажется, впервые за ночь дыхание его стало более спокойным.

Анна, уставшая, задремала на стуле рядом с кроватью, все так же держа мужчину за руку.

В шесть утра снова засновали медсестры, делая свои процедуры. Зашел с осмотром дежурный врач. Недовольно покосился на примостившуюся в углу девушку, но промолчал. А в семь утра у Анны зазвонил телефон. Это был Шумский. Он сообщил, что узнал о случившемся от дяди Анны, спросил как самочувствие следователя и где сейчас сама Анна. Девушка вкратце рассказала как прошла ночь и где она находится. Иван попрощался и отключился.

Через час опять зазвонил телефон. В этот раз это был Коробейников. Анна снова вышла в коридор:

-Алло, Антон. Привет. Что удалось узнать?

— Аня, скажи сперва как Яков Платонович?

— Ночь была тяжелой, но под утро, кажется, ему стало получше.

— Оо, хорошие новости. Мы все тут переживаем. У нас ночка тоже выдалась ещё та. Представляешь, Ле Флю отравилась. Сама. В камере. Ночью вызвали Милтца, но он ничего не успел сделать.

— Да ты что! — воскликнула девушка, — а вы успели что-нибудь у неё узнать?

— Она ничего так и не сказала, кроме того что это кара ей. Перед смертью в бреду несколько раз произносила имя Глеб.

— Неужели снова тупик? — вздохнула Миронова.

— Не скажи, — голос Коробейникова звучал бодро, — мы провозились до утра. И нам кое-что удалось установить. У этой Флюровой был сын. Она его в детстве оставила на воспитание какой-то дальней родственнице. Мальчика звали Глеб Морозов. Так вот, отпечатки этого Морозова мы нашли в нашей картотеке. и он наследил в квартирах Сокольской и Терентьева.

— Молодцы, — похвалила Миронова, — его ищут?

— Подожди, — тут попросил Антон. Потом быстро заговорил:

— Аня, всё… Мы — на перехват. Его автомобиль засекли на трассе, ведущей за город.

— Антон! — воскликнула девушка в трубку, — задержите автомобиль Морозова! Этот человек — единственный свидетель в деле отравителей!

На том конце зазвучали короткие гудки. Анна повернулась к двери палаты, чтобы зайти внутрь, и тут увидела удаляющегося по коридору Ивана Шумского. Девушка удивилась его присутствию, но тут же забыла о нём, переключившись на своего начальника…

Иван, поговорив с Анной и узнав, где она, решил проехать в больницу. Возможно, ей нужна была помощь. Шумский заглянул в палату, чтобы найти девушку. Но картина, которую он застал, его остановила. Миронова сидела возле спящего больного, держа того за руку, и смотрела на него. И ее взгляд… он знал, что он означает. Так не смотрят на сослуживца или на начальника. Так не смотрят на друга… На него Анна так никогда не смотрела.

Иван в замешательстве стоял за дверями палаты, когда услышал, что Миронова, отвечая на телефонный звонок, выходит в коридор. Он стал невольным свидетелем её разговора. И решил для себя, что его помощь, возможно, потребуется в другом месте. Его долг — помочь задержать преступника, из-за которого пострадало столько человек….

…Нежинская провела бессонную ночь. Она то впадала в раздражение, то в растерянность на грани страха. Весь прошлый день Штольмана не было дома. Он предупредил, что у него снова расследование. Нина спокойно занялась своими делами. Но Яков не вернулся вечером и, более того, он не ночевал дома. Его телефон не отвечал.

Только утром на ее звонок ответили. Нина приготовилась излить всё, что она думает о поведении своего любовника, но это оказалась медсестра…

Нина собралась и через час уже была возле палаты, где должен был лежать Штольман. Открыв дверь, Нежинская увидела медсестру, склонившуюся над больным и только потом девушку, сидящую рядом с кроватью. Медсестра возмутилась приходом еще одной посетительницы. Нина ледяным тоном заявила, что имеет полное право тут находиться, так как является почти что женой. Миронову она узнала. Что здесь она делает, спрашивать не стала, дабы не устраивать сцену ревности при посторонних. Но от надменно негодующего взгляда в сторону соперницы (это Нежинская чувствовала кожей) не удержалась.

Анна, увидев вошедшую, вздрогнула и, кажется, только сейчас вернулась в реальную жизнь. Она — всего лишь сослуживица Штольмана и не более. И эта ночь рядом с бредящим Яковом, как будто, страшный сон. Но она ни о чем не собиралась жалеть и ей нечего стесняться. Её чувства к этому мужчине касаются только её. Встав и бросив прощальный взгляд на лицо Якова, Анна покинула палату. Еще раз побеседовав с врачом и получив его подтверждение, что кризис прошел, и состояние Штольмана стабилизировалось, девушка поехала в управление….