Гвинет снова пнула по боку непокорную лошадь, выругалась сквозь зубы. Бешеная тварь. Все в этих землях против нее! Но она упрямо гнала вперед, наклонившись к седлу. Лошадь была чужая, Гвинет бросилась к конюшням, пока двор и гости ярла Ингфрида в испуге озирались, боясь нового нападения дракона. Гвинет помнила, где стояли лошади, и сразу увидела одну нерасседланную — возможно, всадник опаздывал на зрелище, бросил ее так. Конюхов тоже не было видно, все сбежались посмотреть на поединок, а потому Гвинет отвязала кобылу, вскочила в седло и поскакала скорее.

Она видела, куда полетел дракон. Хильде. Дракон. Боги… Неважно. Мысли гремели, словно ударяясь о череп, когда копыта лошади стучали о холодную островную землю. Высокие деревья скрыли крылатого змея, и Гвинет лишь могла догадываться… знать — если это все еще Хильде под броней из чешуи. Она не могла ошибаться. Она не бредила! Собственными глазами видела, как широкие крылья вывернулись из девичьей спины, как глаза загорелись золотом.

Гвинет могла только понадеяться, что верно выбрала тропу. Она знала мало мест, где Хильде решила бы спрятаться, и это было одно из них. Укромное убежище неподалеку от Уппсалы, выше по реке. Там они с Хильде могли укрыться вдвоем, дурачиться, шутить, воспоминания были слаще меда. Если Хильде хотела спастись… Гвинет готова была поклясться, что видела в глазах змея тлеющий ужас.

Изгибалась река, шумела вода, и ива склонялась, нежные ветви касались воды. В детстве они прятались под ними, как в шалаше, когда хотели сбежать подальше от скучного двора. Купались под ивой, расплескивая ее отражение, здесь было совсем неглубоко, и Гвинет, никогда не доверявшая воде, не боялась утонуть — к тому же Хильде могла ее поддержать. Здесь Гвинет поцеловала Хильде, раскрасневшуюся после купания; губы у нее были холодные, на вкус как речная вода, но она быстро их отогрела.

Места были знакомые, течение шуршало по камням — более бурное, чем Гвинет помнила, может, стаял ледник в горах? Нечто зловещее было в этом рокоте, в вышине снова собрались тучи. Гвинет пожалела, что не нашла куртку; теперь, когда она остыла после драки, стало зябко, а кольчуга казалась тяжелой ношей.

Она оглянулась, увидела, что несколько деревьев повалены, как будто что-то тяжелое врезалось в них со всей силы. Обломки еще дымились. Длинный след на земле, словно что-то тащили — это змей врезался грудью, вспахав землю, как ров вокруг города. Гвинет закусила губу, ей вновь стало страшно, как тогда, когда чешуя вырвалась из-под кожи Хильде, когда Гвинет обдало кровью и жаром. Кровь еще была на ее лице, у Гвинет не хватило времени стереть ее. Наклониться к реке… Но ей не хотелось портить течение красными разводами, это казалось… святотатством.

— Хильде? — позвала Гвинет. Оглядевшись, она порадовалась, что никакого случайного свидетеля рядом не нашлось — место и впрямь было укромное, подальше от города, на кромке сурового темного леса. — Выходи, я за тобой! — выкрикнула она. — Не бойся, я одна!

Смешно. Дракону ли бояться? Она видела, как взъярившийся змей одним движением лапы переломил хребет жениху. Гвинет саму чудом не задело ударом хвоста. Она впервые казалась себе такой мелкой, такой хрупкой — она, в чьем сердце с рождения плескался божественный огонь! Но пламя дракона было иным, жадным, разрушительным. Вспомнилось, как Бальдр катался по занявшейся траве…

Низко свисающие ветви колыхнулись. Гвинет чуяла яркий запах крови, огня и еще чего-то, что присуще разгоряченному зверю, готовому к охоте. Дракон мог подняться ввысь снова, мог улететь еще дальше, за грозные горные пики, где она его — Хильде! — никогда не отыщет. И все же… Все же дракон не смог бы забиться под тонкую иву. Там была Хильде, ее Хильде, невеста, за которой она приехала. И она не бросит ее, что бы там ни было.

— Хильде! — крикнула Гвинет, подойдя ближе. Ей не хотелось напугать, только предупредить. — Эй, ты не ранена?

Молчание было ей ответом. Когда Гвинет показалось, что она ошиблась дорогой и что ветви трогал обычный ветер, Хильде выглянула. Обнаженная, в крови, саже и земле, она куталась в листья ивы. Мужчины и женщины Островов были сделаны из дерева, вспомнила вдруг Гвинет. Обрадованная, она шагнула навстречу, но Хильде отшатнулась в испуге.

— Тебе не стоило приезжать, kjæresten min, — тихо сказала Хильде, и только горечь была в ее голосе, глухое отчаяние. — Я не хотела, чтобы ты видела, как этот… недуг одолевает меня. Как оставляет от меня все меньше! Я… я не смогла сдерживаться, я так виновата…

— Недуг? Скорее похоже на проклятие, — под нос себе пробормотала Гвинет. Она не была умелой колдуньей, она ничего не знала о проклятиях, а уж тем более — о том, как их разрушить. Знала только о том, что девы не превращаются в драконов. — Поэтому ты прогнала меня? — догадалась Гвинет, вскинув голову.

— Не надо, не подходи ближе! — воскликнула Хильде, когда та вновь сделала шаг. — Я могу ранить тебя, пожалуйста… Я обидела служанку недавно, моя рука… обратилась когтями и чешуей! Иногда я забываюсь, это похоже на лихорадку!

— И как давно ты больна? — подыграла ей Гвинет.

Сердитое, колючее чувство раздирало ее изнутри. Несправедливо, что она узнала о проклятии только на Островах, что за все эти обороты Хильде ни строчки не написала про зверя, что живет в ней! Хильде хотела казаться сильной. Она всегда оставалась стойкой, такой ее воспитала мать, которая считала, что женщине нужнее всего не супруг, а добрый меч.

— Я не знаю, еще в детстве я часто лежала с лихорадкой, — вспоминала Хильде. Она стояла, обняв себя за голые плечи, но по-прежнему не подпускала Гвинет ближе. — Поначалу было не так плохо, дядя Хаген в детстве тоже много болел, все думали, это семейное. Это… оно дремало во мне давно, но в последнее время стало вспыхивать… так же ярко, как твое пламя, даже сильнее! И сегодня… я никогда прежде…

— И как ты сейчас себя чувствуешь?

— Лучше, — прошептала Хильде и зажмурилась, ей стыдно было это признать. — Легче, как будто стальную рубаху с себя скинула. Так хорошо было в небе, так свободно, так спокойно…

Пока она говорила, запинаясь, растерянно глядя в реку, Гвинет подошла ближе. Ей дохнуло жаром в лицо, что она чуть не захлебнулась и не отшатнулась, но пламя никогда не пугало ее. Она схватила Хильде за руку, готовая к тому, что та станет вырываться, но Хильде вдруг покорилась, с благодарностью вздохнула, когда Гвинет сжала ее ладонь крепче и расцеловала костяшки пальцев.

— Я не оставлю тебя, будь ты хоть змеем, хоть упырем, хоть болотной бабой, — пообещала Гвинет, улыбнулась криво — совсем не смахивало на признания, которые она готовила для встречи.

— Я убила. Я их убила, — сказала Хильде дробно. — Женихов. Я помню, как кто-то закричал…

— Бальдр. Такие, как он, просто так не погибнут. Даже пламени его не одолеть — слышала же, что про юного вождя болтают? Не вини себя, — покачала головой Гвинет. — Ты тоже кричала, это я помню хорошо.

Хильда поджала губы. Впервые она казалась такой хрупкой, готовой расплакаться. Она не плакала, когда проигрывала поединки, когда падала с лошади… А теперь хотела разрыдаться, уткнулась Гвинет в плечо и всхлипывала, дрожала, а Гвинет гладила ее по горячей обнаженной спине и утешала, бормоча на ухо глупое и бессмысленное: «Все будет хорошо…» Не хотелось признаваться себе, но пальцами она искала шрам от крыльев, шов там, где разомкнулась спина, когда человечий облик Хильде вывернулся наизнанку. Но ничего Гвинет не нащупала — только нежную кожу, только мягкость ее объятий.

Странно, но Гвинет, столько ночей мечтавшая о Хильде, даже не замечала, что любимая стоит перед ней обнаженной, доверчиво принимая ее ласковые слова и объятия. В прошлый раз, когда они прощались на пристани, Хильде тоже обняла ее, лицо было суровым, строгим, она меньше всего хотела расплакаться и показать свои чувства семье и дружине. Теперь, под их ивой, что-то в Хильде надломилось, и она плакала, как маленькая.

Тайны всегда тяжело раскрывать. Но Гвинет могла представить облегчение, которое накатило на Хильде теперь, когда Гвинет знала, видела ее звериный оскал, но все равно оставалась рядом и клялась помогать.

Потерявшись во времени, Гвинет не знала, сколько еще они могли бы так простоять, да только Хильде стала дрожать не от одного лишь страха или от горя, но и от холода. Повернувшись к лошади, которая щипала траву рядом с выжженным пятном, Гвинет с облегчением поняла, что та никуда не сбежала… В седельных сумках она нашла чужой теплый плащ, в который закутала Хильде, и улыбнулась.

— Мне тоже жаль тех женихов, они не заслужили смерти, — сказала Гвинет, стараясь приободрить ее. — Но я слышала, у вас считается, что судьба каждого человека предрешена. Если им суждено было погибнуть сегодня, то так оно и есть… Это не твоя вина.

— Это вина моего проклятия, — вздохнула Хильде. — И все же я за него в ответе.

О многом хотелось ее расспросить, но тут Гвинет расслышала, как ржут кони, как топочут копыта. Кто-то гнался за ней, это точно. Она забыла о том, что за ней могут увязаться, была беспечна, думала только о Хильде!.. Кивнув на иву, она велела укрыться. Драка сейчас была бы лишней, когда Хильде едва стоит на ногах и безоружна… «Дай мне сил, чтобы сражаться», — беззвучно взмолилась Гвинет, стиснув железный амулет в руке, и ощутила, как он потеплел, на пальцах заплясали искры. Нельзя возвращать Хильде женихам, когда она снова может обратиться… Та отказывалась скрываться, осталась рядом.

— Гвинет! — раздался издалека зовущий крик.

Это надрывался перепуганный Гавейн. Рыцарь не должен ведать страха, но его голос дрожал. Потому что потерял ее… Наивный, бедный Гавейн, который с детства оберегал Гвинет, ведь ее кровный брат никогда не был рыцарем.

— Все хорошо, это мои друзья, — заверила Гвинет. — Идем, они нам помогут!

— Но рыцари убивают драконов, так? — шепотом сказала Хильде.

Однако пошла следом — какой выбор у нее оставался? Вечно сидеть на берегу реки и лить слезы, пока не превратится в камыши? Гвинет решительно шагала вперед, и Хильде пришлось приободриться и почти бегом броситься за ней. Недавно гнала прочь, а теперь боялась потерять… И все же Гвинет знала, что Хильде не лгала. Она была опасна, внутри нее дремало проклятие, сотканное из стали и огня, и прямо сейчас Гвинет вела зверя своим друзьям навстречу.

Однако стоило им подняться к дороге, как они застыли. Помимо рыцарей, там был и Хаген, тень на вороном коне. Хильде распахнула рот и с недоверием уставилась на дядю. Вовсе не рыцари выследили свою принцессу, а колдун привел их сюда. Он тоже выглядел обеспокоенным, но Гвинет подметила, что хирд — ближайшую, самую верную дружину брата — Хаген с собой не привел, хотя дело касалось дочери Ингфрида.

— Что случилось?.. Как вы здесь оказались?

— Я слышу руны и чую проклятия, — проворчал Хаген. Он спешился, подошел ближе, хотя и не торопился. Чтобы успеть сбежать, если вдруг снова хлестнет огнем. Осторожный, как лесной зверь. — Все при дворе ярла думают, что Хильде унес змей, чудовище, что похищает невест.

— Она превратилась перед ними! — изумилась Гвинет.

— Чародейство заслоняет их взор, — отрезал Хаген. — Женихи уже готовятся отправиться в поход, чтобы спасти ее, только никто не уверен, куда дракон полетел. Говорят, в горы. Бредни. Проклятие сложное, туманит им головы.

— А ты чего не помутился рассудком? — нахмурилась Гвинет. — А вы? — кивнула она на Гавейна, Вирра и Инира, что с растерянными лицами рассматривали Хильде.

Стоявшая чуть поодаль Хильде была молчалива, как будто с лишним словом из ее рта могло выплеснуться пламя. Рыцари лишь пожали плечами: им тоже казалось, что дочь ярла была похищена, но вот она стояла здесь.

— Все было так, как говорит колдун, — осмелился сказать Гавейн. — Вы бились, ты одерживала верх. Вдруг упала тень и прилетел дракон. Своей честью клянусь!

— Да нужна мне твоя честь, ради всех богов…

Вот что они все видели? Как в старых историях — чудовище хватает прекрасную деву, волочет в нору, чтобы там пировать, а отважный воин отправляется на помощь? Гвинет всегда эти сказки казались глупыми: с чего бы дракону вообще красть деву, если она целиком может поместиться в его пасти? Но, как видно, такие легенды знали и на Островах, потому как теперь женихи иначе хотели доказать свою удаль. Спасти Хильде от дракона, которым она и была.

— Я… я обучен видеть истину, — рот Хагена искривился, он явно не был рад этому дару. — Остальные нескоро поймут, что к чему. Легче верить в то же, во что деды и прадеды. Всем ведь известно, что змеи едят дев. Вопрос в том, почему ты, ваше высочество, смотришь сквозь проклятия богов.

— Боги? — промолвила Хильде. — Ты никогда не говорил, что меня прокляли боги, я…

Она прижала руки к груди, и Гвинет обняла за ее плечи. Было жарко, как у печи. Хотелось лоб обтереть, но она не двигалась. Приступ скоро закончился, и Хильде выдохнула сквозь зубы, выпрямилась, чтобы заглянуть Хагену в глаза. Немногие, как уяснила Гвинет за последние дни, на такое отваживались.

— Значит, ты должен знать, как снять проклятие, не так ли, дядя?

— Поверь мне, я искал ответы. Ингфрид давно рассказал мне о твоем… недуге. Но решения я пока что не нашел, — поджал губы Хаген. Гвинет вспомнила книги, раскиданные на его столе. Сонное зелье… Не Хильде он усыплял, а дракона, что жил у нее внутри!

— И что нам теперь, прятаться в лесу, пока ты не соизволишь найти нужное зелье или написать нужный рунный став? — вскипела Гвинет.

Холодный взгляд Хагена впился ей в лицо, как осколки льда, но Гвинет только усмехнулась. «Уговор», — одними губами повторила она, процедила, но Хаген наверняка ее понял.

— Мы можем отправиться в горы и спросить совета у вельв, — с неохотой предложил Хаген. — Это крайнее средство, поэтому я надеялся, что до такого не дойдет. Но теперь, когда весь двор видел змея…

Почему-то мысль эта ему не нравилась, поняла Гвинет, иначе бы он давно отправился за помощью к своим наставницам-ведьмам. Кто знает, как они расстались… И не ждет ли их беда с таким провожатым. Гвинет посмотрела на Хильде снова, глаза той были покрыты поволокой, она дрожала от усталости, хотя и старалась не подавать вида. Им нужен был проводник, Гвинет с рыцарями скорее заблудятся в лесах Исэйла, а Гисла — всего лишь испуганная девушка, никогда не покидавшая деревеньку… и порт, в который ее продали. Им нужен был Хаген, но нужны ли они ему?

— Значит, так мы и поступим, — сказала Хильде. Голос ее окреп, она говорила из последних сил. — Значит, женихи хотят охотиться на дракона? Удачи им, — рокот змея послышался в ее словах. — Скажите, что отправляетесь с ними в горы. Соберите все припасы, оружие, все колдовские снадобья, а я подожду вас здесь. Мы пойдем к вельвам, пусть они объяснят, чем я прогневала богов.

***

Они возвратились ко двору Ингфрида, чтобы собраться. Гвинет выбрала черный ход, каким пользовались домашние слуги, подсказанный ей Хагеном, чтобы добраться до своих покоев. Но все были настолько возмущены пропажей дочери ярла, что не могли успокоиться, и на иноземную принцессу они посмотрели бы в последнюю очередь. Голоса гремели в медовом зале, где еще вчера шумел веселый пир. В гомоне Гвинет не могла понять, кричат женихи или кто-то из соратников ярла над ярлами, однако уловила, что требовали созвать тинг немедля. Похоже, не каждый день дев крали змеи.

Она решила не медлить, собрать вещи. Отправляться без припасов в поход в горы было бы глупостью, поэтому Инира Гвинет послала за снедью на кухню, а Гисле велела добыть теплую одежду. Торжественное платье было решено бросить. Может, сгодится платой за постой ярлу, который приютил ее ненадолго. Инир вернулся со свертками — пахло свежим хлебом.

— Что-то там случилось снаружи, я слышала крики, — сказала Гисла, с надеждой посмотрев на Гвинет. Растерянная девушка металась по покоям. — И теперь вы собираетесь, госпожа… кто-то напал на Уппсалу? Мы плывем в Эйриу?

— Ах если бы, — проворчала Гвинет. Она готова была разить врага ради Хильде, но не знала, как снять проклятие. Если бы на ее месте и впрямь оказался брат, который читал старые книги на сидском языке…

— Я ведь… верно понял, что Хильде и есть дракон? — спросил Гавейн удушенным шепотом. В поисках поддержки он оглянулся на братьев, и те отозвались:

— Не видел, но понял, — сказал Инир. — Только ведь так не бывает.

— Может, этот Хаген с нами играет? Он чародей, они умеют насылать мороки.

— Нет, Хаген тут точно не виноват. А змей… Драконы погибли в Эйриу, но откуда нам знать, есть ли они в других землях и как они рождаются, — протянула Гвинет. Она не знала, что лучше сказать, чтобы не настроить их против Хильде; по крайней мере, стоило дать ей самой объясниться, если они захотят спросить.

— Я слышал песни о том, как благородных принцесс похищают драконы, — сказал Инир, прищурившись, — но чтобы девица превратилась в дракона? Такого никому видеть не приходилось.

— И я рассчитываю, что никто больше этого не услышит, — сказала Гвинет. — Это ясно? Никаких лишних слов, никаких сплетен. Я не потерплю, чтобы кто-то позорил честь Хильде.

— Да, принцесса, — быстро сказал Гавейн, кивнул ей.

Она оглянулась на братьев и с сожалением сказала:

— Вам лучше остаться здесь. Будете присматривать за женихами и следить, чтобы они слишком не зарвались. Нам нужно сделать так, чтобы они не нашли Хильде до того, как мы доберемся до вельв, — решила Гвинет. Она положила руку на плечо Вирру, который, хотя и не стал бы упрашивать, но явно разочаровался. — А Гисла отправится с нами. Хильде все еще больна.

Девушка робко кивнула, хотя едва ли понимала их разговор, даже зная язык.

— Вам пригодятся наши мечи! — воскликнул пылкий Инир, схватившись за рукоять. — Неужели целительница важнее двух рыцарей?

— Женихи не станут слушать целительницу, если мы оставим ее тут, но к вам обратятся за советом, — объяснила Гвинет. — Вы гости из Эйриу, вас будут почитать и уважать, как прославленных рыцарей. Соврите что-нибудь, скажите, что уже охотились на драконов, что угодно! Главное — задержите их, поведите по ложному следу. Я рассчитываю на вас обоих.

— Я позабочусь о ее высочестве, — сказал Гавейн, прощаясь. — Желаю вам удачи здесь. Берегите себя, — вздохнул он.

Братья не стали бы обсуждать приказы принцессы, но Гвинет чувствовала, что они провожали ее разочарованными взглядами. Таковы все рыцари: подвиги им подавай. Разве не ради этого же Гвинет прошла посвящение, выходила на столичных турнирах? Она с тяжелым сердцем оставляла Инира и Вирра, но хотя бы Гавейн будет на ее стороне…

Пока седлали лошадей, Гвинет старалась ни о чем не думать. Гораздо легче выкинуть из головы все, кроме ремешков, которыми она пристегивала седельную суму, кроме подпруги, которую она проверяла. Ворованную лошадь Гвинет вернула в конюшни, выбрала себе ту самую, купленную дождливой ночью. Теперь Гвинет не сомневалась, что гроза была дурным знаком.

Когда они уже готовы были выезжать, появился и Хаген, который нес за плечами мешок. Рядом с ним шел второй человек — изумленная Гвинет не сразу догадалась поклониться ярлу над ярлами. Конечно, Ингфрид знал о болезни, и, несмотря на морок проклятия, убедить его Хагену удалось.

— Не нужно этого, — вздохнул с усталостью Ингфрид, лишь косо взглянув на испуганную Гислу, которая стояла, согнувшись. — Ваше высочество, мы можем поговорить наедине?

— Конечно, ярл, — пожала плечами Гвинет.

Это был его дом, но он прятался в конюшне, как их небольшой отряд, решивший под шум сбежать к горным ведьмам. Любопытно. Ингфрид, несомненно, понимал, что поход за змеем — блажь, требование молодых и отчаянных конунгских сынков, однако не спешил пресекать. Если остановит их, то кто-то сочтет его поведение странным, станет искать заговор — и найдет.

— Я говорил то же Хагену, но повторю: я отдам что угодно, лишь бы сберегли Хильде, — отведя ее в сторону, сказал Ингфрид. Оказавшись лицом к лицу с ним, Гвинет заметила, что его веселость на пирах — напускная, на самом же деле у него были усталые тусклые глаза с морщинками в уголках. — Не хочется верить, что мы не справились, не смогли ее уберечь от проклятия, но… мы испробовали все, однако жар не унимался. Огненный змей стал ее частью.

— Кто такое проклятие мог наложить?

Гвинет думала над этим, пока они возвращались в Уппсалу. Проклятия не приходят просто так; пусть Хаген и говорит, что это дело рук богов, кто-то мог призвать их ярость на голову Хильде. Чем дочь ярла могла разозлить местных богов? Гвинет уж точно знала бы, как и отец ее любимой. Значит, ответ в крови — в семье Хильде. За чьи проступки она расплачивается?

— Я не знаю тех, кто на это был бы способен, — признался Ингфрид, — но у ярла над ярлами много врагов. Не все мои решения одобряли, но спорить не могли: тот, кто воспротивится, будет опозорен. Кто-то мог и отомстить, наслав беду на мою семью.

— Среди ярлов и конунгов нет чародеев?

— Есть несколько, но они творят мелкое колдовство. Проклятия накладываются рунами, заклинаются сейдом, — сказал Ингфрид. — Если на кого и указывать… на горных вельв. Но я с ними никогда не ссорился.

— Однако? — угадала Гвинет недосказанное.

Ярл над ярлами усмехнулся, оценив ее проницательность:

— У моего брата острый язык и упрямый нрав. Хаген провел несколько зим в горах, и никто не знает, почему он вернулся. Просто однажды оказался на моем пороге, весь в оборванной одежде. Я не задавал вопросов, — кивнул Ингфрид, предвещая слова Гвинет. — Я был рад, что он возвратился. Хаген… даже в семье к нему относились с подозрением. В детстве считали безумным, он много болтал, а потом кто-то заметил, что его слова сбываются. Но рассказывал он только о плохом.

— Не замечала такого за ним.

— Должно быть, с возрастом научился помалкивать, — хмыкнул Ингфрид. — Но я всегда заботился о нем. Это я предложил отвести его на гору, чтобы ведьмы сказали, что с ним делать. Отец так и поступил — и его просто увезли ночью и бросили там, где живут вельвы. Я думал, что больше не увижу брата, но однажды он вернулся. Выглядел так, будто спасся бегством.

Это объясняло, отчего Хаген не обратился за советом к ведьмам, когда понял, что имеет дело с проклятием. Кто больше них знает о тайном колдовстве? Сейд, говорила Гисла, опасен, рунами можно изменить суть не только вещей, но и человека. Кто-то сделал это с Хильде — превратил ее в дракона.

— Возможно, Хагену откажутся помогать, — предостерег Ингфрид, — и я надеюсь только на тебя. Ты чужеземная принцесса, возможно, ты заинтересуешь вельв и сможешь с ними договориться.

— Я постараюсь, — кротко сказала Гвинет.

Она не стала выдвигать условия, хотя видела, что ярл над ярлами многое готов отдать за здоровье дочери. Ингфрид боялся — не за себя. Тут Гвинет вспомнила, что Рикка опять беременна… А если проклятие легло на весь род? Хильде — младшая в семье, ни у Бьорги, ни у Хагена детей не было. Ингфрид теперь боялся и за второго ребенка.

— Не могу с вами отправиться, своих людей оставить, — вздохнул Ингфрид, — но вот, держи. Здесь печать моего рода, если вдруг понадобится помощь на Исэйле, покажи ее.

Печатка была обычная, тяжелая, большая — по мужской руке. Гвинет ее повесила на шею, рядом с огненным амулетом, надеясь, что дед не обидится из-за такого соседства. Поблагодарив ярла над ярлами, она вернулась к своему отряду, заметила подозрительный взгляд Хагена: никак понял, что про него говорили!

— Едем, — сказала Гвинет. — Пока наша прекрасная дева опять куда-нибудь не упорхнула.

***

Хильде дождалась их под ивой, как и было условлено. Она уже озябла, кутаясь в один плащ, поэтому порадовалась, когда Гисла помогла ей, неловкой из-за задубевших мышц, переодеться в походное платье: подпоясанные порты, длинная рубаха. Родовой амулет Хильде сняла и спрятала в суму, чтобы не привлекать ничье внимание. Беглая дочь ярла — ей нужно было смириться с этим незавидным положением, но как раз времени им недоставало. Гвинет, дожидавшаяся ее в седле, оглядывалась на Уппсалу, боясь, что оттуда покажутся женихи. Как скоро они тоже найдут распаханную змеиным животом землю?

Горный лес начинался рядом — рукой подать. Гвинет переглянулась с Хагеном, тот прошептал себе что-то под нос, заклинание или молитву, и они потянулись к горе. Лошади шли медленно, чтобы не запнуться в переплетении корней. От реки лес не казался таким густым, но стоило оказаться под кронами, как густая тень пала вокруг, запахло прелой листвой и болотистым духом. Они отклонились от реки, Хаген вел одному ему ведомой дорогой, но Гвинет незнакомый суровый лес казался чужим и непонятным, везде одинаковым. Близилась ночь, и тень становилась все гуще и длиннее.

На ночлег они обустроились в прогалине, которую Хаген счел безопасной, развели костер — Гвинет подкармливала тихий огонек искрами, пока он не разгорелся. Было холодно, пошел дождь, и лес весь стал мокрый, вода шелестела в листве, вода стекала вниз, за шиворот. Колдовской огонь не гас. Все были молчаливы, озирались по сторонам, и Гвинет вскоре отошла к Хильде, которая прибилась к дереву и куталась в плащ.

— Тебе нужно поесть, на тебе лица нет, — шепнула Гвинет и села рядом на расстеленные покрывала. — Никакое проклятие мы не снимем, если ты погибнешь от голода.

С неохотой Хильде приняла у нее краюху хлеба — нужно было съесть, пока не зачерствел. Ели они в неловком, странном молчании, и Гвинет прислушивалась больше не к шорохам леса, а к дыханию Хильде, боясь уловить в нем болезненный стон или, хуже того, грозный драконий клекот. Но сегодня вечером все было спокойно, только янтарь разливался в ее глазах… Гвинет хотелось думать, что это отражение костра. Гавейн отошел разведать, нет ли рядом диких зверей или лихих людей, Гисла уже спала, а Хаген сидел поодаль и рассматривал руны на своих руках.

— Спасибо, — сказала Хильде, слабо пожав пальцы Гвинет. — Что заботишься обо мне. Я так боялась…

— Что, напугать меня драконом? — храбрясь, улыбнулась Гвинет. — Это герб моей семьи, может, мы судьбой друг другу предназначены? Глупые шутки, — вздохнула она. — Я не хочу, чтобы ты страдала.

— Даже если не получится расколдовать меня, — пожала плечами Хильде, — я рада, что не одна. Столько времени я пряталась в спальне, боялась кому-то показаться. Мне казалось, стоит им увидеть огонь в моих глазах, меня назовут чудовищем, изгонят, убьют… Но ты здесь, — снова нежность растеклась в ее голосе.

Гвинет обняла ее, чувствуя тепло, растущее в груди Хильде. Доверчиво прижавшись к ней, Хильде уже не пыталась отстраниться или закрыться, спрятаться, поняв, что ей нечего стыдиться. «Ты не виновата», — шептала ей Гвинет, вспоминая, как хрустели кости под драконьей лапой. Как огонь вскипел за зубами. Помнила ли Хильде или только знала, что кому-то навредила? Сможет ли она дальше жить человеком после того, как ее чудовище вырвалось наружу?

— Думаешь, мы можем доверять Хагену? — тихо спросила Гвинет.

— Я… не знаю, — призналась Хильде. — Он старше меня всего на семь зим, мы могли бы расти вместе, но его отдали ведьмам… И я не видела его столько времени, что теперь он кажется чужим. В детстве я у старших спрашивала, куда он делся, и даже придумала себе, что, если буду плохо себя вести, меня тоже отправят к вельвам.

— А Хаген плохо себя вел?

— Он умеет прозревать несчастья. Мало кому это понравится.

— Кажется, вельвам он тоже не слишком-то понравился.

Он не хотел про вельв вспоминать, пока не стало слишком поздно, пока прекрасная дева не обратилась в змея, а Хаген… что ж, это могло навредить Хагену, который хотел править Островами и получить голоса на тинге. Ведь мало ли, какие тайны скрывает их род, если ведьмы решили покарать его? Колдовство бывало своенравно; Гвинет, хотя предпочитала меч, знала это. Никто не отдаст голос за проклятую семью.

— Давай с утра об этом подумаем, — вздохнула Гвинет. — Ложись, Гавейн первым вызвался сторожить… А Хаген, похоже, не собирается спать.

— А как же ваше священное правило, миледи рыцарь? — смеясь, спросила Хильде. — Спать с дамой, лишь положив меж вами меч, чтобы доказать чистоту своих чувств!

Гвинет улыбнулась тоже: приятно было видеть, что Хильде развеселилась.

— Я много во сне верчусь, а о меч немудрено порезаться! Спи мирно, Хильде, — шепнула Гвинет, поцеловав ее в лоб. — Я буду охранять твой сон, обещаю.

Дождавшись, пока Хильде, совсем обессилевшая сегодня, заснет, Гвинет ловко выбралась из походной постели и побрела к огню, где ее поджидал Хаген. Он наблюдал за Хильде, щуря глаза, как кот. Ожидал, что она во сне потеряет рассудок и обратится в дракона? Он оставался начеку, но Гвинет казалось, что дело не только в проклятии, нависшем над Хильде, но и в месте, где они оказались. Лес молчал, даже птиц не слышно.

— Не жалеешь, принцесса? — негромко, чтобы никого не разбудить, спросил Хаген. — Сама себя обрекла на поиски лекарства, которые могут занять долгое время. Не стану обнадеживать: вельвы могут вовсе не пустить нас в свои земли. Они оберегают тайны, не показывают их чужакам и мужчинам.

— Тебя же пропустили.

Гвинет любопытно было, каковы горные ведьмы, и, раз Хаген первый об этом заговорил, она не собиралась упускать возможность. Он только усмехнулся, покачал головой:

— Ты знаешь, как обо мне говорят. Мерзость, извращение. Я родился с даром, который обычно бывает у женщин, а значит, что-то со мной не так. Ошибка богов, но ведь боги никогда не ошибаются, а судьба не может быть кривой — значит, я сам виновен в том, что со мною случилось.

— Еще в младенчестве? — изумилась Гвинет. — Виновен?

Ей показалось, что Хаген на мгновение задохнулся. Он привык проклинать себя теми же словами, что и люди на Островах, он не знал никого другого. Его уважали только потому, что он родился в семье ярла, был братом уважаемого правителя, но Гвинет могла вообразить, что случилось бы, окажись Хаген обычным карлом. Его растерзали бы, его повесили бы, чтобы Один судил его. Глядя ей в глаза с какой-то потаенной надеждой, Хаген, казалось, впервые услышал подтверждение своим собственным мыслям: это несправедливо, никто не выбирает, как им родиться.

— Судьба — это удобная отговорка для тех, кто не хочет ничего менять, — сказала Гвинет. — Так, считай, можно руки опустить и ничего не делать: если твоя жена болеет, нет смысла ее лечить, если твоя любимая проклята, надо оставить ее мучиться — так, что ли?

— Если так решили боги и норны… Я вовсе не говорю, что не стоит пытаться ничего делать, запереться в покоях и ждать своего печального конца. Я только говорю, что есть предначертание. Мы можем лишь жить так, как можем, — пожал плечами Хаген.

— Боги могут ошибаться! — отмахнулась Гвинет не привыкшая к такому смирению перед судьбой. — Мой дед — бог, слышал наверняка? Великий огненный пес, который сожрал солнце. Вот только он до перерождения был обычным чародеем, быть может, не самым могучим. Он был человеком, как и ваш Один, который прибил себя к дереву.

Она ожидала, что Хаген одернет ее за богохульство; даже наследнице огненного бога не дозволено было презирать чужих божеств, но чародей улыбнулся. Позабавленный ее речами, он внимательно слушал, протянул руки над костром, чтобы погреться.

— У меня есть дар прозревать будущее, — напомнил Хаген. — С самого детства я предрекал судьбы, это… похоже на шепот в голове, который рассказывает тебе сказки. Я думал, что все такой слышат, и болтал — я был дурным ребенком и не понимал, что пугаю родных… — Он вздохнул, и Гвинет догадалась, что дело было не только в испуге — возможно, его наказывали за болтовню о судьбах и богах? — Конечно, никому не нравится, когда им в лицо рассказывают, как они умрут.

— И сейчас тоже видишь? — затаив дыхание, спросила Гвинет. Не хотелось услышать приговор для себя или кого-то из тех, кто ей дорог, однако любопытство взяло верх. Она даже придвинулась поближе к Хагену, вдохнула запах мокрого плаща.

— Меня научили не отвлекаться на шепот, — сказал он. — Если распахнуть разум рунам, можно запросто его потерять. Теперь я могу… управлять своим даром — или проклятием, кто его знает. Но твою судьбу я не вижу, — признался Хаген, взглянув на нее исподлобья. — Как и твоих рыцарей. Вы принадлежите другим богам, ваши судьбы прядут не норны у подножия Иггдрасиля.

— Вот видишь! — рассмеялась Гвинет. — Быть может, я возьму и изменю ваши судьбы! Хочешь — поспорим?

— Довольно с нас и одного уговора, — мягко улыбнулся Хаген. — Хотя… я бы на это посмотрел.