Горная река шумела, будто бы переполненная растаявшей водой. Хаген остановился, в задумчивости посмотрел на бурный поток, и Гвинет ожидала, что он взмахнет руками, чтобы развести воды в разные стороны, что запоют в полный голос руны, но тот пожал плечами:

— Можно подняться выше по течению, там будет переправа.

— Разве ты не можешь обратиться к рунам? — невинно улыбнувшись, намекнула Гвинет. Тратить время на подъем и поиски переправы — здесь, в диком, пропахшем ворожбой лесу? — ей вовсе не хотелось.

— Могу, дело нехитрое, однако… поблизости земли вельв, я бы не хотел привлекать их взоры раньше времени, они могут счесть это… вторжением в свои владения, — признался Хаген так, словно подбирал каждое слово. Именно потому, что он держался в темном лесу увереннее остальных, его опасения заставляли поколебаться. — Едем, только не торопитесь, здесь коням легко споткнуться.

И улететь в овраг, свернув шею. Хотя Хагену Гвинет не очень-то доверяла, советы у него были разумные.

— Да, пойдемте, — проворчала Хильде, раздраженная заминкой.

Драконье рычание слышалось в ее словах; с самого утра у нее сделалось мрачное настроение, вернулись и боль, раздирающая из-под ребер, и лихорадка. Гвинет не винила ее за резкие слова и торопливые движения, за то, что Хильде снова не подпускала ее близко: рассказала ведь, как оцарапала вдруг прорезавшимися когтями служанку, не хотела причинить боль. Но эта невидимая преграда между ними становилась вовсе невыносимой, когда Хильде была рядом.

Гавейн шагал впереди, вел за повод лошадь, а в седле сидела уставшая Гисла, но рыцарь не жаловался на тяготы пути. В Хильде Гвинет тоже не сомневалась: вспоминала, как они убегали из-под присмотра взрослых, чтобы побродить по лесу у Уппсалы. Теперь, глядя на Хагена, который хранил тревожное молчание, Гвинет впервые задумалась о том, что они никогда не заходили далеко, не отдалялись от города, от человечьего жилья. Хильде никогда не боялась. Но она будто знала, что далеко забираться нельзя, вставать на эти неровные, нелюдские тропы. Знание, которое впитывают с молоком матери те, кто не хочет потеряться и оказаться в лапах горных ведьм.

Лес казался ей странным, хотя Гвинет не могла взять в толк, в чем тут дело. Все деревья были высокие, даже выше, чем в Эйриу, их ветви перепутывались в огромную сеть. В детстве она этого не осознавала, тогда ей любой лес показался бы громадным, но теперь Гвинет с опаской поглядывала на мощные кроны. Никто не удивится, встретив среди таких деревьев великана. Когда они были маленькими и верили сказкам, Хильде уверяла, что раньше на Островах жило великанье племя, они были как люди, но высокие, в два, а то и в три роста, сильные, как быки, но потом они выродились в троллей, тупоголовых и уродливых, больше похожих на зверей. Раньше Гвинет гадала, как же они жили на этой малой земле, на рассыпанных по карте моря Островах, но, глядя на вздымающийся горный лес, подумала, что тут вполне мог притаиться спрятавшийся великан.

— Там девушка, — вдруг указал Гавейн. Рыцарь смотрел куда-то между переплетающихся стволов, шагнул навстречу, не успела Гвинет его удержать за плечо. — Леди, вам нужна помощь?

Теперь и Гвинет ее рассмотрела. Тонкая девица, облаченная в длинное белое платье, покачивалась вместе с высокой травой, как зыбкое марево. Нечто странное было в ней, нечто дикое, яростное. Едва оторвав взор от ее лица, Гвинет мельком подумала: только безумица пошла бы в лес неодетой, даже без корзины для ягод или грибов. Не человек. Осознание это родилось в ней внезапно, как вспышка молнии. Куда бы они ни зашли, это место было не для людей.

— Помощь… помощь… — откликнулась дева в белом, как ветер, воющий среди камней. — Идем?.. За мной!

— Заткнись! — рыкнул Хаген, когда Гавейн хотел что-то ответить. Ладонью он заткнул ему рот, и Гавейн забился от возмущения, конь его заплясал, а Гисла едва удержалась в седле. — Никогда не говори скоге «да», иначе они высосут твою душу. Но сперва обглодают кости.

Лесная дева полыхающим взглядом отыскала чародея, и на лице ее заиграла улыбка. Широкая… Нет. Натянутая — потому что лицо ее было странным, как кожаная маска на голом черепе. Ладонь Гвинет легла на рукоять меча, но она не спешила обнажать оружие, надеясь, что драки не случится. Как сражаться с самим лесом? Хильде вздрагивала, потому что кипучая злость пробегала по ее лицу драконьим оскалом, блестящей чешуей, которая пробилась сквозь бледные щеки с каплями выступившей крови. Она отвернулась, растрепанные волосы закрыли лицо. Хильде часто дышала.

Звякнули руны — как предупреждение. Хаген, наклонившись из седла, смотрел на лесную деву. Та пошатнулась, будто не ожидала встретить в родном лесу нечто… такое неправильное, чуждое. Еще более опасное, чем она и ее сестры.

Повернувшись, скоге исчезла среди шуршащей зелени, утонула в тенях. Гвинет успела увидеть, что у девы были мягкий коровий хвост и рана-провал в спине, обнажающая блестящее красное мясо и белые кости. Шорохи раздавались со всех сторон, будто другие скоге следовали за ними дальше, поджидая, когда они оступятся, чтобы очаровать и увести за собой, чтобы высосать их души через глазницы. Гвинет выдохнула: не пришлось будить дремлющее в ней пламя. Она, конечно, не боялась драки, но как бы лес не занялся — это уж точно их замыслам повредит.

— Лесной народ подчиняется вельвам, — прошептала Хильде. — Они вскоре узнают о нашем прибытии. Если они разозлятся…

Гвинет, ехавшая рядом, накрыла ее ладонь своей. Ей хотелось сказать, что это все не важно, что, если нужно будет, она пойдет с ней напролом, они перелетят через бурную горную реку, даже если Гвинет придется цепляться за гладкую драконью шею. Но дальше они ехали бок о бок в молчании, не осмеливаясь привлекать взгляды лесных обитателей. Теперь Гвинет казалось, что темные глаза следят за ними из теней, в подлеске слышится натужное дыхание. Ничему здесь нельзя было доверять.

И Хагену тоже.

Каждый шорох, каждый треск ветки под ногами коней казались предвестниками чего-то зловещего, что ползло за ними. Лес, густой и мрачный, обнимал с обеих сторон, словно стараясь скрыть от них дорогу, ведущую вперед, сомкнуть ее в конце концов. Гвинет ощущала, как зимние, мерзлые пальцы страха сжимают ее сердце, и она краем глаза искала поддержки у Хильде, которая поглощена была своими невеселыми думами. Да уж, криво усмехнулась Гвинет углом рта, когда боишься превратиться в чудовище, многоглазый и многорукий лес, тянущийся к ним, не так пугает.

— Вижу дом! — воскликнул зоркий Гавейн. Среди деревьев, подле реки, к которой они снова выплутали, и правда виднелась старая землянка, крытая сухими ветками, такая незаметная, что ее можно было принять за холм, поросший кустарником. — Кажется, кто-то живет, не похож на заброшенный…

— А как же — живет. Один карлик, — выдохнул Хаген. Странно он говорил. С облегчением — потому что нашел дом нетронутым. С затаенной яростью — потому что готовился встретиться с кем-то, кто здесь обитал.

— Карлик? — переспросила Гвинет. — Это у вас значит… маленький человек?

— Они из другого народа, — тихо ответила Хильде. — Созданы иначе, чем люди, и боги у них когда-то были свои. Они росли в земле и долгие века прятались…

— Потому что и наши боги, и наш народ не против отобрать чудесные сокровища карликов, — вставил Хаген, усмехнувшись. Несмотря на то, что многие считали жадность грехом, Хаген не очень-то сочувствовал этим самым карликам. — Среди них много умелых кузнецов и мастеров, которые создавали такие украшения, за которые люди удавиться готовы… или, скорее, удавить. Правда, этот карлик… насколько я знаю, в жизни не создал ничего полезного или хотя бы красивого. Подлое ничтожество.

Оборвав свою исполненную злобы речь, Хаген спешился и решительно пошел вперед. Сапог его задел протянутую нить, и какие-то железки загремели в кустах, откликаясь на вторжение незваного гостя, но чародея это едва ли взволновало. Он не собирался скрываться. А вот защита… от лесных зверей или от чего похуже? Гвинет шагнула вперед, чтобы загородить собой Хильде, хотя и подумала, что сейчас ей в спину ударит поток драконьего пламени. Гавейн выхватил меч, стоя рядом с Гислой, которая, как и в тот раз, в покоях Хагена, просто замерла на месте, будто испуганный зверек. Но мгновения текли, как текла река, и ничего не случилось. Или хозяина не было в доме, или он был сильно глухим.

Пожав плечами, Хаген подошел к двери и просто постучал. Молчание. Гвинет вздохнула, приблизилась и рванула дверь на себя. Едва не сняла с петель, рассохшуюся и пахнущую гнилью. Запах разложения и смерти, ощущавшийся в подлеске, стал слишком навязчивым, невыносимо густым, как наваристый бульон. Заглянув внутрь, Гвинет сразу же захотела умыться. Тяжелый, невыносимый дух: прелая листва, падаль, да еще и свежая кровь. Она не видела очага в доме, все было темно, хоть глаз выколи, и сыро, на стенах расползались клочья плесени. То, что Гвинет поначалу приняла за свалку грязных тряпок в углу, зашевелилось, и она увидела карлика.

Он не был таким уж маленьким, скорее напоминал обычного сухонького старика, согнутого от прожитых оборотов. Пальцы оказались длинными и узловатыми, куда длиннее, чем у обычных людей. Одетый в рванину, он выглядел ожившей частью своего жалкого жилища, дышал тяжело, с присвистом. Гвинет не могла понять, то ли это его немытые клочковатые волосы, то ли за ушами у карлика тоже росла вездесущая плесень. Когда он выбрался наружу, даже Гавейн поморщился от стойкого запаха разложения. Гисла, оробев, спряталась за спиной рыцаря, а вот Хильде, напротив, с упрямством выглянула из-за спины Гвинет, желая лицом к лицу встретиться с мерзким знакомцем дяди. А в том, что они встречались, Гвинет не сомневалась, столько ненависти плескалось в глазках карлика.

— Ха-аген, — протянул карлик, его голос напоминал скрип дерева в непогоду. — А ты подрос, мальчишка! Все так же пытаешься обмануть судьбу?

— Уже не мальчишка, — сказал Хаген. — Мне нужна переправа.

— А что нужно твоим друзьям?

— Вельвы, что живут на горе, — сказала Хильде, не дожидаясь дядиного одобрения. Ее голос был спокойным и уверенным, и Гвинет вспомнила ярла Ингфрида, который говорил перед гостями. — Я пришла без приглашения, но из крайней нужды. Ты служишь им?

— Все мы служим чему-то… Вельвы служат судьбе, — сказал карлик. Его темные глаза, похожие на подвижных жуков, вцепились в Хильде. — Я знаю, кто ты такая, дитя. Не важно, какие имена ты носишь в мире людей, я вижу это внутри тебя, пламя и сталь.

Настороженная Хильде не спешила отвечать. Возможно, боялась, что так продаст свою душу лесному существу, и ее не подбодрило то, что Хаген ничуть не страшился. Скорее даже наоборот: так смотрят на самого жалкого из людей, вроде калеки.

— А ты… — карлик обратился к Гвинет. — Чужая кровь. Ты не из их племени, ты похожа на пришельцев из Асгарда, — скривился он, ясно давая понять, что думает о тех, других. — Как тебя зовут, дитя богов? — осклабился старик и подался вперед, словно почуял заманчивый запах.

— Молчи. Его имя Амельрих, — сказал Хаген. — Тот, кто владеет его именем, владеет и его жизнью. Когда я учился у ведьм, мне было скучно, я гулял по лесу и встретил его. Обыграл его в загадки, и теперь он должен мне.

Карлик ничего не ответил, но по его маленькому сморщенному лицу Гвинет догадалась, что он скорее отгрыз бы голову Хагену, чем подчинился… но заклятые узы собственного имени держали его крепко. Он заворчал, заскрипел что-то, показывая недовольство, однако поплелся к реке, где зашуршал среди кустов. «Переправа, перепра-ава», — различила Гвинет в его бормотании. Неслучайно Хаген назвал имя, он хотел напугать карлика своей властью.

— Почему твое имя он заклясть не может? — шепнула Гвинет, подойдя к Хагену.

— Сил не хватит, — безмятежно откликнулся он.

Что-то здесь было не так. Хаген о чем-то молчал; Гвинет не верила в историю, будто он сам бегал по лесам и развлекался, знакомясь с теми, кто живет за кромкой человеческой жизни. Остальные ничего не заметили, а может, они были слишком напуганы знакомством с этим лесным миром, чтобы подмечать странные слова чудного чародея.

— Будь начеку, — негромко сказал Хаген. — Он слаб, но хитер. Если придется сражаться, то не клинком, а вот словами попробует оплести. Хильде в горячке, может и поддаться, так что ты за ней приглядывай. А твой рыцарь пусть присматривает за вами обеими, — повысив голос, сказал Хаген, когда увидел внимательный взгляд Гавейна.

— Я уж присмотрю! — сурово кивнул юный рыцарь. — Лошадей жалко, — вздохнул Гавейн — успел привязаться к скакунам. — Вот думаю, лучше их Амельриху оставить или выпустить? Задерут дикие звери… А тут… — Гавейн поежился. Гвинет готова была спорить, что карлик порадуется свежему мясу.

— Отпускай, — негромко сказал Хаген.

Лодка у карлика была такая же жалкая, как и он сам, но Гвинет надеялась, что до того берега дотянет. Лодку он привязал в кустах, она тыкалась носом в берег, а теперь выплыла — выползла — к хлипкому причалу. Шатнулась, когда Гвинет шагнула в лодку. Поежившись от близкого шороха воды, Гвинет протянула руку Хильде и улыбнулась. Резко пахло тиной, хотелось прокашляться, но Гвинет пыталась сыграть роль, будто она приглашала Хильде на ладью, достойную дочери ярла.

Амельрих взялся за весла. Только недавно лодочка казалась совсем небольшой, но в ней уместились все путники, и Гвинет готова была спорить, что тут замешано колдовство. Карлик оттолкнулся большим тяжелым веслом от берега, насвистывал. Яростный взгляд маленьких глазок переходил с Хагена на Гвинет, а потом и на Хильде, которая сидела, сжавшись, и смотрела в воду — словно надеялась, что мерный плеск реки успокоит в ней змея.

— Осторожнее, не наклоняйтесь к воде, — шикнул на них Хаген.

— Думаешь, мы не удержимся? — рассмеялась Гвинет. Иногда Хаген вел себя так, будто они были неразумными детьми, за которыми его обязали приглядеть.

— Думаю, как бы нёкки не забрали вас к себе на дно. Они красивы и соблазнительны, но будьте осторожны, иначе вцепятся острыми зелеными зубами вам в горло. Они любят молодое мясо, — цокнул Хаген.

Хотя он и нарочно хотел напугать их, но Гвинет отодвинулась от края. Она прислушалась к тому, о чем говорили Хаген с Амельрихом. Они не были друзьями, поэтому любое неосторожное слово могло привести к тому, что лодка перевернется. Не хотелось бы. Обсуждали вельв, их дела, называли какие-то имена и прозвища, которые сливались с шелестом воды. Хильде, несмотря на лихорадку, с удовольствием оглядывалась по сторонам, осматривала высокие деревья, будто плывшие в дымке, когда ветер колыхал их свежие ветви, и тоже бросала опасливые взгляды на дядю.

— Я слышала сказки про вельв, — сказала Гисла, робко улыбнувшись. Она теснилась поближе к Гвинет. — Это значит… носительница посоха, прорицательница. У них такие… ну, жезлы с вырезанными рунами. Однажды к нам в деревню приходила вельва, она забрала девочку, которая стала рассказывать, в какие дни лучше всего рыбачить.

— Если они могут прозревать будущее, то узнают, если где-то родится одна из них, — согласилась Хильде. — Но за дядей они не приходили, ведь так?

— И посоха у него нет, — усмехнулась Гвинет. — Хаген, ты неправильная ведьма!

Хаген медленно поднял рукав, показывая наколки на предплечье.

— Они боятся рун, — небрежно бросил Хаген. — Вырезают их на палках, как будто это поможет им связаться с истиной. Тот, кто не приносит жертвы, не достигнет силы. Боль, время, кровь — я отдавал это все по капле.

— Ты говорил, что от рун можно сойти с ума, — напомнила Гвинет.

— Жертва, — повторил он, пожав плечами.

Гисла с неловкостью посмотрела на него. Ей не хотелось болтать про ведьм, когда напротив сидел Хаген, который провел в горах несколько оборотов. Он оскалился в улыбке, показывая, что и ему любопытно послушать сплетни про вельв, которые ходят среди простого народа.

— Говорят, до асов, наших богов, до Одина, Тора, Фригг, были ваны, другие боги, — взвешивая каждое слово, сказала Гисла. Она была хорошей рассказчицей, наверняка приходилось развлекать людей в портовой таверне. — Среди них была такая могучая вельва — Гульвейг. Во время сражений асов с ванами за божественный трон она пришла в стан Одина, и тогда он увидел, как страшна и притягательна сила сейда. А она… Коварная женщина, бессмертная жрица, которая возрождалась снова и снова, сколько ее ни убивай. Пророчица в бусах из стекла и в перчатках из кошачьей кожи. Это она создала руны и придумала сейд.

— А потом победили ваши боги? — заинтересовался Гавейн.

— И все позабыли сейд, — кивнула Гисла. — Только вельвы, ученицы Гульвейг, его и помнят. Кровь ванов еще иногда откликается на их зов. Они не хотят забывать, поэтому ищут детей по Островам. Учат их рунам, чтобы голоса не замолкли.

Гвинет, несмотря на предостережения Хагена, опустила на мгновение в воду пальцы — огонь сердито заворчал в груди, ему не нравилось, в каком беззащитном положении они оказались. Гисла рассказывала сказки про вельв, которые предрекают даже для богов. Если Гвинет что и понимала в колдовстве, так это то, что сила не дается даром: нужно было отдать кровь, чью-то жизнь или посвятить себя служению божеству; кому молились вельвы, чтобы прозревать судьбы, если даже боги прислушивались к ним, если когда-то они сами были богинями? Сила, более древняя, чем Гвинет привыкла.

Берег приближался.

— Она не ждет тебя, — сказал Амельрих, покосившись на Хагена. — Рассчитываешь, что тебя примут с радушием?

— Я не хочу обратно. Мне нужно задать ей несколько вопросов, — помолчав, ответил Хаген. Он снова утонул в своих мыслях, и Гвинет догадалась, что это встреча, которую он всеми силами хотел бы избежать, но не может.

Гвинет была уверена, что плыли они гораздо дольше, чем нужно, даже если учесть короткие слабые руки Амельриха, теперь, глядя на лес, она слышала тихий шепот… шелест листвы… это могло быть лишь легкое движение ветра, но, когда лодка приближалась к высокому берегу, этот рокот нарастал. Обернувшись, Гвинет улыбнулась Хильде, чтобы отвлечь ее и самой выбросить из головы тревожные мысли.

— Приплыли! — каркнул карлик, ткнув в берег вздернутым подбородком.

Она посмотрела в глаза Амельриху и увидела в них что-то глубокое, черное, тлеющее на самой глубине. Крик застыл в горле у Гвинет. Весло взмахнуло, обдав Хагена брызгами воды, ударило по голове. Он припал на дно, руны вспыхнули, но он сдержался. Карлика самого затрясло, возможно, власть истинного имени сковала его. Гавейн вскочил, но лодка пошатнулась, и рыцарь не рискнул прыгнуть вперед, боясь их потопить. Пламя заплясало на пальцах Гвинет, искры зашипели на воде.

— Нет, стой! — вскрикнула Хильде, но не успела остановить.

Запел меч Хагена, высвобожденный из ножен. Взвился, впился карлику в грудь, и тот шатнулся, рот его был распахнут, точно силился закричать, но ни звука не сорвалось с его губ. Хаген навалился на него, толкнул плечом, только брызги воды поднялись. Гвинет показалось, что она слышит скрежет когтей и шелест чешуи, слышит хихиканье и стук зеленых зубов. Она прикрыла глаза, чтобы не видеть, как бурлит вода под веслом, которое перехватил Хаген. Гавейн помогал, схватившись за второе весло, поскольку человеческих сил не хватало, и они вдвоем правили к берегу. Торопливо соскочили с лодки, выбрались второпях, вытащили сумки. Оказавшись на твердой земле, Гвинет выдохнула, только с усталым разочарованием посмотрела на воду, где навсегда сгинул карлик.

— Зачем ты! — накинулась на Хагена Хильде. — Можно было его оглушить, за борт выкинуть, все лучше…

— Твоим женихам понадобится переправа, если они пойдут по нашему следу, — напомнил Хаген. — Я задержал их и выиграл нам время.

Хильде не нашлась с ответом, но с бессильной злостью посмотрела на вспенившуюся воду. «Это неправильно!» — услышала Гвинет ее шипящий шепот, но Хильде пришлось развернуться и идти вслед за ними. Так же, как пламя вспыхивало внутри Гвинет, она знала, что дракон ворочается внутри Хильде, вьется кольцами. Она нашарила ее руку и сжала тонкие пальцы. Надеялась, что это заглушит рык зверя. Каждый раз надеялась.

Гавейн был бледен, тоже оглядывался на реку. Гисла, несмотря на робость, нашла в себе силы улыбнуться. Карлик и ее пугал, а теперь его мрачная тень, куда больше тщедушного тела, спала и освободила их.

И впрямь — Хаген казался освобожденным. Довольным собой. Он уже не оглядывался так по сторонам, не откликался на каждый шорох, и это было странно, поскольку вступили они в самую темную часть леса, этот клок леса принадлежал вельвам — даже не ярлу Ингфриду, семья которого якобы владела всем Исэйлом.

Хильде все сильнее шаталась, припадала к плечу Гвинет, и им пришлось остановиться и передохнуть. Гвинет зажгла костер. Гисла перебирала вместе с Хагеном связки трав, сидя рядом с ним и кидая на молчаливого чародея настороженные взгляды. Отвар бурлил в котелке. Гавейн стоял рядом с ними, напряженно оглядывался, словно побаивался, что Амельрих выберется на берег и, изорванный зубами нёкки, приползет мстить, но Гвинет уверена была, что после такого не выживают. Ни люди, ни карлики.

— Это было… неправильно, — насупившись, взглянул на нее Гавейн.

— Амельрих пытался его огреть веслом, я бы тоже… вспылила, — пожала плечами Гвинет. — Но у меня есть чувство, что их история куда дольше и сложнее, чем Хаген хочет представить.

— И мы должны смириться с тем, что наш проводник нам лжет? — прошептал Гавейн.

Гвинет сжала руку на его плече. Гавейну не приходилось убивать — как, впрочем, и ей. Ей хотелось сказать, что Хаген, похоже, не лжет, так же, как он не лгал насчет здоровья Хильде: просто недоговаривал. Но, подумав, решила, что это будет та последняя искра, та маленькая несправедливость, которая распалит злость Гавейна. Ему нужно было верить, что они делают нечто хорошее, спасают прекрасную деву от несправедливо павшего на нее проклятия, но Гвинет с самого начала знала, что придется многое совершить.

— Здесь мы в землях вельв, — говорил Хаген, пока Хильде маленькими глотками пила обжигающий отвар. — Нам не стоит расходиться. Пути здесь часто… меняются, перекручиваются, как упавший клубок. Кроме того, под защитой ведьм живет множество… созданий, и клятый карлик — один из самых безвредных среди них; нам не стоит с ними встречаться, если есть другой выбор.

Хаген наверняка знал, какое смятие посеет среди них. Он достал нож и вырезал на стволе ближайшего дерева руну.

— Райдо, путь, — пояснил Хаген.

— Это нам поможет? — нахмурилась Гвинет.

— Лучше, чем ничего.

Тут с ним не поспоришь. Пока остальные отдыхали после тревожной переправы, Гисла осторожно, как бы невзначай села около Хагена. Она умела двигаться тихонько, как мышь, едва заметно. Притворяясь, что не видит ее, Хаген рисовал руны на коре, добавляя еще и еще, но потом повернулся к девушке и уставился на нее жутковатым немигающим взглядом, который запросто мог отпугнуть от Хагена желающих поболтать. Гисла, однако, не отступила:

— А ты можешь меня обучить этим рунам? — шепотом спросила она.

Гвинет, помешивающая в котелке похлебку из хлеба и редьки из их припасов, покосилась на отважную девушку. Неужели, зная столько баек о вельвах, она все равно хочет узнать об их ремесле? Но ведь Гисла беззащитна и вынуждена полагаться на других. У Гвинет и Гавейна есть мечи, у Хильде — топор и драконья сила, Хаген говорит с рунами, а вот Гисла оставалась самой слабой среди них. Чувствовала ли она хватку леса крепче, чем остальные?

Усмехнувшись, Гвинет подумала, что ее брат не упустил бы возможность поучиться рунному колдовству — и плевать ему было бы, что это для женщин. Гаррет всегда любил тайны, он и сидский язык выучил, чтобы прочитать всю матушкину библиотеку, а у Гвинет терпения не хватило на эти закорючки. Она предпочла бы не связываться с рунами — больно зловещим ей казался звон.

— Это не игрушки, — посуровев, сказал Хаген. — С чутьем надо родиться, просто так руны тебе не откликнутся. А уж если ты нарочно захочешь ими овладеть… бывали такие, хотели власти и силы, покупались на россказни о великих вельвах, приходили в горы. Судьба у них была печальная, — хмыкнул он. — Многие сходили с ума и бросались вниз со скалы, другие топились… А если и удавалось им остаться в живых, то их с трудом можно было назвать людьми.

Показалось, за шиворот пробрался холодный ветер, хотя тяжелые ветви над головой не шевелились. Гвинет поежилась, двинулась ближе к знакомому и приветливому костру. Она могла вообразить, на что люди готовы пойти ради колдовской силы; Хаген, судя по кривой улыбке, с удовольствием бы с ними обменялся, чтобы его не считали мерзостью, ошибкой. Но судьба жестока — не это ли была основа веры на Островах? Есть сила предназначения над людьми и над богами, и сопротивляться ей бессмысленно… Хильде закашлялась, отвернулась, прижимая ко рту ладонь. Из-под пальцев повалил дым.

— Что за «она» тебя не ждет? — спросила Гвинет у Хагена, припомнив слова карлика.

— Моя наставница, — поморщился он, как будто Гвинет его уколола. — Гульвейг — не бойтесь, не та самая, из сказки, — улыбнулся Хаген, даже позабавленный, как отпрянули и Гисла, и Гавейн. — Просто имя, которое передается самой сильной вельве.

Помня разговор с Ингфридом, Гвинет подумала: а ведь он сбежал когда-то от вельв, не отпускали его домой. Вельвы должны держаться вдали от обычных людей, а выходить только когда их призывает кто-то важный, вроде бога или ярла над ярлами, или когда ищут себе свежую кровь, а в остальные обороты они прячутся здесь, в своих землях, где каждый лист, каждая травинка отзываются на звяканье рун. Хаген не хотел заточения в лесу, Хаген хотел власти. Гвинет разливала похлебку по мискам. Хильде улыбнулась:

— Спасибо за заботу, — шепнула она.

Беда может выйти, если Хаген с Гульвейг повздорят раньше, чем вельва осмотрит Хильде. Подговорить Гавейна держать Хагена подальше, чтобы тот не сказал лишнего? Как бы не пришлось ударить его по голове. А лучше заткнуть рот, надежнее.

Хаген с самого начала знал, что убьет карлика, потому и сказал Гавейну отпустить лошадей: за ними никто не вернулся бы, они были бы обречены, а так у них есть шансы поскакать обратной дорогой и прибиться к какой-нибудь деревне… О лошадях Хаген заботился куда больше, чем о неопрятном старике. Должна быть причина… Оставалось надеяться, что он не собирается вырезать всех остальных обитателей горы. Ну, или Гвинет на худой конец предпочла бы, чтобы ее предупредили заранее.