Вирру Бальдр не нравился. Его вели уверенность и отчаянное желание совершить подвиг, но делал он это уж точно не ради Хильде — лишь бы на него обратились взоры на тинге. Многие рыцари были таковы, те, кто рвался в битву, те, кто желал побеждать на турнирах, ведь за победами следовали любовь двора, почитание придворных дам и слава среди прочих рыцарей. Среди вардаари ценили силу, и некоторые из женихов могли похвастаться боевыми шрамами с набегов на Континент (Большую Землю, как тут говорили), кто-то похвалялся тем, как его предки побивали троллей, а вот Бальдр, сын бывшего рыбака, росший в материнском поместье, ничем подобным хвастать не мог.

И, словно подарок богов, появился змей и утащил дочь ярла.

Вслух, конечно, это не говорили, но и другие женихи понимали: Бальдр хочет отличиться. Кто сказал, что ему пристало убивать дракона? Но он, замотанный в тряпки, пропахшие горьким отваром, показывал вздувшееся пятно ожога на руке как доказательство того, что жестокий змей теперь — его заклятый враг, чудовище, которое ему суждено сразить.

Как и предсказывала принцесса, сразу же за драконом женихи не отправились. Сначала были крики, ругань, сомнения, отдававшиеся под сводом; никому не хотелось прослыть трусом, но ведь Гримнара отправили в море на ладье, в последний путь, а он считался не худшим воином, даром что красив, с руками нежными, как у девицы… был. Его почетные похороны тоже задержали женихов, и они пили за него в медовом зале, и поднимали кубки, и клялись отомстить.

Вирр не был глуп. Он догадывался, зачем они с Иниром, братом, родившимся на несколько ударов сердца перед ним, понадобились принцессе Эйриу, зачем она увлекла их с собой. Чтобы биться, у нее был Гавейн, что одерживал верх на столичных и на южных поединках не раз, да и сама принцесса — чародейка из одаренных самим Небесным Псом, у нее огонь пляшет на пальцах. Вирр умел слушать, а Инир умел разговаривать с людьми.

Теперь, когда принцесса кинулась в горы, они оставались ее ушами и ртом. Почетная роль, и Инир даже утратил прежнее веселье, он больше не пользовался щедростью дома ярла, заливая горло медом, не болтал зазря, а побуждал других говорить. У каждого есть тайны, знал Вирр. У всех есть то, что они пытаются скрыть. Что прятал Бальдр, как заставить его отступиться?

— Куда пропала твоя госпожа? — накинулся на Инира один из женихов, высокий, белобрысый Брагут. Он был пьян, а может, ошалел от страха перед огненной пастью змея, что разверзлась перед ним, и до сих пор не мог ее позабыть.

Он кричал громче всех. Возможно, потому что Хильде отделала его, а потом он и вовсе упал на задницу и выл, испугавшись дракона. Ему нужно было в поспешности доказать свою отвагу. Стать наследником победителей троллей, а не мальчишкой, который пытается не обмочиться при мысли о рокочущем рыке змея. Вирр отвернулся от него, скользнул взглядом по стене. Здесь все легко, его тайна проста: стылый страх.

— Миледи Гвинет вместе с Хагеном отправились по следам дракона. Мало кто знает, но госпожа наша — великая охотница, а дракон — заметная дичь! — воскликнул брат. — Уверен, скоро она вернется с разведки! Знаете же, как зовется род повелительниц Эйриу? Пендрагоны!

Ложь всегда удавалась Иниру легче, а Вирру стыдно было обманывать людей. Не только потому, что рыцарю не стоило так поступать, но и потому что лицо его становилось таким красным, таким нелепым… один стыд, в общем. А вот брат всегда убедительно языком молол, как мельница. И Брагут понятливо покачал головой, возможно, даже жалея, что не ему первому пришла в голову такая замечательная идея — разведать, а при случае и подвиг совершить, пока соперников поблизости нет. Или наплести, что совершил, никто же не узнает.

Но Бальдра, наблюдавшего за ними в задумчивом молчании, эти слова заставили вдруг серьезно нахмуриться, между золотыми бровями залегла мрачная тень, что совсем не вязалась с его привычным мальчишеским задором:

— Если с принцессой Гвинет что-то случится… это принесет только беды всем Островам. Надеюсь, чародей сможет о ней позаботиться.

Бальдр уже примерял на себя обязанности ярла над ярлами, как малый ребенок — отцовский шлем. Прикидывал, что и впрямь может начаться война между их народами, если вдруг на земле ярла Ингфрида сгинет дочь королевы. Пламя и сталь — вот что ждет их всех, если Гвинет растерзает змей. Вирр прикусил губу. Брагут хлопнул обеспокоенного Бальдра тяжелой лапищей по плечу, что тот пошатнулся, проморгался и вернулся в настоящее, где он лишь один из юнцов, борющихся за руку Хильде Риккадоттир. До войн было еще далеко.

— Принцесса не нуждается в спасении. Она из рода убийц драконов, и она не уступит какому-то змею, вдруг решившему пробудиться из спячки! — запальчиво воскликнул Инир. Вирр, не поворачиваясь, коснулся его запястья, желая успокоить.

Когда ярл Ингфрид вышел вместе с Риккой, Вирр уже догадывался, что он скажет. Уймет женихов, даст надежду, пообещает, что змей будет непременно побежден. Хотя подтверждений Вирру никто не потрудился дать, он считал: ярл над ярлами знал, в какое чудовище превращается его дочь. Если раньше он мог бы сознаться, то опасно было открыть тайну теперь, когда по вине дракона погиб достойный Гримнар Тормарсон. Случайная жертва… ее не простят. Оставалось лишь сыграть по правилам, притворившись, что Хильде похищена, унесена коварным зверем против своей воли. Хильде не должна была стать чудовищем.

— Благородные женихи! — воскликнул ярл Ингфрид, и голос его не дрожал, несмотря на случившееся на испытании. — Я знаю, вы в смятении, как и мы все. Ни один из моих людей не рассказывал мне о том, что подле Уппсалы притаился такой опасный зверь, охотники не находили следов. Мы не были готовы к его нападению, и теперь я, как отец и правитель, расплачиваюсь за свою беспечность. Но я прошу вас не совершать необдуманного! — сказал он, оглядев женихов и их шумных родичей. — Хаген отправился искать следы дракона и спросить совета у ведьм. С ним наши достойные гости: принцесса Гвинет и сир Гавейн.

Ожидаемо — столпившиеся в медовом зале оглянулись на двух оставшихся в доме ярла Ингфрида рыцарей, и Инир даже вскинул руку в приветствии. Гвинет использовала их для отвода глаз.

— Знаю вашу смелость и доблесть, как знаю и то, что вы не захотите оставаться в теплом доме, дожидаясь от них вестей… — Женихи загомонили: не станут отсиживаться, ни за что! — Потому скажу: отправились они в горы. Туда издавна никто не заходит, потому там может быть змеиное логово, куда чудовище увлекло нашу дочь.

— Если желаете отправиться по их стопам, слуги не станут вас останавливать! — подхватила Рикка. Она все еще была бледна, и какая-то неясная злость светилась в ее глазах. Возможно, на то, что она сама не может броситься на выручку дочери. — Но помните, что, помимо змея, там ждут другие опасности. И мы не можем знать, что змей устроил логово именно там, а не на одном из соседних островов… Я буду молиться, чтобы дочь скорее вернулась ко мне! — низко склонив голову, процедила сквозь зубы Рикка.

— Я провожу в лес тех, кто захочет пойти искать змея, да сохранит Один наши жизни, — вдруг выступила вперед валькирия Хельгер, быстрая и хлесткая, как удар кнута. — Я знаю те места. Нам нужно спасти девушку, пока зверя не замучил голод!

Ее Вирр не приметил в зале, но теперь взгляды перекрестились на Хельгер. Она была чувствительна для воительницы — впрочем, одно другому обычно не мешало; Гавейн, полный юношеских мечтаний, прекрасно владел клинком. Но Хельгер, проникшаяся к дочери ярла… Странно. Вирр вспомнил услышанные разговоры: валькирия тоже хотела владеть Островами, но никто из мужчин не позволил бы ей это, и она не могла отличиться в устроенных дочерью ярла состязаниях, зато когда дошло дело до поисков…

Вирру такое отношение ярлов и конунгов к валькирии казалось несправедливым: королевы издавна правили в Эйриу, и даже в обороты войны женщины проявляли себя ничуть не слабее мужчин, сражавшихся за них, а вардаари смели сомневаться в доблести и силе той, кто с детства обучалась владеть мечом, просто потому что она женщина. Впрочем, не меч делает хорошего правителя. Вирр знал валькирию слишком мало, чтобы судить, но пока казалось, что она одна из немногих, что волнуется о дочери ярла, а не о возможностях, которые потеряются, если погибнет она и приданое уплывет из рук.

Вернувшись в покои, Вирр принялся собирать вещи, боясь не успеть отбыть с Бальдром и тем, кто отправится вместе с ним. Слуги с топотом бегали снаружи, гремели голоса. Недавно они с братом уже собирали вещи для Гвинет — странное ощущение повторения. Руки перебирали одежду.

— Бальдра не заботит жизнь Хильде, — сказал Вирр. — Это… соревнование. Если Хаген своим колдовством спасет всех от дракона, он заслужит любовь и славу. Станет ярлом над ярлами. Так что погоня за чудовищем стала новым испытанием вроде заурядного бросания копья или стрельбы.

Брат с недоверием покосился на Вирра. Как будто не мог понять, отчего это он так разговорился. Но он был в роще, когда Бальдр беседовал с Гвинет, он видел, как в нем вспыхивает алчное желание власти. Силы, славы. Было это желание его собственное или же его отца, Вирру было не слишком-то любопытно.

— Гвинет сказала нам приглядывать за Бальдром, — шепнул брат, как будто опасался, что их могут подслушивать. — Сможем запутать следы и задержать их, если получится.

— Чтобы он нас сбросил с горы, если ему что-то не по нраву придется? Он не так добр, как хочет показаться.

Бальдр не внушал доверие. То, как легко он управлял другими, превращая их в покорных исполнителей его воли… Инир привык подчиняться лишь королевской семье, как рыцарь, служащий во дворце, он не задумывался о тех, кто может обладать схожей властью и очаровывать людей. Брат слишком легкомысленен.

Но, если он собирался идти за Бальдром, притворяясь одним из его подчиненных, пусть так. Вирр пойдет в его тени. Он кивнул, похлопал по плечу Инира.

Как и предсказывал брат, к вечеру они выехали, скрывшись в сумерках. Возможно, думали, что люди ярла Ингфрида, вопреки обещаниям, станут отговаривать их, но он отступил, позволив Бальдру творить что вздумается. Иное было бы подозрительно, вызвало бы вопросы. А может, ярл Ингфрид надеялся на хитрость Хагена, который направит преследователей на ложный след. Тем не менее впереди ждал лес, темная громада слипшихся листьев.

Вирр не догадывался, проезжала ли той же тропой Гвинет, она не стала оставлять знаков, пусть даже и понятных только рыцарям из Эйриу, чтобы не привлечь лишнего внимания. Бальдр ехал впереди, рядом с проводницей Хельгер, как королевская особа на охоте, вот только охота на огнедышащего зверя была делом не обычным. Присматриваясь, Вирр видел, как юный вождь волнуется: как сжимает мягкие поводья, как оглядывается в страхе перед нападением. Десяток женихов, вызвавшихся ехать с ним, выглядел не лучше.

Братья держались позади. Инир как-то поутих, перестал рассказывать о том, какие они умелые следопыты, чтобы их не заставили разбирать путь — тогда они и правда могли бы что-то найти, а это их принцессе было совсем не нужно. Но когда следы действительно обнаружились, когда Вирр посмотрел на них, у него закружилась голова и сдавило глаза. Вроде видел четкие отпечатки копыт, но не мог сказать, ни сколько было лошадей, ни в какую сторону они ехали. Протерев глаза, Вирр отступил к кустам. Наверняка Хаген постарался, на дереве рядом были выцарапаны несколько рун, которые тоже вращались, как будто насмехаясь над ними. Франк, то ли Жан, то ли Жак, в задумчивости ковырял мыском сапога влажную землю.

— Ведьмы! — воскликнул один из женихов, рыжий Агни Атлисон. — Вельвы заодно с драконом!

Рокот растекался вокруг. Инир растерянно оглянулся, посмотрел на Вирра, и тот понял, что брат думает о том же, о чем и он. Они боялись дракона, не знали, как такое чудовище сразить, поэтому им проще было обернуться против понятного врага — против лесных ведьм. Хорошие вести — они не ополчились на Хагена, возможно, забыв о его участии.

— Вельвы помогали людям, когда те нуждались! — попытался образумить толпу Бальдр, к изумлению Вирра. — С чего бы им оборачиваться против семьи ярла над ярлами и растить дракона в горах? Нет, наверняка тут должно быть объяснение…

Вирр прислонился к дереву, скучая, подумал: а ведь парень прав, хорошие задает вопросы. Если такие проклятия накладывают только вельвы, то чем же ярл Ингфрид прогневал их — и почему именно сейчас? Они столько лет были соседями, но лишь теперь горные ведьмы решили наказать его. Пока гостил в доме ярла, Вирр не слышал, чтобы за последние обороты происходило что-то необычное, правление ярла Ингфрида оказалось мирным, насколько это возможно для Островов. Выходит, разгадку надо искать в глубоком прошлом?

Решили двигаться дальше, настояла Хельгер. Она была их единственной надеждой: карты леса не рисовали. Невозможно отметить все развилки в такой чаще, сотканной из чародейства, как гобелен. Но женихи знали, что им надо двигаться вперед, пока они не уткнутся в реку, а потом подняться выше и поискать каменную гряду для переправы. Валькирия сделалась еще суровее и мрачнее, когда лесные кроны сомкнулись над их головами, как ловушка. Она знала, куда ехать, и это убеждение крепло в Вирре и на стоянке, где Хельгер не шумела и не смеялась, как прочие.

— Они кажутся… такими юными и беззаботными, правда? — усмехнулась валькирия, которая наблюдала за женихами, скрестив руки на груди. — Для них это выезд на охоту, чем они могут развлекаться, наслаждаясь своей отвагой, в то время как девочку успели бы уже растерзать.

— Ты и правда заботишься о ней, госпожа? — подумав, спросил Вирр. Неловко было бы просто уйти, когда Хельгер обратилась к нему.

— Неужели это так удивительно? — вскинула соболиные брови Хельгер. Она была красива, но не мягкой, ласковой красотой — нет, она была вся острая и резкая, рубленые черты приковывали взгляд. Вирр никогда не бывал непочтителен с леди, но валькирия… она, казалось, ничуть не смутилась тем, как он на нее глазеет. — Поначалу валькирии служили Одину, как жрицы, но чтобы помогать нуждающимся, мало добрых слов и милосердия, нам понадобились клинки и доспехи. Однако наше желание помогать людям никуда не делось, когда мы стали крепче, — она похлопала Вирра по плечу, и он почувствовал силу удара — такую, что ее сложно было назвать просто человеческой.

Вирр облизнул пересохшие губы:

— Тогда, если хочешь помочь, расскажи, что за дела у валькирий с вельвами?

Хельгер не рассердилась, а улыбнулась, оценив его проницательность:

— Что ж… я недавно посещала их, просила удачи на тинге. Я не хотела, чтобы об этом узнали, потому что победу, подаренную рунами, сочтут нечестной, но… что уж теперь, когда девочка в беде. Да и еще неизвестно, стала бы я ярлом над ярлами; это все дым, предсказания над костром, а жизнь Хильде — настоящая. Но вельвы ничего не говорили мне ни о змее, ни о беде, которая ждет дом ярла Ингфрида, когда я отправлялась в Уппсалу…

— Ведьмы хитры, — раздался голос Бальдра. Ему удавалось быть всюду в разбитом лагере, и Вирр не удивился тому, что разговорившиеся рыцарь и валькирия привлекли внимание вездесущего жениха.

— Что ты имеешь против вельв, мальчик? — фыркнула Хельгер, взглянув на него сверху вниз — она и впрямь была крепче, чем худощавый и изящный, как орешник, Бальдр. — Только что ты успокаивал толпу, чтобы они не угрожали им расправой, а теперь…

— Не люблю безосновательных обвинений, — отчеканил Бальдр, — однако все знают, что вельвы коварны, такова их природа.

— Женская? — прищурилась Хельгер.

Их повышенные голоса привлекли внимание, и Бальдр был вынужден отступить, наградив их напоследок ослепительной улыбкой. Он не любил быть не прав, о, он ненавидел проигрывать, и не важно, на поле боя или в разговоре. Самолюбие юного вождя гнало его вперед, заставив выступить против огнедышащего змея, и оно же отпугивало его от разговора, в котором его покажут в невыгодном свете. Он хотел сиять.

***

Ночевали они в лесу, у реки, так и не добравшись до переправы. Нашли старую избу, у нее — пару привязанных лошадей, но ни хозяина, ни лодки нигде не было видно. Агни сказал, это дурной знак, но Вирр начинал думать, что рыжий парень просто суеверен. Поставили дозорных, которые кружили возле стоянки, как неупокоенные духи, а остальные кашеварили, чистили сапоги (как будто была разница, в какой обуви сражаться со змеем), травили байки — в общем, занимались всем тем, чем занимаются на обычной охоте. Хельгер была права, они слишком беспечны.

Вирр стоял у реки, слушал убаюкивающий, мерный шелест воды, пока женихов не сморил сон. Вдруг он заметил какое-то смазанное движение, метнувшуюся тень. Кто-то поднялся с земли, побрел прочь, пригибаясь, точно надеясь, что так будет хуже видно. Заржала лошадь, но было тихо. Возможно, это всего лишь кто-то из женихов выпутался из покрывала, чтобы отойти в кусты и отлить, но Вирр умел быть любопытным, когда не надо.

Королевского стражника учат одному: никогда не оставлять пост. Но Вирр рассудил: вряд ли реку пересечет нечто опасное, пока он в отлучке; остальные боялись змея, которые, как верили вардаари, могли подолгу лежать в воде и подстерегать корабли, но Вирр знал, что дочь ярла не стала бы так делать и не напала бы на них исподтишка. А вот одинокая тень, побежавшая к кромке леса… Вирр догнал ее за несколько прыжков, схватил за руку, вцепился в запястье, которое потянулось к клинку на поясе. Бледное лицо пятном мелькнуло в темноте, осветилось обломком луны. Брагут, узнал его Вирр, тот самый, которого поколотила Хильде. Высокий, на голову больше Вирра, вдруг показался меньше, ребенком в теле взрослого мужчины. Он скалился, и какое-то затравленное выражение мелькнуло на ее лице, усталое и обреченное. Его побег провалился, и теперь парень готовился к позору.

— Я… я вовсе не хотел… — запинаясь, прошептал он.

— Сбегать? — сухо проронил Вирр. Лагерь молчал за их спинами, они утопали в пышной зелени леса.

Брагут весь поник, уткнулся взглядом в землю. В трусости всегда трудно признаваться, и Вирр знал отчасти, что он чувствует. Вспомнил вдруг, как тряслись у него самого колени, когда он должен был выйти на турнире — своем первом турнире в столице, в блистательном Афале! Это не сражения в родном городке, которые проводили скорее веселья ради, а выступления перед королевской семьей, и если все сложилось бы, то Вирр должен был встретиться в бою с принцессой… И Вирру было тем хуже от предчувствий, чем радостнее становился его родной брат, который горланил песни и размахивал рукой в сияющей латной перчатке, приглашая всех прохожих посмотреть на бой. И почему одним достается храбрость, плещущая через край, а другим — страх, который спутывает ноги?

Вирр, конечно, проиграл. Он не был таким уж умелым бойцом, в отличие от Инира, который отличался не только острым языком, но и быстрыми руками. Но принцесса, рассмотревшая в Вирре достойного рыцаря, несмотря на провал, приблизила его к себе. Он стал ее тенью, которая крадется и вызнает тайны. Молчаливой, верной тенью, что сразу меркнет на ярком свету.

— Меня тоже однажды победили, — сказал Вирр, желая почему-то подбодрить этого нелепого мальчишку. — Гвинет, моя госпожа, приставила мне меч к горлу. Она побила меня на городском турнире, и, как видишь, моя жизнь не кончена… Зачем ты тогда пошел?

— Все пошли, и я пошел… — пробормотал Брагут.

— Страх — я понимаю, он мучает каждого, даже тех, кто прошел много боев. Но сейчас вернуться в Уппсалу ты не можешь. Опасно ходить ночью по лесу одному…

Особенно — по лесу, в котором живут вельвы.

— Что?

Растерянный, Вирр подумал, что Брагут просто слабо понимает его эйрийский выговор, а потому пропустил мимо ушей все, что он пытался ему втолковать, путаясь в словах, однако парень вертел головой, стараясь что-то рассмотреть… или расслышать, раз уж они тонули в черноте густого молчаливого леса. Вирр не сдавался:

— Надо назад. Что остальные подумают, если не увидят тебя с утра? Что тебя съели волки?

Вирр пытался придумать еще несколько причин попроще, когда что-то бросилось на них из подлеска. Вирр не заметил движение, просто смазанную тень, которая стремительно вырвалась из темноты и оказалась у его лица… Вирр ожидал увидеть лицо напротив, но вместо того рассмотрел три головы. Три злобные башки с раззявленными пастями, которые, теснясь на узких плечах, щелкали зубами и скалились, пытаясь впиться Вирру в плоть. Он вскинул меч — это было единственное, на что Вирр был способен, когда кровь заледенела от ужаса. Отчаянный рывок — сталь вспыхнула, прорезала ночь. Натолкнулась на оружие твари. Не меч — это была заточенная кость, большая, должно быть, берцовая…

Ярость вспыхнула внезапно, заслепив глаза. Как смел он, как мог так обращаться с чужими костями! Грязные, обломанные кости с отметинами зубов! Вирр размахнулся мечом, когтистая лапища упала в траву. Тварь взвыла, прижав обрубок к груди; башки было три, а вот рук ей явно не хватало. Мутные, подслеповатые глаза правой головы прищурились. Тело рванулось вперед, пытаясь сбить с ног Вирра, но только напоролось на клинок.

Отшвырнув его в сторону, Вирр увидел, как еще несколько тварей тащат Брагута в кусты. Не все они были трехголовы, у некоторых была одна голова, но глаза такие же — жадные, полыхающие в запавших глазницах. Когда со стуком упало тело, несколько нападавших обернулись к Вирру, но тащившие Брагута не выпустили. Упорно волокли. Позади, со стороны лагеря, уже доносились крики, удивленные и злые. Тоже напали! Вирр усмехнулся. Пришли к ним не со стороны реки — из леса. Не его вина. Отобьются в лагере, а вот их с Брагутом отрезали, никак не вырваться. Одному — можно попытаться, но вот Брагут, который тяжело мотал головой, половину лица заливала кровь — засветили ему…

— Отпусти его, сразись со мной честно! — крикнул Вирр, угадав среди нападавших самого высокого. Они все носили обноски из старых тряпок и кожи, оружие было старое, из дерева и кости, а у вожака — старый, загнутый клинок с крюком на конце, будто чтобы удобнее потрошить.

Тот осклабился тремя головами сразу, нестройный хор голосов выплюнул несколько слов на незнакомом — не вардаарском — языке. Настороженно оглядываясь по сторонам, окруженный темными тварями, как стаей бешеных зверей, Вирр поджидал: вдруг согласятся. Но Брагута поволокли дальше, а на него кинулись сразу двое. Честного боя не выйдет — что же… Он выдохнул, подобрался. Вспомнил, как Гвинет улыбнулась, прежде чем выбить клинок из его пальцев. Поднырнул под руку первого, выхватил нож, чиркнул им по шее, пока ведущая ладонь крепко сжимала меч — его не смог выбить из хватки удар. Странное веселье вспыхнуло: а ну как интересно, одну ли голову им довольно срубить, чтобы победить?

Проверить не удалось. Третий выпрыгнул из темноты, резко вылетел, как камень из пращи. Вирр уже понял: наваливаются толпой. Над ним взметнулась рука с тяжелым тесаком. Дернувшись, Вирр выдрался из хватки, только ощутил, как разодрали плечо длинные загнутые когти, царапины тут же заныли, будто их солью присыпали. Откатился, чтобы тесак в землю врезался, а не ему в шею, но тварь вдруг свела брови на единственной лохматой голове, сипло выдохнула, совсем по-человечьи, и ткнулась носом в землю, где Вирр до того лежал. Яростно вскрикнув, кто-то дернул меч из спины, выворотил. Вирр вскинул голову и увидел собственное лицо, искаженное злым оскалом; выдохнул. Брат все-таки догадался, куда его понесло.

С нападавшими сделалось что-то… странное. Вожак, вместо того, чтобы прикрикнуть на своих воинов, попятился, уставился на Инира с ужасом, отраженным на трех лицах, затрещали кусты, и вся стая бросилась бежать. Остались только тела; один тихо издыхал, Вирр перевернул его на спину пинком, но на губах темнела кровь, а вместо слов раздавалось сдавленное рычание. Глаза погасли, последний раз посмотрев на Вирра.

— Что это с ними? — ошалело пробормотал он.

— Решили, может, чародейство какое, — пожал плечами Инир. — Что нас двое. Ты как, не ранен?

Вирр фыркнул, утер землю с щеки. Последний раз их двоих принимали за «чародейство», когда им пяти оборотов не исполнилось — они тогда пугали няньку, но теперь Вирр думал, что та им подыгрывала. Не подозревал он, что схожесть с братом так его спасет. А ведь могли бы и забить, и… уволочь.

— Брагут! — раздался крик. С поляны выбежал Бальдр, весь всклокоченный, с мечом в руке, но остановился как вкопанный, увидев братьев и несколько мертвых тварей вокруг. — Вы не видели…

— Видел, — прошептал Вирр. — Увели его. Прости…

Осекся — чуть виниться не начал. Не мог забыть, как Брагут испуганно хлопал глазом, не понимая, куда его тащат, а веко второго склеила кровь.

— Кто это были? — накинулся на Бальдра Инир.

— Турсы, они… потомки великанов, дальние родичи, — погруженный в раздумья, сказал Бальдр. — Часто сбиваются в стаи и охотятся на людей. Как на дичь. Едят они нас… Никогда не видел их… вот так, вживую! — он вдруг улыбнулся, и Вирр понял, что юный вождь тоже едва держится за край разума, выскальзывающий у него из-под пальцев. — Они никогда не подходили к жилью, но в таком месте, как это… промышляют…

Теперь ясно, отчего Брагута не прикончили на месте: хотели сохранить дичь. От разумности этих чудовищ у Вирра волоски на загривке стали дыбом, как у испуганного пса. Брат, хотя и не видел, не слышал удивленный вскрик Брагута, тоже побледнел и тяжело вздохнул.

— А Брагут мне говорил, — с трудом, едва ворочая языком, пробормотал Инир, — что это его родня троллей побивала. А это что же получается, другие потомки великанов его сожрут? — Он привалился спиной к дереву, сухо рассмеялся, натянуто.

— Еще не сожрали, — сказал Вирр.

Они могли пойти следом, они умели находить путь. Было темно, ночь стояла густая и мрачная, но Вирр догадывался, что такие одичавшие твари не умеют хитро путать следы, да и не станут. Они торопились, спешили убраться подальше. Отступали. Вирру вдруг подумалось: они с братом могут чудовищ напугать, могут вызволить Брагута, который не должен был так страшно и внезапно умереть. Никто не достоин смерти за каплю трусости.

— Мы… мы не знаем, жив ли он, — сказал Бальдр, — а если пойдем его вызволять, многие могут погибнуть или пострадать. Послушайте! Мы ведь отправились спасать дочь ярла, ради нее мы все готовы сразиться!.. А вы — ради принцессы, и я, конечно, тоже не брошу госпожу Гвинет!

Но не ради Брагута. Ради мальчишки никто не пойдет на смерть. Вирр отвернулся, лесная чернота смотрела на него. Он задумался: а сам бы он рискнул ради неизвестного парня, если бы не видел, как его хватают и тащат на верную гибель?

— Мы не видели следов принцессы, — сказал Вирр, — она тоже могла попасть в беду.

Инир-то должен был сознавать, что он врет — не только потому, что Гвинет не сдалась бы без боя, не потому что подле нее были чародей, лучший королевский рыцарь и настоящий змей, а потому что Вирр совсем не умел лгать. Немудрено упустить эту науку, если по большей части молчишь. Но Бальдр сам дрожал, с него спадала горячка боя, остался только ночной холод. Он не заметил и вдруг с испугом уставился на Вирра, как будто мысль, что Гвинет окажется в плену у людоедов, оказалась для него самой ужасной за всю жизнь.

— Я слышал, что Брагут был жив, — в этот раз Вирр говорил правду. — И я остальным скажу. Мы еще успеем его отбить.

Бросив на него странный, задумчивый взгляд, Бальдр кивнул. Наконец, дрожащей рукой он убрал в ножны меч, который все это время держал обнаженным — только Вирра это не пугало, Бальдр не угрожал, а защищался. Однако теперь общий страх сменился настороженностью, и он почувствовал, что юный вождь слишком уж быстро устремился прочь, к своим соратникам.

***

Инир удивился, что брат так близко сошелся с этой валькирией, Хельгер. Не было в том ничего дурного, напротив, ему бы порадоваться, что Вирр нашел себе собеседницу, да только обычно брат предпочитал молчать — особенно с леди. Может, дело все в том, что леди Хельгер не была.

В Эйриу долгие обороты женщинам не дозволялось стать посвященными рыцарями — якобы они слишком ценны для того, чтобы погибнуть на поле боя, они хранительницы семей, чародейки, ученые дамы, они не должны проливать драгоценную кровь, в которой текла колдовская сила. Королева Блодвин отменила старый закон, однако многие приверженцы традиций роптали. Инир всегда считал, что любая женщина — как и вообще всякий человек — сама лучше знает, за что она готова погибнуть. Такие, как Хельгер — или как Гвинет, — восхищали его.

На Островах все было иначе. Инир узнал, что здесь издавна женщины носили оружие: и чтобы защищать свои земли, и чтобы ходить в набеги. Вот только от Хельгер все женихи держались подальше, точно от хворой, несмотря на то, что даже в Эйриу к ее силе и упорству прониклись бы уважением.

Они шли вместе, замыкая небольшой отряд из тех, кто вызвался отправиться вслед за турсами, чтобы спасти юного Брагута. Лошадей оставили в лагере, чтобы их сберегли. К удивлению Инира, возглавил отряд Бальдр, который не побоялся подставить под удар свою шею. Рассветало, извилистая тропа между деревьями становилась отчетливее, хотя Инир не стал бы спорить на деньги, что они не проходили мимо этих раскидистых кустов орешника ранее. Мало-помалу страх, внушенный холодной темной ночью, исчезал.

— Так чего эти турсы так испугались? — спросил Инир, посмотрев на Хельгер. Ее змеиные глаза прищурились в ответ, но она сказала:

— Нет, они не боятся чародейства. Да и в вас нет ни капли колдовства, если я что-то понимаю. Все дело в… — Хельгер замялась, потом усмехнулась: — В ваших лицах. В том, что вы одинаковые. Это старое поверье: раньше, еще, должно быть, во времена великанов, верили, что если рождается двое одинаковых детей, то один из них — настоящий, а другой — подменыш, который пришел из леса или еще откуда. Чужак. Нечто злобное и подлое. Потому-то одного и пытались вернуть туда, откуда он явился, а если не получалось, если он вдруг прибредал назад или если семью мучила жалость, не могли они сами его обречь на погибель, то его отдавали жрецам.

— Славные традиции, госпожа! — улыбнулся Инир. — Выходит, мне стоит остерегаться, как бы кто ночью не попытался повесить меня на ближайшем дереве?

— Нынче поверье считают предрассудками, если только в самой глухой деревне… Не в Уппсале, — успокоила его Хельгер, хотя и посмеиваясь, понимая, что Инир с ней шутит, чтобы развлечь. — Да и не тебе стоило бы бояться, солнечный брат.

Инир улыбнулся краем рта:

— А ты сама кое-что умеешь, госпожа. Угадала, что опередил брата.

— Я не просто девка с мечом, — напомнила Хельгер, коснувшись витой рукояти, — я служу Всеотцу, и он делится с нами мудростью. К сожалению, этих крупиц недостаточно, чтобы узнать, как спасти дочь ярла или где искать парня, которого мы потеряли.

Вирр едва заметно мотнул головой; он дергался так каждый раз, когда упоминали Брагута. Брат винил себя за то, что не смог защитить парня, за которым кинулся в лес, хотя Инир видел этих оголодавших трехголовых тварей и был уверен, что Вирра скорее растерзали бы. Его брат всегда больше хотел стать рыцарем; Инир когда-то мечтал стать поэтом, сочинять истории, которые станут повторять сотни и тысячи людей — он не мог поговорить с ними сам, выпить, рассказать байку, но мог остаться на их устах. Навечно. Он хотел такого бессмертия, того, что гремит вместе с ударами кружек с элем по столам в каждой таверне. Вирр желал побед, хотел спасать жизни и охранять. И неважно, что станет с ним самим.

— Мы его вытащим, если только его еще не доели, — подмигнул Инир, а Вирр закатил глаза.

Когда посветлело достаточно, чтобы рассмотреть собственные изгвазданные сапоги, они увидели темную пещеру в расщелине горы, возле которой было натоптано. Следы переплетались, турсы не слишком заботились о том, чтобы скрываться, потому что чувствовали себя хозяевами этого места. Кто здесь еще был — более прожорливый, дикий и отчаянный? Явно никого, иначе небольшой отряд уже узнал бы об этом. Ветер колебал ветви деревьев, скрывающих темный и неприветливый лаз. Пахло скверно: будто внутри сдохло что-то давным-давно. Впрочем, от такого исхода Инир не отказался бы: мертвое редко бывает опасным. Им предстояло встретиться с живыми.

— Я пойду вперед, — вызвался Бальдр, когда остальные в нерешительности стали переглядываться, ни звука, ни шепота не издавая. Когда он шагнул вперед, Хельгер усмехнулась, и это не укрылось от внимания Инира, однако Бальдр только расправил плечи: — Кто-то останется здесь, чтобы, если что случится, привести подмогу из лагеря. Или если турсы кинутся в бегство.

— Похоже на драконье логово, — сказал Утнард Безухий, крепкий воин, который не выказывал страха, но Инир угадал в его голосе сомнение.

— Не надеешься ли ты, что здесь нас поджидает не только схваченный Брагут, но и плененная дочь ярла? — рассмеялся Инир, не удержался. — Смотрите на следы. Драконьи лапы вы все видели, вот и скажите, есть ли здесь подобное?

Все дружно покачали головами, глядя на следы больших босых ног.

— Но Бальдр прав, нам нельзя бросать юного Брагута в беде! — воскликнул Инир, чувствуя, что должен поддержать воинский дух, надломившийся после того, как они увидели: в их лагерь легко пробраться ночью, одного из них так просто утащить. — Я не здешний, но уже вижу, что турсы, хотя в них и течет кровь великанов, глупы. Не догадались даже стражу поставить у своего убежища или скрыть его. Они не противники сыновьям Островов, и в прошлый раз им удалось утащить одного из нас только потому, что вероломно подкрались под покровом тьмы. Теперь мы нанесем им ответный удар. Я пойду вместе с Бальдром!

Он надеялся, что этой победы им будет довольно. Что они побьют людоедов, ощутят себя героями, воинами из песен скальдов, отправятся в Уппсалу, чтобы отметить победу медом и пивом. Пока не стало слишком поздно и пока не встретился им враг пострашнее, чем немытые дикари.

Как и рассчитывал Инир, трое вызвались идти в пещеру, а упрямого Утнарда даже пришлось поуговаривать, чтобы он остался снаружи. Свирепое выражение его лица напоминало медвежий оскал. Бальдр благодарно кивнул, встретившись взглядом с Иниром. Страх еще не забылся, и он не мог так беззаботно болтать. Инир шутливо взмахнул рукой, как рыцари приветствуют зрителей на турнире — только Бальдр того, конечно же, не знал.

Хельгер вдруг оказалась рядом, протолкавшись, ухватила Инира за локоть, и змеиное шипение влилось ему в уши:

— Пока ты говорил, солнечный брат, Вирр куда-то пропал.

Сердце екнуло. Оглядевшись, Инир понял, что и впрямь не видит брата. Это было обычное дело, Вирр умел исчезнуть так, чтобы оставаться поблизости, но не попадаться никому на глаза, однако Инир всегда — каждый раз — находил его взглядом и подмигивал, показывая, что с ним уловки не сработают. Только в этот раз Вирра и впрямь рядом не оказалось. Вздохнув, Инир уставился на пещеру, в которой ворочалась темнота.