— Ему тяжело дышать! — вскрикнула Хельгер. — Может, если мы снимем одежду…

Все боялись трогать Эгиля, которого нашли, когда туман рассеялся. Он упал на собственный меч, потому что боялся, что с ним сделают — кто-то, кто смотрел на них мертвыми злыми глазами — нечто еще хуже, Эгиль повторял это снова и снова, пока язык не начал заплетаться, а теперь просто лежал и закатывал глаза, трясясь от жара. В лагерь его было далеко тащить, а в доме пропавшего переправщика невыносимо пахло гнилью, пахло смертью, поэтому Эгиль лежал там же, где и рухнул. На траве. Возле него разожгли костер, Бальдр стянул с себя рубаху, изорвал ее и послал смочить тряпки. Он отдавал громкие, уверенные приказы, и они даже имели смысл. Только были бесполезны.

Но даже Вирр, обычно сохранявший спокойствие, склонился к котелку над костром, будто хотел в нем спрятаться. Притащили вино, которое кто-то зачем-то взял в поход (конечно, как теперь женихи говорили, ради такого вот случая, а не чтобы упиться, если никакой Хильде они не найдут). Вирр молчал, не откликаясь, когда его пытались позвать, спросить, долго ли еще.

— Не думаю, что ромашка поможет, — сказал Инир, наклонившись к уху брата, когда на них никто не смотрел. И Эгиль, стенающий от боли, и Хельгер, которая перебирала его слипшиеся волосы в попытке облегчить страдания, — вот они куда более интересны.

Ничего, кроме ромашки, Вирр не отважился срывать, да и не знал он местных растений, боязно было.

— Я хотя бы что-то пытаюсь сделать! — сквозь зубы выдавил Вирр. — Что же нам, смотреть, как он умирает? Сидеть и смотреть?

Они потеряли слишком многих за последнее время, поэтому Инир видел: еще немного — и они сдадутся. Но, конечно, никто не признается под взглядами других воинов, что им хочется сбежать и закрыться в теплых чертогах, полных вина, угощений и девушек, нет, они будут злиться и кидаться друг на друга от отчаяния, и тогда Эгиль будет не единственным, кто умрет от удара мечом в живот. Только уже не от своих рук…

Взгляд Бальдра блуждал, он шатался, все еще полураздетый из-за отданной рубахи, но не чувствующий прохладу вечера в горах.

— Он уже мертв.

Они все обернулись и увидели высокую женщину, облаченную в длинное черное платье. Куда сильнее притягивали внимание ее длинные косы с проседью и золотое ожерелье, по-змеиному обвившее шею, и что-то позвякивало там, не обычные подвески, но… Хельгер низко склонила голову, хотя она и так стояла на коленях около Эгиля, выражая почтение. Впервые Инир видел валькирию такой.

— Госпожа Гульвейг! — воскликнула она. — Мы держали путь в вашу деревню, но…

— Много старого колдовства, замешанного на крови, — сказала вельва, будто не слышавшая валькирию. Она смотрела на приземистый дом… без опаски, но с презрением, словно наткнулась на нечто столь мерзкое, что даже касаться не хотелось. Как если находишь дохлое животное в кустах во время охоты. — Я так и думала, что Хаген не оставит его в живых. Низменная месть… Не только живые опасны, юный сын ярла, — бросила Гульвейг небрежно, в ее голосе угадывалась привычка поучать и изрекать непреодолимые истины. — Живший здесь карлик некогда был частью славного рода, но он не смог сберечь сокровище, выполнить свой долг, — отчеканила она. — И он был изгнан, жил здесь, подобный одичавшему зверю, охотился на детей, забредших в лес. Жалкое зрелище.

— Вы желаете о чем-то предупредить меня, госпожа? — спросил Бальдр, хотя больше напоминал растерянного мальчишку, стоящего перед строгим учителем.

— Что надо опасаться и мертвых, и живых, — фыркнул Инир себе под нос.

Вельва сама вышла к ним, и это смешало все замыслы. Теперь нечего надеяться, что женихи проблуждают еще несколько дней, пока припасы и вино не подойдут к концу, умаются, устанут, да и решат возвращаться. Даже если Бальдр не хотел бы уходить, в одиночку он бы ничего не добился… Но образ, который уже складывался в голове у Инира, который облегчал все и даже больше, рассыпался.

Голос Гульвейг шелестел, как сухие листья. Она могла бы потеряться среди снующих перепуганных воинов, но теперь, когда вельва заговорила, когда руны заговорили через нее, все взгляды устремились к ней. Потерянные в лесу мальчишки. Она могла вынести приговор любому из них, так же, как Эгилю, уже потерявшему себя в лихорадке — только, чтобы предсказать его скорую гибель, Иниру не нужно было слышать руны и складывать из них пророчества.

— Хаген и его… сопровождение отправились к острову, сначала в деревню на северном побережье, а оттуда морем, — сказала Гульвейг. — Возле дома старосты кривая береза. У причала вечно стоит лодка с рваным парусом — это лодка старосты. Лодка вернулась — но не ее сын.

Ее голос странно убаюкивал. Бальдр, однако, весь подался вперед:

— Так, выходит, дракона здесь нет? Вы не видели?

— В этих горах — я бы заметила, — спокойно сказала Гульвейг, и Инир наблюдал за ее лицом, которое было будто отлито из стали. Только блеск и слепота.

Почему она не рассказала о Хильде, о ее проклятии, о драконе под личиной премилой и весьма воинственной дочери ярла? Теперь Инир не сомневался, что отряд принцессы добрался до вельв, но почему тогда Гульвейг вдруг защищала тайны Хильде? Ведь не могла она… не догадаться? И зачем тогда они отправились на далекое северное побережье?

— Ну конечно! — вдруг воскликнул Бальдр, обведя потрепанный отряд сияющим взглядом. — Если змей не в горах, то он должен прятаться на одном из необитаемых островов! Там, где никто не мог увидеть чудовище и предупредить Исэйл об опасности! В горах он, должно быть, на время укрылся, потому что мы напугали его в Уппсале, но логово змея на острове! Мы найдем его, спасибо, госпожа! — сказал он, посмотрев на Гульвейг так благодарно и преданно, что стало даже неловко.

Гульвейг ушла, так и не попрощавшись, как будто они ничего не значили, но в глазах Бальдра, который созвал своих воинов ближе, она казалась чудесной колдуньей, которая принесла ему благую весть. Как наивно. Он не видел, что его использовали как оружие, а остальные женихи были слишком в отчаянии, чтобы вдумываться.

— Она ведь сказала, что это бесполезно, — заметил Инир, когда брат не отошел от котелка. — Что он умрет.

— Мы все умрем, мы ведь не бессмертны, — сквозь зубы выдавил Вирр. — Я думаю… мы хотя бы можем облегчить его страдания. Сделать так, чтобы он ушел мирно.

Инир смолчал, однако он помнил, что на Островах ценят смерть в бою. Эгиль погибал мучительно, несчастно. Никому Инир не пожелал бы умереть так — еще и в одиночестве, без родни и верных друзей. Вероятно, Хельгер тоже это понимала, потому что оставалась рядом, когда Вирр, бережно придержав голову Эгиля, влил в него снадобье. Побольше вина, поменьше трав. Пусть он просто уснет; даже если ему не суждено попасть в Вальгаллу, в золоченые чертоги Одина, о которых Эгиль недавно распевал песни в доме ярла над ярлами, такой мирный уход лучше страданий. Вирр вздохнул и ладонью прикрыл ему глаза, хотя дыхание еще не прервалось.

— Жаль, — проронила Хельгер.

— Тебе повезло, что ты не попала под это проклятие, — поежился Инир. — Ощущение такое, будто ты морская раковина, которую пытаются вскрыть ржавым ножом. Найти ту самую щель, найти… уязвимость. У Эгиля она есть. Была. Что такого он увидел, что предпочел смерть?

— Ты предпочел меня ударить. Это равносильно смерти? — сверкнув глазами, посмотрел на него Вирр.

— О, когда ты злишься, становишься похож на… меня, — вздохнул Инир.

Когда они вернулись к лагерю, стали доставать карты. Гульвейг не сказала название деревни, а объяснение было крайне запутанным. Северное побережье… Там, внизу, были мелкие острова, которые кучковались вместе. Похоже, Бальдр не верил в везение, а также понимал, что им потребуется слишком много времени, чтобы проверить каждый. Они решили идти к северному побережью и опросить местных жителей, кто-то из них должен был запомнить — если не драконьи крылья, взрезающие небо, как паруса драккаров, то хотя бы склочного колдуна.

— Тебе это не нравится, — негромко сказал Вирр. Они ехали чуть позади, но после пережитого все старались сбиться поближе, поэтому желание пошептаться с братом было объяснимо.

— Еще бы. Я думал, зачем вельве понадобилось отправлять нас вслед за Хагеном, — признался Инир. — Она сказала о нем, не о драконе, потому что мысли она читать не умеет, не уверена, за кем именно мы следуем. Но Бальдр сам додумался… — Иниру больших усилий стоило не выругаться. — Думаю, Гульвейг плевать на огнедышащего змея, на проклятия и на подвиги женихов, даже на нашу госпожу Гвинет плевать. Ей нужно остановить Хагена.

— Но от чего? Что он, по ее мнению, найдет на маленьком острове, о котором никто никогда не слышал?

— Ну, мы знаем, что Хильде… — Инир многозначительно поджал губы, боясь, что их все-таки услышат. Он имел в виду: «Мы знаем, что Хильде идет вместе с ними, а значит, им нет никакого смысла искать таинственного дракона на продуваемых всеми ветрами скалах». — Там какое-то… оружие, не знаю, реликвия прошлого, тайное знание, что угодно! Потому-то они так круто развернулись и туда бросились. А Гульвейг, выходит, не хочет, чтобы Хаген до него добрался.

Иниру втайне нравилось разгадывать загадки. Хотя он был уверен, что Вирр в своей голове уже дошел до этого, просто молчит. Они всегда хорошо понимали друг друга. Не настолько, чтобы читать мысли, но…

Хотя Гульвейг почитали и поклонялись, она не была воительницей, не могла остановить Хагена, как бы ни хотела. Ему самому подчинялись руны, она не могла бы заклясть его. Не могла очаровать ни Хильде, которая уже была проклята какой-то неведомой силой, что спасти ее, похоже, не смогли даже вельвы, ни Гвинет, происходящую из благородной семьи Пендрагонов, наследницу эйрийской королевы-богини. Чтобы препятствовать им, Гульвейг нужен был кто-то… покорный, удобный, кто схватился бы за ее слова как утопающий — за протянутую к воде ветвь. Бальдр мечтал о подвигах, мечтал о спасении. Что-то такое Гульвейг рассмотрела в его судьбе, что решила использовать его вместо клинка.

— Быть может, не все так страшно, — откликнулся брат, и Инир не знал, откуда у Вирра остаются силы верить в будущее. — Может, она рассчитывает, что Хаген постесняется присвоить себе эту силу, если будут… ненужные свидетели.

— И при них будет сложнее исцелить проклятие, — проворчал Инир. — Пойдут ненужные толки.

Но останавливать отряд сейчас… к чему же? Им предстояло выйти из опасного леса, надеясь, что на пути более не встретится мучительных испытаний. Инир пересчитал оставшихся. Пятеро, не считая Хельгер. Четверо женихов под предводительством Бальдра. Отряд Гвинет оставил лошадей, чтобы перебраться на ту сторону, а значит, они бредут медленнее, а из-за недуга Хильде или бедняжки Гислы могут делать частые остановки.

Эрик Лейфсон, сын морехода, который исследовал земли далеко к западу, дальше Эйриу. Арон Гуннарсон, сын конунга, мечтающий о славе, как и всякий юнец. Хальвар Рагнарсон, сын ульфхеднара, сурового волка-перевертыша, но сам он едва ли выглядел грозным берсеркером, может, даже не унаследовал силу — его подначивали, спрашивали, но он не оборачивался. И, наконец, испуганный Жан-Жак, который и вовсе бродил, растерянный, молчаливый. И они шли дальше, приняв руководство Бальдра, не пытаясь оспаривать его, потому что умер упрямый, рвущийся в бой Утнард, который захотел бы отдавать приказы, трусливый Брагут, который мог бы заразить остальных своей неуверенностью, даже Эгиль, который во многом сомневался, был настолько подозрителен, что проткнул мечом себя сам, пока до него не добрались.

И ни один из них не мог остановить Бальдра и его поход.

— Надо бы нас как-то замедлить, — кивнул Инир.

***

Лошади стали спотыкаться: сначала одна, потом другая. Будто проклятие какое. Бальдр выскочил из седла, гибкий, как ласка, огляделся, посмотрел на растерянные лица вокруг. Не злой, просто… удивленный. Окрыленный словами Гульвейг, которые он счел предсказанием счастливого исхода в конце их пути, Бальдр наконец-то вернулся к ним, в мир, где беды сыпались им на головы одна за другой и где лошади вдруг могли охрометь. Осмотрев ноги, высокий Арон, сын воинственного конунга с юга, удрученно покачал головой. Далеко не уедешь с такими ногами.

— Говорят, зелигены могут преследовать охотников и устраивать им мелкие беды, — сказала Хельгер. — Прекрасные девы, которые заботятся о лесе. Пьют молоко серн и ланей, крадут капканы и могут заворожить охотника, если он им не понравится. Когда-то в детстве я заблудилась, — вспомнила она с грустной улыбкой. — Хотела изучить леса на Гейре, но просто потеряла нужную тропу. Так бы и бродила там всю ночь, надеясь, что загорятся огни, но появилась красивая дева в белом платье и вывела меня к валькириям.

— Мы ведь не охотники! — воскликнул Бальдр с досадой.

— Ты охотишься на дракона, юный вождь, — свесившись с седла, сказал Инир. — Кто знает, кого еще ты можешь тут подстерегать? У лесного народа свои законы, даже чужеземцы об этом знают.

Бальдр только фыркнул, выругался, с тоской посмотрел в глаза лошади, на которой приехал в Уппсалу. Лошадь и правда была красивая: каурая, с золотистой гривой, с тонкими ногами, быстрая и легкая, совсем не похожая на рыцарских боевых коней, которые сшибались широкими грудями во время поединков. Вирр знал, что за такую лошадь многие бы отдали плату золотом. А теперь Бальдру пришлось бы от нее избавиться: равнозначно оставить в лесу на поживу зверям или зарубить мечом. Ну, или надеяться, что зелигены заберут лошадей себе, что прекрасные девы будут носиться по лесу на них — без седел, с гиканьем и смехом.

— Мне жаль, — тихо сказал Вирр, и Бальдр кивнул.

Убивать не стали, хотя свежее мясо бы им пригодилось — не пришлось бы ходить на охоту за мелкой дичью перед их ночными стоянками. Вирр старался думать отвлеченно, не видеть, как Бальдр украдкой стирает слезу в уголке глаза, когда они все спешились. Охромели пять из восьми лошадей, оставлять половину отряда конными, половину пешими не стали, благо, до выхода из леса оставалось всего ничего. Вирр все еще помнил, как перетягивал ноги лошадям, ночью, когда его поставили сторожить, но стоял у всех на виду Инир, переодевшийся в его одежду, а Вирр прокрался к лошадям. Кровь застаивалась, тонкая резкая нить врезалась в плоть. Это незаметнее, чем перерубить сухожилие. Гораздо подлее. Тонкие, невидимые нитки, заклятые, как ему говорили друиды. Чистая работа.

— Отец мне лошадь подарил, Гулльтоп, Златогривую, — сказал идущий рядом Бальдр, как бы оправдываясь. Топал угрюмо. — Говорил всегда, что деньги надо беречь, хотя у семьи моей матери их много, и поэтому у меня долгие лета и зимы не было своего скакуна, брал из конюшни. Сказал, что я на этой лошади привезу жену из Уппсалы.

— Думаю, Хильде оценит твою жертву, если все удастся, — сказал Вирр, стараясь отвернуться. Благо, уже стемнело, темные тени ложились на его лицо, и Вирр надеялся, Бальдр не рассмотрит яркий румянец на его щеках, появляющийся всегда, когда он пытался обманывать.

— Надеюсь на то… Раз уж нам предстоит долгая дорога, рыцарь… — уважительно склонил голову Бальдр, взглянул из-под длинных светлых ресниц, как у девы. Хотя Вирр видел, что юный вождь неплохо держится в бою, когда они сражались с разбойниками-турсами, все еще был уверен, что краса — главное достоинство Бальдра, то, почему дочь ярла могла бы за него пойти, невзирая на все остальное.

— Если хочешь потешить себя историями из Эйриу, лучше расспроси моего брата, — вздохнул Вирр. — Он более речист.

— Это уж я заметил. Каждый раз у костра, когда ты кашеваришь, он развлекает всех рассказами и песенками, — усмехнулся Бальдр. — И у него славно получается! Да только… ты, Вирр, кажешься мне честнее. Уж не сочти за оскорбление Инира, он красиво говорит, но я… мне бы узнать про вашу принцессу. Болит у меня сердце, что она отправилась за Хильде, хотя это не ее битва. По-хорошему, это семья, родичи и друзья ярла Ингфрида обязаны за достойную Хильде сражаться, а не принцесса, которая пришла за брата свататься! Она ведь совсем тут ни при чем!

Боялся он? Думал, случись что с Гвинет, их не пощадят воины Эйриу? Но Бальдр и правда, похоже, испугался за принцессу, которая бросилась в лес. Теперь Бальдр знал, что чаща полна опасностей, диких тварей, убийц с кривыми костяными клинками и старых проклятий.

— Когда я впервые увидел ее высочество, мы с братом прибыли ко двору, чтобы стать оруженосцами — такова традиция, дети поступают в обучение к более опытным рыцарям, — сказал Вирр. Он с улыбкой вспоминал те времена, когда только отправился в столицу, сердце его замирало, и он в ужасе смотрел на Афал, который казался слишком большим, шумным, людным. — Мы пришли на площадь перед белым дворцом, и мне было страшно, что я что-то скажу не так, потому я просто молчал. Придворные рыцари выбирали себе оруженосцев. Конечно, — улыбнулся Вирр, — обычно это не случайный выбор, договоры, семейные связи — все идет в дело. Нас с братом обоих выбрал сир Галлад, командующий королевской стражей, ему это показалось забавным. Когда мы стояли там, я оглянулся и увидел принцессу с принцем. Помню, поразился, что они тоже — одинаковые, как мы с Иниром.

Тогда Вирр так и застыл на месте, глядя на них, озаренных ярким летним солнцем. Пахло цветами, которые устилали им дорогу до дворца, и медом, который наливали прямо на улицах. В ярком свете волосы Гвинет чуть отливали рыжим, как будто по ним плясали язычки пламени. Гаррет стоял рядом, прямой, строгий и очень напуганный, черноволосый, как вороново крыло. Только глаза у обоих полыхали зеленым, как у их отца. Когда Гвинет пересеклась с ним взглядом (она тоже осматривала собравшихся юнцов и девчонок, как потом сказала, ища достойных соперников), она вдруг широко улыбнулась, показав дырку вместо выпавшего детского зуба, и ткнула своего брата локтем, что тот чуть не подпрыгнул. Посмотри, мол. Они — как мы.

— Так Гвинет тоже посвященный рыцарь?

— Как и ее брат. Но, правда, Гаррету больше нравилось изучать историю рыцарства, старые войны. Помогал переписывать книги во время обучения. Гвинет вечно рвалась в драку. Наставляла ее королевская защитница, а когда у леди Аэроны не было времени, то сам король-консорт. Когда-то он считался первым клинком Афала.

— А кто теперь первый? — любопытно блеснули глаза Бальдра.

— Гавейн. Тот рыцарь, что отправился с принцессой за драконом, — пояснил Вирр. — Потому-то нам не стоит волноваться.

Гавейн тоже там был, дожидался своей очереди спокойно. Вирр позже узнал, что из-за внезапной гибели отца и помешательства матушки Гавейна растили в королевской семье. Удивительно, но он не пожелал большего, не завидовал друзьям за то, что им достались лучшие наставники. Его выбрал в ученики сир Эрек, весьма скромный рыцарь, о котором Вирр никогда прежде не слышал, но Гавейн за время службы, когда оруженосцы сталкивались на конюшнях, в писчем зале, на богатых королевских пирах или на турнире и болтали, обмениваясь сплетнями, никогда не жаловался на своего тихого господина, единственной слабостью которого была, судя по всему, любовь к жене, блистательной леди Эниде.

Но негромкое имя его учителя и наставника не помешало Гавейну овладеть клинком лучше их всех.

— И он сражался с драконами?

— В нашей земле драконы давно вымерли. Не думали, что одного такого мы встретим на Островах.

Им предстоял еще долгий путь, и Вирр продолжал идти рядом с Бальдром, на ходу вспоминая истории, связанные с Гвинет. Как она подбивала брата и Гавейна сбежать на городской праздник и танцевать до упаду, как они вместе упражнялись к турнирам, как Гвинет прикрывала Инира, когда тот увлекся придворной леди и бегал по ночам к ней в обход остальной стражи. Теперь Вирр понял, что его брат, который всегда развлекал рыцарей своими россказнями, в самом деле проделывал большую работу. Вирр странно себя чувствовал: говорил он совсем не так цветисто, неумело, но Инир оказался прав. Бальдр о том не знал и рад был послушать его.

Когда брат с хитрой улыбкой обратился к Вирру, он встретил его с усталостью.

— Мы долго разговаривали, — заметил Вирр, стараясь выразить то, что долгое время его волновало и тревожило. — Все время, пока мы шли. И он ни разу не заговорил о Хильде, а только расспрашивал меня про ее высочество.

Инир умел стать серьезным, когда нужно. Обернулся, посмотрел на Вирра.

— Мне кажется, он идет не за Хильде, — шепотом сказал Вирр. — Он влюбился в Гвинет.

***

Принцесса просила присматривать за Бальдром. В другое время Инир бы как следует позабавился, узнай он о влюбленности юного вождя: дело было даже не в том, что сердце Гвинет давным-давно занято дочерью ярла Ингфрида (а сердцу своему она, насколько Инир знал, никогда не изменяла), но в том, что Гвинет ни за что не привлек бы такой человек, который только хвастать и горазд. Подобных Бальдру было полно при эйрийском дворе, рыцарей с громкими голосами и наглыми речами. Многие из них рассчитывали привлечь внимание принцессы Эйриу, но Гвинет только смеялась над ними.

Впрочем, Инир думал, что Бальдр, отправившийся из Уппсалы, и Бальдр, который блуждал по северному побережью в поисках дракона, слишком различны. Они многих потеряли, но это не сделало Бальдра ожесточеннее, только взгляды из-под светлых ресниц стали тоскливыми. С каждым ударом, с каждой смертью Бальдр словно терял часть сердца, и вполне естественно было бы вцепиться в то… хорошее, светлое, красивое, что есть в твоей жизни. И, как ни странно, этим оказалась встреча с Гвинет. А также, продолжал размышлять Инир, не зная о проклятии, еще естественнее было подумать, что зловещий дракон уже обгладывает кости Хильде, столько времени они истратили на хождения по лесу. Но Гвинет… о, Гвинет Бальдр еще мог спасти!

Инир наблюдал за Бальдром и заметил, что он пытался поговорить о Гвинет только с рыцарями; а еще он не упоминал Хильде, лишь дракона. Словно теперь это был уже поход не во имя нее, а во имя мести. Остальные о них совсем не говорили, но Бальдр предпочитал вовсе не замечать, как их отряд тонет в молчании. Мудрый ход — иначе Инир, будь он на его месте, точно убедился бы в том, что он плохой вождь.

Деревня пряталась под пологим глиняным склоном. Шел дождь, поэтому земля скользила под ногами и грозила разъехаться, снова погребая их под собой, как и проклятие переправщика. Оглянувшись на Вирра, Инир увидел, что брат излишне бледен. Остальные тоже тряслись — от холода, от усталости, от всего, что пришлось пережить. Над деревней висел туман. Вдали Инир видел лохматых овец, которые кучковались в большом загоне к югу. Их серые спины сливались с пеленой дождя, и лишь редкое блеяние нарушало тишину, укутавшую побережье Исэйла. Даже издалека, глядя на хижины, крытые дерном, Инир мог сказать, что люди тут живут бедные, питаются дарами моря и тем немногим, что могут добыть.

— Может, нас пустят погреться? — сказал Инир, чувствуя, как холодный островной ветер зубами раздирает самую душу.

Он вспомнил теплые вечера, как они с Вирром сидели у огня, отдыхая после целого дня тренировок, когда сир Галлад заставлял их драться до изнеможения, и тогда Инир рассказывал брату истории о великих героях и далеких землях, о рыцаре со львом, якобы ставшим прародителем Гавейна, о том, как Артур Пендрагон сражался с собственным дядей, как сир Ланселот ради любви к королеве Гвенуфайр начал войну со всеми рыцарями Круглого стола. Теперь же, под гнетом серых, седых облаков, они были лишь тенью самих себя, уставшими путниками на каменистом берегу.

Туман рассеялся, вдалеке показалась старая мельница, ее крылья, казалось, замерли в ожидании. «Если дойдем до нее, может, найдем укрытие от дождя», — подумал Инир, стараясь не смотреть на лица женихов, полные усталости и сомнений. Ему хотелось завалиться в мешки с мукой и отдохнуть. И все. Нога болела, он натер себе пятку жесткой подошвой. Наверное, все-таки не стоило брать новые сапоги в долгую дорогу.

— Подите прочь, прочь, иначе собак спущу! — проревел высокий старик с клочковатой бородой, вышедший к ним, когда Бальдр постучал в дверь пастушьего дома, стоявшего на отшибе. Инир с тоской смотрел на завитки дыма над пологой крышей, думая о горячей печи. — Знать не знаю, кто вы такие, но у меня трое сыновей, и они вас всех сожгут на заднем дворе!

Пустые угрозы. Или троица была вовсе не такими грозными воинами, как старик сказал, или он их вовсе выдумал только что. Эрик переступил с ноги на ногу, сморкнулся. Широкая ладонь Арона лежала на клинке. Если пройденный путь чему и научил их… так это тому, что бить надо первым.

— Думаю, не стоит сюда соваться, — шикнула Хельгер, которая стояла рядом. — Особенно когда мы не краше лесных разбойников.

После прогулок по заклятому лесу они все выглядели как оборванцы, которые только и думают, чтобы вломиться в чужой дом и вынести оттуда все, что хоть сколько-то ценно. Умылись, прежде чем выйти к людям, но одежда вся в пятнах, рваная. Даже внешность Бальдра едва ли могла спасти их. Этот старик все равно ему не доверял, а может — потому-то в особенности не верил, думал, его отвлекают красивым лицом.

— Мы ищем дракона!

— И великанов? — расхохотался пастух. — Если это правда, то ты не подлец, ты глупец, а это еще хуже! Возвращайся домой, оборванец, не тревожь честных людей!

Инир прислонился к плетеной ограде, позабавленный. Он уже предчувствовал, что препираться они могут долго. То, что на пришельцев из леса все еще не спустили сторожевых псов, было хорошим знаком. Бальдр старался в чем-то убедить, размахивал руками, как мальчишка, а вот остальные…

— Ежели так надо, сходите к заливу! — рявкнул пастух. Когда он распахивал рот, было видно, что зубы у него гнилые. Инир оставался на отдалении, против ветра, но представил на мгновение, каких усилий Бальдру стоит продолжать улыбаться. — Ша, пошли отсюда! Овец пугаете!

— К заливу? — переспросил Вирр у Хельгер, когда они вынуждены были отступить.

Наверняка в истории бывали и более бесславные осады. Но в это сложно было поверить.

— Это лучше у местных спросить. Но, судя по всему, там устье реки, которую мы видели в горах, — пояснила она. — Пронизывает весь Исэйл, и, конечно, по ней проще всего спустить товары на продажу. Так мы идем туда?

— Да, — проворчал Бальдр, хотя он, очевидно, не был рад, что перед его лицом захлопнули дверь.

— Видишь, в чем дело, вождь, — фыркнул Инир. — Тут мы среди простого народа, который живет своей жизнью и плевать хотел на нужды благородных рыцарей и ярлов. Самое главное для этого душевного старика — покой его овец, а наши героические стремления…

— Мой отец из простого народа, рыцарь-скальд, — выразительно произнес Бальдр, как будто надеялся, что у Инира проснется совесть. Очень зря. — Но это не оправдывает грубость и дурное отношение к людям, которые пришли за помощью! Тюр, бог правосудия, учит быть справедливым ко всем, а уж к нуждающимся…

— Что ж, мы хотя бы знаем, почему он живет вдали от людей, — встрял с шуткой Эрик.

— Однако советы он дает стоящие, — заключил Инир. — Рыбаки могут знать больше, сюда спускаются торговцы со всего Исэйла, кто-нибудь мог слышать о драконах… Или даже видеть.

Залив был широк, шел дождь, блестела разлившаяся вода. Инир издалека почуял запахи рыбы и тины. И еще смолы. Увидел корабли, но не боевые драккары, а длинные лодки, груженные ящиками и бочками, даже плоты, которые выглядели так, будто вот-вот развалятся. Инир наблюдал, как бегающие люди снимают с корабля тяжелые выделанные шкуры, как они двигаются в каком-то заведенном порядке, будто невидимый полководец отдавал им приказы.

Причал блестел от воды, под ногами людей скрипели скользкие от дождя доски. Всюду стояли высокие бочки, от которых несло соленой, свежей рыбой. Громоздились сколоченные ящики, переполненные сушеными фруктами, орехами и даже диковинными травами, которые Инир наверняка пробовал как приправы на пиру у ярла Ингфрида, но теперь смотрел на все эти товары совсем иначе. На другом плоту лежали шкуры диких зверей: медведей, волков, рыжих лисиц, чей мех переливался, словно те были еще живы, просто заснули, притаились.

Они разделились, чтобы поговорить с рыбаками. Вирр тенью следовал за Иниром, к ним присоединилась Хельгер, к удивлению их обоих. Не казалась она той, кому нужна поддержка или охрана в таком шумном месте.

— У меня ведь на лице не написано, что я почетная дева-жрица Одина, а не просто девица с мечом, которая заслуживает того же уважения, что и заморские рыцари, — вздохнула Хельгер, прищурив змеиные глаза.

— Часто приходится сталкиваться со всякими дураками? — улыбнулся Вирр с нежностью, недостойной этого пасмурного дня.

— Нет, когда я окружена своими дружинницами.

Хельгер старалась скрыть волнение. Впрочем, Иниру тоже становилось не по себе, когда рядом с ним раздавался гаркающий крик, когда пахнущая рыбьими потрохами бочка, полная крови и слизи, будто бы сама собой проплывала мимо. Разговаривать с ними, конечно, никто не хотел, слишком были заняты разгрузкой. А те, кто хотел, требовал серебра, а то и золота, хотя по широко распахнутым глазам Инир догадывался, что их собеседники ничего-то не знают и собираются скормить им какую-нибудь байку. Торговцы и рыбаки были наглы, сразу поняв, что, пока от них что-то нужно, они могут заламывать цены. Если бы Инир и впрямь торопился спасти дочь ярла от змея, то уже поднял бы переполох, схватился за меч, совершил бы… в общем, нечто достойное рыцарей из легенд и песен. Но им на руку были затянувшиеся переговоры, пересуды, пустые сплетни, вот Инир и кивал спокойно, не позволяя досаде взять верх. Шумели крики, гремела ругань, обычные звуки переполненного причала. Инир обернулся на вопль — кому-то придавили ногу.

Когда он снова отвернулся, потеряв интерес к небольшой стычке, подумывал поискать им следующую жертву для расспросов, но тут увидел, как Хельгер разговаривает с какой-то худенькой девчонкой, длинной, как жердь. Здесь было не так-то много женщин, если не считать жен рыбаков, хватких и уверенных, и крикливых капитанш, которые руководили носильщиками. Эта — выделялась. Она зажалась ближе к причалу, будто хотела спрятаться среди ящиков, но сбежать от Хельгер было сложно, если уж та на тебя нацелилась.

— Это Финн. Она рыбачка, работает вместе с братом, — коротко мотнула головой Хельгер, представив девушку, которая исподлобья зыркнула на рыцарей. В ее взгляде не было любопытства, какое ожидаешь от местных, а значит, эйрийцев она недавно встречала… Иниру захотелось тяжело вздохнуть.

— Она не рыбачка, — тихо сказал Вирр, как и всегда, его ледяной голос привлек внимание. — Посмотрите на ее руки. Никаких следов от крючков. Случайных порезов от сети. Она ходит на корабле. Но вряд ли она ходит за рыбой.

— Вы не о моем деле пришли спрашивать! — ощерилась Финн, будто готовясь кусаться и защищаться. — А о тех странных людях, которые болтали о сказочных драконах и отправились к великаньим островам!

Возможно, Вирр нарочно хотел ее рассердить, чтобы Финн что-то выдала, чтобы покончить с этими вопросами. Она выкрикнула это запальчиво, зло. Она была слишком молода, а еще ее что-то мучило, если она так бегала глазами. Искала брата, который спасет ее от двух страшных рыцарей и суровой валькирии?

— Великаньи острова? — фыркнула Хельгер. — Еще одна легенда?

— Ты нездешняя, — сказал Бальдр, вдруг оказавшийся за их спинами. — Говорят, на Исэйле была столица великаньего королевства, пока Острова не заселили люди. Они строили прекрасные дома из камня, а в окна вставляли разноцветную слюду. Может, дракон поселился в одном из старых домов великанов? Где-то же они сохранились…

— Думаешь, по размеру сходится? — хмыкнул Инир.

Посмотрел краем глаза на Финн, боясь, как бы та с перепугу не сболтнула, что Хильде была вместе с отрядом Гвинет, иначе придется объясняться прямо здесь, на шатких мостиках, а это могло плохо окончиться для всех; перебил:

— Так это вы подсказали им дорогу?

— О, нет. Они их отвезли, не так ли? — догадалась Хельгер. — Доставили на эти ваши великаньи острова. Наверняка Хаген весьма любезно попросил? Такой высокий, с рунами на руках и скверным характером, — подсказала она, и Финн испуганно закивала, показывая, что понимает, о ком валькирия говорит.

— И бросили там?!

Бальдр стремительно двинулся вперед, Инир впервые видел его в такой ярости, успел только понять, что Финн жалобно вскрикнула, когда рука сжалась на ее плече и как следует тряхнула. Она пошатнулась, веса в ней было всего ничего, восемь стоуновбританская мера веса для людей и животных, stone, буквально “камень”, известна еще с древних времен; эквивалетна ~6.3 кг, то есть Финн весит около 50 кг, не больше. Хватанув ртом воздух, Финн глухо закашлялась, только она не подавилась, это был долгий, лающий кашель, от которого Бальдр подался в сторону. Притворялась или и правда была тяжело больна?.. Выглядело убедительно.

— Даже если там нет дракона, оставить их на острове! — зло выкрикнул Бальдр. Даже на турсов он накидывался с меньшей яростью. — На островке суши посреди холодного моря, без припасов, без… всего! А если там спит змей, им понадобится помощь! Нельзя же так с людьми!

— Мы ждали до заката! Пока море не покраснело!.. — оправдывалась Финн. — Мы слушали, но не уловили ничего, кроме воя ветра, а брат сказал, что это воют драуги, и мы не знали… добрались ли они вообще до берега. Тогда мы ушли.

— Надо было ждать дольше!

В это мгновение Бальдр показался Иниру очень похожим на Гавейна. Он бы тоже негодовал, надрывался, злился, взывал к совести. Но Инир понимал. Он думал о Гвинет, которая осталась на камнях где-то среди седых волн. О принцессе, которую он клялся защищать. О подруге, с которой они, когда были оруженосцами, дрались в конюшне, едва закончив ухаживать за лошадьми, они цепляли ведра на головы, навроде шлемов, и бились метлами.

— Сука, — прошептал Инир так, чтобы только Вирр его слышал. Бальдр пожирал глазами Финн, а Хельгер старалась не допустить смертоубийства. — Куда еще они заберутся?..

— В поисках ответов? Куда угодно, мы знаем Гвинет, — спокойно сказал Вирр. — Я уверен, что их не убьют вот так просто, но то, что они надолго пропали… значит, они что-то нашли.

— Или их нашли. Эти Острова полны самых дрянных созданий. Мы не сможем остановить женихов сейчас, — напомнил Инир. — Придется идти следом.

Жаль, нельзя перетянуть ноги кораблю.