Аркейн.

      Всю боль, что это слово вместило в себя за последние дни, жители Пилтовера и Зауна написали на бумаге и отпустили к звездам. Хотя бы в этом они были согласны. Если не знаешь, легко примешь снопы искр, поднимающиеся в ночное небо, за светлячков. Но светлячки для Экко — символ надежды. А тлеющая на ветру бумага — про скорбь.

      Он написал ее имя голубым мелком, так было правильно.

      Паудер сидела прямо на этом месте, рядом с ним. Яркая и взъерошенная после танцев. Праздничный хаос вечеринки рассеял ее неуверенность, и ей это очень шло. Она смотрела на сплетения улочек из золота и стекла и воплощала собой мечту о мире. Возле нее не верилось, что мост разрушен уже много лет, а пилтошкам можно доверять. Потому что «пилтошек» не существовало вовсе. Потому что там верх и низ — одно. Звучит дико и притягательно, но не как родной дом.

      Поэтому Экко обменял мир мечты на задыхающуюся мечту о мире. И теперь не было не только Паудер, но и Джинкс. Но были четыре спасительные секунды для того, чтобы дерево росло, люди не дышали ядом и Шрам баюкал свой ушастый кулек, не опасаясь, что миротворцы в любой момент могут отобрать их островок спокойствия. На войне не думается о себе.

      Он поднял голову. Имена тех, кого они потеряли, медленно меркли, и у Экко снова мелькнула мысль, которую он отгонял весь день: возможно, Хеймердингер был прав. Старому йордлу хватило мудрости отпустить неприглядную реальность и заново найти свое место. Экко почему-то был уверен, что он жив.

      — Кажется, я понимаю, профессор. — Экко покрепче обхватил колени руками и закрыл глаза. Огни Пилтовера пятнами расползлись под веками. — Да вот только мое место здесь. Но вы пообещайте, что поможете ей там, с конкурсом. — Он качнул головой в сторону пустого места. Экко говорил о ней, живой, потому что говорить с ней и не получать ответа означало бы принять, что она умерла. Он еще не готов. — Со всяким. Довести до ума то, что есть. Додумать то, чего нет.

      А я доведу до ума то, что осталось.

      Пожалуй, можно начать с лавки Бензо — Экко неплохо запомнил ее зеркальный вариант. Этого отпечатка в памяти хватит, чтобы сделать небольшой ремонт. А когда станет полегче, он возьмет краски и нарисует в берлоге Джинкс яркий и взъерошенный портрет. Заун не перестанет быть Зауном, но у Поджигателей не принято опускать руки, когда речь идет о доме.