Уговорить архивариуса пустить ее к записям, хранившим в себе забытую историю прошлых веков, оказалось совсем несложно: тот до сих пор думает, что Кафка пришла с проверкой от начальства, и теперь неуютно ерзает на своем месте, бросая в ее сторону напряженные взгляды. Она листала военные репортажи, сообщения о победах и поражениях, комментарии генералов и речи солдат, отличившихся в бою. Война Сяньчжоу была бесконечной, и каждый его житель втянут в нее по праву рождения. Кто знает, может, однажды Лофу Сяньчжоу разлетится тысячью осколков бывшего дома мирных жителей, погибших бессмысленной смертью на бессмысленном Пути, по которому рулевые отважно ведут свой флот.

Все ради победы над Изобилием, которое благословило и прокляло их. Порою судьба не прочь разыграть действительно злую шутку.

Материалы о катастрофе, которая произошла семьсот лет назад, были запрятаны так, словно кто-то не хотел, чтобы их читали. Их застенчиво прикрывали кричащие заметки о подвигах могучей армии Лофу. Однако не в правилах Кафки было так просто сдаваться, даже не попытавшись копнуть глубже. Что ж; если сяньчжоуцы так стыдятся этой части своей истории, она заберет свидетельства о ней с собой.

Блэйд был в их конспиративной квартире, один. Он сидел на кровати спиной к двери и даже не шелохнулся, когда Кафка вошла и щелкнула замком. Выход на балкон скрывался только покачивающейся на ветру занавеской, сквозь которую по комнате рассеивался розоватый свет.

— Я пришла, Блэйди, — зачем-то сказала Кафка.

Блэйд молчал. Так и сидел, замерев, как античная статуя.

— Блэйди?

Никакого ответа. Кафка прошла по комнате, опустив бумаги на письменный стол, и положила руку ему на плечо.

— Блэйд?

Он вздрогнул так, словно она выдернула его из крепкого сна. Чуть повернул голову, почти не взглянув на нее.

— Кафка. Ты закончила?

— Да.

— Тебя кто-нибудь видел?

— Конечно. Но не запомнили этого.

— Хорошо, — он сделал долгую паузу и потер глаза, — что за бумаги?

— Документы. Газетные вырезки. Заметки из журналов, — она отошла к столу и провела по бумагам рукой. Те веером растянулись по столешнице, и Кафка снова зацепилась взглядом за каждую, словно позабыла все, что прочитала парой часов ранее, — об истории, которую все хотят забыть. Об истории семисотлетней давности.

Блэйд снова замер, повернув к ней голову, но глядя куда-то в сторону. Далеко, за пределы комнаты, этого дома, может, даже самого корабля. Далеко внутрь себя. Несомненно, он все понял.

— Хотела найти что-то обо мне?

— Да, — честно призналась она, — мне было любопытно.

Он хмыкнул и пожевал губу. Выражение лица оставалось тем же: обманчиво пустым, с пролегшими под надбровными дугами тенями глубокой задумчивости и по-странному спокойным.

— И как? Удалось что-нибудь отыскать?

— М-м, — поддев ногтем уголок желтоватого газетного листа, Кафка с досадой вздернула брови, — не совсем.

— Странно.

Она вновь подняла бумаги и пролистала их, медленно, наискось перечитывая текст. Что-то не сходилось. Цзин Юань, с которым у Блэйда завтра будет… аудиенция. Дань Фэн, в нынешнем своем перерождении присоединившийся к Экспрессу. Цзинлю, которая часто навещала Блэйда в кошмарах. Байхэн, отдавшая жизнь, доблестно сражаясь. И…

— Кто такой Инсин?

Блэйд выпрямился и развел согнутые в локтях руки, потягиваясь. Он снова отвернулся к гаснущему небу.

— Летящая Комета Инсин. Член Заоблачного квинтета. Бывший Мастер горнила. Искусный кузнец. За свою жизнь он создал множество диковин, прославивших его далеко за пределами Лофу, — он кивнул на приставленный к стене меч, — это его работа.

— Надо же, — Кафка знала, сколько всего пережил Фрагментарный меч и все равно ни разу не подвел Блэйда в бою. Хотя хороший вопрос, чья это заслуга: кузнеца или мечника, — вы были знакомы?

— Можно и так сказать.

— И где он сейчас?

— Умер.

— В бою?

— Если бы, — Блэйд горько хмыкнул, — погиб из-за собственной глупости. Это была бесчестная смерть.

Кафка помолчала и опустила заметки на стол. Что-то в фигуре Блэйда, опустившего плечи и оперевшегося руками в колени, тревожило ее. Нечасто можно увидеть его настолько… разбитым?

— Похоже, вы не особо ладили.

— Мне есть, в чем винить его. На его совести достаточно грехов.

Он уперся взглядом в пол. Кафка не видела его лица, но слышала, каким сухим и безжизненным стал его голос. Его плечи приподнялись, когда он неровно вздохнул. Руки сжались на коленях, подавливая ткань брюк.

— Блэйди, что происходит с тобой? — слова засквозили беспокойством против ее воли, — Мара?

Он качнул головой и полуобернулся к ней. Взгляд был туманным и надломленным так, что у Кафки сжалось сердце.

— Нет. Еще нет, — он прикусил губу, словно претерпевал невыносимые страдания, — Все здесь так знакомо. Настолько, что воспоминания стали всплывать на поверхность. Я оборачиваюсь на прошлое, а оно совсем еще близко, будто и не было этой пропасти в семь сотен лет, и случилось это все вчера. Ярко до… — его голос вздрогнул, и Кафка увидела, как крепко он стиснул челюсти, — до того, что это больно.

— Блэйди…

— Там есть фото?

— Что?

— Фото Квинтета. В газетах наверняка есть фото.

— Они почти все выцвели, — Кафка подняла пару потертых листов. Краска поблекла, так что разобрать черты пятерых боевых товарищей было почти невозможно. Молодой генерал. Верховный старейшина с венцом из рогов. Лисица. Гордая мечница. И седовласый мужчина, выглядящий куда старше всех них. Кафка сощурилась, рассматривая размытый временем образ.

— Не узнаешь?

Она широко распахнула глаза и вскинула к Блэйду голову. Тот обернулся и с горькой усмешкой кивнул.

— Перед тобой все, что осталось от Инсина.

Кафка прошла к Блэйду, ступая мягко и бесшумно, словно он мог испугаться и сбежать от нее, как от готовящегося к прыжку хищника. Уперлась коленом в постель и обняла его со спины, прижимаясь грудью к плечам. Ладони пропускали волосы меж пальцев, и темные пряди струились, сверкая, как зачерпнутая речная вода. Она почувствовала, как Блэйд немного отклонился назад, в ее объятия, и, вздохнув, уложила подбородок на его макушку. Они пробыли так какое-то время, и каждый молчал о чем-то своем. Кафка гладила его по плечу медленно и задумчиво, силясь представить, что происходит у него в голове. Она, вообще-то, могла бы и посмотреть, но не стала. Пусть лучше расскажет сам; а если не расскажет, то ей не обязательно знать. Только не против его воли.

Инсин. Как красиво это звучит. Почти нежно и очень подходяще ему.

— Почему ты говоришь об Инсине, как о другом человеке?

— Потому что Инсин мертв. Инсин был человеком. Я им никогда не был. Чем угодно: оружием, мерзостью Изобилия, инструментом в руках Элио — но не человеком.

— Посмотри на меня, Блэйди.

Блэйд неловко запрокинул голову и посмотрел на нее, а она обняла его лицо ладонями.

— В тебе куда больше человечного, чем ты думаешь.

Он поджал губы. Кафка обошла его и взобралась к нему на колени. Блэйд тут же обвил ее руками, поддерживая за поясницу, и она мягко поцеловала его. Он запоздало ответил ей и задержал на ее губах свое дыхание. Кажется, он хотел что-то сказать, но Кафка прервала его еще одним коротким поцелуем.

— Разве будет оружие так нежно целовать меня? А мерзость Изобилия — так бережно обнимать? Может инструмент чужой воли прижиматься ко мне ночью, ища тепла и спасения от кошмаров?

Блэйд неуверенно повел плечом. Наверняка бы спрятал взгляд, если бы мог, но Кафка осторожно и цепко подхватила его подбородок и заставила смотреть на себя. Вид у него был почти жалобный, и она мягко, ободряюще улыбнулась. Голос понизился до вкрадчивого шепота.

— Разве оружие будет любить меня?

Он все еще выглядел беспомощным.

— Но ты не согласишься со мной, не так ли?

В ее словах не было ни капли злости, только улыбка, ласковая и немного тоскливая. Вздохнув, Блэйд виновато покачал головой.

— Прости, Кафка.

Кафка утянула его в постель и долго обнимала, поглаживая по голове. Утешая. Блэйд лежал смирно, уткнувшись ей в плечо, и волосы упали ему на лицо, пряча от нее взгляд алых глаз. А затем она улеглась на его грудь и слушала, как тихое дыхание вплетается в ровный ритм сердцебиения. Кафка знала, как быстро это сердце умеет биться, и не только в бою. Как заходится оно, когда она рассказывает Блэйду, насколько он красив, насколько тепло засыпать в его объятиях и насколько она любит прикосновения его вспаханных шрамами рук. Такой глупый, думала она, прижимаясь крепче, глупый и отчаянно цепляющийся за бессмысленные нагромождения самых дурных убеждений в страхе, что если отпустить их, то падение будет длиться бесконечно.

Она проснулась, когда уже совсем стемнело. Потянулась, без особого энтузиазма прогоняя сонливость, и подняла нечеткий взгляд к Блэйду. Он взглянул на нее и поцеловал в макушку.

— Ты спал?

— Нет.

— Почему не ушел?

— Не хотел будить тебя.

Она села и повернулась к нему, слабо улыбаясь. Лунный свет прокрадывался в комнату и бледно серебрил его кожу. Кафка взглянула в сторону балкона.

— Пойдем на свежий воздух.

Блэйд покорно встал, пока она сладко потягивалась, и вышел вслед за ней на балкон, где слабый ветерок взъерошил ему волосы. Он оперся о чугунную балюстраду, и Кафка сложила на ней руки. Искусственная луна была большой и яркой, как в полнолуние, и она омывала улицы Лофу Сяньчжоу прохладным сиянием.

— Хорошая ночь, — тихо сказала Кафка.

— Не люблю лунные ночи.

Кафка вопросительно посмотрела на Блэйда. Он поднял взгляд к луне и неспешно заговорил.

— В ту ночь, — его голос был поразительно ровен и спокоен, — когда Цзинлю раз за разом убивала меня, тоже было полнолуние. Все поле было залито лунным светом, но все вокруг казалось черным. Ночью кровь черна как смоль.

Далеко свистели двигатели звездных яликов. Поскрипывали механические крылья робоптах, проплывающих над крышами по своим делам. Поднялся ветер, и листва оживленно зашептала о чем-то. Кафка наклонила голову и прижалась щекой к плечу Блэйда.

— Скажи, если станет совсем худо.

— Хорошо.

Не скажет, знала Кафка.

— Ты не хочешь себе обратно свое имя?

Блэйд покачал головой.

— Оно мне больше не принадлежит.

— Если Инсин мертв, почему ты расплачиваешься за его грехи?

— Кто-то же должен.

Такая бессмыслица, думала Кафка, прекрасно понимая, что глубоко в душе Блэйд чувствовал все иначе. Это его грызла вина. Это его душили сожаления. Это он поплатился за содеянное, взвалив на душу грехи. Он, потому что он и есть Инсин.

— Знаешь, — начала она, глядя поверх крыш невысоких домов, — это не изменит твоего мнения, но я думаю, что если ты не отрекаешься от своих грехов, то не должен отрекаться и от успехов. Инсин выковал Фрагментарный меч, так?

— Да.

— Ты помнишь, как это было?

Блэйд притих. Кафка подняла голову, и он отвернулся навстречу шелестящему ветру.

— Трудно. Я долго боролся с материалом, а он был тугим и неподатливым. Сопротивлялся, как живой. Но и я не был готов покориться. Я знал, что если справлюсь с ним, то это будет лучшее из моих творений. Так и случилось.

Кафка потерлась о него щекой и нашла его руку. Та мелко подрагивала, как и всегда.

— Видишь. Это твои воспоминания и чувства. Твой триумф.

Блэйд молчал. Кафка медленно поглаживала его ладонь.

— И твои решения тоже, несомненно. Но ты слишком строг к себе. Кое-что хорошее ведь вышло из всего этого.

Он опустил на нее изумленный взгляд. Кафка улыбнулась ему, мягко сощурившись.

— Теперь ты есть у меня.

Что-то проскользнуло в блеске алых глаз. Блэйд вновь отвернулся и высвободил руку, чтобы приобнять Кафку за плечо. Ласковое тепло окутало ее, скрывая от ветра.

— Думай об этом, когда останешься один после встречи с генералом. И что я вернусь за тобой. За моим Блэйди.

Может, однажды он поверит хотя бы в часть ее слов. Потому что она никогда не устанет их повторять.