— Луна-а-а, — с интонацией столь просительной, что воображение сразу дорисовывало говорившему щенячьи глазки, пропел темно-серый единорог, кладя голову на плечо режущей овощи супруге. — А знаешь, чего я хочу?

Та с напускной угрозой подняла порхающий в бирюзовом телекинезе нож и продемонстрировала остроту лезвия, рассекая несчастный помидор на две истекающие кровавым соком половинки. Она слишком хорошо знала, с чем на этот раз (да и не только этот) пришел любимый муж, и, по правде признаться, угроза рисковала перестать быть шутливой.

— Сомбра, во-первых, я готовлю. Во-вторых, мы с тобой много раз это обговаривали.

Красный телекинез отобрал у неё нож, копыта заскользили по холке и ребрам, а в шею ткнулся разгоряченный поцелуй, исследовавший каждый миллиметр её кожи и обдававший жаром чувствительные участки. Луна горестно вздохнула и закатила глаза: её ангельское терпение стремительно подходило к концу.

— Сом-бра, — по слогам произнесла она, выворачиваясь из объятий и укоризненно глядя на хитрую серую морду, — я уже кучу раз тебе повторяла: нет. Я не могу выносить второго жеребенка физически — и ты сам прекрасно знаешь причину.

— Но вдруг получится! — упрямо возразил единорог, обиженно заламывая брови. — А даже если и не получится, нам обоим будет приятно, чем не отличный план?

— Тем, что конкретно сейчас я готовлю! — возразила Луна, телекинезом добивая помидор. — И ты всегда работаешь на результат! Если помнишь, Шадия тоже не с первого раза получилась, а тогда над моей репродуктивной системой никто не колдовал!

Сомбра недовольно засопел.

— Даже не пытайся. Как будто тебе Шадии не хватает.

— А не хватает, — слегка притопнул копытом Сомбра, состроив глубоко обиженную рожу. — Она всё свободное время проводит со своим стражником, а отец уже никому не нужен…

— Вот только не надо драматизировать, совершенно не твой стиль.

Сомбра вздохнул и положил передние копыта на тумбу, наблюдая за овощной казнью. Луна сгребла всё в большую миску и тоже вздохнула, продолжая чувствовать на себе виновато-просящий взгляд мужа.

— Давай признаем: родители из нас с тобой совершенно никакие, — начала она, забросив на плечо полотенце. — В оправдание этого скажу, что и отношения у нас на момент рождения Шадии были, мягко говоря, не самые теплые. Я не хочу, чтобы что-нибудь из этого повторилось. Да, я бы хотела быть лучшей матерью… для Шадии.

— Разве ты не хочешь наверстать упущенное? — Сомбра вскинул уши, нащупав хоть какую-то ниточку к манящей его цели. — Ты ведь наверняка не видела ни её первого шага, не слышала первых слов? Про меня вообще говорить нечего — я познакомился с дочерью в её пятнадцать. Ты сама сказала мне, что хотела бы семью со мной — и Шадией, конечно, — но время ушло, Шадия уже не дитя.

Луна выглядела слегка подавленной, и Сомбра привлек её к себе, поглаживая по голове и спине.

— У нас будет возможность стать полноценной семьей. Воспитать жеребенка, рожденного от любви — вместе. Разве ты не хотела бы пройти через всё это со мной?

Аликорница прижалась к его груди. Сомбра замолчал, но, убедившись, что она не смотрит, победно улыбнулся: кажется, его план сработал!

— Даже если бы и хотела — это не отменяет того факта, что я не могу выносить жеребенка.

В её голосе было столько печали, что Сомбра невольно дрогнул. Луна поникла, отстраняясь от него, её глаза влажно заблестели. Единорог прикусил язык.

— Мы найдем способ, — осторожно сказал он, ловя её копыто. — Обещаю.

Луна слабо улыбнулась. После недолгого молчания её лицо вдруг прояснилось, а в глазах загорелась лампочкой идея.

— Ты так сильно хочешь второго жеребёнка? — уточнила она тоном, не предвещающим для жеребца ничего хорошего. Но мозг Сомбры услышал слово «жеребёнка» и не распознал ехидных ноток в голосе смеющейся глазами аликорницы.

— Очень, — он сглотнул комок, переступая задними ногами — соблазнительная мысль о процессе, предупреждающим появление детей, вызывала болезненно-приятную тяжесть.

— Тогда идем, — загадочно улыбнулась Луна, крыльями увлекая его за собой. Единорог от неожиданности икнул, подрагивая от возбуждения. Его взгляд перескакивал с бархатной шеи, в которую так и хотелось впиться кусачим поцелуем, на изящный и плавный изгиб спины, доходил до соблазнительного пятнистого крупа и всё начиналось сначала, поэтому идти было довольно трудно.

— А салат? — прошептал Сомбра, облизнув пересохшим от возбуждения языком губы.

— Подождет, — заверила Луна, бросив на него косой взгляд через плечо, от которого у Сомбры возникли настоящие проблемы с передвижением. Он рвано вдохнул и мелко задрожал, чувствуя, что его железная выдержка на исходе.

Наконец Луна втолкнула его в комнату и захлопнула дверь, упершись в нее крупом. Сомбра с едва сдерживаемым рыком и чуть ли не прыжком оказался рядом, прижав аликорницу к деревянной поверхности уже спиной и даже слегка приподняв так, чтобы ему было удобно выцеловывать нежную шею. Луна дрогнула и выдохнула сквозь зубы, чувствуя, как его копыта сжимают талию, а потом спускаются к кьютимаркам и промежности.

— Сомбра, — позвала она, и единорог поднял голову, глядя на неё. В его затуманенных желанием глазах она видела собственное отражение, и ехидная маленькая кобылка внутри неё безумно хохотала, убеждаясь, что Луна просто неотразима: манящие полуприкрытые глаза, легкая кокетливая улыбка и чуть растрепанная челка — что может быть соблазнительнее?!

Луна зажгла рог и яркая вспышка поглотила их обоих.

***

Очнувшись, Сомбра чувствовал себя странно. Его тело как будто уменьшилось в масштабе их с Луной кровати. Он сглотнул, всё ещё ощущая необычное тянущее чувство внизу живота, которое было абсолютно не похоже на привычную ему тяжесть, а потом, всего одним глазком, пораженный догадкой, глянул между ног.

— А ГДЕ-Е-Е-Е-Е-Е-Е?! — не сдержал он, вернее, она крика. Он был слишком высоким, слишком тонким и слишком пронзительным, чтобы Сомбра смог идентифицировать его, как свой.

— О, ты уже пришел в себя, — незнакомый жеребцовый голос заставил его кубарем скатиться с кровати и поджать хвост, пряча отсутствующие органы. Возле кровати стоя…л аликорн с темно-синей шерстью и короткой светло-голубой гривой. Он не оглядывал себя так тщательно, как это делала Сомбра, но на его лице было заметно удивление. — Что ж, твое желание иметь жеребят всё так же сильно?

— Ч-что ты с нами сделала? — с ужасом признав в аликорне Луну пробормотала Сомбра, вновь забираясь на кровать. — Почему я — кобыла?!

— По той же причине, что я — жеребец, — пожал плечами аликорн. — Ты хотел жеребёнка.

— Я не это имел в виду! — в голосе новоиспеченной кобылки закрадывались нотки истерики, и жеребец вздохнул, протягивая крылья для объятий.

— Извини, я не могла не подколоть тебя, — он пожал плечами, а Сомбра со скрежетом зубов подумал о том, насколько неуместно это невинное слово в данной ситуации. — Но зато теперь мы можем зачать жеребёнка, если ты по-прежнему этого хочешь.

— Подожди, постой, — взмолилась Сомбра, выставляя вперед копыта. — Я ходить с трудом могу, а ты уже с места в карьер!

— Ах, точно, ты же только что очнулся, — жеребец, бывший когда-то любимой женой, уселся на кровать рядом с ним. Сомбра подавил желание отодвинуться, мысленно напоминая себе, что это всё ещё Луна. — Я-то уже успел привыкнуть даже в мужском роде говорить.

— Ещё и имя поди выбрала? — едко поинтересовалась Сомбра, обиженно поджав губы. Жеребец безмятежно улыбнулся и кивнул.

— Ага. Можешь звать меня Мун. Тебе очень повезло с именем, оно подходит и для кобылки, и для жеребца.

— Дожили, — проворчала единорожка. — И как долго мне придется быть кобылой?

— Заклинание развеется после оргазма обоих партнеров. Но в твоем случае наша главная цель — зачать жеребёнка, так что тебе придется быть кобылкой, пока мы его зачинаем и пока ты будешь его вынашивать и рожать. Ну, а потом, конечно, заклинание вернет всё на круги своя и ты снова станешь самым красивым жеребцом южных провинций Эквестрии.

Судя по тяжелому взгляду, Сомбра юмора не оценила.

— В былые времена, Луна, ты бы за такое одним шрамом не отделалась.

— Не начинай, — закатил глаза Мун, но обеспокоенно отодвинулся. — Ты же сам хотел жеребёнка, разве нет?

Сомбра вздохнула, заметив то, с какой тревогой забегали глаза жеребца, и коснулась его копытом, привычным жестом приласкав ставшую чуть жестче темно-синюю шерсть.

— Ты права…прав? В общем, так и есть. Просто тебе надо было мне сказать о своей задумке с этим заклинанием.

— Ага, чтобы ты тут же расхотел детей, — хохотнул Мун.

— С чего вдруг?

Мун бросил на Сомбру удивленный взгляд и тут же пристыженно покраснел.

— То есть, ты серьезно готов на… на всё это? — он указал копытом на неё, пряча глаза. Сомбра кивнула и чуть крепче сжала его копыто.

— Я, если ты помнишь, никогда не шутил на такие темы. И всё, что я говорил — чистая правда. Если это — единственный возможный вариант, то я согласен, потому что я хочу от тебя жеребят и семью с тобой.

Мун захлопал укороченными ресницами и совсем по-кобыльи трогательно всхлипнул, краснея не то от стыда, не то от смущения. Сомбра поспешила привлечь его к себе, поглаживая растроганного жеребца по голове, совсем как недавно на кухне.

— Прости меня, — прошептал Мун, зарываясь в шерсть на груди. — Я не думала, что…

— Ага, а сказала, что привыкла называть себя в мужском роде! — подловила его Сомбра, поднимая его подбородок копытом и глядя в виноватые бирюзовые глаза. Мун улыбнулся сквозь слезы.

— Подловила. И что мы теперь будем делать?

— Ну, — Сомбра снова обняла его, мимоходом удивляясь, насколько расширилась грудная клетка, — полагаю, сначала немного привыкнем к самим себе и друг другу, а потом займемся жеребятами?

Мун кивнул, удобно устраиваясь на плече кобылки, пока она продолжала гладить его по спине, умело вырисовывая узор в ложбинке между крыльев. Правда, теперь ей нужно было немного дольше вести копыто от крыла к крылу — то ли из-за того, что спина аликорна стала шире, то ли из-за того, что копыто Сомбры стало меньше.

Просидев несколько минут в молчании и наслаждением теплом друг друга, они наконец чуть отдалились, продолжая держаться за копыта.

— Итак, — начала Сомбра, собираясь с духом, — тебя, как я вижу, твоя трансформация не шокирует, поэтому…

— Ну, — Мун вдруг зарделся, — признаться честно, я ничего не рассматривал, да и воспринимал это заклинание как шутку, пока ты… я хотел сказать, мы в равном положении.

— Хорошо, — вздохнула Сомбра. — Тогда… как будет лучше привыкнуть к тому, что мы теперь противоположного пола? Изучить их самостоятельно или вместе?

Мун задумался, поглаживая её копыто своим. Сомбра отметила, что на его подбородке растет едва заметная голубая щетина.

— Честно — понятия не имею. Наверное, порознь будет объективнее, нам же нужно привыкнуть к себе, а уже потом — друг к другу, но…

— Но?

— Но я дискордовски не хочу отходить от тебя хотя бы на шаг.

— Что, я и в виде кобылы настолько привлекателен?

— А ты в зеркало себя видел?! — возмутился Мун, шутливо всплеснув копытами. — Моя сомнительная гетеросексуальность покинула чат!

— Если уж так судить, то наоборот — сильно прогрессировала! — задумчиво протянула Сомбра, принимая левитированное зеркало в копыта.

К его (её?) удивлению, кобылка, в которую его превратило заклинание Луны, была страсть как привлекательна. У Сомбры никогда не было мыслей о самолюбовании в таком смысле, но, если бы он в своей мужской сущности встретил её, то определенно заинтересовался. И ведь это только лицо!

Тяжелые черты лица сгладились ровно настолько, чтобы придать ему роковой женственности, бакенбарды исчезли, а ресницы стали не в пример длиннее и гуще, но на этом изменения закончились. Сомбра был Сомброй вне зависимости от пола, и это радовало.

Она ещё немного повертелась перед зеркалом, рассматривая внезапно начавшие виться волосы и утончившийся рог, пока Мун с удовольствием наблюдал за ней.

— Признайся, ты в восторге от себя, — мурлыкнул он, взглядом лаская округлившийся контур любимого лица.

— По крайней мере, я понимаю, почему твоя гетеросексуальность сомнительна, — пробормотала единорожка, отдавая аликорну зеркало. — Но, погоди, разве она изначально была сомнительной?

— Ну, знаешь, когда-то и я была подростком, — смущенно пробубнил Мун, и в его интонациях Сомбра узнала Луну. — Всякие мысли взбредают в голову в периоды полового созревания.

Сомбра усмехнулась и вопросительно взглянула на ёрзающего аликорна.

— Тебя что-то беспокоит? — спросила она, прежде чем заметила нервно дёргающиеся крылья, порывающиеся с шелестом расправиться. Мун закусил губу и взглянул на него из-под укороченных ресниц.

— П-полагаю, ты слишком привлекателен даже в виде кобылки, потому что я тебя хочу.

Сомбра нервно улыбнулась и сглотнула: слова Мун, произнесенные столь искренне, заставили появиться приятную судорогу в животе, щекоткой пронесшуюся к промежности.

Луна, в отличие от него, изменилась значительно — её изящная тонкая талия не сужалась знакомым изгибом и не переходила в округлый круп. Поджарый, даже очень, Мун был чуть ли не эталоном жеребца. И, в отличие от него, Сомбра о сомнительности своей гетеросексуальности не задумывался.

Впрочем, на неё никто и не посягал. Его тело распознавало Луну в любом виде, и желало единения каким угодно образом.

Сомбра улыбнулась сквозь полуприкрытые глаза, доверяясь инстинктам. Она чувствовала жар, исходящий от аликорна, и его смущение раззадоривало природное любопытство. Как далеко она сможет зайти с ним, если необычная, манящая тайна взмахнула перед ней своим хвостом?

Мун затаил дыхание, когда она нависла над его лицом, обхватив копытами скулы. Сомбра всмотрелась в его глаза — те же озера, что и раньше, та же Луна, — и поцеловала, бессовестно используя ошалелость аликорна.

Очухался он, к его чести, довольно быстро, и впился копытами в её спину, прижимая единорожку к себе. Сомбра сдавленно застонала в поцелуй, чувствуя, как передние копыта спускаются все ниже и ниже, обласкивая кьютимарки. Сомбра вздрогнула от новизны ощущений, а потом…

А потом Мун чуть сменил положение, и она увидела его член.

Мозг впал в ступор. С одной стороны, это по-прежнему была Луна.

А с другой — в своей гетеросексуальности Сомбра не сомневался никогда.

— Что-то не так? — смущенно и сбивчиво прошептал Мун, видя её озадаченность граничащую с той формой паники, на которой пони убеждает себя, что может контролировать ситуацию.

— Разрываюсь между «Ого, так быстро? Как же я горяча» и «Это что, уберите», — невесело усмехнулась Сомбра, не сводя глаз с подрагивающего от возбуждения члена. Зная, как выглядит его собственный, видеть чужой член на таком близком от себя расстоянии было… необычно.

Мун сконфуженно отвернулся, вжимая голову в плечи, и постарался проглотить нервный смешок.

— Хах, а говорил, что согласен…

— Эй, — мягко позвала его Сомбра, понимая, что от нее сейчас зависит вся их задумка, — я своего мнения не менял…а. Просто… дай мне привыкнуть, хорошо?

Она прикусила ухо аликорна, вызывая у него толпу мурашек на холке, которую Сомбра поспешила размять копытами. Мун выдохнул, расслабляясь, и уперся копытами в кровать, чтобы не терять равновесия. Сомбра избегала смотреть на него, закрыв глаза и просто делая то, что привыкла, но Мун сердито фыркнул и зажег рог, телекинезом уложив единорожку на кровать и нависнув сверху. Не ожидавшая такой прыти, Сомбра испуганно поджала хвост, заметив хищные нотки на дне бирюзовых глаз.

— Смотри на меня, — приказал Мун, и Сомбра парализовано подчинилась, потому что ослушаться такого голоса было невозможно. Аликорн наклонился к ней так близко, что их губы почти касались, а его копыта развели в стороны её и вжимали в матрас с приятной болью стягиваемой кожи.

— Ты всё равно прочувствуешь его весь, — почти прорычал Мун, вдавливая её в кровать. — Поэтому не смей закрывать глаза. Смотри. На. Меня.

Сомбра сглотнула и не смела перечить. Мун жадно поцеловал её, бирюзовый прищур внимательно следил за взглядом единорожки. Она выгнулась, когда его губы коснулись шеи, животом задев влажный от эякулята ствол. Очередная волна игривых судорог прошлась где-то внутри, и Сомбра выдохнула. Во рту было ужасно сухо, от того, насколько непривычно и при этом гармонично выглядит Луна в образе доминирующего жеребца, сводило ноги. Сомбра почувствовала, как что-то стекает по внутренней стороне округлившихся бедер.

— Достаточно времени? — прошептал Мун ей в шею, спускаясь к груди и возвращаясь обратно к губам. — Или лучше сделать так?

Он зажег рог и свёл передние копыта Сомбры над её головой, прижимаясь к ней всем телом так близко, что между ними почти не осталось пустого пространства. Сомбра не успевала дышать, потому что ощущений было много и сразу — стоило ей обработать одно касание, как следовало другое, и напористые ласки аликорна больше не вызывали недоумения. Мун вернулся к её лицу, сжав его в копытах и поцеловал в распухшие губы, бешеным темпом углубляя поцелуй. Сомбра могла только возмущенно застонать, но интонации её голоса тут же менялись на сладостное удовольствие, потому что Мун уже ласкал языком её рог.

— Луна, — простонала единорожка, закатывая глаза от удовольствия. Новизна её положения придавала остроты каждому рецептору, и ей это определенно нравилось. Жар дыхания на кончике рога, горячие и тугие стенки горла, обхватывающие его основную часть…

Он резко прервался, оставив рог с проступающей жидкой магией остывать. Сомбра замутненным взглядом проследила за тем, как Мун удовлетворенно смотрит на неё.

— Вер-нись, — только и смогла пролепетать она, но аликорн усмехнулся.

— Заклинание обнулится после оргазма, помнишь? А ты, как я погляжу, почти готова.

Сомбра захныкала от досады, но Мун только цокнул языком и приподнял её за копыта. Его рог не прекращал светиться от телекинеза. Сомбра повисла в нем, оставаясь совершенно беззащитной. И если в обычном состоянии Сомбра не смог бы чувствовать себя хоть сколько-нибудь возбужденным, то сейчас, когда острый пронзительный взгляд Муна исследовал его с головы до копыт, она чувствовала покалывание по всему телу.

Он оглядел её со всех сторон, откровенно наслаждаясь зрелищем, и облизнул пересохшие губы. В какой-то момент Сомбра прониклась происходящим настолько, что с легкостью вошла в роль. Она задрала хвост, обнажая всё, что под ним скрывалось и идя ва-банк, чуть развела задние ноги и самым развратным образом прикрыла глаза, глядя на Муна из-под густых темных ресниц.

Это дало необходимый результат. Крылья аликорна возбужденно распахнулись и затвердели, маховые перья начали дрожать в предоргазменной судороге.

— Ты тоже не очень-то держишься, — соблазнительно усмехнулась Сомбра, выгибаясь так, чтобы, гипотетически, выглядеть сексуальнее всего.

— Ты меня провоцируешь, — прорычал Мун, впиваясь укусами в её шею и выбивая стон. — Я едва сдерживаюсь, а она…

— Ну так не сдерживайся, — мурлыкнула Сомбра, и Мун взвыл в её грудь, рассеивая заклинание.

Она упала на матрас, упруго подпрыгнув, и подняла замутненный взгляд на ставшего вдруг максимально, насколько это было возможным, серьезным.

— Готова? — хрипло спросил он, ожидая её разрешения.

Разгоряченный возбуждением разум отметил этот момент, как важный, но размышления о нем решил оставить на потом. Сомбра прижала к копыта к груди и кивнула.

— Да.

Мун склонился к ней, запечатывая согласие поцелуем и позволяя Сомбре обнять его шею и талию ногами. Она сделала это, как будто читала его мысли, и чувствуя, как упирается в пылающую жаром плоть твердая головка члена, постаралась расслабиться и довериться аликорну так же, как Луна каждый раз доверялась Сомбре.

Не так же.

Она не сжималась под его натиском и не вздрагивала в испуге от каждого неизвестного движения, сулящего не то удовольствие, не то боль. Сомбра на миг вообразила себя на месте Луны в их самую первую близость, и по её телу прошел электрический ток.

Он никогда не спрашивал у неё, готова ли она. Он просто брал то, что хотел.

— Не бойся, — прошептал Мун, чувствуя, как напряглись мышцы единорожки. — Постарайся расслабиться. Я буду очень-очень нежен.

Это добило Сомбру. Она прижалась к груди Муна сильнее, и кивнула, закусив губы, чтобы не всхлипнуть. Но не от страха, а от осознания ужаса, испытываемого Луной в прошлом.

Аликорн остановился, к великому сожалению Сомбры, распознав оттенок его дрожи. Бедрами поддавшись вперед, он скользнул членом по вымени единорожки, деликатно прижав стволом клитор, чем заставил её чаще дышать.

— Пожалуйста, — прошептал он, заглядывая ей в глаза. Сомбра тонула в плескающейся нежности, переполнявшей его такой знакомый взгляд. — Я не сделаю тебе больно.

— В отличие от меня, — глухим голосом усмехнулась Сомбра, внезапно узнавая собственные интонации. — Потому что я — сделал.

Мун отстранился, но лишь для того, чтобы видеть её лицо: копыта лишь сильнее сжали стройное тело, обвили его полностью. Какое-то время он думал над ответом, и Сомбре оставалось только вслушиваться в его размеренное дыхание, потому что посмотреть на него она была не в силах.

— Если бы всё, сложилось иначе… — Мун поддался назад, и легкое движение члена заставило Сомбру выгнуться и впиться в темно-синие плечи требовательными копытами. — И мы начали, как положено… — тонкая ниточка предэякулята, смазавшись с головки на клитор, потянулась к сладко подрагивающему от возбуждению входу. — Например, как это происходит у нас сейчас…

Сомбра ахнула, ощутив мягкое, тягуче покачивающееся, словно перед спринтом, давление, и Мун, склонившись к её покрасневшему до самого кончика ушку, доверительно жарко прошептал:

— Я знаю, ты сделал бы это так же.

Медленно, давая ей привыкнуть к себе, он толкнулся вперед, растягивая упругие ребристые стенки, пока Сомбра, сгорая от предвкушения, таяла в его объятьях. Он проталкивал в неё сантиметр за сантиметром, наслаждаясь тем, как туго обхватывают член восхитительные ребристые мышцы, как часто бьется сердце прижимающейся к ней Сомбры и как восхитительно выглядит её смущенное, покрасневшее от удовольствия и похоти лицо с развратно полуприкрытыми глазами.

— Агх, — застонал Мун, заставив Сомбру довольно улыбнуться. — Я и не думала, что это настолько потрясающе…

— Я тоже, — прошептала единорожка, привлекая его к себе. — Это меня не оправдывает, конечно.

Мун игриво лизнул её нос.

— У тебя есть шанс отомстить.

— Ну нет. Я же обещал быть нежным.

— А если я попрошу? — Сомбра умилительно сложила копыта на груди, склонив голову на бок и состроив щенячьи глазки. Мун задумался, с напускной серьезностью потирая копытом щетинистый подбородок.

— Ну тогда ты отплатишь за все свои грехи.

— Не сдерживайся, — страстно прошептала Сомбра, прежде чем аликорн взвинтил темп.

Сомбра не смогла сдержать стон, потому что вжимавшие её грудь в кровать копыта выбивали воздух из легких с каждым движением крупа. Она подавалась ему навстречу инстинктивно, совершенно не думая, как должна двигаться, вести себя. Мун выстанывал её имя между поцелуями, пока Сомбра пыталась выжить и не кончить раньше времени.

О том, что будет, если заклинание развеется, когда Мун будет в ней, она старалась не думать.

Мун выскользнул из нее и под неудовлетворенное «Эй?», бесцеремонно перевернул на живот, съехав задними копытами на пол. Сомбра расставила ноги пошире, поняв его задумку, и, снова ощутив в себе член Муна, выдохнула сквозь зубы.

— Зачем ты сдерживаешься? — жарко прошептал Мун, прикусывая мочку её уха. — Пожалуйста, дай себе волю. Я хочу слышать, как ты стонешь от удовольствия.

— Мхм, — неоднозначно промычала Сомбра, но впившиеся в загривок клыки резко изменили тональность её голоса. Она взвизгнула от восторга и умоляюще протянула: «Быстрее».

— Как пожелаешь.

Сомбра сдирала простынь копытами, сжимая всё, что попадется под них. Язык выпал изо рта, окончательно пересохло горло. Стоны из её глотки вырывались попеременно, но аликорн придерживал темп каждый раз, когда они становились слишком громкими и короткими. Каждый раз, когда Сомбра в возбужденном полубреду просила не останавливаться, Мун замедлял темп, осаживая её, растягивая удовольствие. Сомбра лишь подавалась ему навстречу всем телом, категорически возражая действиям жеребца, выходившим из нее и дразнившим этим, проводя головкой по разгоряченным влажным складкам. Но Мун был неумолим — он копытами отдалял её, ставил на место, зарывался в смоляной затылок и накручивал длинную курчавую гриву на копыто, натягивая на себя всё её существо, пронзая с каждым разом всё глубже, и Сомбре это до дискордовского безумия нравилось. До этого привыкший доминировать, единорог, ставший на время единорожкой, познал все прелести роли, которую до этого считал себе не присущей.

Мун обласкивал копытами всё её тело, вбивал себя в её круп до звонких развратных шлепков, чередовал поцелуи с укусами, которые потом останутся на шее в виде засосов, и комбинация всего этого была так не похожа на то, что испытывал Сомбра когда-либо, что захватывало дух. Каждое движение — слаженное, слитное, и никакой боли, никакого сопротивления, только единение и любовь.

— Если что-то будет не так, — проговорил Мун, прикусывая её ухо и оттягивая назад, — только скажи, — он усмехнулся, — любимая.

— Продолжай! — выкрикнула Сомбра, чувствуя, как низ живота сковывает сладким спазмом, а с кончика рога начинают сыпаться искры.

Мун хватил ртом воздух и разогнался так, что они оба кончили, выкрикнув настоящие имена друг друга. Сомбра почувствовала, как член внутри неё пульсирует и дёргается, извергая поток семени, и восхитительный жар и дрожь заставили её кончить ещё раз — жидкая магия залила глаза и брови, а несколько алых искр прожгли насквозь простыни.

Вспышка заклинания накрыла их обоих, и Сомбра вместе с Мун повалились в терпкую негу.

***

— Кажется, у нас получилось.

Сомбра с трудом подняла ухо и лениво приоткрыла глаз. Рядом с ней лежала Луна в её истинной кобыльей форме, а единственным напоминанием о случившемся было тяжелое сбитое дыхание. Сомбра устало промычала что-то неразборчивое, предпочитая разобраться после отдыха, но настойчивые темно-синие копыта перекатили её по кровати и тревожным встряхиванием заставили открыть глаза. Луна внимательно всматривалась в её глаза, пытаясь отыскать в них одной ей известную причину для беспокойства. Сомбра послушно смотрела на неё, пока принцесса не вздохнула с облегчением.

— Что ж, ты вроде в порядке. Как себя чувствуешь?

— Удовлетворенно, — мурлыкнула Сомбра, обвивая копытами её шею. — Сделаешь так ещё раз?

— Если захочешь, — смущенно улыбнулась Луна. — Тебе правда понравилось?

— Да, — Сомбра повалила её на кровать, прижав своим телом. — Но в следующий раз я буду доминировать!

Луна засмеялась и поцеловала её.

— Как захочешь, милая. Мне понравилось, как ты стонешь.

Сомбра довольно мурлыкнула и обвилась вокруг знакомого стройного тела, вплавляя его в себя. Луна обняла её копытами и крыльями.

— Ма-ам, ты мне обещала салат! — дверь распахнулась под натиском темно-серой единорожки, весьма недовольной несдержанным материнским обещанием.

Никто из них не подумал, как будет объяснять Шадии тот факт, что её отец вдруг стал беременной кобылкой.

Зря-зря.