— Приходили какие-нибудь письма в мое отсутствие?
Графиня задает вопрос с порога, не здороваясь. Пока две пары лакейских рук снимают с нее летнюю кроличью шубку, Клара кланяется ей в знак приветствия:
— Добрый вечер, госпожа Блот. Получили извещение касательно аукциона.
— Замечательно, — не обращая внимания на других раскланивающихся перед ней слуг, хозяйка дома торопится к лестнице. Клара идет в ногу с ней, жестом указывая вернувшемуся с госпожой лакею и девушке-служанке следовать за ними. — Что-то еще?
— Несколько приглашений ко дню Равноденствия, в том числе — от княгини Лыковой. Вы голодны?
Слыша фамилию сестры, Лизаветта Блот чуть кривит рот и, чтобы спрятать свое неудовольствие, поправляет выбившийся из прически локон.
— Не голодна.
— Да, кроме того, вы просили напомнить вам о письме госпожи Дианы.
Получив письмо от младшей дочери с печатью Школы Стекла на сургуче, графиня поручила Кларе ознакомиться с содержанием, оценить его срочность и в зависимости от этого напомнить о нем позднее. Это было неделю назад. Диана Блот спрашивала матушку, как у нее дела.
— Напомни еще раз завтра утром. Что там с аукционом?
Молодая служанка ускоряет шаг, чтобы раскрыть перед ними двери в главный кабинет. Двери тяжелые и поддаются не сразу, и Клара видит, как лицо девушки становится серым и с каким облегчением та смаргивает страх, когда графиня и ее экономка проходят в помещение без промедления. Стоит Лизаветте переступить порог, кабинет заливается светом — не слишком ярким, чтобы не резать глаза, но достаточно комфортным для работы с бумагами.
— Они приняли решение снять лот.
— Что?!
От возмущения у госпожи Блот пропадает дыхание. Она успокаивает себя глубоким вздохом, и с тем, как опускаются ее плечи, сама графиня опускается за письменный стол. Клара подает ей аккуратно вскрытый конверт с самого верха ровной стопки, оставленной на столике-бюро, и тонкие пальцы в перчатке нервно вытаскивают из него извещение.
— «Возобновлен процесс оценки стоимости», с их слов. Но… сами понимаете.
— Что за бред! — графиня пробегает письмо глазами и злобно отбрасывает его к краю стола. — Ну и черви… Все, что от них требуется — это дать мне выкупить это треклятое зеркало, а его стоимость я уж как-нибудь сама оценю.
Она раздраженно подпирает щеку костяшками и, нахмурившись, молча раздумывает. Клара мельком, не поворачивая головы, окидывает взглядом двух других слуг. Лакей, короткорогий рактар почтенного возраста, не первый год сопровождающий госпожу Блот в крылатой лошадиной тройке, остается невозмутимым, а вот девица — человек, как и Клара — смотрит на экономку с плохо скрываемой тревогой.
— У вас по-прежнему хранится подробная документация, — подсказывает Клара. — Чаю, Ваше Превосходительство?
— Розу со сливками, — с прежним недовольством отвечает Лизаветта, и Клара кивает служанке. Та кланяется и семенит в сторону коридора. Чтобы сразу разделаться со всей суетой, экономка подает знак рукой и каретному — он передает ей крохотный дорожный сундучок, который все это время держал в руках, и так же с поклоном покидает кабинет. — Конечно, конечно, можно снова поднять бумаги, выяснить, куда они могли его упрятать, но почему я сама должна разбираться с этим?
— Утром я направлю запрос в таможенный архив от вашего имени, — Клара размещает сундучок на бюро и, убедившись, что слуги закрыли за собой двери, снова задает вопрос: — Желаете компанию на вечер?
Госпожа Блот повторно изучает письмо от коллегии аукционистов и отвечает, не отрываясь:
— Мужчина, не рактар. И чтобы рот открывал только по делу, нет у меня настроения на пустой треп, — она с усталым вздохом откладывает бумагу. — Не стоит, Клара, я сама этим займусь. Завтра у тебя и так достанет работы. Кстати об этом!
Лицо графини озаряется довольным лоском столь же быстро, как за пару минут до этого омрачилось.
— Я привезла тебе сувенир, посмотри-ка. Что-что, а зачарователи в Пелове довольно сносные.
Клара, предварительно благодаря свою госпожу, низко кланяется. Дальнейший разговор выстраивается в ее голове сам собой — графиня любит, когда ее подчиненные знают свое место, но не скупится на подарки, если ее порадовать. В сундучке она находит два батистовых мешочка, перевязанных атласными лентами, а внутри — кулоны из молочно-голубого лунного камня в серебряной окантовке.
— Тебе и твоему сыну. Обещают, что будет оберегать от болезней и успокоит сон, — объясняет Лизаветта.
— Благодарю покорно, Ваше Превосходительство, — по привычке Клара не улыбается, но прозрачный румянец касается ее щек — она искренне польщена. — Значит, кандидатуру вы оцениваете положительно?
Графиня задумчиво хмыкает и откидывается в кресле.
— Она как минимум любопытна. Ум и манеры на месте, хотя и характер присутствует. Видела бы ты, какую свинью она подложила Коростелям! — госпожа Блот смешливо щурится. — Только представь, скоро наконец сможешь взять отпуск.
— По меньшей мере через две недели, — уточняет Клара. Кому, как не ей, предстоит обучать новую адъютантку. — Когда ее ожидать?
Клара улавливает во взгляде графини рябь сомнения, но никак это не комментирует.
— Она будет здесь завтра к вечеру. Распорядись, чтобы все было готово.
— Разумеется.
Клара ждет, когда ее госпожа попрощается с ней. Та, однако, молчит, смотрит мимо нее с тихой, сосредоточенной улыбкой. Нехорошей.
— Нет, кандидатура отличная. Очень способная заклинательница. Спасибо, Клара.
Клара принимает похвалу кивком головы. Про себя отмечает, что, вероятно, не дальше чем через полгода ей снова придется искать нового адъютанта.
— Можешь идти.
Кларе пришлось задержаться — приглашение нужно успеть отправить визитеру до совсем уж глубокой ночи, благо что госпожа не стала ограничивать свои сегодняшние предпочтения слишком жесткими рамками. Направив письмо полуночным соколом — птица быстрая, незаметная и очень умная, — она спускается в кухню.
В своем единственном сыне она с ранних лет воспитала идею о необходимости усердного труда. С полудня до трех часов дня ему разрешалось самостоятельно заниматься в малой библиотеке, где он изучал письмо и общие науки по списку дозволенной литературы, после чего его ждали на кухне, и там он с усердием исполнял посильные для тринадцатилетнего мальчика поручения — строгал, шинковал, солил, намывал горы посуды. Работы этой хватало до самого темного часу, и утомленный подросток засыпал так крепко, что раннее пробуждение к господскому завтраку не вызывало у него проблем. «Благодари Раздолье и дом Блот за то, что тебе не приходится работать в поле или на лесоповале и умирать от крапивницы», — говорила ему Клара, и любящий сын послушно внимал ее словам.
— Лига! — окликает Клара, кивая в знак приветствия кухаркам и мяснику. — Подойди сюда.
Мальчик нетерпеливо оглядывается на мать, резво соскакивает с табурета у мойки, вытирает о фартук жирную пену с рук.
— Мама! Госпожа довольна?
— Все тебе расскажи, — женщина уводит сына за двери кухни, чтобы не показываться посторонним глазам. — Довольна. Стой смирно.
Лига весь светится от гордости за матушку, но удерживает рвущийся изо рта поток вопросов. Клара научила его и этому. Она завязывает на шее сына тонкий кожаный шнурок, а сам кулон прячет у него на груди под рубашкой.
— Посмотришь, когда будешь ложиться спать. Не потеряй. Много работы?
Мальчик готов задохнуться от восторга и любопытства, поэтому в ответ на вопрос только возбужденно качает головой, лохматя густые каштановые, как у матери, волосы. Клара останавливает его ласковым прикосновением ладони к щеке и наклоняется, чтобы с теплотой поцеловать в темечко.
— Ну, работай. Доброй ночи.
— Доброй ночи, мама! Спасибо тебе, и дому Блот, и всему Раздолью!
Мать прикладывает палец к губам, веля Лиге быть тише, и, когда мальчик возвращается на кухню, уходит сама. У нее самой работы еще предостаточно: в ожидании визитера она спланирует встречу и порядок обучения новой адъютантки. Даже если ее нахождение здесь будет весьма краткосрочным.