Карие глаза непрерывно держат ярманку на мушке. С начала первого дня в доме Блот у Клары не нашлось сколь-нибудь серьезных нареканий к потенциальной адъютантке. Ей не дает покоя только смятение и скованность, которые Аконит прячет не очень тщательно. В остальном же ярманка рекомендует себя сносно: не проспала, попусту не болтает, лишних вопросов не задает. Много присматривается и прислушивается — может, слишком много, хотя по собственному опыту Клара знает, насколько полезной в их работе бывает эта привычка.

— Вскоре вам будет положено принимать пищу за господским столом, и пренебрежение может быть воспринято как оскорбление. Ешьте, госпожа Аконит, день сегодня будет долгий.

Ярманка внемлет ее совету, берет еще теплого масленого хлеба, налегает на оленью солонину. Она, должно быть, не ела со вчерашнего полудня, а то и дольше: тройка — не крылатая, обычная — примчалась из Пеловы в Хвою уже ближе к ночи, Аконит не успела даже на вечерний чай и так устала с дороги, что попросила разрешения отойти ко сну сразу после того, как графиня поприветствовала ее и отложила все дела на утро. 

Отпивая побеленный молоком кофе — роскошь, которая в молодости Кларе и не снилась и которую она по привычке не перебивает прочей едой, — женщина замечает в дверях служьей столовой букет любопытных голов: ключник, пара кухарок, а с ними за компанию и Лига. Вся эта несносная ватага глазеет на спину завтракающей ярманки, и, замечая, как та ведет ухом, Клара разгоняет их выразительным строгим взглядом. Боги, сколько раз ей еще придется так сделать только за сегодня. Справедливости ради, многие из них впервые встречают ярмана не в лесу или на городском рынке, а в графском доме и при адъютантском кителе.

— После завтрака я провожу вас в ваш кабинет, где вы ознакомитесь с договором, — Клара отставляет чашку, промакивает губы салфеткой. — Если вас все устроит и вы подтвердите свое желание заступить на должность, я предоставлю дальнейшие инструкции.

— Благодарю вас, — Аконит кивает и прихлебывает крепкий, из одной неразбавленной заварки чай.

За свой стаж Клара инструктировала не один десяток адъютантов Лизаветты Блот. В большинстве своем они оказывались такими же вчерашними студентами — к тому же, либо из малых домов, либо совсем без фамилии — и воспринимали эту вакансию как подарок судьбы, засыпали Клару вопросами, сгорали от радости. В миру мнения о госпоже Блот на этот счет полярно разнились: одни говорили, что графиня мелочится, других до глубины души трогало ее внимание к сокрытым талантам (а нанимала Лизаветта исключительно талантливых).

Исходя из того, что Кларе известно об этой ярманке — источником ее информации стала желтушная периодика, а правду в подобных изданиях печатают на порядок чаще, чем того хотелось бы героям публикаций, — для нее предложение графини тоже должно было стать билетом в светлое будущее. И тем не менее, она как будто пытается быть незаметной. Как будто готовится к угрозе.

Клара отпивает еще кофе. Если подумать, ярманка наверняка осознает, что и так привлекает достаточно внимания, просто находясь в одном помещении с дворянами и их потомством и дыша с ними одним воздухом. Беглый взгляд поверх чашки. Покрытые темной шерстью уши остаются настороженными.

— Прошу, — Клара оставляет две толстых папки на столе перед Аконит и опускается в кресло напротив — времени уйдет много, а она не молодеет и, раз уж статус позволяет, может позволить себе присесть хоть ненадолго. — Здесь указан перечень ваших обязанностей, договор о неразглашении конфиденциальной информации, принципы делового этикета и порядок расчета вашего жалования. Документ представлен в двух экземплярах, они идентичны — один остается у вас, второй будет направлен госпоже Блот. Ознакомьтесь очень внимательно, свое согласие либо несогласие с тем или иным пунктом зафиксируйте письменно в отведенном поле. Если потребуются разъяснения — спрашивайте.

Аконит понятливо кивает, раскрывает обе папки, кладет их вровень и берет в руки перо-самописец. Ее взгляд скользит по тексту неторопливо, иногда задерживаясь, иногда возвращаясь выше, она придирчиво сравнивает оба экземпляра. Только после второго или третьего прочтения она оставляет свою подпись на странице и листает дальше. В сущности, никакой сложности в документе нет — это просто список многочисленных условий, предъявляемых графиней своим подчиненным. Поэтому Клару нисколько не смущает, что ярманка не задает вопросов — учитывая, тем более, как пристально она изучает эти бумаги. Если требования госпожи Блот ее устраивают, кто будет это оспаривать? Уж точно не Клара.

На подписание договора о сотрудничестве у Аконит уходит по меньшей мере час. Она возвращает самописец в чернильницу, закрывает папки и разворачивает их к Кларе.

— Убедитесь, пожалуйста, все ли верно.

Экономка знает содержание этих бумаг почти наизусть, поэтому ограничивает ревизию только сверкой самих подписей. Ни одна не пропущена, а в графе «ОБЯЗУЮСЬ ИСПОЛНЯТЬ: Да / Нет» везде подчеркнуто «Да», и так — в обоих вариантах.

— Превосходно. В таком случае, — одну папку Клара оставляет на адъютантском столе, вторую забирает, — вам необходимо ознакомиться с еще одним документом.

Экономка встает и отходит к консольному столику, на котором оставила свой дипломат для бумаг. Подписанное соглашение о сотрудничестве она кладет внутрь, вместо него достает всего один лист бумаги.

— Договор о погашении академического кредита. Его необходимо заполнить вашей рукой — это облегчит процесс.

Вот теперь на лице ярманки наконец назревает недоумение. Она пристально изучает бумагу и поднимает глаза:

— Прошу меня извинить, но, кажется, здесь ошибка. «…внести платеж в размере ста процентов от задолженности» — должно быть, имеется в виду «десять процентов»? 

— Нет, ошибки в этом документе отсутствуют, — возражает Клара. — Нанимая вас, госпожа Блот берет на себя покрытие расходов на ваше обучение и тем самым избавляет вас от каких-либо обязательств перед образовательным заведением.

— Это… весьма щедрый подарок, — отвечает Аконит с сомнением, в котором экономка слышит скорее подозрение в подвохе, чем потревоженную скромность. — А как быть в случае, если госпожа Блот… прекратит нуждаться в моих услугах?

— Погашение вашего кредита происходит на безвозмездной основе, исключительно по доброй воле госпожи Блот, — ответ прямо-таки отскакивает от зубов Клары. — Никаких дополнительных обязательств этот жест на вас не накладывает. Это прописано отдельным параграфом — в самом конце, перед местом для подписи, можете убедиться.

Аконит перечитывает документ еще несколько раз, но в конце концов вносит все необходимые данные: имя, фамилия (при наличии), наименование образовательного заведения, годы начала и окончания обучения, специалитет (при наличии), сведения о задолженности (при наличии), дополнительные расходы (при наличии). Некоторые поля остаются пустыми. В завершение ярманка снова ставит свою подпись и отдает бумагу Кларе.

— Ваш почерк… — экономка задумчиво поджимает губы, разглядывая выведенные от руки строчки, слишком широкие, слишком квадратные. — Грубовато. Мы поработаем над этим в самое ближайшее время.

После подписания документ возвращается в дипломат, и Клара подает ярманке ладонь:

— Добро пожаловать в имение Блот, госпожа Аконит.

Та встает из-за стола, и заключение договора по традиции завершается рукопожатием.

— Прошу за мной, — Клара забирает дипломат. — Я проведу вам ознакомительную экскурсию. Для начала вернемся на первый этаж.

Первый этаж отведен для приема гостей, переговоров, досуга и прочих светских и увеселительных мероприятий. На втором этаже располагаются покои графини, кабинеты, большая и малая библиотеки, на третьем — гостевые, в том числе для членов графской семьи. В левом крыле всех трех этажей проживает и трудится прислуга. Всю эту информацию Клара, проводя ярманку через многочисленные коридоры, залы и комнаты, выкладывает почти скороговоркой: какой бы смышленой ни была новенькая, сейчас она все равно не запомнит наизусть каждый угол, но ей наверняка хватит ума сообразить, к каким помещениям у нее есть свободный доступ, а какие посещать запрещено.

— Еще раз обратите внимание на эти лица, — отмечает Клара, когда они возвращаются к основной лестнице, ведущей с первого этажа на второй. На промежуточной площадке, где лестница крылами расходится влево и вправо, во всю стену громоздится фамильный портрет: госпожа Блот, восседающая в драпированном кресле в окружении детей и супруга. — Запомните их.

В первые два раза, когда экономка сопровождала ее, Аконит успела оглядеть холст лишь мельком. Только сейчас Клара дает ей время рассмотреть его в деталях — надо думать, чтобы лица семейства не затерялись в лабиринтах поместья. 

Портрет написан искусно и тщательно детализирован: на огромном полотне каждая складка ткани, каждая морщинка, каждый волос и шерстинка на хвосте каждого из присутствующих смотрятся как живые. Однако оно кажется далеко не новым — единственное знакомое Аконит лицо выглядит моложе, масло, похоже, выцветает уже не первый год, но при этом по какой-то причине холст будто бы ни разу не реставрировали.

Ярманка вдумчиво знакомится с другими членами семейства, когда Клара начинает перечислять имена. Виктор, супруг и отец, так и светится: его взгляд, счастливая улыбка, прямые плечи — весь его образ излучает гордость; кажется, художнику удалось передать довольный румянец даже сквозь насыщенный рубин кожи. Анхель, старший и единственный сын, пошел в мать изяществом черт и сохранился на портрете полным воодушевления, характерного для молодых людей. Катарина — точная копия отца, если не считать на удивление твердого для такой юной девушки взгляда. Ева и Лилия — сестры-близнецы, такие же схожие, как летнее солнце и зимнее. И младшая дочь Диана, сидящая на коленах у матери и прильнувшая к ней в невинном детском испуге, за который легко принять муки любопытного, но до ужаса стеснительного маленького существа.

— Вскоре вы познакомитесь со всеми лично, — подытоживает Клара. — Кроме господина Виктора, да будет мирным его странствие в Бездне.

Аконит вдруг отрывает взгляд от холста. Поминая графа, экономка коротко и почтительно кланяется.

— Значит, он..?

— Госпожа Блот не любит поднимать эту тему, — Клара сходу обрывает вопрос. — Не всякая боль утихает с годами. 

Адъютантка возвращается к портрету, но, хотя ей кажется данью уважения еще раз как следует рассмотреть почившего графа, ее глаза не могут остановиться на нем дольше чем на секунду. Ее больше интересует не счастливое лицо того, кого уже нет в живых, а то, какой осталась на полотне госпожа Блот. Она хорошо смотрится в центре композиции со своей спокойной улыбкой и в парадном платье, но что-то в ней не дает Аконит покоя. Что-то неуловимое и неправильное.

Клара, не давая ей много времени на изучение, продолжает — тише, размереннее:

— Позвольте дать вам совет, госпожа Аконит. Умейте молчать. Хоть в соглашении нет такового пункта, но молчание есть ваша главная обязанность. Вам это понятно?

Аконит не спеша переводит взгляд на свою наставницу, дышит ровно и не показывает, насколько ей не по себе от такой ремарки. Безмолвный кивок головой.

— Вспомните об этом, прежде чем захотите подробнее расспросить госпожу Блот о ее семье, — голос Клары теплеет в знак одобрения. — Пройдемте далее.

В завершение экскурсии и в качестве недолгого перерыва экономка сопровождает Аконит в малый сад, закованный в клетку крылами особняка и высокой живой изгородью. Он значительно меньше главного и похож на очаровательный цветущий лабиринт: почти в человеческий рост кустятся розы многочисленных сортов, с тонко рассчитанной симпатичной неряшливостью ютятся меж них гортензии и дельфиниумы, нежно белеют эустомы и георгины, высаженные аккурат к завершению лета. Солнце еще не успело подняться в зенит, сад дышит и благоухает, слух приятно щекочет нежное птичье чириканье. Ярманка вдыхает свежий ароматный воздух, и рефлекторно в ее горле созревает мягкое мурчание.

— В теплое время года здесь проводятся чаепития и встречи с гостями. В частности — торжество в честь летнего Солнцестояния, — Клара не теряет строгости в своих объяснениях, но даже на нее очарование сада действует умиротворяюще. — Я передам вам список цветов, которые госпожа Блот жалует больше всего. Познакомьтесь с садовником.

— Прелесть. Исключительная прелесть. Я бы хотела осмотреться самую малость, — адъютантка выуживает плоскую табакерку и складную трубку из нагрудного кармана кителя. — Вы позволите?

— Извольте, — кивает Клара. — Можете приходить сюда в любое свободное от работы время.

Пока экономка наслаждается минутой покоя, Аконит набивает трубку. По воле магически одаренной курильщицы смесь гвоздики, голубой полыни и хвойных ягод занимается с первой затяжки. 

Здесь, средь розовых кустов, дышится ничуть не легче, чем в четырех стенах. Умейте молчать. Адъютантка затягивается крепче. А чего еще следовало ожидать в графском доме? Дураку ясно, что у дворян целый полк скелетов в шкафу. Аконит закатывает глаза в раздражении на саму себя. Глупости и паранойя. Все, что грозит ей здесь — шепот прислуги да косые взгляды. Это легко исправить обычным выговором, если уж совсем житья не будет… и если она продержится здесь по крайней мере две недели.

Самовнушение и крепкий дым помогают рассеять невесть откуда взявшуюся тревогу, но все-таки Нита не может справиться с желанием услышать второе мнение. Она зажимает трубку в зубах и аккуратно, незаметно и ненавязчиво, снимает перчатку, касается голыми пальцами бутона чайной розы. Роса сошла несколько часов назад, лепестки нежные — и молчаливые. Не слышно ни тончайшего шороха, ни отдаленного эха. Кажется, ничего лишнего в этом до мелочи облагороженном саду нет и быть не может — только неспешный променад ласкового летнего ветра и пение дрессированных птиц.

Так думает Аконит, пока не слышит из глубины сада возбужденное перешептывание. Она навостряет уши.

— …нашли, а ведь едва только месяц прошел.

— И что, прикажешь барышне без сподручника ходить?

Молодой мужской голос перебивается хриплым и грубоватым женским. Ярманка, продолжая вслушиваться, беззвучно надевает перчатку обратно и возвращается к своей ознакомительной прогулке.

— Грегор замечательно справлялся со своими обязанностями! — молодой человек, скрытый от глаз Ниты живой изгородью, аж шипит от злости.

— Сказали ж тебе, уехал он, — успокаивает его женщина.

— Одним днем?!

— А то ты барышню не знаешь, склока та еще. Чуть чего придет в головку-то…

— Но..!

— Олешку вон на той неделе в шею гнала! И за что? Суп пересолила, здрасьте пожалуйста! — женщина отхаркивает смешок. — А я говорила, отсыпь-тко мне соли, а оно вон как вышло. Жалко девку.

На какое-то время повисает молчание. Когда Аконит доходит до беседки, увитой девичьим виноградом, молодой человек продолжает, и его гнев стихает до затаенной злобы:

— Много тут таких, которые в один день берут и уезжают, — в его голосе слышно слезу. — Но Грегор был лучшим.

Глухой шлепок — видимо, женщина в знак поддержки хлопнула собеседника по спине.

— Не реви ты. Вообще-то мог бы и тебя в известновость поставить, я говорю. Так и в жопу его, значит. Чем сопливить, шел бы ты кусты свои кромсал, ну.

Аконит, не выходя из беседки, докуривает трубку и следит за тем, как торопливые шаги приминают газон. Выйдя из-за изгороди и обнаружив, что в саду есть кто-то еще, молодой человек лет двадцати пяти в страхе убирает за спину руку с зажатым в ней окурком папиросы. Загорелый от работы на солнце, отросшие русые волосы собраны высоко на затылке, чтоб не мешать; за пояс фартука заткнуты испачканные в земле перчатки из грубой материи, секатор и прочие приблуды для резьбы по зелени. Садовник тоже успевает рассмотреть ярманку и, приметив на ней адъютантский китель, сразу меняется в лице. Не здороваясь и не кланяясь, он проходит мимо так стремительно и с такой гримасой, словно от одного вида новой адъютантки его страшно мутит.

Аконит стряхивает травяную золу во второй отсек табакерки и старается покинуть сад так же неспешно, как ворвалась сюда. Птичьи песни пошли на второй круг.

— Вы не заблудились? — Клара уже ждет ее, готовая возвращаться к делам. — Выглядите смятенной.

Аконит берет секунду, чтобы ответить ей непонимающим взглядом, а затем смущенно улыбается, как после глупой шутки.

— Здесь все такое… аккуратное. Несколько непривычно, если вы понимаете, о чем я.

Обычно эта карта разыгрывается на ура. Как ни старайся, образ дикарки в чужих глазах переписать не выйдет, гораздо умнее — задействовать его себе на пользу. Клара понимающе кивает:

— Красота — в мелочах, а у госпожи Блот на красоту достаточно тонкий вкус. Кому-то он может показаться чересчур тонким.

Таким же понимающим кивком отвечает и Аконит. Неловкая улыбка не тает — стоит адъютантке потерять контроль над своим ртом, как из него тут же выскочит вопрос.

Куда уехал предыдущий адъютант?

Умейте молчать.

— Прошу за мной. До обеда есть немного времени, не станем тратить его зазря — будете оттачивать почерк.

Работа продолжается и до, и после обеда, и после ужина, когда новоиспеченная адъютантка просит принести в ее спальню — пока что гостевую, на третьем этаже — бодрящий травяной чай. К своим обязанностям она приступает с утра, и хотя Клара по-прежнему будет направлять ее по мере необходимости, уже завтра она будет работать напрямую со своей нанимательницей. Дабы не явиться к ней с пустыми руками, часть корреспонденции, которую госпожа Блот ожидает в первой половине следующего дня, она взялась разбирать уже сегодня: вскрыть, вычитать, рассортировать (приглашения, предложения о сотрудничестве, личные письма, и прочая, и прочая), свериться со списком имен, резюмировать, оценить приоритет и предъявить графине. Разумеется, все это первым делом пройдет через Клару и только в случае отсутствия правок отправится на графский стол.

Под конец дня голова гудит и идет кругом. Только за последние несколько часов Аконит узнала столько новых имен и увидела на карте столько новых графств, что она готова была целовать Кларе руку, когда та проявила терпение и позволила ей вести письменные заметки с разъяснениями. Правда, желание любезничать сверх меры отпало, стоило экономке несколько раз заставить ее переписать собственные записки правильным почерком. Даже сейчас, сидя над официальными письмами, она чередует написание черновиков с комментариями и работу над прописями, коих Клара выдала ей толстенную стопку. Почерк! Ничего себе, большое дело. У хозяйки дома, пожалуй, и правда чересчур тонкий вкус на красоту. Нита с усмешкой выводит очередную букву — легкий наклон, изящный хвостик, следите за нажимом пера, госпожа Аконит. 

Кстати о красоте: рано утром все-таки нужно будет поймать садовника. Каждый день графиня требует в своих покоях и кабинете свежие цветы. Со слов Клары, меняются они по списку и чуть ли не по дням недели. Разумеется, следить за этим тоже входит в перечень обязанностей адъютантки. Аконит отмечает себе напоминание на отдельном листе бумаги, устало запускает пятерню в волосы.

Садовник.

Много тут таких, которые в один день берут и уезжают.

Ярманка запивает вновь проснувшуюся тревогу глотком чая. После такого насыщенного дня — первого дня! — внезапный отъезд предыдущего адъютанта уже не кажется ей таким сверхъестественным. К тому же, мнения о графине у Клары и гораздо менее приближенных обитателей поместья разнятся — и у Ниты куда больше доверия вызывают сплетни в саду, а не то, как ей рекламирует свою госпожу экономка. Впрочем, и та отзывалась о графине не то чтобы с теплотой.

Собственные выводы о личности хозяйки дома Аконит делать не  торопится — за две их короткие встречи она видела будто бы двух совершенно разных женщин. На выпускном балу госпожа Блот осыпала ее комплиментами, шутила, даже, кажется, флиртовала —

(в спальне вдруг становится жарко, и Аконит, приглаживая вспушившийся загривок, привстает, чтобы открыть окно)

в общем, открыто проявляла заинтересованность в своей будущей подчиненной. Но когда Аконит прибыла в имение, графиня лишь коротко поприветствовала ее, сухо и холодно, будто незваную гостью. Будто не она велела ярманке предоставить ответ лично и оставила ее самостоятельно разыскивать, куда ей вообще привозить свой ответ, как если бы речь шла не о приеме на должность, а об игре в прятки.

При всей причудливости госпожи Блот стоит, однако, отдать ей должное — мысль о том, что не придется выплачивать Академии долг в сотни тысяч золотых, вызывает у Ниты облегчение. Хотя, конечно, это жестокая уловка, чтобы запереть адъютантов на одном месте до конца жизни: в Академию им не вернуться, а большинство других дворян не слишком уж жалуют тех, кто не может оплатить свое обучение самостоятельно.

Вдруг ярманка напряженно сводит брови к переносице. Что-то не сходится. Снова ей слышится эхо тревоги.

Много тут таких, которые в один день берут и уезжают.

И даже выкуп не заставляет их остаться на месте? Много — это сколько? Как часто госпожа Блот меняет адъютантов? Скольким из них она покрывает расходы на обучение — и почему продолжает это делать, если они все равно уезжают? По доброте душевной и от чистого сердца?

Аконит смеется вслух, но от этого отсутствие ответов не перестает пугать ее. Она откладывает самописец, встает из-за стола.

Может, стоит написать матушке?

Она меряет комнату шагами, пытаясь снять невроз.

Глупости. Она отправила ей письмо о своем прибытии в графство Блот еще вчера.

Нита, мне страшно за тебя.

Отправить письмо Ирме?.. Если та еще не прокляла ее.

берегись

Даже Мать молчит. Страшно представить, насколько ей противен этот до ужаса выверенный сад, где, кажется, не осталось ничего живого и естественного.

Умейте молчать.

Тихий шорох пугает тонущую в водовороте мыслей Аконит до такой степени, что подкашиваются ноги. Она прислушивается. Мягкий треск колес по гравию, пересчет лошадиных копыт. Звук доносится с улицы, и Нита осторожно подходит к окну, выходящему на большой сад. Мимо главных дверей, заворачивая к правому крылу, проезжает карета о двух лошадях, которую никто не встречает. Время близится к полуночи, и Клара не сообщала ей, что сегодня ожидаются гости.

Глубокий вдох. Бумаги подписаны, место она уже получила. Аконит принимает самое верное, на ее взгляд, решение — сесть обратно за стол, вернуться к работе и перестать пугаться каждой тени. Но перед этим — забить трубку.