Привычка рано вставать, оставшаяся у Аконит еще со времен проживания на родной земле, всегда играла ей на руку. У преподавателей Академии это вызывало уважение, а на должности личной адъютантки графини Лизаветты Блот раннее пробуждение гарантирует спокойное и тихое начало дня. Очень быстро Нита обнаружила, что, если проникнуть на кухню за три-четыре часа до завтрака, у нее будет лишнее время на праздные разговоры с прислугой и на то, чтобы попросить чашку свежего чая, которую можно будет распить в саду в процессе забора цветов для госпожи. И то, и другое делалось не напрасно. Невинная болтовня с кухонными способствовала налаживанию связей: здесь, в левом крыле, роились нефильтрованные, самые разнообразные, самые возмутительные и самые невообразимые россказни, которые кто-то да обронит время от времени. А такая приятная и, как выяснилось, недоступная в большую часть дня мелочь, как уединенное чаепитие в саду, помогала Аконит выстроить рутину и скорее привыкнуть к своему новому месту обитания.

— Ромашка с мятой? — ярманка принюхивается к чашке, которую приготовила для нее старшая кухарка. — Аннушка, ты, видно, хочешь меня усыпить. 

— Это вам нервишки успокоить, — Анна делит с ней чай и попутно правит нож для хлеба, налаживая его о кожаный ремень. — Сегодня ж гость какой-то приезжает, у нас тоже вон ни свет ни заря беготня поднялась. 

Нынешним утром кухня действительно оказалась живее обычного. Вдобавок к каждодневным приготовлениям перед завтраком вдвойне активно выпекался хлеб, нарезались закуски, мешались чайные сборы. 

— Успеть бы ему все это слопать, пока подписываются бумаги, — Аконит посмеивается из-за чашки.

— Да уж не пропадет, это я вам точно говорю! — кухарка смеется, откладывает нож и в два торопливых глотка допивает свой чай. — У нас-то ртов вон сколько. 

Нита доливает себе из горячего чайника и, застегивая распахнутый китель, намеревается уходить. Ее задерживает хихиканье двух молодых кухарочек — они живо перешептываются о чем-то, и одна, постарше, подпихивает плечом другую, молодую рактарку с сильно редуцированными рогами и без хвоста. Обе то и дело поглядывают на адъютантку, и, замечая ее взгляд, вторая густо румянеет. Их чириканье Аконит прерывает вопрошающим кивком, и рактарка, отчаянно борясь со смущением и теребя подол фартука, подходит к ней. 

— О чем ругаетесь, красавицы? — по-дружески, но без особенного интереса спрашивает Аконит. 

— А вот вам… Вы… Мы тут поспорили, третью неделю уже спорим! — выпаливает рактарка. — А это правда, что вы любите сырое мясо?

Ярманка удивленно вскидывает брови. 

— Сырое мясо? 

— Ну, ну да! Как дома, наверное…

— Вилья, ну ты чего несешь такое! — отчитывает ее Анна. 

Нита молчит в замешательстве, и под ее испытующим взглядом кухарочка медленно скукоживается. В конце концов ярманка устало вздыхает:

— Вы ведь не зубами пшеницу перемалываете. Гораздо практичнее отдать ее на мельницу, а из муки уже испечь хлеб, — видя пристыженное непонимание в глазах девушки, Аконит уточняет: — Нет, сырое мясо я не ем, и вам не советую. 

— А… а я так и знала! — пытается оправдаться Вилья. — Ну вы же не совсем дикая, правда ведь? 

Ярманка сверяется с карманными часами: почти семь утра. Она опорожняет чашку здесь же и оставляет ее. 

— Мне, пожалуй, пора. Анна, благодарю за чай. 

Она оставляет Вилью краснеть и покидает кухню слегка раздраженной. Но несмотря на то, что иногда приходится выслушивать подобные глупости, отчасти благодаря таким разговорам Ните удалось подавить тревоги первого дня — людская простота разгоняла тени настороженного разума. Никто не врывался к ней в спальню, никто не связал ее и не уволок в подвал, и в саду, как бы его чрезмерная аккуратность ни была ей чужда, не запрятался жуткий древний зверь, готовый в любой момент разорвать ее на части. Нужды в наставлениях Клары становится все меньше, иногда экономка даже не скупится на похвалу и все чаще говорит о своем отпуске. 

Кареты по ночам приезжают и уезжают, без объявления и без последствий. Аконит помнит о своей главной обязанности и не задает вопросов, которые ее не касаются.

 Лето уходит на покой, и сад, особенно ранним утром, окутан прохладой. Местные птицы еще не проснулись — они просыпаются всегда вместе с графиней, — и, если хорошо прислушаться, еще можно застать птиц лесных, чьи звонкие окрики преодолевают километры, чтобы достичь имения. Ужасно хочется потянуть время и задержаться в этом спокойном утре, но работы сегодня достаточно не только на кухне. 

В это время садовник обычно уже трудится — ровняет газон, подстригая его чуть ли не по одной травинке. Цветы Аконит заказывает с вечера, и все, что от нее требуется сейчас — забрать их и доставить. Задача нехитрая, но, тем не менее, требующая личного разговора с садовником, а значит, неприятная. 

— Иван, — негромко и жестко зовет адъютантка. В такую тишь ее будет слышно и из-за высокой изгороди. 

Молодой человек является через две минуты. Отвращение, с которым он смотрел на ярманку в их первую случайную встречу, не сгладилось, а только усугубилось, сделавшись глубокой, едва ли не личной обидой, природа которой остается для Аконит загадкой до сих пор. В руках он держит несколько композиций из сиреневых, голубых и прозрачно-белых гортензий. 

— Доброе утро, — без энтузиазма здоровается Иван. — Проверяйте. 

Аконит критично осматривает свежесрезанные цветы. Соцветия пышные, цвет ровный, без единой лишней крапинки. Предварительно сняв перчатку, она бережно ощупывает лепестки — они нежные и прохладные, но роса еще не успела сойти, что придает им некоторую тяжесть. 

— В следующий раз срезай раньше и дай им постоять. Вчерашние хризантемы опустились уже после обеда, госпожа разозлилась и разбила вазу. И я не могу ее за это осуждать.

С высоты своего роста ярманка холодно смотрит на садовника. Тот отвечает ей прямым взглядом исподлобья, но не выдерживает и отводит глаза. С кем бесполезно водить дружбу, так это с ним — и Аконит не теряет случая воспользоваться своим положением. 

— Вас понял. 

— Очень на это надеюсь, — адъютантка забирает гортензии, осторожно, чтобы не повредить. — Если хоть один лепесток сгниет в течение дня, отвечать будешь лично. Розги всегда наготове.

Она видит, как по его опущенному лицу пробегает страх, как он кивает, боясь даже раскрыть рот для ответа. И в тот момент, когда злоба в глазах прислуги уступает место послушному трепету, что-то шевелится под кожей, едва знакомо, неприятно — и сладко.

— Возвращайся к работе.

Иван, молча кланяясь, спешит удалиться. 

В кабинете госпожи Блот цветы появляются сразу, как только Нита покидает сад, в личных покоях — когда графиня завтракает. Вместо разбитой вазы уже появилась новая (адъютантка могла бы починить ее в считанные секунды, но к чему напоминать госпоже о таком неприятном инциденте). С каждым днем Аконит тратит все больше времени на декор — меняет местами веточки разных цветов, пытаясь сделать композицию интереснее, разворачивает соцветия под различными углами, чтобы они красивее ловили свет. Сегодняшние гортензии, при всей их правильности и грациозности, никак не могут ее удовлетворить. Чего-то не хватает. Надо поразмышлять над этим. 

Правда, времени на размышления у нее немного — в полдень прибывает тот самый гость, оценщик, нанятый госпожой Блот для оказания помощи при заключении крупной сделки. О его прибытии Аконит узнает заранее: окна ее кабинета, как и спальни, выходят на главные двери, и тройку встречают как полагается, поэтому, когда дворецкий извещает ее, она уже направляется к графине. Их кабинеты разделены недолгим коридором, который Нита преодолевает в несколько шагов. Она стучится трижды. Незримая вязь магии, окутывающая дверь в часы приема, узнает ее, и адъютантку пропускают внутрь. 

— Да-да?

— Господин Кравец пожаловал, Ваше Превосходительство. 

Графиня поднимает глаза и закрывает книгу с сезонным отчетом. Она вспархивает из-за стола, и видя, как она слегка качает бедрами, минуя угол стола (сегодня графиня решила облачиться в брюки, чтобы выглядеть совсем по-деловому), Аконит заставляет себя отвести глаза и проверить, на месте ли новая ваза. Ваза стоит, не тронутая.

— Замечательно. Какой чай подадут в малую гостиную, госпожа Аконит?

— Медовая липа, Ваше Превосходительство.

Лизаветта Блот чуть кривит рот, но благосклонный наклон головы удерживает Ниту от паники. За две недели она так и не научилась угадывать настроение графини: один раз та жестоко отчитала ее за неправильный цвет бумаги для письма, другой — лишь пожала плечами, когда адъютантка случайно разбила подаренную на свадьбу шкатулку («Не стоило мне использовать ее как пресс-папье. Что ж!»). 

— Простовато, конечно. С другой стороны, избавит беседу от излишнего официоза.

Легким перебором пальцев госпожа Блот снимает руну с двери, и адъютантка закрывает за ней кабинет на ключ. Аконит сопровождает графиню, держась на расстоянии метра позади нее — рактарка бодро цокает, поправляет перчатки и в целом, кажется, находится в приятном расположении духа в ожидании удачной сделки. У лестницы она вдруг останавливается (Аконит едва успевает притормозить) и оборачивается, окидывая ярманку пристальным взглядом с головы до ног. Нита вытягивается, держит спину ровно, не моргает, не дышит.

— В синем вы теряетесь, — наконец выносит вердикт Лизаветта. — Пора заказать вам новый китель.

— …слушаюсь, госпожа, — запоздало отвечает Аконит, но, как только она открывает рот, графиня разворачивается и возобновляет шаг.

У малой гостиной их встречает пара лакеев, одному из них Аконит подает знак приносить чай, второй раскрывает двери перед госпожой Блот и ее адъютанткой. Оценщик Арам Кравец занял место в левом кресле у чайного столика и поднялся на ноги, как только услышал шаги.

— Ее Превосходительство госпожа Лизаветта Блот, — объявляет Аконит, несмотря на то, что ни графиня, ни ее гость в представлении не нуждаются. Оценщик с почтением кланяется, Лизаветта сокращает расстояние между ними и подает ему руку, а ярманка остается стоять у дверей в ожидании распоряжений.

— Арам, любезнейший! Надеюсь, дорога не отняла у вас много сил, — графиня приветствует гостя и улыбается с заметным нетерпением. Когда Кравец целует ей руку, она опускается на диван, только после этого сам оценщик возвращается на свое место.

— Нисколько, Ваше Превосходительство! Хотя, признаться, я прямо-таки спешил к вам с хорошими новостями. Покорно благодарю вас за гостеприимство. 

Его тон кажется Ните чересчур любезным для рактара, который сотрудничает с госпожой не первый год, но, понимая характер графини, она не придает этому большого значения. Хозяйка дома, уже светясь в предвкушении, изящно откидывается на спинку дивана.

— Надеюсь, в спешке вы не растеряли бумаги?

Оценщик заходится заготовленным смехом.

— Рудная пыль, безусловно, сказывается на состоянии организма, но память моя остается крепкой, уверяю вас!

Едва только он тянется к обитому кожей дипломату, оставленному подле кресла, как Лизаветта кивает ярманке:

— Госпожа Аконит, будьте добры.

Бумаги, взятые из рук господина Кравца, направляются на письменный стол, и Аконит принимается за свою часть работы: перепроверить описание и характеристики предмета сделки, изучить подробный комментарий независимого эксперта-оценщика, вычитать договор купли-продажи на наличие несоответствий. Предварительная копия уже прошла экспертизу Клары и, разумеется, самой Лизаветты, поэтому присутствие Ниты здесь носит скорее косметический характер.

В малую гостиную вносят чай.

— Ну не томите же, господин Кравец, поделитесь своим экспертным мнением! 

Оценщик выдерживает ответ и, как только ему наливают чая, сразу берется за чашку.

— Мое экспертное мнение таково — удача явно благоволит вам, госпожа Блот! — он снова посмеивается, но такой же реакции от графини не дожидается. — Конечно, не стоит ожидать от породы совсем уж идеального состояния. Надо понимать, что периллитовые месторождения как таковые практически иссякли, но! если как следует поискать…

«Периллит, — читает Нита, не слишком вслушиваясь в разговор, — представляет собой кристаллическую породу насыщенного медного оттенка. В естественных месторождениях образуется в виде рудной жилы на глубине от полусотни до сотни километров от поверхности. Коэффициент твердости: 7. Основные свойства, — Аконит пропускает все ненужное, — высокая проводимость магического потока, способность к концентрированию и рассеиванию магии», и так далее, и тому подобное.

— Ну что значит: «не стоит ожидать идеального состояния»? — по тону кажется, будто госпожа шутит, но и оценщику, и даже адъютантке становится не по себе от ее улыбки. — Мы, помнится, договаривались, что руда необходима мне в наилучшем состоянии. Не просто так ведь я отдаю за эти шахты неприличную сумму золота. 

— И вы получите ее, госпожа Блот, в наилучшем состоянии, какое только возможно! — спешит исправиться Кравец.

«Месторождение: хребет Соловьиное Гнездовье, графство Угорье, княжество Плунье», — продолжает изучать документацию Аконит. Она перечитывает эту строку несколько раз, пытаясь понять, почему это звучит так знакомо и вызывает у нее столько сомнений.

— Вам не стоит беспокоиться. Судя по образцам, которые я видел, эта руда прямо-таки ждет обработки и начала служения Вашему Превосходительству по назначению!

— Арам, любезнейший, вы не представляете, как я этого жду, — Лизаветта пригубливает чай. — С тех пор, как дети разъехались, лишь познание и поиски могут скрасить дни безутешной вдовы.

Адъютантка коротко отвлекается и тайком поднимает глаза. Лик госпожи Блот, сиявший в предвкушении еще секунду назад, окрасился серой скорбью, в которой Нита находит подозрительное сходство со скукой. Оценщик же спешит выразить свои соболезнования и рассыпается в словах поддержки, и ярманка возвращается к чтению. Ее брови уходят высоко на лоб, когда она видит ту самую неприличную сумму золота, которую графиня собирается заплатить по условию сделки — цифры в десятки раз превышают академический долг любого средневзятого студента. Насколько же сильно графине хочется получить эти шахты в свое владение! Одолеваемая сомнением, Аконит снова находит документ, в котором значатся географические сведения. 

Хребет Соловьиное Гнездовье, графство Угорье, княжество Плунье. Периллит. Периллит!

Аконит встает из-за письменного стола и поспешно подходит к беседующим, тенью проскальзывает за спину недоумевающей графине и склоняется над ней. 

— Ваше Превосходительство, с заключением сделки стоит обождать, — шепчет она, но ухо госпожи Блот лишь  раздраженно вздрагивает. 

— О чем вы, госпожа Аконит! — Лизаветта отвечает вслух и звонким смешком. — Документы были перепроверены с десяток раз. Неужто вы, — графиня режет адъютантку коротким взглядом из-за плеча, ее развеселенный тон мрачнеет, и к Ните она обращается сквозь сжатые зубы, — разглядели в них ошибку, которую я умудрилась просмотреть?

— Нижайше прошу Ваше Превосходительство выслушать меня, — настаивает адъютантка, добавляя своему шепоту твердости. Под пристальными взглядами графини и оценщика дыхания начинает не хватать, но она продолжает: — Непосредственно эти шахты не могут стоить таких денег. Моя… коллега по академическим исследованиям, — она упускает слово «подруга», находя более весомый синоним, — менее двух лет назад проводила оценку состояния этой руды. Я видела результаты исследования своими глазами. С ней невозможно работать. 

— Сущий вздор! — вмешивается Кравец, и голос его надламывается. — Ваше Превосходительство, если бы каждый студент-недоучка умел с такой же точностью проводить экспертизу материала, как профессионалы с годами опыта, я не находился бы сейчас в этой комнате. Уверяю вас, мне нет резона вас обманывать!

Где-то он ошибается: может, позволяет себе нервный взмах хвостом, может, слишком уж рьяно настаивает на своей правоте. А может, Лизаветта Блот понимает, что резона обманывать ее нет как раз-таки у ее адъютантки, а не у независимого эксперта, только что вернувшегося от второго участника сделки. Как бы то ни было, графиня, смерив его долгим молчаливым взглядом, ставит чашку на блюдце, блюдце — на стол, закидывает ногу на ногу и сцепляет руки в замок. 

— Прошу, госпожа Аконит, присаживайтесь, — когда адъютантка опускается в кресло по правую руку от нее, госпожа Блот, не сводя глаз с оценщика, вновь обращается к ней. Голос ее остается ровным и располагающим. — Будьте так добры, внесите ясность в свой протест. 

Взгляд Ниты мечется с оценщика, старательно напускающего на себя вид крайней степени возмущения, на графиню, непоколебимо и неподвижно следящую за ним. Она прочищает горло. 

— Сфера изучения моей коллеги — принципы взаимодействия естественных материалов и магии. Около полутора лет назад ее пригласили в качестве эксперта для установления причин коррозии кристаллической рудной породы. Заказчиком был граф Ярослав Угорский, подлежащей изучению породой — периллит. 

Возмущение на лице Арама Кравца принимает более выразительные очертания — на поредевших висках выступают росинки пота, кровь приливает к щекам, делая его серое лицо насыщенно-сливовым, напряжение схватывает брови. 

Аконит продолжает:

— По итогу изучения нескольких образцов, отобранных на различных уровнях шахт, моя коллега пришла к выводу, что рудная жила — по крайней мере, значительная ее часть — подверглась контаминации. Иными словами, месторождение заражено.

Оценщика все сильнее мучает одышка. Он оттягивает воротник манишки, отирает платком пот, скапливающийся в глубоких морщинах, пыхтит, морщится. Аконит, наблюдая за его кривляниями, сбивается с мысли, но госпожа Блот остается неподвижной и невозмутимой, подсказывает ей:

— Продолжайте, пожалуйста. 

— В целом… источник этого заражения еще предстоит изучить. Но, что непосредственно относится к делу, происходящие из Угорского месторождения  кристаллы периллита непригодны для магических манипуляций в силу своей нестабильности, — подытоживает Нита. По окончании своей речи она с неприкрытым беспокойством смотрит то на графиню, то на оценщика — время от времени тот скрежещет зубами, как от назойливой боли.

— А-а-а по… — Кравец резко откидывается вперед, рука его непроизвольно тянется ко лбу. — Поч-щему, позвольте спрос-сить, для оценки выз… вызвали студентку, а не… Боги милостивые… Не опытного специалиста!

— Почему, госпожа Аконит? — с той же невозмутимостью графиня поворачивает голову к адъютантке. На долю секунды Кравец выдыхает с невероятным облегчением, но стоит госпоже Блот изящно и как будто в задумчивости согнуть руку в локте и указать в сторону оценщика расслабленными пальцами, как новая мучительная судорога разбивает его. 

— Надо полагать, — Аконит ловит на себе твердый взгляд серых глаз: графиня ждет не ответа на вопрос, а подтверждения собственных мыслей, — имело место быть личное знакомство. Но, что в данном вопросе играет куда более значимую роль, владельцу шахт не хотелось, чтобы молва об испорченном месторождении разошлась по всему Северу. Платежеспособные покупатели с гораздо большей вероятностью прислушаются к мнению опытного специалиста, а не студентки-недоучки, с какой бы ответственностью она ни подходила к порученной ей работе. 

— Довольно! — взмаливается Арам Кравец. Он повышает голос непроизвольно, будто не слышит самого себя, и с такой силой впивается пальцами в подлокотники кресла, что, кажется, красное дерево вот-вот даст трещину. — Прошу, прекратите!

— Что-то вы совсем разнервничались, Арам, любезнейший. Госпожа Аконит, — графиня снова разворачивается к гостю, — налейте господину Кравцу еще чаю. 

Ярманка исполняет поручение: встает без лишней спешки, наклоняется над чайным столиком, заново наполняет чашку оценщика чаем из медовой липы. Следит за тем, чтобы руки не слишком дрожали. Перед тем, как распрямиться, она пересекается взглядами с Арамом — его глаза, полные необузданного ужаса, налились кровью до такой степени, что, кажется, вот-вот лопнут. 

— А теперь я хочу послушать вас, господин Кравец, — Лизаветта снова берет в руки свою чайную пару. — Вы в самом деле изучали образцы периллитовой руды из Угорского месторождения?

— Нет! — орет оценщик, и как только он выдает ответ, ему начинает отчаянно не хватать воздуха. — Нет, я эту руду в глаза не видел! Мне… — он тужится, силясь выдавить из себя хоть слово, судорожно постукивает копытами по паркету. — Угорские… не дали даже… взглянуть!..

Госпожа Блот делает глоток, пару секунд смакует липу на языке. 

— Досадно. Что-то еще?

— Процент!.. обещали… поднять…

Глаза рактара закатываются, лицо постепенно приобретает синюшный оттенок. Аконит с судорогой в горле наблюдает за тем, с каким неудовольствием, не моргая, смотрит на него графиня, будто занятая внутренним диалогом. Когда оценщик уже близок к тому, чтобы перестать даже хрипеть, Лизаветта разочарованно вздыхает, и с коротким росчерком ее пальцев мучения Арама Кравца заканчиваются. Он растекается по креслу без сил, жадно хватает воздух ртом, пот течет с него ручьями.

— Господин Кравец, — Лизаветта холодеет. — Крайне редко потерянную репутацию получается выкупить. Вам удача явно не благоволит. 

— Мне… мне угрожали! — оценщик вжимается в кресло, боясь даже шевельнуться. — Моя семья… Угорские…

— И вы не додумались запросить у меня протекции? — госпожа Блот едва только не закатывает глаза. — Право, от вас я такой глупости не ожидала. Госпожа Аконит, пусть господина проводят к лошадям. 

Слыша, как графиня упускает его фамилию, оценщик так теряется в лице, будто только сейчас осознает весь масштаб последствий своей ошибки. Все еще не сполна придя в сознание, он еле-еле встает на ватные ноги, делает неуверенные шаги в сторону адъютантки, уже раскрывшей для него двери, не смеет даже оглянуться на хозяйку дома. На полпути он останавливается, вдруг хватается за горло и опорожняет желудок — Аконит наскоро чертит в воздухе руну, и пятно на полу исчезает так же быстро, как появилось. 

Когда гость покидает малую гостиную в сопровождении дворецкого, Лизаветта Блот устало подпирает голову рукой. Ее тяжелый взгляд направлен в то место, где только что корчился от боли оценщик. 

— Очень грустно осознавать, что даже у самых долговечных партнеров есть срок годности. Скажите, госпожа Аконит, у вас сохранился контакт с этой вашей коллегой?

«Нет», — инстинктивно хочет ответить ярманка. Как она ни пытается, она не может перестать видеть в этом кресле Ирму — мучимую неизвестной Ните болью, задыхающуюся, смертельно напуганную. 

— Разве исход встречи не очевиден? — отвечает адъютантка самым нейтральным тоном, который способна выдавить из себя в этот момент. — После признания господина Кравца испорченное месторождение все еще представляет для вас интерес?

— Я ценю то, что ваша прозорливость позволила мне сэкономить добрую часть моего состояния, — ледяной взгляд графини лезет ярманке под кожу, заставляя шерсть под кителем встать дыбом. — Однако позвольте мне самостоятельно решать, что представляет для меня интерес, а что — нет. 

Нита сухо сглатывает, спешит поклониться в знак извинения, в панике смаргивает испуг. Сегодня она уже перешла черту, когда настояла на своем, и во второй раз ей больше не повезет. 

— Прошу меня извинить, Ваше Превосходительство. 

— Назначьте встречу. Если с этими проклятыми шахтами в самом деле что-то не так, я собираюсь убедиться в этом сама. 

Рот едва слушается. Аконит до боли сжимает руки в кулаках, чтобы заставить себя ответить:

— Будет исполнено.

К обеду она почти не прикасается. На вопрос Клары о том, как она находит прошедшую встречу, Аконит лишь излагает дальнейшие планы, а вот попусту судачить за спиной экономки у нее не осталось ни малейшего желания. Умейте молчать. На ужин она не спускается вовсе — это подразумевает необходимость покинуть спальню. Сегодня она впервые запирается на ключ — полнейшая чепуха, но даже иллюзия безопасности заставляет ее дышать ровнее.

Над письмом к Ирме она размышляет долго, в первую очередь — над необходимостью его писать как таковой. Даже самого честного слова адъютантки Лизаветте Блот будет недостаточно — нет, обман старого и, как она думала, надежного делового партнера больно обжег ее гордость, она непременно захочет вскрыть и наяну, и где гарантии, что в отношении нее будет выбран более гуманный подход? Аконит не может угомонить несмолкаемый набат сердца. От воспоминаний о переговорах бросает в дрожь — и страдальческие гримасы оценщика вызывают не такой ужас, как то, с какой легкостью, с каким естеством мучила его графиня. Нита знала: Искра способна взрастить пожар из единственного всполоха и надломить вековые горы, породить видения, способные напугать до умалишения. Направь Искру в русло разрушения — и она будет вопить, крушить все на своем пути, обращать в бегство. Впервые она увидела, как разрушает Сердце: тихо и незаметно, как неотвратимая болезнь, и страх перед ним подступает лишь тогда, когда становится слишком поздно.

Сколько еще подобных переговоров ей предстоит засвидетельствовать? Найдется ли тот, кто настолько разозлит Лизаветту Блот, что она не остановится только на истязаниях? Дыхание схватывает. Вот, должно быть, почему адъютанты под ее начальством так часто сменяют друг друга. Самый стойкий продержался полтора года — так ей сказал кто-то из прислуги. Они бегут стремительно, одним днем, не оставляя после себя ни следа, ни весточки, не желая больше пособничать ужасам, которые собственноручно творит в стенах своего имения госпожа Блот, а вовсе не от того, как она придирается к цветам или поднимает скандал из-за малейшей канцелярской оплошности. 

Вдруг осознание выстреливает в мозгу Аконит, оставляя после себя дребезжащий звон. У скольких из ее адъютантов — самых приближенных из ее подчиненных — вышел срок годности? Каков этот срок у самой Аконит?.. 

Она достает из ящика письменного стола писчую бумагу, сгибается, не садясь, хочет начать письмо. Даже если Ирма больше не желает знать ее, от предложения о работе она не откажется — к тому же, это единственный случай, в котором она примет от Ниты деньги (пусть косвенно), а в деньгах она нуждается отчаянно. И пусть это не станет достаточным извинением за побег, Нита сделает все, чтобы оградить ее от слишком пристального внимания со стороны своей нанимательницы. 

Слова не идут. Крупная чернильная капля собирается на кончике пера, но Аконит не знает, как начать приглашение на казнь — она не может назвать это иначе.

Она ведь может ослушаться приказа. Уберечь подругу от жестокого испытания, которое непременно будет ждать ее вместе с платой за работу.

И самой нарваться на немилость? Добровольно дать графине пустить трещину в ее черепе, скрутить ее внутренности, свести с ума от агонии? Собственноручно сократить свой срок годности?

Эта мысль душит до хрипоты дыхания. Может, и послушания будет недостаточно. Что бы она ни делала, как бы ни хранила преданность своей госпоже, неровен час, когда графиня и ее подвергнет страшным мучениям — и самой Матери неизвестно, что станет поводом для этой змеи.

берегись

берегись

берегись

Уже две недели как Нита не слышит ее. Ни в большом саду, ни в малом, ни при солнце, ни под луной. Как ни старается, как ни вслушивается, она не различает того ласкового гудения земли под ногами, которое всегда успокаивает и направляет. Взгляд сам собой просится к закрытому окну. Облагороженные, прилизанные земли имения расползаются на километры вокруг, оттесняя леса и горы вдаль, но сейчас Аконит не может рассмотреть даже их очертаний — ночь еще по-летнему темна, и в отражении стекла она узнает только собственное лицо, потерянное и испуганное, дрожащее в пламени единственной свечи.

Стук в дверь заставляет ее развернуться так резко, что Аконит задевает рукой открытую чернильницу, заливает пустой лист бумаги черно-синим. Тихим рыком выругиваясь сквозь зубы, она пробует сотворить заклинание, устранить беспорядок, но вязь путается в обуянных тремором пальцах, и чернильная лужа, натужно собираясь, неизбежно расползается вновь.

— Госпожа Аконит, вы на месте?

Голос Клары, по обыкновению не окрашенный какой-либо эмоцией, кажется ей до ужаса неестественным.

— Да, сейчас.

Ярманка хватает испорченный лист бумаги. Пламя занимается на кончиках ее пальцев, превращая неначатое письмо в ворох пепла, Нита нервно стряхивает его с рук. Ей нужно открыть дверь. Ключ щелкает в замке так громко, что режет слух. Клара, по видимому, не придает этому большого значения.

— Добрый вечер. Вас не было за ужином?

— Добрый вечер, — спохватывается адъютантка. — Не успела проголодаться.

Экономка не развивает мысль, почти сразу перебивает ее:

— Пойдемте за мной. 

Сердце не просто уходит в пятки — оно ссыхается, скукоживается, шмыгает в половицы и теряется меж них.

— В такой поздний час? Что-то случилось?

— Пойдемте за мной, — повторяет Клара, удерживаясь от раздражения в голосе. — Разъяснения будут даны вам на месте.

Своим молчанием Клара разгрызает ей кости. В такое время суток подавляющая часть поместья уже спит, коридоры особняка освещены редкими свечами, и хоть ярманский глаз без труда видит в темноте, Аконит следует за экономкой осторожно, смотря себе под ноги. Тревога жжет горло, слова скребутся, едва не вынуждая Ниту выть от изнеможения.

В Бездну твои блядские правила, что происходит?! Госпожа велела наказать меня? Так и скажи!

Они проходят третий этаж, спускаются на второй. Малая гостиная. От этой мимолетной мысли ярманку начинает мутить, но к ее облегчению — и удивлению — они проходят мимо лестницы. Вместо этого они заворачивают к последней комнате правого крыла, где Аконит еще не успела побывать. Адъютантские покои.

В твердой руке экономки ключ проворачивается мягко, почти бесшумно, и беспокойный разум адъютантки усматривает в этом поучительную насмешку. Кивком головы Клара дает понять, что Ните нужно пройти внутрь, и дверь за ними обеими закрывается уже с обратной стороны — снова на ключ.

— С сегодняшнего дня список ваших обязанностей расширяется, — Клара говорит так тихо, что посторонний не смог бы услышать ее и из другого угла комнаты, не то что сквозь дверь. — Я попрошу вас дать немного света.

Несколько секунд ярманка пялится на нее в полном недоумении и уже набирает в грудь воздуха, но тревога пока что не дает ей терять бдительности. Аконит приподнимает руку до уровня глаз экономки, манит пальцами тусклый лунный свет, льющийся сквозь высокие окна, и серебристая сфера, паря над ее рукой, набирает силу. Этого достаточно, чтобы глаза последыша смогли рассмотреть ее и найти дорогу в темноте. 

— Теперь слушайте внимательно, — Клара проводит ее через покои — они в разы обширнее нынешней комнаты адъютантки и включают в себя не только спальню, но и собственную гостиную и ванную комнату. — Время от времени госпожа Блот приглашает визитеров. Ваша обязанность — встретить их, досмотреть и сопроводить. 

…что.

— Кроме того, по окончании визита вы будете помогать госпоже Блот приготовиться ко сну.

— Вы имеете в виду…

Аконит настолько ошарашена, что не успевает остановить себя. Клара не дает ей договорить:

— Прибирать опочивальню, готовить ванну, проверять покои на наличие нежелательных предметов.

Прибирать опочивальню? Готовить ванну? Каких предметов?!

Клара отводит ее в спальню, раскрывает высокий, до самого потолка, гардероб. Адъютантская покамест остается незанятой, и гардероб пустует.

— Визиты держатся в строжайшей тайне, поэтому, разумеется, визитеры не пользуются главной дверью. 

Экономка ощупывает заднюю стенку гардероба, обитую резной деревянной панелью, находит пальцами скрытый в рельефе паз. Раздается мягкий щелчок, и панель, слегка отходя от стены, поддается, дает сдвинуть себя в сторону и открывает проход в узкий неосвещенный лаз, проделанный, надо полагать, в самой стене.

— Этот проход предназначен для адъютантов. Использовать его вы можете только во время визитов. За мной.

Скрытый ход проектировался без учета каких бы то ни было изысков — коридор тесный и темный, и Аконит идет сразу за Кларой, вытягивая руку над ее плечом, чтобы осветить экономке дорогу. Не будь она миниатюрнее своих сородичей-ярманов, ей пришлось бы передвигаться боком. Клара идет в темпе, но остается бесшумной, и Нита следует ее примеру, хотя голова полнится громкими недоумевающими возгласами.

Тайный коридор для любовников, в самом деле? И сопровождать их к графине — адъютантская обязанность? И убирать за ними — тоже?! Договор о неразглашении, подписанный ей в первый день, теперь играет новыми красками.

К счастью, весь путь они преодолевают по прямой, без единой развилки, и только раз Клара подает ей знак остановиться. Она заворачивает влево и спускается вниз по крутой лестнице, такой же узкой, как и весь лаз, и спускается в комнатку, маленькую и не слишком освещенную, о ее существовании адъютантка доселе не подозревала. Первое, что бросается Ните в глаза — ванна для купания, установленная сразу под лестницей. На полу подле нее скомкано еще влажное полотенце.

— Здесь вы будете их встречать. Подгадайте время правильно и никогда не заставляйте визитера ждать. 

Аконит не видит ни окна, ни двери — только глухую стену из каменного кирпича, каким отделан особняк снаружи. Клара перебирает свою связку ключей и находит подвеску с дымчатым кварцем — периам, который ярманка всегда принимала за простое украшение. Видимо, это редкий случай, в котором экономка пользуется магией: она находит углубление в зазорах кирпичной кладки, нашептывает разученное заклинание, и камень приходит в движение, и комната заполняется свежим ночным воздухом. Снаружи стена наглухо заросла плющом, сквозь который Нита разглядывает высокие кусты, опоясывающие особняк с внешней стороны, и гравийную дорожку.

— Здесь потребуется заклинание открытия, — поясняет Клара, когда демонстрация заканчивается и стена снова срастается. — Обычное не подойдет — для таких случаев госпожа Блот разработала собственное. Более подробную инструкцию вы найдете завтра на рабочем месте. 

— Значит, сюда прибывают лошади?

— Верно.

Вопрос не возмущает экономку. Конечно, она догадалась, что адъютантка не могла не заметить почти еженощное прибытие кареты к стенам имения.

— Разве у прислуги не возникает вопросов? — уточняет адъютантка. — Экипаж в ночи выглядит… мягко говоря, подозрительно.

— Прислуге известно, что особо конфиденциальную корреспонденцию госпожа Блот получает под покровом темноты.

Разумеется. Тайны творятся в ночи — такой полуправды хватит, чтобы успокоить домыслы простого ума.

— Итак, — Клара возвращается к разъяснениям. — Здесь визитеры омываются. Помимо прочего, вам необходимо провести досмотр. Визуально или при помощи магии — не имеет значения, но вы обязаны убедиться, что посторонний попадет в покои госпожи Блот с пустыми руками.

Пока экономка объясняет, Аконит осматривается. Комната совсем небольшая, но ее интерьер не очень-то выбивается из общей картины особняка — просторная чугунная ванна, скамья с подушками, два шкафа: для личных вещей визитеров и для халатов самых разных размеров, в которые им необходимо переодеться. И кого, интересно, графиня приглашает по ночам? Помимо прочего, она замечает дверцу сейфа, вделанного в стену над скамьей.

— После того, как с купанием и досмотром будет покончено, они переодеваются, и вы сопровождаете их непосредственно к госпоже Блот.  Вы ожидаете их на месте, сколько бы времени это ни заняло, и, когда визит заканчивается, провожаете обратно, выдаете вещи и оплату. Сегодня этим займусь я, в дальнейшем весь процесс окажется целиком в зоне вашей ответственности.

Сейф Клара вскрывает тем же периамом, и Аконит видит аккуратные ряды мешочков, плотно набитых золотом — по одному на человека, объясняет экономка.

— Кроме того, перед каждым визитом вам необходимо откалибровать руны тишины. Они размещены как в этой комнате, так и в самом проходе. Вернемся.

Пока они идут к следующей точке выхода, Аконит пытается понять устройство тайного хода. Судя по всему, этот тесный коридор проходит через всю внешнюю стену правого крыла. Выходит, он соседствует с большой гостиной и залом для музицирования на первом этаже (и то, и другое пустует по ночам) и с малой библиотекой (плюс адъютантские покои и кабинет) — на втором. Еще и наложенная на протяжении всего пути тишина. 

Мысли, успокоенные сухими объяснениями Клары, вновь поднимают встревоженный ропот. Аконит может сколько угодно путать бумагу для приглашений с бумагой для договоров, но если она провалит эту задачу…

— Запомните самое важное, — Клара вдруг становится предельно строгой и на удивление живой. Они останавливаются у стены, и в свете пойманной Нитой луны глаза экономки цепко держат адъютантку. — Вы не смотрите на госпожу. Вы не заговариваете с ней, если она не заговаривает первая. Вы абсолютно точно не прикасаетесь к госпоже, если в этом нет необходимости. Ваше присутствие в ее покоях не должно читаться. Вы молча делаете свою работу, молча исполняете поручения, если таковые имеются, и молча уходите, как будто ничего не было. Вам ясно?

— Предельно ясно.

Ладони потеют, в горле пересыхает. Графиня будет там, после… всего. И Аконит тоже будет там. И она не имеет права на ошибку.

Мать-Земля, забери меня прямо сейчас.

Абсолютная тишина размывает ощущение времени, минуты кажутся часами, днями, и в какой-то момент Ните кажется, что ее ноги срастаются с полом — так долго и неподвижно она стоит. Только раз Клара заговаривает с ней, чтобы пояснить: тишину в своих покоях графиня накладывает лично и, когда все заканчивается, она сама дает знать, что адъютанты могут приступать к работе. Этими словами экономка перемалывает в пыль фасад спокойствия. Доселе не придавая этому никакого значения, теперь Аконит знает, что безмолвие стен — лишь иллюзия, тогда как на самом деле… Нет, нет, нет.

И почему именно сегодня ее познакомили с этой новой обязанностью? Госпожа Блот настолько оценила, что новая адъютантка помогла ей уберечься от крайне невыгодной сделки? Или, может, ее доверие подкупил профессионализм, с которым Аконит лицезрела произошедшее в малой гостиной? 

Это воспоминание, терзавшее ее весь вечер, здорово отрезвляет. Какие бы мысли ни пробуждала в ярманке предстоящая задача, всегда стоит держать в уме одно: госпожа Блот — влиятельная женщина. Опасная, более того. Не подвести ее и не предать ее доверие — все, что нужно, чтобы удержаться при положении (и среди живых). Да и, в конце концов, каких только тайн не бывает у дворян! Одинокая вдова время от времени хочет провести ночь в приятной компании — чему тут удивляться? Даже ей не чуждо ничто человеческое. Вообще говоря, по сравнению с ней Елена Коростель повела себя куда более возмутительно — ее-то муж еще не скончался, — и даже при всей ее… неизобретательности (по субъективному мнению Аконит) госпожа Блот вряд ли способна ее переплюнуть.

Сопроводить визитера. Прибрать опочивальню. По ходу дела исполнить пару поручений. Работа, в сущности, такая же нехитрая, как забрать цветы из сада.

…проклятье, она совсем забыла про цветы.

До уха доносится мягкий шорох шагов по ковру. Шелест одежды. Непринужденный разговор и тихий смех. Сердце застревает в горле.

— Клара, проводи любезного господина!

Оставаясь беззвучной, Клара мягко нажимает на стенную панель, отодвигает ее в сторону, кивком указывает ярманке пройти в графские покои, чтобы дать дорогу визитеру. Нита слушается, едва не запинается о порог.

— Думаю, мы еще встретимся, — когда Лизаветта Блот говорит с ним, ее тон напоминает адъютантке об их первой встрече. Такая же улыбка в голосе, то же чарующее любопытство, но чуть теплее. — Заготовьте еще стихи, только самые удачные!

— Ваше желание — закон, госпожа, — мужчина польщенно улыбается, и в его голосе Нита слышит самодовольство. — Буду с нетерпением ожидать вашего приглашения.

Когда он проходит мимо, Аконит прячет глаза, не видит его лица. Только мельком успевает понять самое общее — последыш, мужчина, очевидно. Его запах говорит больше: от него тонко пахнет кожей, старым пергаментом, сухими цветами. Одна нота в этом букете заставляет ярманку незаметно прикусить губу. Ее парфюм.

Визитер уходит, а чуткий ярманский нос улавливает все больше. Запах теплых простыней и султанатского масла. Сладкий мускат тела. Жаркий запах женщины, которого она не ощущала так давно. Глаза закатываются. Глубокий вдох, медленный выдох.

— Аконит, вы здесь?

— Д-да! 

Слишком громко. Голова кругом. Что ей делать? Куда идти? Графиня зовет ее? Нет, нет, нет.

— Подогрейте воду. Не слишком горячо.

Чтобы пройти в ванную комнату, нужно пересечь личную гостиную и спальню. Как только она попадет туда, ее тут же не станет. 

— Аконит, с вами все в порядке?

— С… слушаюсь.

Торопливые шаги. Аконит не поднимает головы, но в глазах плывет, и она снова едва не запинается, в этот раз — об угол ковра. Нервный вздох, она несколько раз моргает, прогоняя пелену с глаз, и ее взгляд притягивает нежная бирюза среди глубоких оттенков красного и пурпурного.

Мягкий изгиб спины. Ямочки по бокам от основания хвоста.

Руки, загривок, воротник шерсти на груди становятся пушистее раза в два.

— Клара сказала, вас не было за ужином.

— Не было, — севшим голосом выдыхает Аконит, не улавливая, что графиня, вероятно, хочет узнать причину. Как только ярманка пересекает порог спальни, ей хочется выть — в букет запахов вмешивается нежная пряность пота, теплый шлейф распущенных волос.

Ей требуется лишняя секунда, чтобы сообразить, где находится дверь в ванную комнату. Как бы она ни прятала глаза, в поле зрения настойчиво лезет рыжая кисточка хвоста, лениво щекочущая ложбинку позвоночника.

Становясь над ванной, уже наполненной водой, она больно прикусывает себе язык. К счастью, Мать обделила ее глазами на затылке, и Аконит может попытаться вспомнить, как менять состояние материи. Глубокий вдох, медленный выдох — через рот, чтобы не упиться запахом. Она заносит раскрытую ладонь, пуская вязь через молекулы воды, постепенно повышает мощность потока, нагревая воду.

А ведь она знавала рактарок, которым до безумия нравилось, когда их хватают за хвост сзади. 

Вода в ванной, шипя и беснуясь, вскипает. Аконит грязно ругается про себя, быстрым сжатием пальцев перехватывает вышедшую из-под контроля вязь. Глубокий вдох. Медленный выдох. Вода снова остывает по мере того, как ярманка урезонивает чувства.

Тихий смешок, и бедра ярманки сводит мурашками. Она резко отпускает, чтобы вода больше не подчинялась ей.

— Вам как будто не здоровится.

— Ничуть, все в порядке, — выпаливает Нита и, подумав, добавляет: — Ваше Превосходств… Превосходительство.

Графиня снова посмеивается, и адъютантка слышит нежный шелест простыней. Испуг заставляет ее повернуть голову и тут же отвернуться снова — рактарка всего лишь перевернулась на бок. Но всего доли секунды хватило, чтобы увиденное вынудило Ниту отереть взмокшее лицо.

Шелковистая медь волос разметалась по подушкам.

— Можно подумать, вы даже смущены.

Винная помада смазалась на улыбающихся губах.

— Ничуть, Ваше Превосходительство.

Тяжелые груди, очаровательно мягкая складка живота. Рыжина, уходящая вниз меж сомкнутых бедер.

Аконит закатывает рукав сорочки, второй рукой срочно приглаживает приподнятую на предплечье шерсть. Наклоняется над водой, пробует температуру на локоть. Совсем немного не дотягивает, чтобы обжечь. В самый раз.

— Ваша ванна, госпожа Блот.

— Добавьте гранатовой соли и лавандовый бальзам. Аконит, неужели вы впервые в жизни видите другую женщину?

Ничего в жизни ей не хотелось сильнее, чем прямо сейчас утопиться в этой ванне.

Трясущейся рукой Нита расправляет рукав, пока ее глаза бегают от одной баночки к другой. Все — из непрозрачного стекла, ни одна не подписана. Лавандовая соль? Гранатовый бальзам? Она вскрывает один флакон, другой, третий, и у всех — одинаковый запах.

Лизаветта.

Да в Бездну!

Аконит, не разбираясь, засыпает в воду то, что похоже на соль, и заливает то, что похоже на бальзам. Несколько раз приглаживает ладонью воздух, веля воде растворить содержимое баночек и сделаться ароматной и почему-то нежно-зеленой. В Бездну, в Бездну, в Бездну!

Она ждет, когда графиня начнет принимать ванну, стоя спиной к ней на пороге спальни. Удовлетворенный вздох — вода оказалась хороша — едва не сводит ее с ума. Пока спальня пустует, адъютантка заправляет постель — отгоняет шальную мысль сделать это вручную, без помощи магии, — поправляет балдахин, счищает пятна с простыней, ковра и кушетки у кровати. Едва не впадает в панику, осознавая, что понятия не имеет, куда убрать флакон с маслом, и прячет его в прикроватный столик. Она не слышит ни плеска воды, ни бешеного биения собственного сердца — только вздох графини без конца повторяется эхом в голове и стихает лишь тогда, когда госпожа Блот произносит:

— Разомнешь мне плечи?

Аконит замирает, не в силах даже вздохнуть. Она вновь поворачивается в сторону ванной — графиня даже не смотрит на нее (волосы заколоты на затылке, капли стекают с ее шеи) и молча ждет. Как в бреду она делает шаг вперед, но вдруг отшатывается — Клара, вернувшаяся незаметно для адъютантки, проходит мимо нее.

— Аконит, вы можете идти, когда закончите с уборкой.

Только сейчас Аконит слышит разницу в тоне, и мысль о том, что, если бы, заставляет ее покраснеть так густо, что это было бы заметно и сквозь шерсть. Она оставляет госпожу Блот с Кларой и не без облегчения покидает спальню.

— Он весьма мил. Внесем его в постоянный список.

— Слушаюсь, госпожа.

— Не торопись. Это подождет до твоего возвращения из отпуска. Теперь могу смело тебя отпустить!

Экономка молчит некоторое время. Аконит осматривает личную гостиную. Все, что, как ей кажется, не на месте — это оставленный на чайном столике манускрипт в самодельном переплете и два бокала вина. На одном из них — следы помады.

— Как она справилась? — наконец спрашивает Клара, становясь тише, чем до этого.

— Все в полном порядке. Клара, моя дорогая, ни о чем не беспокойся. Только завтра перед отъездом распорядись, чтобы адъютантские покои были готовы.

— Будет исполнено.

Ярманка пролистывает манускрипт — страницы заполнены написанными от руки стихами, но сути их она уловить не может. Манускрипт отправляется на консольный столик. Бокал, принадлежавший визитеру, Аконит очищает быстрой петелькой вязи. Второй — сперва берет в руку, недолго рассматривает. Смазывает помаду большим пальцем, и она пачкает бархатистую кожу. Когда оба бокала остаются кристально чистыми, адъютантка убирает их в сервант. Не прощаясь, она не без усилия находит нужную ей панель в стене.

Запах не покидает ее, даже когда она возвращается к себе. Он душит, он лишает сна. Он злит.

Аконит, неужели вы впервые в жизни видите другую женщину?

Нет, но впервые в жизни женщина так издевается над ней! Лицо горит до сих пор, и Аконит чуть не рычит в подушку от раздражения. И это после того, как она заставила ее увидеть мучения Арама Кравца. Это не может быть совпадением!

Аконит?

Она хочет усыпить ее бдительность. Она кокетничает, играется, только бы свеженькая адъютантка забыла об ужасах, которые творит ее госпожа при свете дня. Ярманка болезненно хмурится при мысли о страдающем оценщике.

Аконит.

Еще болезненнее — видеть перед глазами нежные бирюзовые изгибы.

Шерсть никак не уляжется — она чувствует это, трогая кончиками пальцев низ своего живота.

Аконит…

Ладонь уходит под пояс спальных брюк. Мокро — даже на бедрах.

— Блять…

Ей нужно уснуть как можно скорее. Она совсем забыла про цветы, и проспать никак нельзя.

Как же это злит. До мурашек.

Лизаветта Блот слегка склоняет голову вбок, и рыжие волосы падают на нежные плечи. 

Аконит топит горящее лицо в подушке, не отнимая руки. Тихо-тихо рычит, убеждая себя, что от злости.

Капли пота на изогнутой спине. Левая шерстистая рука обхватывает тонкую талию, и правая движется все быстрее.

Тяжело дыша, не прекращая, Аконит подносит ко рту левую руку, мажет нижнюю губу большим пальцем.

Малая гостиная, залитая полуденным солнцем, и ледяной взгляд темно-серых глаз. Он снова лезет под кожу, тянет вены в тетиву, доводит до исступления. Подчиняет.

Аконит вонзается зубами в подушку, и крупное тело разбивает долгая судорога. Когда морок спадает, ноздри холодит свежесть ночи из раскрытого окна.