В саду, среди цветов и яблонь, было шумно. Дождь лил плотной стеной, будто желая заставить все живое пригнуться к земле. Его капли неслись одна быстрее другой, звонко ударяясь о листву, дорожки сада и крышу белой беседки. Она стояла в самой глубине сада, аккуратно скрытая в буйстве зелени и словно давая гостю уединиться, побыть вдали от суеты и бед. Есть только сад, беседка и перебитый дождем и сыростью запах цветов и яблок.

Элайджа медленно и даже лениво обводил взглядом сад, изредка цепляясь за какие-то детали. Слева от него, например, чуть редела листва, и уже можно было рассмотреть видневшийся дом, стена которого поросла диким виноградом. Мужчина мог до мельчайших деталей разглядеть и расслышать, как одна дождевая капля летела, обгоняя остальные, вниз и мягким шлепком приземлялась на лист или лепесток цветка, заставляя тот отчаянно вздрагивать и покачиваться, как на него сыпались капли одна за другой, не давая оправиться.

Слушал Элайджа не только игру дождя и растений, но и шелест страниц, ее ровное дыхание, какие-то бормотания мыслей вслух. Он повернул голову в ее сторону. Девушка, сидя у его бока, была целиком и полностью поглощена книгой. Ее кудри, собранные в аккуратную прическу на затылке, чуть раскрутились из-за сырости, а пара прямых прядок у ее лица, наоборот, слегка завилась. И все вместе это придавало девушке особый шарм.

В своих ладонях она удерживала потертый и много повидавший сборник немецких стихотворений Мартина Опица. Ее тонкие губы двигались, беззвучно произнося каждое слово в стихотворении, но иногда происходила запинка. Девушка останавливалась, уставившись на слово, что сбило ее, и уже вслух, совсем тихо, себе под нос, старалась произнести и перевести его правильно и возвращалась к началу строфы. Уж очень полюбился ей немецкий, и изучала она его с особым рвением. Досуг же также оказывался связан с немецким языком.

Элайджа мягко улыбнулся, наблюдая, как девушка сосредоточенно и увлеченно читала, ни на что не отвлекаясь. Все ее совсем легкое озорство и лисья игривость тут же улетучились, и сейчас перед мужчиной сидела серьезная леди, настоящий пример для светского общества.

— Чему ты улыбаешься? — смущенно спросила она, подняв на него взгляд и не тая улыбку.

Девушка проследила, как он аккуратно убрал непослушную прядку, что спала ей на лоб, и вновь посмотрела на его лицо. Так необъяснимо приятно было видеть его таким безмятежным и расслабленным, ни о какой тревоге и речи не было.

— Лишь наслаждаюсь мгновениями, что провожу с тобой, — честно ответил Элайджа и улыбнулся ей в ответ.

Девушка нежно погладила его по гладкой щеке, и он довольно приластился к ее ладони. Размяк… Рядом с ней отстраненность и серьезность чуть спадали, словно позволяя выдохнуть и хоть чуточку времени уделить не семье. Безусловно, Элайджа любил братьев и сестру, но, как бы это эгоистично не прозвучало, время от времени и ему хотелось ненадолго исчезнуть, только бы не видеть их. За столько лет рано или поздно устанешь даже от самого любимого человека, постоянно находясь с ним бок о бок. Всем нужна передышка. Да и тем более… хотелось хотя бы день не решать чужие проблемы.

Они создали свой небольшой мир, только для них двоих, где могли укрыться от чужих глаз и сует. Они сбегали туда, находя спокойствие и уют друг в друге, забывая о том, что происходило за границами этого небольшого мира.

Он вновь окинул сад взглядом, убеждаясь, что дождь не намеревался утихать. Элайджа задумчиво вытянул руку за пределы беседки, и вода тут же стала лететь и на него. Холодные капли разбивались о его ладонь и предплечье, слегка моча манжету. Это было странно приятно ощущать. Нет, не мокрую ткань, а само ощущение того, что ты на самом деле жив и способен чувствовать. Ты способен чувствовать этот легкий ритм, что отбивал дождь на твоей руке, ту прохладу, что приносила вода, и то, как намокала ткань, заставляя мурашки пробежаться по коже.

Казалось, Элайджа так ярко чувствовал, лишь когда оставался вместе с ней. Она будто напомнила ему о его жизни, в то время как без нее он, сам того не замечая, отодвигал в сторону все свои чувства и ощущения, наглухо запирая их где-то внутри. Ведь все это могло быть помехой для его семьи, для помощи им. Как можно полностью уберечь кого-либо, если думаешь о себе?.. А девушка вновь напоминала о его желаниях, о том, что ему вовсе необязательно с головой бросаться в заботу обо всех вокруг. Да и… делали ли его братья и сестра хоть что-то хорошее Элайдже, равное тому количеству добра, что он им принес?..

Элайджа вернул руку в беседку, вытирая ее платком, и почувствовал, как женское плечо рядом с ним дрогнуло. Он вновь повернулся в ее сторону. Девушка чуть поежилась, покрывшись гусиной кожей от дуновения легкого ветерка. Он хмыкнул.

— Тебя что-то не устроило? — едва ли не дрожащим голосом спросила она, вновь оторвала взгляд от желтоватых страниц. — Снова эта ваша манера, мистер Майклсон. Вот это ваше «хмык».

Он с улыбкой покачал головой на ее пародию и потянулся к корзинке неподалеку от себя. Девушка же, довольная собой, обратно уставилась в книгу, но в знак «мира» ласково погладила Элайджу по плечу.

— Не устроило, — подал он голос.

— Неужели? — наигранно изумилась она. — Какой кошмар… Мистер Майклсон, что так разбило ваш дух лености и удовольствия?

— Ваше молчание, — поддержал он ее игру.

— Прости?..

На ее плечи опустилось что-то мягкое, большое, теплое… и слегка колющее щеки и шею. Она посмотрела на Элайджу, который заботливо укрывал ее пледом.

— Ты вся продрогла, но упорно молчишь, — пояснил он. — Зачем?

— Мне и так хорошо.

— Да, это было прекрасно видно по твоей дрожи.

Она тихонько вздохнула, наблюдая за ним. Элайджа же почти закончил укрывать и кутать ее.

— У тебя уже и ладони холодные, — неодобрительно покачал он головой.

— Я просто не хочу уходить отсюда так рано, — призналась она, смотря на него своими честными-пречестными глазами. — Здесь хорошо… С тобой хорошо. Давай еще немного посидим?..

— А если простынешь?

— Ну, значит, буду болеть с большим удовольствием, потому что буду под твоим крылом, — заулыбалась девушка и склонила голову на его плечо, старательно задабривая его улыбками и нежностями. Правда ведь хотела еще побыть с ним в саду.

— Ты не меняешься.

Элайджа вздохнул и, посидев немного, мягко погладил ее по спине.

— Еще немного посидим, — согласился он.

— Вы тоже неисправимы, мистер Майклсон.

Девушка со счастливой улыбкой обняла его за руку. Дождь упорно не утихал, то ли не желая выпускать их, то ли не желая атмосферу такую портить.

— Раз мы еще тут… почитаешь мне Опица вслух?.. Я люблю тебя слушать.

Он без всяких слов принял книгу из ее рук и начал со следующего стихотворения.