Одна из частей рутины Фрэнка — это ванные процедуры господина главнокомандующего. Он расположился в ванне, мокрые волосы были откинуты назад, открывая красивое лицо. Джерард лежал в воде с закрытыми глазами, наслаждаясь мягкими прикосновениями прислуги: парень разминал плечи, массировал кожу головы, намыливал спину. Айеро промок по локоть, его рукава были закатаны, а часть формы снята. Вода плескалась, пена скрывала белоснежную кожу мужчины; свет приглушённо наполнял комнату. Наконец-то от мистера Уэя не пахло алкоголем или сигаретами — зато пахло лавандой и едва ощутимо какими-то фруктами.

Прошло не так много времени после той ночи, и Фрэнк всё ещё порой смущался прикосновений, хотя и старался не показывать этого. Ему было неловко, хотя господин очень быстро привык к их отношениям — для него одним секретом больше, одним меньше. Его мягкость и нежность, обращённая к Айеро, стала более открытой, он любил это в главнокомандующем. Джерард стал искреннее: он одаривал Фрэнка поцелуями украдкой перед сном в покоях, позволял курить сигареты в его кабинете и выглядел гораздо расслабленнее в присутствии прислужника. В любом случае, теперь парень чувствовал себя крайне особенным подле мистера Уэя.

— Можно задать вопрос? — парень тихо спросил, лаская кожу голову мужчины кончиками пальцев. Он расположился у изголовья ванной, благо помещение было просторным для уборной.

— Ты уже задал его, — отметил господин, ухмыляясь уголком губ. Фрэнк невольно отзеркалил усмешку. — Конечно, можешь задавать любые вопросы, что придут в твою прекрасную голову.

Комплимент отдался жаром в скулах, но Джерард всё равно не увидел этого. Теперь ему разрешалось говорить на все темы, вне зависимости от статусности господина.

— Вы не думали о свободе?

— Смотря что ты имеешь в виду, — уклончиво сказал мужчина, не открывая век. — Свобода бывает разная.

— Я говорю о побеге.

После ночи Фрэнк слишком много думал об этом. Если им грозила опасность, то самым правильным решением было сбежать как можно дальше, где власть ужасных господ не распространялась на них. Взять оружие в руки всё ещё было против принципов Фрэнка, но чем больше он вглядывался во тьму отчаяния мистера Уэя, тем больше ему хотелось самолично придушить всех недоброжелателей. Всех советников, делающих жизни людей хуже с каждым днём.

Однако, не учитывать мнения главнокомандующего было бы кощунством.

Джерард приоткрыл глаза. Свет оставлял спицы теней от ресниц господина, его бледная кожа блестела, едва выглядывая из-под пузырьков пены. Такой хрупкий, словно из хрусталя — словно музейный экспонат под колпаком стекла, чтобы никто из посетителей не дотронулся и не заляпал своими жирными пальцами прекрасное произведение искусство. Мужчина поднял взгляд на Айеро и ответил:

— Фрэнк, я боюсь, это невозможно. Мне не убежать отсюда, как бы этого не хотелось.

Смуглые ладони огладили нежную шею, прошлись по белоснежным плечам. Вьющиеся на концах пряди начинали высыхать, обрамляя фарфоровое лицо.

— Быть может, вы не имеете достаточного представления о побеге, — тихо произнёс прислужник. — Можно сбежать без последствий, скрыться так, что вас не найдут. Мы могли бы быть вместе с вами подальше от этого кошмара.

Тонкие губы расплылись в грустной улыбке. Мокрая рука вынырнула из-под водной глади и мягко огладила щёку Фрэнка, заставляя того перевести взгляд на лицо господина.

— Любовь моя, боюсь, я не могу это тебе дать. Моё место здесь.

Это весомый аргумент. Семья Уэев была у власти слишком долго: поколения за поколениями руководили государством, их воспевал народ. Наверное, это действительно то, что было уготовано судьбой для Джерарда — руководить их страной, как бы против не был сам мужчина. Он пережил смерти своих близких и теперь боялся опрометчивостей.

Однако, без них им придёт конец. Если всё сказанное господином верно, то война могла начаться совсем скоро. И тогда уже бежать будет поздно — пропажу мистера Уэя сразу же заметят, вся вина за происходящее ляжет только на него, как на главного человека в стране. Пока у них был шанс на спасение, Фрэнк хватался за него и пытался всеми силами спасти их обоих от неминуемой гибели.

— А что, если завтра начнётся война? Что тогда? — спросил Айеро слегка раздражённо, глядя ровно в зелёные глаза внизу. Те улыбались и манили, пытались очаровать.

Вторая ладонь мокро прошлась по шее, мазнув пеной скорпиона. Джерард улыбнулся шире и прошептал:

— Значит, нам нужно целоваться, как в последний раз, — он привстал и притянул к себе прислужника, целуя его влажно и чутко. Лизнул губы, обвёл кончик языка напротив, громко дыша носом. Ресницы господина щекотали, но Айеро продолжал отвечать на поцелуй, чувствуя дрожь в своих пальцах, сжавших плечи господина. Стоило тому едва отодвинуться, как мокрые губы окатило тёплым дыханием. — Нужно целоваться, словно завтра не станет.

Мужчина лёг обратно в воду, прикрывая глаза. Пена вновь укрыла его колени и грудь, оставляя на поверхности только голову и плечи. Фрэнк сглотнул, продолжая растирать кожу. Его губы горели от поцелуя, отчего тот облизнул их, будто это могло помочь стереть всё смущение с его лица.

Несмотря ни на что, это до сих пор ощущалось запретным — мистер Уэй стал его личным секретом, который приходилось укрывать ото всех глаз. Трепет не отпускал парня, каждый поцелуй действительно ощущался особенным. Фрэнк чувствовал себя особенным, даже если понимал, что от его предложения лукаво уходят. Отпустить эти чувства неподвластно, и Айеро сдался.

— Ты слишком рано смирился, — прошептал он, проведя едва ощутимо у мужчины за ухом. Тот покрылся мурашками.

— Возможно, — прошелестел голос главнокомандующего. — Но если рядом со мной будет мой преданный пёс, то разве это всё важно?

Сердцебиение отдалось в горле от слов господина, и прислужник вновь почувствовал подступающий к лицу румянец. Это были его слова, он всё ещё от них не отказывался, однако из уст господина Уэя они звучали в особенности интимно. И хотя на него сейчас не смотрели прожигающим взглядом, Фрэнк всё равно чувствовал его, поспешив отвести взор.

Он обещал быть преданным, обещал быть рядом. Значит, тому и быть.

***

Всё это опьяняло: никогда Фрэнк не испытывал ничего подобного, никогда его не накрывало от общения. До дрожи в пальцах, до улыбок, которые никак не получалось скрыть. Он чувствовал себя окрылённым, хотя и не мог описать это никакими словами. Их отношения с Джерардом не были ни на что похожи, ощущались не запретным плодом, а сокровищем, сокровенным желанием, предназначавшееся только для Айеро.

Смущение отошло на второй план, а после совсем исчезло. Рядом с господином не ощущалось напряжения, больше ничего не ковыряло сердце сомнениями. Если план побега останется лишь недосягаемой мечтой, то оставалось лишь концентрироваться на мужчине, стрелявшем в прислужника хитрыми взглядами. Когда они только присматривались друг к другу, мистер Уэй предложил перейти под его ответственность с кухни. Тогда это даже оскорбило и напугало Фрэнка, он отказывался и утверждал, что его должность его с лихвой устраивала. Он пытался читать ложь в словах главнокомандующего, попытку приручить задиристую прислугу — сейчас айеро понимал, что в этом крылась забота и доброта. Будучи отдалённым от господина, Айеро не осознавал, как много упускал из виду. Но теперь всё иначе.

Теперь он любимчик господина главнокомандующего.

Джерард работал несколько часов без перерывов в кабинете: он не отрывался от бумаг, пепельница почти полностью заполнилась окурками, значит, пришло время отдохнуть. Парень шёл уверенно по коридорам, глядя прямо перед собой — он уже занимал слишком внушительную должность среди прислуги, чтобы обращать внимание на него взгляды. Может, это всего лишь злость, а может, просто зависть; теперь Фрэнку нет дела до таких мелочей. Это всё лишь ерунда по сравнению с человеком, нуждающемся в нём так же сильно, как и он сам.

Форма сидела гораздо лучше, чем дешёвые рубашки — лично выданный комплект, за который его больше не вздёрнут наказаниями. Наслаждался ли парень новыми привилегиями личного прислужника? Да не особо. По началу было очень непривычно. Фрэнк не такой уж притязательный по сравнению с руководством, да что уж, даже мистер Уэй имел более жёсткие требования к одежде, еде и месту отдыха.

Кстати, о нём.

Дверь тихо захлопнулась за Айеро, стоило ему проскользнуть в кабинет главнокомандующего. Тот быстро поднял взгляд, оценивая гостя, а после вернул вновь к бумагам. Фрэнк подошёл к нему с новой порцией кофе, поставил чашку с блюдцем на стол и слегка наклонил голову.

— Вам нужно передохнуть, сэр, — произнёс он. При парне вся спесь спадала с господина Уэя, он старательно делал занятой вид. Это была ещё одна их маленькая игра, только теперь Фрэнк мог пойти дальше, чем занимательные беседы в перерыве. Доброта и забота господина должна быть отплачена вдвойне.

— Не сейчас, Фрэнк, — отчеканил главнокомандующий, подписывая какой-то указ. Сколько бы Айеро не пытался подглядеть тайком, его всегда рассекречивали и одаривали безмолвным упрёком.

— Сейчас.

Смуглая рука легла на папку с документами, прошлась кончиком ногтя по толстой стопке бумаг, столкнув мизинцем ручку на пол. Та упала, закатившись под стол, отчего Джерард наконец-то отвлёкся и поднял взгляд на прислугу.

— Я знаю, что это часть твоей работы, — тихо сказал мужчина, — но это не значит, что нужно делать её таким способом. Я бы отвлёкся на кофе в любом случае.

— Конечно, — Фрэнк позволил себя сдержанную усмешку и хитринку в ответном взгляде. Щёки всё ещё покалывало лёгким румянцем.

Айеро развернулся на пятках и медленно прошёлся до двери, закрывая ту за замок. Покою главнокомандующего никто не помешает.

— Наслаждайтесь вашим кофе, пока он не остыл, — произнёс прислужник, возвращаясь обратно. Мистер Уэй смотрел с подозрением, но ничего не отвечал. — Вы работали в течение шести часов после обеда без перерывов, ваши глаза устали, — Фрэнк подошёл ближе, достал сигарету из лежащего на крае стола портсигара и зажал зубами. Её конец подпалил огонь, а затем протянули фильтром вперед сигарету к губам мистера Уэя, что оторвался от дорогого сервиза. — Вы заслужили отдых.

Зелёные глаза наблюдали внимательно за всеми движениями, а затем остановились на смуглых пальцах перед лицом. Господин улыбнулся и мягко коснулся подушечек пальцем губами в лёгком поцелуе, забрал сигарету из руки, придерживая её зубами. Маленький манёвр заставил кончики ушей парня покраснеть сильнее.

— Спасибо. Что бы я без тебя делал, — промурлыкал главнокомандующий.

Слова смущали, хотя Айеро намеревался в этот раз расслабить господина и показать серьёзность своих намерений. И вернуть долг, само собой, так что прислужник лишь сдержанно улыбнулся в ответ и, в последний раз взглянув на дверь, опустился на колени перед креслом мужчины. Тот округлил глаза, попытавшись мягко оттолкнуть парня за плечи, но Фрэнк оставался настойчив.

— Я уронил ручку, сэр. Мне необходимо её поднять, — голос снизился до шёпота и мужчина, понимая, к чему это всё идёт, едва заметно покраснел.

— Фрэнк, не нужно, — сопротивляющуюся ладонь перехватила рука Айеро, и тот прижался к ней губами, потёрся щекой, не отводя глаз от Джерарда.

— Вам нужно расслабиться. Выпейте кофе, закурите сигарету. И не подавайте вида, если не хотите, чтобы нас застали врасплох.

Вот уж чем действительно наслаждался Фрэнк, так это загорающимся во взгляде напротив желании, затмевающем рассудок. Мистер Уэй колебался, однако, стоило широким движением пройтись пальцами по внутренней стороне бедра, как тот рвано выдохнул. Фрэнк знал эту борьбу с самим собой — знал, потому что мужчина сам заставил пройтись по своему спектру чувств и противоречий. Айеро заставит его держать контроль, раз так хотелось господину главнокомандующему, однако сделает это по-своему.

Штаны расстегнулись тихо, сверху над столом раздавались рваные выдохи — пахло табачным дымом, кофе и Джерардом. Фрэнк прильнул языком к белью, обвёл член под тканью мокро и уверенно. Он чувствовал, как напряжение под языком становилось твёрже. Оттянув нижнее белье, парень сжал бёдра и насадился ртом — послышался звон посуды. На затылок легла тёплая фарфоровая ладонь, сжимая зализанные волосы. Его направляли, слегка оттягивая за корни, отчего пальцы цеплялись крепче за складки одежды. Тяжелое дыхание распаляло: пускай опыта меньше — мистер Уэй был старше него, — старания угодить и доставить удовольствие с лихвой компенсировали это, судя по сбившемуся дыханию и дрожи.

Язык обводил головку, прижимал член к щеке, пока Фрэнк не почувствовал, как мешало возбуждение уже ему самому — мистер Уэй благосклонно прошёлся концом ботинка по выпирающему стояку, вызывая неожиданный стон, вибрирующий в горле и приносящий им обоим волну наслаждения. Джерард кусал нижнюю губу, затягивался дымом и выдыхал его в воздух, зарываясь рукой в волосы прислуги. Фрэнк сам терял контроль, насаживался сильнее, вбирая больше — пока слёзы не начали скапливаться на ресницах, а мужчина не наградил его вожделенных взглядом. Один только взгляд сверху вниз, полный такого недостижимого контроля, заставлял двигаться быстрее и не отводить глаз. Только не сейчас, только не когда Айеро хотел показать, как сильно он был предан и верен. Как их тайная связь делала крепче все чувства, пока мысли не сливались в единое месиво.

За эти глаза Фрэнк готов на всё, за нежность в них и лукавство он был готов найти выход из любого кошмара, что встал на их пути. Зелёные омуты затягивали, делали из него слугу, самовольно встающего на колени перед главнокомандующим. Даже если б мистер Уэй не был им, даже если они оказались без чинов и субординации, Фрэнк всё равно преклонился перед ним, жадно ловил каждую кроху внимания. Он отчаянно погряз и был безмерно счастлив, оказавшись подле Джерарда.

Фрэнк так сильно его любил, что готов был на любые жертвы, только бы его не оставляли наедине со своими чувствами.

Кресло скрипело под ритмичными движениями, мужчина был близок: его взгляд затуманился окончательно, сигарета осталась недокуренной в пепельнице, а обе ладони сжимали вьющиеся пряди на затылке. Айеро мазало от происходящего, стоило услышать едва различимые, тихие стоны над головой — мистер Уэй склонился, опираясь на стол, смотрел за тем, как рот парня насаживался.

— Сэр, ваш ужин будет подан через час, — донеслось за дверью, и Джерард чертыхнулся под нос. Фрэнк не прекращал движений, с наслаждением смотря на то, как в мужчине закипало раздражение. Его привычная мягкость сменилась холодом, брови хмурились. — Мы никак не можем найти вашего прислужника, поэтому пришлось вас отвлечь…

— Мне нет до него дела, пойдите прочь! — недовольно крикнул главнокомандующий, сглотнув. Голос его едва дрогнул в конце, что заставило прислугу удовлетворённо промычать.

Злость и раздражение в мужчине вызывали в Айеро ещё большее возбуждение. Мистер Уэй, в противовес своим словам, целиком и полностью был во власти глотки своего прислужника. Пальцы одной из рук соскользнули вниз на горло парня и слегка стиснули его — кислорода стало не хватать, слёзы катились по щекам, а ритм ускорился. Фрэнк, кажется, сходил с ума; господина Уэя стало так много, что всё происходящее вокруг стало абсолютно не важно. Лишь сжимающие пальцы были центром мира, зелёные глаза и рваный выдох из тонких губ — лишь это имело смысл, превращая парня в единое ничто. В этот раз ничем быть гораздо приятнее — разница лишь в руках, поддерживающих его в этом состоянии.

Горло отпустили: Джерард кончил, и Айеро закашлялся, зажмурившись. Мужчина рвано выдохнул, сдерживая голос, а затем притянул Фрэнка наверх к любимым губам, целующих его, несмотря на мокрые щёки и привкус семени. Его целовали жадно и благодарно, любовно. Парень почувствовал, как и под его бельём стало слишком мокро — он достиг разрядки практически без прикосновений. Вместо стимуляции ему хватило внимания Джерарда сполна.

Их секрет превращался в огромную чёрную дыру, затягивающую в себя бесповоротно.

***

Поздняя ночь укрывала их от рутины, освобождала от ролей, выданных сверху. Фрэнк чувствовал себя вне оков субординации, а мистер Уэй благосклонно не сдерживал себя от взглядов и откровенных фраз. Больше слов о войне не звучало, по крайней мере, Айеро не заставал ни кучи советников, ни отчаяния главнокомандующего. В одно мгновение ему показалось, что всё стало чем-то далёким — ощущать это было приятно.

Однако, парню не давали покоя одно чувство и странные мысли, постоянно находящего его в присутствии мужчины. Это сравнимо с контролем или ответственностью. Фрэнк ненавидел контроль и всё, что с ним связано — он предпочитал плыть по течению, подстраиваться и не строить планов, потому как жизнь подсказала ему, что это самая нерациональная мысль среди сумбура в голове Айеро. Планы быстро рушились, а настроение от этого сильно портилось — это мешало работе и отвлекало от по-настоящему важных вещей.

Айеро нравилось перекладывать контроль и ответственность, ведь сам он страшился этого. За всю свою жизнь он ни разу не предпринял ничего, что могло бы считаться за какую-либо ответственность. Может быть, что-то связанное с семьей, однако и её не стало очень скоро, стоило построить план, как выпросить у руководства доктора, чтобы вылечить одного из его родителей. Всё стало бессмысленно и парень смирился — такова жизнь, таков настоящий мир, от него не сбежать и не спрятаться. Потеря товарищей закрепила эти чувства, возвысив ненависть и терпение.

Фрэнк правда много размышлял о таких сложных вещах, потому что впервые за долгое время столкнулся с тем, что жить по-прежнему не получалось. Не хотелось. Слишком далёк он от тех принципов, что вели его раньше вперёд — слишком хрупок оказался мир, в который он попал с переводом в главный штаб. Слишком много ненависти оказалось впустую, а любовь — ближе, чем казалось. Скажи ему полгода назад, что он опустится на колени перед главнокомандующим добровольно, Фрэнк рассмеялся или плюнул в лицо говорящему. В прошлом это казалось смешным и иллюзорным, а сейчас, в настоящем, он сидел рядом с мужчиной и затягивался сигаретами господина.

Такой жизни Фрэнк никогда не вкушал, прозябая на окраине. Его мама была доброй женщиной, а отец — справедливым человеком, но никто из них никогда бы не дал ему такой роскоши, какую мог дать господин Уэй. Прислуживать ему стало чем-то большим, чем просто работой — Фрэнк служил ему верно, чего бы это не касалось. Ни один его товарищ не увидел бы такого дорогого алкоголя, никто не мог позволить себе спать с любимым человеком на шелках, пропахших аромамаслами. Это недостижимо для обычных людей, но Джерард позволял этим наслаждаться и никогда не упрекал. Правда, для Фрэнка роскошь была абсолютно безвкусной и нейтральной. Пробовать новую жизнь было необычно. Больше никто не смеялся из-за скривленного от горечи кофе лица — ему предлагали всё то, что было у самого господина Уэя, когда, само собой, никто их не видел.

Единственное, что придавало остроты на кончике языка, пускай Айеро не осмеливался об этом сказать — это злоба, совсем непривычная к мягкому нежному лицу Джерарда. Это было потаённым желанием, появившемся не так давно — в тот момент, когда он услышал настоящее раздражение в голосе мистера Уэя. Наверное, разрядки в кабинете он достиг исключительно из-за контраста в его голове: собранный и спокойный главнокомандующий был зол из-за жалкого человека за дверью, не имеющего понятия, что в действительности творилось в тот момент.

Думалось об этом со смущением, ведь раньше никогда ничего подобного не возникало, даже когда на него прикрикивали или бурчали в присутствии советников. Это ерунда, несравнимая с настоящими эмоциями, которые видел Фрэнк. Только он знал, отчего лукавые глаза наполнились раздражением. Только он знал, сколько чуткости в фарфоровом диктаторе. Только он понимал, к чему это всё вело с самого начала, но признаваться в этом было чертовски стыдно.

Стыдно было начинать этот разговор.

— Я должен признаться, — сказал прислужник, сглотнув. Дым танцевал у него над пальцами, алкоголь едва дурманил голову. — И я боюсь, это большая провинность.

Джерард захлопал ресницами, глядя на парня с удивлением. Возможно, он посеял смуту в голове господина, поэтому стоило прояснить ситуацию. Хотя Фрэнк не спешил — его тормозил стыд и смущение, заполняющие его лёгкие. Диван был твёрдым и неудобным, вино кислое, а дым выдыхался медленно. Мужчина присел ближе и с волнением спросил:

— Что случилось, Фрэнки?

Парень сглотнул, теряя всю свою собранность.

— Всё хорошо, — выпалил он, — просто мне кажется, есть кое-что, что может поменять ваше мнение обо мне.

Всё это время прислужник размышлял о том, что же могло объяснить его порыв господину без подробностей и стеснений. Без слов, ведь они вызывали у него румянец, но вполне доступно и понятно. Что-то, что заставило бы мистера Уэя вновь испытать раздражение по-настоящему, хотя не настолько, чтобы сорваться на Фрэнке. Провинность, ошибка, оплошность — хоть что-то, что заставит Джерарда взять контроль над стыдом и эмоциями Айеро, направит его в нужное русло. Снимет всю ответственность с парня, освободит от размышлений и ослабит путы. Если побег оставался сладкими грёзами, то почему не ощутить свободу в отдаче контроля? Мистер Уэй говорил о власти и ответственности так, будто её никогда не было в его руках, но идущие за ним люди могли бы сказать обратное.

— Ничего не может поменять моего отношения к тебе, не говори так, — возразил мужчина и на его лице появилось облегчение. Возможно, он подумал о совсем неправильных аморальных вещах вроде измены, на что Айеро никогда бы не пошёл ни за какие деньги.

— Мне казалось, ложь является большим грехом.

Брови главнокомандующего приподнялись снова, пока в зелёных глазах не появилось знакомое лукавство. То самое, толкающее Фрэнка на глупости, заставляющее его идти на опрометчивости против своих барьеров и принципов ради мистера Уэя. Фрэнк затянулся дымом и потушил сигарету. Тяжелый выдох. Он знал, что это могло перевернуть их общение в абсолютно другую сторону.

— Мне не двадцать восемь, сэр. Мне тридцать.

Джерард поджал губы в размышлении. Он понимал, что это не совсем то, из-за чего он мог разгневаться на прислугу, более того — он об этом знал изначально.

— Но ты пожелал казаться моложе, поэтому я немного подыграл тебе, — главнокомандующий опёрся на спинку дивана, склонив голову на свой кулак. Он рассматривал Фрэнка так, как уже давно не делал — пытался прочесть истинные намерения. Когда его перевели поближе к господину, доверие друг к другу возросло, а теперь Фрэнк желал подвергнуть сомнению это. Что-то явно не сходилось. Мистер Уэй облизнул губу. — Ты же проверял меня, а я тебя.

— Я соврал главнокомандующему, — Айеро продолжал продавливать свои слова и провинность так, будто это имело смысл.

Сказать о своих желаниях самому главному человеку в стране стало на удивление сложно, как бы не был крепок их мост искренности. Он не глупец, чтобы спутаться в таких незначительных словах. Это не шаг против их общих взглядов на справедливость, но весомый шаг в сторону особенности их отношений.

— Ты говорил вещи и похуже, — отметил Джерард, его губы едва расплылись в ухмылке. — Так что, если ты надеялся на что-то, тебе стоит сказать это самому. Я не злюсь на тебя за такую мелочь. Попробуй найти причину получше.

Рука соскользнула со спинки и змеёй подползла к коленке Айеро, огладила её большим пальцем. Мистер Уэй снова хитрил, переворачивая их общение в игру. Раньше это был обмен колкостями — сейчас это поддразнивания и так смущённого желанием парня.

— Или, — промурлыкал голос мужчины у самого уха, — тебе нужны другие условия для чистосердечного признания?

— Джерард, — прохрипел Фрэнк. Во рту сумасшедшие сушило, голова плыла. Похоже, его прекрасно поняли, хоть и сподвигли на крайне смущающие вещи.

Да, Джерард читал в нём вожделение — всё так, как и хотелось до чесотки и красных ушей. Эта откровенность вызывала у Фрэнка мурашки, вынуждала дыхание тяжелеть, а низ живота сладко томиться в прикосновениях. Это истинная свобода от оков контроля и рациональности, что была посильна только мистеру Уэю, гладящие тёмные, грязные помыслы Айеро по голове. Это похоть, колющая подушечки пальцев от желания. Фрэнк хотел погрузиться на дно с головой, отпустить себя и позволить пуститься во все дозволенные грехи: сверху, снизу, тихо или громко, в кабинете или в покоях.

Господин встал на ноги, медленно прошёлся до кровати — Айеро затуманенным взором видел, как тот взял свою собственную подушку и положил её на пол неподалёку от дивана. Там, где стоял во весь рост мистер Уэй, улыбаясь уголками губ с прищуром.

— На колени, Фрэнк. Или ты снова заставишь меня ждать? — произнёс мужчина и Фрэнк пал на колени рядом с ним, задыхаясь от тона, которым это было произнесено.

Ноги упирались в мягкую подушку, на которой спал главнокомандующий, руки свисали вдоль туловища, взгляд прятался где-то в полу. Стыд удушливо застревал в горле, от вечной дерзости не оставалось и следа. Джерард говорил тихо, но с отчётливым приказом, коего парень не осмелился ослушаться. И не хотел. Не сейчас. Да и никогда в целом, мистер Уэй стал его центром мира, смыслом жизни — он аккуратно подхватил подбородок Фрэнка указательным и большим пальцами, поднял голову вверх, заставляя смотреть на него.

Не так давно господин пьяно признавал отсутствие власти над чем-либо, и сейчас влажный голодный взгляд, устремлённым только на него, пьянил не хуже алкоголя. Прислужник такой покладистый, мягкий, как глина — нуждающийся во внимании. Его переполняло волнение и предвкушение; Джерард ухмыльнулся шире, наслаждаясь видом.

— Знаешь, Фрэнк, ты и вправду говорил вещи грубее и непозволительнее, — большой палец поглаживал подбородок парня, пока тот покорно стоял на коленях. — И пускай ты был послушным, есть вещи, которые я не могу оставить без внимания. Ты понимаешь, о чём я говорю?

Айеро мотнул головой, не отводя взор.

— Так почему же ты не можешь мне о них сказать? — лукаво усмехнулся мистер Уэй, довольно щурясь. — Быть может, я не отрезал тебе язык ради этого момента, а ты даже не можешь мне сказать, чего ты хочешь. Неужели хочешь меня расстроить?

— Нет! — взмолился Фрэнк, вцепившись в ткань штанов мужчины.

— Не хочешь, значит, — удовлетворённо произнёс главнокомандующий. Вторая его ладонь легла на шею, поглаживая загривок. — Тогда у меня нет ни малейшей идеи, чего ты добивался своими словами. Не мог ли ты мне сказать об этом сам?

Сглотнув, парень рвано выдохнул. Его дразнили: так же, как и в первую встречу, наслаждались неумелостью и робостью. Однако сейчас всё совсем по-другому, нежели раньше: Джерард видел его равным, уважал и любил — Фрэнк знал, что любил. Никто не говорил этого, но он знал, что это так. Прислужник мог прочесть это во взгляде и прикосновениях, словам всё равно верить нельзя. А ещё мистер Уэй был умелым лжецом, в отличие от простой прислуги.

— Вы лгали мне, сэр, — выпалил Фрэнк, прижимаясь щекой к мягкой фарфоровой коже. Джерард смотрел на него, одаривал его своим вниманием их-под ресниц. — Вы говорили мне, что не имеете власти ни над кем. Но вы очень умело справляетесь с тем, чтобы брать контроль надо мной и моими желаниями.

Почему-то именно здесь он чувствовал себя откровенным — принятым и услышанным. Отчего-то говорить о своих тёмных желаниях стало в разы легче, словно его ноша спала с плеч. Словно он исповедовался своему миру, что заполнял его сердце любовью и теплом. Руки сжимали штаны мужчины, глаза смотрели на него в мольбе.

— И я прошу вас сделать это вновь. Снова и снова, чтобы я мог забыть обо всём и сконцентрироваться только на вас. Заставьте меня думать только о вас, сэр.

Зрачки заплывали чернотой в зелёных омутах, слова действовали на господина не просто опьяняюще — ошеломляюще. Его рука дрожала, едва вспотела, поглаживая скорпиона большим пальцем. Волосы спадали на лицо, вились на концах — свет обрамлял прекрасное лицо, подчёркивал аккуратный нос, широкие брови, и острые скулы. Улыбка на тонких губах таяла, что-то животное поднималось в нём от одного лишь взгляда на полную покорность прислужника.

— Хорошо, — прохрипел внезапно голос мистера Уэя. Он наскоро облизнул губы, а затем большой палец руки, держащей подбородок, скользнул на сухие губы Айеро, тут же оглаживая язык. — Но ты же понимаешь, что ты непозволительно дерзил мне вот этим языком? Боюсь, тебя нужно наказать, Фрэнк.

Мистер Уэй явно упивался контролем, что ему отдали добровольно. Его переполняло удовольствием от одного лишь вида своего прислужника на коленях, умоляющего и нуждающегося в нём прямо сейчас. Парень находил это своим личным раем: стоять у ног господина и наслаждаться вниманием, сконцентрированном только на нём. Никого вокруг, лишь они двое — ночь накрывала их темнотой от посторонних глаз, и Фрэнк мог во вседозволенности хвататься за Джерарда, влажно проходясь языком по его пальцам.

— Сидеть, — скомандовал мистер Уэй тихо, и прислужник отпустил ткань одежды, послушно усаживаясь на пятки, всё ещё задирая голову вверх, чтобы не пропустить ни грамма внимания своего господина. — Встань на колени.

Слушаясь голосу, проводящего его вдоль собственных желаний, которые ещё не так давно изъедали мысли парня, он выпрямился, вновь вставая на колени. Мягкая подушка делала всё это практически безболезненным, чтобы на коленях Фрэнка не осталось лишних синяков и неудобств, учитывая его обязанности. Они разные по служебной иерархи, однако Айеро отдал контроль далеко не поэтому — лишь из-за искренности и внутренних порывов, что не мог сам объяснить. И Джерард чувствовал не упоение отсутствующим в его жизни контролем и властью, но нечто иное, возвышенное — только из-за любви и доверия к Фрэнку он был готов вести не столь опытного парня сквозь все прелести удовольствия.

— Проси.

Это ещё один секрет, отличающий их от окружающих, что соединял их в единое целое. Это пропасть между миром и тем, что будет происходить здесь, в покоях главнокомандующего.