Харуно Сакура…
…действительно переживает за него. Чоу выглядит слишком тревожным последние дни.
И это ощущение не сравнится с его обычной неловкостью. Скорее, от него веет чем-то тоскливым, серым и пустым. Словно он бесконечно размышляет о какой-то безвыходной проблеме и с каждым часом видит всё меньше шансов её решить.
«Наверно,» – размышляет медик, задумчиво изучая линию океанского прибоя, – «он переживает из-за акул. Недавно погибло ещё несколько.»
Не то чтобы девушка знала всю историю взаимодействия клана Хошигаки с акулами. В Кири она всего несколько дней, большую часть из которых проводила либо в местной лаборатории, либо под надзором своей команды сопровождения. Да даже сейчас, сидя в тени соседской крыши, за ними следила небольшая чернильная птичка.
Но медик могла понять переживания. В конце-концов, и в Конохе были кланы, что переживали за своих животных партнёров, те же Инудзука. И если в клане собачников каждую смерть четвероногого напарника переживали как уход члена семьи, то чем акулы хуже?
Кратко вздохнув, девушка повернула голову, снова возвращая своё внимание к Чоу.
Вечерело. В это время суток на Кири опускались синеватые сумерки, что укрывали всё обозримое пространство какой-то особенной дымкой. Лицо его, бледное и угловатое, в этой загадочной полутьме словно светилось, казалось гротескно нечеловеческим.
Она не могла до конца объяснить себе, по какой такой причине так прониклась к этому парню. Точнее, не могла выделить что-то конкретное из снопа вещей, что нашла в нём за это короткое время.
Последний осколок когда-то великой семьи.
Тот, на кого с настороженностью смотрят в родном Селении.
Зажатый и закрытый.
Искренний в своих порывах.
Непривычный к простому человеческому общению…
По отдельности все эти качества не казались чем-то уникальным или особенным.
Но вместе, объединившись в одном человеке, они словно напоминали покинувших её людей.
«Может быть,» – Сакура сосредоточилась на бликах, что отражались в отполированном стекле защитных очков, – «дело именно в этом.»
Он походил на них.
На каждого одновременно.
В деталях, кратких чертах.
Том, как его встречал окружающий мир и как он старался в нём жить.
«Это вторая попытка?» – она хмыкнула про себя горько-горько, не замечая, как её успели начать разглядывать в ответ.
– К-когда вы уезжаете? – голос Чоуджуро прозвучал внезапно.
Он, очевидно, волновался.
То, насколько о разных вещах они размышляли, показалось Харуно ироничным.
– Сразу после приказа от Хокаге, – стараясь игнорировать внутри странный и неожиданный укол, отвечает девушка. – Мы вам уже надоели?
В конце-концов, анализ воды не дал ничего уникального. Проблема была не в химическом составе трупного яда, пусть он и был необычным. А в его невероятном количестве.
В океане ежеминутно умирают и гниют животные. Но для этого существа их прибрежная зона оказалась мелководьем, просто на его размеры не рассчитанным. С телом необходимо было что-то делать. И она не понимала, почему в Кири до сих пор этим не озаботились. Но в докладе Какаши-сенсею честно указала.
«Не место океанскому гиганту у материка,» – промелькнуло в голове у медика.
– Я не эт-то имел в виду, – тут же теряется мечник.
Немного успокаиваясь от его реакции, девушка мягко улыбается. Решает пояснить ситуацию, надеясь, что и ей самой станет понятно, что происходит.
– Дома примут решение о том, есть ли смысл продлевать миссию, – взгляд её, против воли, скользит вниз, к поверхности крыши. – По итогам переговоров с Ветром и Молнией, думаю. Пока мы ждём итогов встречи.
Она видит, как сбитые пальцы Чоу чуть постукивают по каменной поверхности. Его толстые грубоватые ногти чуть царапают мелкие светлые крошки этого строительного материала. Ей кажется забавным сравнивать их ладони.
– Я думал, – голос его звучит удивлённо, он и правда не особо погружён в политику, – что вы союзники только с Ветром.
Девушка хмыкает. Не теряя времени, её пальцы неторопливо подбираются к его кисти. На ощупь она оказывается шершавой и грубой. Под подушечками пальцев явно ощущаются линии шрамов и суховатые плоскости мозолей, натёртых от многочисленных тренировок.
Чоу замирает, словно она схватила его с невероятной силой, а не просто переплела пальцы, мягко поглаживая тыльную сторону юношеской ладони.
Сакура улыбается, видя алые брызги румянца на его скулах.
– Тут дело не в дружбе, – поясняет она. – Это мешает торговле, потому и хотят решить, что делать дальше.
Она и сама не особо разбирается в международной политике. Хоть и слышала пару раз краем уха что-то путанное из кабинета Пятой. Да ловила задумчивые взгляды от старшего сына Сабаку-но во время дипломатических встреч. Потому Харуно надеется, что больше спрашивать не будут.
– Ну, – явно выбитый из колеи, кириец робко сжимает её руку в ответ, – я просто д-думал, что вам есть чем заняться…
Девушка хихикает.
Он кажется ей действительно милым. Пожалуй, это именно его, Чоуджуро, черта. Уникальная и неповторимая.
– А тут нечем заняться? – шутливо спрашивает медик, чуть притягивая его поближе.
Голубоволосый юноша краснеет ещё больше. Распахивает рот, как рыба, только что обнаружившая себя на дне рыбацкой лодки.
– Например, – тянет Сакура, отдаваясь магии сумеречного вечера, – ты когда-нибудь целовался?
Она на физическом уровне ощущает, как Чоу содрогается всем телом. Он вздрагивает, словно пропустил вражеский удар. Лицо его становится полностью алым. Кажется, ему даже дышать становится тяжело. Она словно видит, как на шее, под воротом водолазки, что-то пару раз дёргается.
– Н… – мямлит он еле слышно, старательно отводя взгляд, – н-нет.
Рука его дрожит, а пальцы то напрягаются, то становятся вялыми, как переваренная лапша. Ладони, горячие, чуть трясутся. Но Харуно не до конца уверена, взмокли они у неё или у него.
– Я тоже, – шепчет ему искренне, куда-то в район скулы.
Чоуджуро резко возвращает к ней свой взгляд.
Теперь и сама девушка алая-алая. Почти перекликается с цветом собственных волос.
Она искренне старается не прятать лицо, смело выдерживая зрительный контакт. Ей кажется это необычайно важным и особенным, смотреть ему в глаза. Видеть, как два чёрных провала сосредоточены только на ней. Отмечать полупрозрачное отражение в стёклах очков, что мешается с бликами ночного освещения.
– Думаю, – кусая от волнения губы, произносит девушка, – мы слишком активно выживали, чтобы успеть просто пожить.
Взгляд у Чоуджуро особенный. Ладонь мягко обхватывает её пальцы, когда он сам чуть подаётся вперёд.
– А нам можно? – шепчет он тихо-тихо.
Но Сакура слышит.
– Давай попробуем? – вопросом на вопрос отвечает она.
Не ясно, кто завершил это движение первый. Но Харуно была готова поспорить, что сама она прильнула к нему с не меньшим рвением. Если не с большим.
Удивительно, но поцелуй оказывается простым соприкосновением. Губы мягко прижимаются друг у другу. Неловкие языки не решаются покинуть рот, еле ощутимо касаясь другого человека.
Ощущается забавно, но немножко смущает. Просто потому, что целует она именно его.
Кожа к коже. Так близко, что ощущаешь чужой вкус и запах невероятно сильно.
А ещё текстуру.
Она отмечает, что это совсем не похоже на то, что пишут в романах. Всё гораздо проще, но неимоверно лучше. Странно и увлекательно одновременно.
У него обветренные жёсткие губы и такая же странная шероховатая кожа. Ороговевшие кусочки кожи чуть колются и царапаются. Треугольные зубы кажутся острыми и очень фактурными по краям. Язык жёсткий и, словно бы, покрыт небольшими наростами, как у кошки. Это ощущается щекотно.
Прерываются они в тот момент, когда Сакура мягко отстраняется. У неё с непривычки устаёт рот. Хочется отдышаться.
У сидящего напротив Чоуджуро губы непривычно яркие, красные, чуть припухшие.
А взгляд словно подёрнутый поволокой, мягкий-мягкий.
– Ты такая красивая, – выдыхает он.
И Сакуре снова хочется его поцеловать.
Хошигаки Чоуджуро…
…стоит в кабинете Мизукаге и ощущает, что упустил что-то очень важное. Но вот что, понять никак не может.
Госпожа Теруми вздыхает тяжело и печально. Взгляд её задумчиво скользит по бумагам, разметавшимся по столешнице.
Снаружи, за окном, привычные сумерки. На островах практически не бывает солнечно. Небо, словно кипящее молоко, почти равномерно заполняет пространство от горизонта до горизонта. Свежий ветер гоняет туманную дымку, собирая её клочками, как пену прибоя.
Кажется, что спустя столько времени даже здесь стал ощущаться лёгкий гнилостный запах. Тонкий-тонкий, как шлейф духов у материковых столичных красавиц.
Потому Чоу страшновато представить, чем именно сейчас пахнет в портовых городах по ту сторону залива.
– Надеюсь, нам дадут ответ до того, как приплывёт мама, – в итоге выдыхает она.
Если второе опасение ему кристально ясно, то с первым понимания не возникает.
– П-при чём тут их ответ? – последний Хошигаки искренне не улавливает связи между двумя этими фактами.
На лице Мизукаге появилась угловатая улыбка. От этой женщины всегда исходили смешанные и запутанные сигналы, так что Чоу часто испытывал сложности. Потому был благодарен, что она относилась к этой его особенности с пониманием, поясняя словами и ясными формулировками. Юноша списывал эту особенность на клановую специфику, Теруми правили лавой и магмой, контролируя несколько стихий сразу. Это сильно конфликтовало с его чистой и ни с чем не смешанной водой.
– В противном случае есть риски, – вздыхая, отвечает Теруми. – Сейчас у Кири нет союзников, так что только мы можем действовать в своих интересах.
Чоуджуро нахмурился. Он большую часть своей жизни существовал в сменяющих друг друга гражданский войнах. Отсутствие войны с соседями воспринималось парнем уже как что-то мирное и хорошее.
– Разве не все так д-делают? – смущённый своей растерянностью, уточнил он.
Мей покачала головой.
Будто бы вслепую, она водила своими наманикюренными пальцами по столу, очерчивая формы документов и папок.
– Все, – краткий кивок и скривившиеся в горечи губы. – Но ничего не мешает им договориться за нашей спиной и продавить что-то, что навредит всей Воде.
Кажется, после этого последний Хошигаки начал улавливать эти пространные намёки.
«Нас на то обсуждение, что упоминала Сакура, никто не позвал,» – отметил он про себя. – «Хотя это касается нас больше всего.»
Мизукаге была как всегда слишком проницательна для его понимания. Именно поэтому Чоу восхищался Мей, готовый следовать за этой умной женщиной.
Все эти политические игры казались ему невероятно запутанными и сложными.
Слишком человеческими.
А он, как ни старался, но до конца человеком не был.
Так ему говорили и показывали с самого детства все, кого удавалось встречать на пути.
Мей тем временем снова глубоко вздохнула. Бессистемно пошуршала документами, словно пыталась собраться с мыслями. Постучала ногтями по столу.
– Найдя труп, – внезапно перевела тему женщина, – мать не будет рада.
Голубоволосый мечник молча согласился. Это был очевидный факт.
Видя его уверенный кивок, Мей продолжила:
– Но для жителей большой земли её гнев не будет заметен, – интонация Теруми была вкрадчивая. – Это существо океана. Мы не знаем её размеры, но можем предположить, что они огромны. Может даже размером с главный остров.
В этом он тоже мог согласиться. Если детёныш вызывал такой трепет, то предположить вид родителя было чем-то пугающим. Такая махина снесёт архипелаг в порыве гнева. Даже если придётся приложить усилия. Но на берег выбраться не сможет, рискуя быть раздавленной собственным весом. Жители материка в безопасности.
– Их беспокоят только торговые пути, – озарённый, поделился Чоу. – Не люди. Не мы.
Печальная улыбка появилась на лице напротив. Очевидно, именно об этом размышляла Мизукаге все эти дни. Именно поэтому она была так задумчива.
– Они легко пожертвуют нами, – голос её был глух. – Искать решения мы должны сами. И уже сейчас.
Эта интонация заставила Чоу внутренне напрячься.
Что они могут сделать в этой ситуации?
Следующий вопрос выбил его из колеи ещё больше.
– Что скажешь про свою неизвестную печать? – пронзительный взгляд женщины пригвоздил молодого мечника к месту. – Как она себя ведёт?
Он ожидал этого вопроса. В конце-концов, не такое это и частое явление — захват шиноби мистической техникой из тела глубинного существа. Тем более, если речь идет об одном из ключевых медиков континента. Одной из выживших, что не попала под действие Бесконечной техники воскресшего Учихи.
– Я… – начинает Чоу и тут же осекается.
Он не уверен, что стоит отвечать. Потому что его самого смущают и пугают вероятные ответы. Сакуру он чувствует невероятно ярко. И чем он ближе, тем богаче и ярче её эмоции, тем насыщеннее отклики. Иногда ему кажется, что её теплота резонирует где-то глубоко внутри, у него самого под рёбрами. А потом возвращается ей же, увеличенная стократно.
А ещё, ему тревожно от того, что он будто влияет на Харуно. Иногда, размышляя о чём-то, имея особенно сильно желание, Чоуджуро получает отклик. Девушка, будто читает его мысли.
Приходит, когда ему одиноко.
Предлагает небольшие свидания, когда ему хочется провести время вместе.
Берёт его за руку, когда Чоу краем глаза изучает её ладонь.
Тянется, стоит только о ней подумать.
Целует.
Словно воплощает яркие, искренние желания, которые истово хочет сам Чоуджуро, просто держа незримый поводок.
Мей не давит на него. Всё так же мягко улыбается и вздыхает.
Чуть прикрывает глаза.
– Я помню свойство печати передаваться, – говорит вместо ожидаемых уточнений женщина. – И хочу лишь сказать, что это может спасти всех нас, если ситуация будет безвыходная.
Чоуджуро холодеет. Словно немеет за секунду всё его тело.
Невольно вспоминаются полузабытые мысли о дяде.
«Кого именно я бы смог погубить ради Селения?»
Но голубоволосый мечник гонит их прочь от себя, не позволяя даже на секунду задержаться в голове. Само их существование вызывает у него необъяснимый животный ужас. Желание схватиться за меч и бежать-бежать-бежать.
«Я не такой, как Хошигаки Кисаме,» – бьёт в его голове привычным рефреном.
А молодой мечник тем временем собирается.
– До этого не дойдёт, – внезапная твёрдость в его голосе удивляет самого Чоуджуро.
Мизукаге мягко качает головой.
Смотрит на него из полуприкрытых глаз.
– Спасибо, – голос её тихий, вкрадчивый, – что постараешься всё решить.
Теруми Мей на его памяти никогда не кричала. Она производила впечатление мягкой и понимающей женщины. Ни капли слабости в идеальном женственном образе.
Но, пройдя с ней жестокую гражданскую войну, Чоу лучше прочих знал, что именно она прикрывает чёлкой, и кто посмел отнять её глаз.
Какие шрамы прячутся под сетчатой бронёй.
Что ногти её покрыты не лаком, а губы – не помадой. Клан Теруми прекрасно умеет обращаться с природными материалами, включая алую киноварь.
И откуда в Кири пошла шутка про рыжие, вымытые в крови врагов волосы. Мей пришла к своему месту прогрызая себе путь всеми доступными способами.
И если она выбирала, кому доверять, то и ей доверять стоило.
Это Чоуджуро и делал, потому что заслуживал её доверия.
– С-спасибо, – ответил он, кратко кланяясь.
* * *
Чоуджуро понимает, что паникует. Всем своим естеством он отрицает само существование идеи, что предложила Мизукаге. Мечник сам себе поклялся, что скорее прыгнет в пасть глубинному существу сам, чем выберет предложенный метод.
Пусть и родилась эта идея от отчаяния.
Потому что Чоу знал, что Госпожа Мей никогда бы не обманывала. Не выдумывала проблемы. Все её решения отточены и взвешенны.
Но последний Хошигаки хочет побороться за свой осколок счастья. Пускай и приобретённый нечестным способом.
Ему с лихвой хватит акул, что погибли из-за трупного яда.
Сакуру ему отдавать совсем не хочется.
Потому он и старается провести с ней как можно больше времени. Упивается тем, как она нежна с ним. Как аккуратна и внимательна.
Опьяняющее чувство.
Чоу учится целоваться с ней. В укромных уголках и во время редких перерывов. Внезапно открывает для себя, что если случайно прикусить её губу, то можно практически сойти с ума от солоноватого вкуса. Последний Хошигаки, наследник жестоких акул и кровавых головорезов, ощущает себя практически пьяным. Отчаянно счастливым и жадным.
В один из таких вечеров он внезапно осознаёт, что быть с Сакурой ему необходимо.
Ему не нужна причина, ему достаточно возможности. Получая которую, хочется вцепиться в неё обеими руками и зубами. Не выпускать, чтобы не потерять. Крепко-накрепко держать поводок.
Это осознание заставило его застыть на секунду. Стянуть защитные очки и начать растирать глаза.
– Чоу, – шепчет розоволосая девушка нежно-нежно, – ты что?
Слёзы катятся словно сами по себе. Непослушные, они пробиваются сквозь третье веко и скользят по бледной коже.
– Я, к-кажется, – язык его путается, как всегда, стоит начать волноваться, – кажется л-л-л…
Но тут он резко замолкает.
Это можно было бы назвать волной. Внезапным порывом энергии. Эхом океана.
Но этот гневный крик, тихий, недоступный людям, прошил мечника насквозь.
– Чоу? – Сакура немного взволнованна.
Её пальцы мягко собирают влагу с его щёк. Обтирают голубоватые ресницы. Ерошат волосы.
Но Чоуджуро хочется плакать ещё больше. Хриплым и низким голосом он выдавливает из себя:
– Мать близко.