В кафе было шумно и многолюдно, но Бриджит удалось занять небольшой стол в относительно уединённой нише. Она махнула рукой, подзывая, и Маринетт принялась старательно проталкиваться с другого конца зала.

Бриджит, похоже, западала на блины. Порцией, которую она себе заказала, можно было накормить лагерь голодающих беженцев, и Маринетт смущённо уткнулась в своё мороженное.

Подумаешь, одиннадцать шариков, усиленный Талисманом организм потреблял в разы больше энергии, и, несмотря на разные несомненные плюсы, нуждался в куда бóльших количествах еды, чем любой другой растущий подростковый организм. Маринетт брала небольшие заказы, чтобы появились свободные деньги и чтобы не сильно обременять своими аппетитами родителей. В конце концов, это даже подозрительно — есть столько, сколько требовалось съедать действующей Ледибаг, её можно было бы вычислить по одним только счетам за продукты. Но Маринетт осторожничала и не приходила в одно и то же место слишком часто.

Бриджит отчалила к стойке с соусами, потому что: «Блины без шоколадной пасты? А может ещё и без сгущёнки? Без мёда? Девочка, у тебя проблемы с головой», — и Маринетт провалилась в скорбящую меланхолию.

Бриджит вытрясла всю весомую наличность из своего кошелька, приговаривая, что живём один раз, и мимоходом проронила, что не собирается надолго здесь, в Париже, задерживаться. И когда она вернулась, Маринетт знала, что спрашивать.

— Почему ты назвала мать Феликса мадам Агрест?

Бриджит даже не вздрогнула — даже не прекратила напевать какую-то легкомысленную песенку. Даже не поменялась в лице, и это было очень странно.

— А я назвала? — удивилась она тем мягким мелодичным тоном, которым ведут беседы исключительно спокойные и повседневно-заурядные.

Удивилась как-то так, что Маринетт на несколько секунд засомневалась — а был ли тот разговор на крыше и не надумала ли она себе невесть что из-за панически настроенного бурного воображения?

— Назвала, — не очень уверенно протянула она, и, тряхнув головой, снова зачастила. — Назвала! Когда я спросила, что сделал Феликс, ты сказала, что забрал твои серьги и отнёс матери. А потом назвала её мадам Агрест. И вообще…

Маринетт запнулась — о странную, сумасбродную мысль, которая яркой вспышкой пронеслась у неё в голове, которая была настолько невозможной, что казалась бредовой, но — расставила бы всё на свои места, если бы оказалась правдой. Бриджит смотрела на её осознание с нескрываемым любопытством и при этом ухитрялась сохранять царственную невозмутимость и с этой невозмутимостью потягивала своё ведро кофе.

— Потому что мадам Грэм — ни разу не Грэм… — медленно прошептала Маринетт, заглядывая ей в глаза. — Без понятия, чем она руководствовалась, но взять для псевдонима такое созвучное с настоящим имя…* И Феликс не Феликс ведь, правда? Они оба — Агресты. Эмили и Адриан Агресты, которые загадали желание и которых этим желанием втянуло в этот мир с живым Габриэлем… Но… Но почему сюда? Где уже есть свой Адриан, вполне себе живой и дееспособный?

И Маринетт ощутила острую потребность заесть потрясение. Солёная карамель была её любимым сиропом, но сейчас она почему-то совсем не ощущала её вкуса. Наверно, это алино «Мариш, вы одинаковые» встало поперёк горла и лишало всех радостей жизни. Потому что мир, в котором загадывали Желание, сгорал в огне разрушения, чтобы создать колодец в мир иной.

В потусторонний. В каком-то смысле даже загробный. Удовлетворяющий загаданное желание-условие.

Об этом не знал никто из ныне живущих людей — даже Фу, который должен бы знать, говорил об обмене, но не об уничтожении. Хотя — как-то тягуче подумалось Маринетт, на самой периферии мысленного хаоса, — откуда Фу, мальчишке-недоучке, в детстве спалившем храм Хранителей, знать об этих тонкостях.

Раньше Маринетт казалось, что Храм Хранителей — сказочное место, красивое, но в общем-то бесполезное, какая-то отдельная вселенная в современном мире. Что-то не слишком важное — раз за двести лет его отсутствия ничего сверхужасного не произошло.

Ну, кроме двух мировых войн и испытания ядерного оружия.

А теперь — теперь перед ней сидел вполне себе иномирный вторженец. Да, дружественно настроенный. Но те, которые пришли вместе с ней, были не столь любезны. Не столь мирны. Потому что уже уничтожили свою вселенную где-то в абстрактном там, и это было жутко. Страшно даже. Наверное, всё из-за кошмара. Так мог ли Храм Хранителей быть не просто школой и монастырём, а каким-то щитом этой вселенной от таких вот вторженцев? Ведь колодцы открываются с двух сторон, и если вовремя заметить — можно как-то помешать тем, кто во славу своей гордыни, решив, что обладание Чудесами делает его выше других, убивает огромное множество людей.

Маринетт не хотела быть высокомерной, ей не приходилось переживать такие тяжёлые потери, но люди умирают каждый день, и почему Агрест решила, что она выше всех и может поворачивать мир так, как ей заблагорассудится?

И её подвиг собирался повторить Бражник.

Что-то не сходилось. Что-то больно царапалось, и Маринетт задумчиво закусила ложку.

В том будущем — в несуществующем мире Блана — что-то было не так.

Почему та Баг стояла рядом с Бражником (в каком-то смысле, плечом к плечу)? Она тянула куда-то руку — предположительно, к Коту, готовившему атаку. Даже если бы она пыталась его остановить — дерись она до этого с Молью, и её тело застыло бы в совсем другой позе. Но она не дралась. Почему? Маринетт чувствовала, что ей необходим ответ, что он поможет ей остановить Бражника, а Бриджит — остановить Эмили Агрест из её мира.

Что должно было произойти, чтобы Маринетт, даже в процессе акуматизации Нуара, не попыталась как-то разделаться с Молью — буквально в шаговой доступности? Она ведь не была связана или обездвижена. На шоковое состояние Маринетт не грешила — обычно оно наоборот, двигало на определённые действия, и вроде бы лишить Бражника Талисмана значило освобождение Нуара от бабочки. В конце концов, можно было бы просто попытаться выяснить, что это за человек, этот Бражник, кто он под маской, и в случае неудачи приглядывать и за его гражданской личностью тоже, чтобы собрать больше информации о его возможностях, влиянии и мотивах. Конечно, Маринетт помнила, Бражник был взрослым, наверняка хоть сколько-то состоявшимся в жизни человеком (костюм трансформации придавал солидности, и она не могла представить главного суперзлодея конченным неудачником. Нет, неудачники вряд ли строят грамматически правильные предложения в устной речи и держат в любой ситуации прямую спину. Тут дело определённо не в неспособности самостоятельно управлять своей жизнью). Боже, они же видели Бражника в День Героев — Моль вылез из своего логова на свежий воздух и перезаражал акумами целый город. Надо было двигаться дальше в сборе информации, но Баг-из-неслучившегося-будущего просто стояла рядом и вообще никак Бражником не интересовалась, делая ставки именно на Кота — не на себя даже.

На Кота, который (и Маринетт знала это наверняка) знал её настоящее имя и вообще — её.

На Кота, который одним взрывом погубил как минимум Париж, от которого Бражник пытался защититься. Эта закрытая поза — он явно знал, на что могла быть способна новая акума, и закрыться руками стало инстинктивной реакцией. Бражник почти развернулся — чтобы сбежать, а не просто закрыться от яркого света. Скрыться подальше от эпицентра взрыва.

Но почему он не сбегал до последнего? Может, Нуар сопротивлялся бабочке, и своим личным присутствием Бражник хотел его окончательно сломить? Вообще-то, присутствие противника наоборот, должно было подстегнуть Котяру бороться дальше — больше из подросткового противоречия, чем из героического долга, но кто Кота осуждает? А Бражник вроде бы очень даже неплохо разбирался в человеческой психологии — видимо, его личное присутствие было выигрышным ходом. Это знала и та Ледибаг, раз оставалась рядом с ними, а не помчалась быстро собирать на помощь отряд временных супергероев.

Они… они знали Бражника? Вычислили, кто он, возможно, даже нашли логово? И уже там произошло что-то, с чем Нуар не смог справиться…

Бриджит от размышлений не отвлекала совсем, полностью посвятив себя блинам — даже не смотрела в сторону Маринетт. Будто уже знала и что происходит у той в голове, и ответы на все вопросы, но видела пользу в самостоятельном разборе ситуации. Бриджит была старше и в чём-то (за счёт пережитого) опытней, но не стремилась к покровительству или командирскому тону, или высокомерному снисхождению. Это даже радовало.

Бриджит заметила, что Маринетт вынырнула из своих мыслей и как-то странно на неё смотрит, и вопросительно подняла бровь, отводя от лица кусок блина.

Максимально близкая к условию желания вселенная с живым Габриэлем и мёртвой Эмили, продолжала думать Маринетт. Вселенная, в которой Габриэль так же сильно любит свою жену, как и она его, вселенная, в которой прошлое до определённого момента совпадает.

Совпадает вплоть до одного события. Погибает Эмили. Не Габриэль. Их, Маринетт с Нуаром, развитие событий.

— Просто ради статистики, — спросила Маринетт, вяло ковыряясь ложкой в мороженном. — У вас погиб Габриэль, так?

Бриджит нехотя кивнула.

— В той мутной автокатастрофе, которую в газетах назвали «происками недоброжелателей»? Основной удар пришёлся на сторону водителя, а пассажиры получили лёгкие ушибы, шок и психологическую травму, очевидно?

Бриджит заинтересовалась. Отодвинула тарелку, чтобы удобнее опереться локтями на стол и снова кивнула.

— И водителем в вашем мире был Габриэль, да? — Маринетт даже не стала дожидаться подтверждения, даже не оставила паузы для возможности это подтверждение озвучить, продолжая говорить. — Потому что в нашем мире за рулём была его жена. Но ты говоришь, что Феликс (который, видимо, Нуар вашего мира) забрал твои серьги, — (в голове у Маринетт снова всплыла Аля с её «Мариш», и Маринетт была готова просить никогда больше не называть её так), — и отдал матери. Которая тоже обладала Талисманом.

Маринетт взвыла и с чувством откинулась на спинку стула, собираясь жижей стечь на пол от тщетности бытия.

Нуар в принципе был достаточно сильным человеком — в физическом и психологически-моральном плане, — так что то, что смогло выбить его из колеи, должно было быть чем-то поистине… слишком-много-для-одного-дня-событием.

Например, отцовские уверения в том, что всё это он делает для блага их семьи. Ведь если у мадам Агрест из почти такого же мира был Талисман, то почему он не мог быть у месье Агреста? К тому же, у Габриэля в сейфе находилась зашифрованная Книга Чудес, это факт. И не просто находилась — охранялась, как зеница ока, потому что её пропажу заметили буквально на следующий же день.

И Маринетт не была готова окунаться во всё это дерьмо, нет.

— А у вас случайно не было бесследно пропавших Талисманов из Шкатулки Фу? — обречённо спросила она, уже предчувствуя ответ.

— Были. Два, — ровным тоном ответила Бриджит, спокойно помешивая кофе. — Талисманы Павлина и Бабочки. Но потом Павлин внезапно нашёлся — с первым сенти, который кинулся терроризировать Париж.

Она совсем не удивилась вопросу, словно ждала его. Ждала, когда Маринетт сама разберётся с полученной информацией и, как взрослый умный жук, сопоставит все факты и сама всё поймёт.

И дойдёт до нужной кондиции, видимо. Потому что Бриджит даже бровью не повела, когда Маринетт выдала длинный матерный пассаж — приглушённый, но всё же. И Банникс с её норами сейчас бы была ой как кстати.

Но Банникс не было — а значит, всё шло так, как должно было идти. Своим чередом. И Маринетт от этой череды событий была совсем не в восторге.

***

— Всё равно не сходится, — обречённо призналась Маринетт, закрывая люк в свою комнату.

Бриджит послушно отложила какой-то журнал (что-то из свежих, мельком заметила Маринетт), дисциплинированно сложила руки на коленях и повернулась к ней всем телом — прямо на компьютерном кресле, — приготовившись внимать, спорить и рассуждать.

— Что именно? — мягко уточнила она, рисуя самую ласковую улыбочку, на какую только была способна.

И Маринетт отчётливо видела, как шкала терпения и всепонимания Бриджит неумолимо подползает к отрицательным числам. Поэтому она так же послушно села на кушетку, подавив желание поджать ноги в удобной, но весьма не деловой позе, и приготовилась говорить чётко и ясно.

— Адриан, — выдала Маринетт, не сумев удержаться от нервного взмаха руками. — Здешний Адриан. Раз Эмили притащила сюда своего, ею рождённого сына, зачем ей нужна какая-то его копия? Не запасной же вариант, типа, если её сыну понадобятся донорские органы, ну серьёзно. Почему нельзя было оговорить момент с гибелью и местного Адриана вместе с местной Эмили? Если я правильно понимаю, параллельных миров бессчётное множество, не думаю, что это было бы такой проблемой. И — самое страшное — как именно они от этого Адриана хотят избавиться.

— Почему ты решила, что они хотят от него избавиться? — спросила Бриджит.

Спросила бессмысленно, чисто по инерции, чтобы максимально продуктивно провести время. Потому что Маринетт видела — она задумалась. Честно задумалась, откидывая игру приятной милой девочки, напрягаясь каждой клеточкой тела. Нахмурилась, нервным жестом закусив указательный палец. Усмехнувшись то ли нервной, то ли азартной ухмылочкой.

Маринетт сама любила квесты и загадки, но сейчас это всё совсем не доставляло радости. Может, когда-нибудь она научится развлекаться, разбираясь с подобными проблемами, но сейчас… Сейчас волновало спасение своей шкуры и шкуры Адриана-тире-напарника (плохие сюжетные повороты в её жизни она оплачет как-нибудь попозже) — его шкура была дорога Маринетт как память, так что менять его на кого-нибудь другого она была не согласна.

— Феликс порывался рассорить Адриана со всеми друзьями. Даже Нино, а он ближайший из нас, легко повёлся на провокацию. Я понимаю, это так низко и всё такое — но мы все будто бы с самого начала ожидали, что всё это адриановское дружелюбие какое-то наигранное… Не знаю, может, это всё из-за его феноменальной открытой наивности, я правда не знаю. Но Хлоя сказала, что Адриан её друг детства, Адриан это не скрывал, а Буржуа — та ещё коза, и это было бы вполне в её стиле — подпустить поближе и растоптать. Если бы это правда оказался Адриан, если бы Феликса не существовало, то Адриан бы для нас вроде бы как умер.

— Ты демонизируешь Буржуа, — задумчиво, мимоходом проронила Бриджит. — Она, конечно, та ещё заноза в заднице, и характер у неё не нежной розы, я с этим не спорю. Но и не приписывай ей все смертные грехи, хорошо? Сама же говорила, она бывает полезной.

— Я к тому, что Феликс будто бы порывается оборвать связи Адриана с внешним миром! — запальчиво взвизгнула Маринетт, задетая замечаниями о Хлое. Она подорвалась на ноги и принялась энергично расхаживать туда-сюда, разворачиваясь после столкновения со стеной. — Что, если он просто собирался плавно занять его место? Скажем, как сильно изменится человек после обучения в закрытом пансионе где-то в Англии, не имея никаких связей с ровесниками из внешнего мира? И кто из старых друзей сможет поручиться, что из пансиона вернулся не Адриан, а кто-то другой? И вопрос, почему именно этот мир, всё ещё остаётся открытым…

Маринетт остановилась, запнувшись о ковёр и застывший взгляд Бриджит.

— …если ты не придумала ему какой-нибудь жутко романтичный ответ, — недовольно протянула Маринетт и со стоном осела на пол. — Ты серьёзно? Ты же сама говоришь — между тобой и своими родителями он выбрал родителей. Явно выбрал. Раз и навсегда. На что ты, блин, надеешься?!

Бриджит смущённо пожала плечами и отвернулась к стене — пытаясь скрыть горячие от нахлынувших чувств краснющие щёки.

— У меня никого кроме него не осталось, — просто ответила она. — Нельзя просто так вычеркнуть совместное пережитое и нажитые этим пережитым чувства и привязанности. По крайней мере, у меня так не получается — получилось бы, не пришла бы к тебе за помощью.

Маринетт милосердно не стала вступать в дискуссии, хоть и считала, что Бриджит не права.

С самой их встречи Бриджит улыбалась и шутила. Совершенно буднично говорила об особенностях прикладных Чудес, объясняя на примере объединения Талисманов Кота и Баг, даже не прерывая ради этого какие-то бытовые, совершенно обычные занятия.

Это было жутко. Маринетт чувствовала предательскую дрожь по позвоночнику и сковывающий ужас, когда начинала задумываться о том, каким именно способом Бриджит эти знания получила. Даже представить было страшно, какой, должно быть, ад творится у неё в душе. Добивать её какой-то мелочью — даже если это благородное разрушение какого-то в общем-то безобидного заблуждения — Маринетт не хотела.

— Я не спорю, — покорно подняла руки Маринетт, для удобства скрещивая ноги в позу лотоса. — Думаешь, это как-то связано с тем, что Феликс попросил… что Эмили обещала ему… что мы с тобой…

Собраться с духом и донести до Бриджит алино «Мариш, вы одинаковые» Маринетт не смогла. Впрочем, Бриджит и сама, похоже, думала о чём-то подобном.

(Хотя как только Маринетт начинало казаться, что они с ней на одной волне, происходило что-то, чего она не могла предвидеть, так что она не спешила кричать пафосное «мы настолько похожи, что общаться нам не обязательно, мы думаем об одном и том же».

Разный жизненный опыт накладывал разные отпечатки, формировал разное мировоззрение и побуждал к разным действиям для решения абсолютно идентичных задач.

Может, стоит начать обсуждать с Нуаром свои мысли и сомнения, чтобы он понимал, почему она так странно временами реагирует на сущие мелочи. Авось он посоветует что-нибудь дельное. И станет больше доверять ей как напарнице. И они смогут решить проблему с Бражником малой кровью и крохотными потерями. Утопия, конечно, но вдруг… Но это может подождать.)

— Думаешь, чокнутая maman пообещала сыночке девушку его мечты, перевязанную алой лентой? — тем временем протянула Бриджит, массируя виски. — Это стрёмно, но многое бы объяснило. Эмили пообещала сыну Ледибаг-Маринетт, и их перенесло в мир с тобой.

И хотя у Маринетт уже были всякие веские подозрения, но прямое мимоходное подтверждение тому, что Бриджит — это всё же не настоящее имя, вполне себе основательно выбило из колеи.

— Возможно, он поставил ей условие, при выполнении которого был бы готов помочь ей с её авантюрой. Но не знал точную формулировку Желания, и с Эмили бы сталось бы сказать что-то в духе «девчонку пришибло откатом, но она та самая, давай, дерзай, если твоя любовь к ней сильна — завоюй её ещё раз». Потому что меня она в свою новую счастливую жизнь точно бы не потащила, я ей как та рыбная кость в горле. Не спрашивай подробностей, у нас долгая история взаимной неприязни.

— Представляю, — протянула Маринетт, старательно запихивая свои панические визги в самую глубину подсознания, куда-то рядом с желанием поплакать из-за раскрытия Кота Нуара. — Но что-то как-то не верится, что Феликс при таком раскладе спокойно бы смотрел на то, как она пытается тебя заколоть.

Бриджит нервным движением дёрнулась поправлять шейный платок, который должен был закрывать кривой уродливый рубец на горле.

— А его там и не было. Она просто зашла в его комнату, когда Феликс вышел, и, собственно, там мы с ней и встре…

И Бриджит поражённо замерла.

— Он снял с меня серьги, когда я спала, — принялась медленно проговаривать она, боясь что-то упустить. — Снял и тихо ушёл — я даже не проснулась. То есть… это же значит, что он изначально не хотел со мной драться, да? И не мог ничего объяснить, потому что знал, что я на это не соглашусь и наделаю каких-нибудь глупостей в духе открытого противостояния. Не знаю, пафосную речь толкну, выступлю с крестовым походом на лабораторию его мамаши. Он не хотел навредить нам обеим и сделал так, как посчитал нужным и самым безопасным.

И она стремительным движением спустилась на пол и, схватив Маринетт за плечи, принялась энергично трясти в приступе сумасшедшего воодушевления.

— Маринетт, скажи, он же мог не знать, что Эмили собирается меня прирезать, да? Скажи, потому что я не могу трезво оценивать эту ситуацию, я хочу думать, что он не знал!

— Мог и не знать, — с какой-то сухой твёрдостью кивнула Маринетт. Бриджит была весьма предвзятым свидетелем и описывала ситуацию согласно своим впечатлениям, а Маринетт не умела вести допросы так, чтобы выкапывать неприглядную суть. Но если Бриджит и Феликс были Баг и Котом своего мира, возможно, они могли простить друг другу многое.

Блан, например, уничтожил мир, потому что не мог выбрать между отцом, озвучивающего его самое сокровенное желание, и Баг, со всей возможной (и совершенно не присущей ей, так что вышло наверняка ужасно и совсем не убедительно) мягкостью и осторожностью говорившей правильные и справедливые вещи. Может — это вообще была попытка самоубийства, кто ж знает. Просто на пике эмоций захотел, чтобы его прекратили перетягивать как одеяло, и в этот момент слабости окончательно поддался акуме. С точки зрения одного человека это был вполне себе правильный поступок, но что думали об этом остальные семь миллиардов, когда по непонятной для них причине обрушилась луна? Вот и получается, что дорога в ад не только благими, но и благородными намерениями вымощена.

И что делать с Бражником, Маринетт всё ещё не знала. Потому что больше всего на свете она не хотела снова увидеть Блана.

Даже если они предотвратят акуматизацию, это всё равно бы не давало гарантий, что Адриан не сломается где-то внутри.

— Да пошло всё к чёрту, — злобно зашипела Маринетт своим мыслям, и Бриджит непонимающе прищурилась. — Нам ещё вырастать в тех солидных Хранителей, о которых протрепалась Банникс, так что подыхать я точно не собираюсь. Как думаешь, есть гарантии, что если Эмили не понравится здесь, то она не попытается либо перестроить мир под себя с помощью своего Талисмана, либо загадать Желание и снова и снова сжигать вселенные?

Бриджит медленно покачала головой:

— Никаких.

И Маринетт вдруг увидела всю боль, которую она старательно прятала. Боль человека, который всё потерял и выжил каким-то невнятным чудом, с целью не спасти — отомстить. Человека, которому больше нечего терять.

Было лицемерно, наверно, разговаривать о спасении мира, тогда как рядом находится тот, чей мир так и не спасли, но своя рубаха ближе к телу, а Маринетт никогда не была сильна в дипломатии. Она покаянно скривилась, пытаясь понять, как не усугубить ситуацию, но Бриджит жёстко поджала губы и резким движением закрыла ей рот своей ладонью.

— Кто-то из нас должен вырасти и поднять Храм из пепла. Но мне и поднимать негде, а у тебя вся жизнь впереди, так что считай меня Счастливым Случаем, явившимся на помощь, идёт? К тому же, кто-то должен был выяснить, насколько опасную игрушку нам подкинули, учись на моём опыте, разрешаю. Это не тот эксперимент, который следует повторять у себя дома, вот честно!

И Маринетт заворожённо кивнула.

— Мы появились вчера, — продолжала Бриджит, — и Эмили вот сто процентов уже начала обрабатывать Габриэля в нужную ей сторону. И есть шанс, что она ещё не знает о том, что я тоже здесь, иначе бы начался Армогидец, это я тебе обещаю.

И Бриджит принялась сосредоточенно тереть виски — от недосыпа у Маринетт всегда начиналась мигрень, так что она милосердно вытащила из ящика упаковку с обезболом.

— Что у нас есть? Эмили с рабочим Талисманом Павлина и сломанным Талисманом Бабочки. Её сын, который Феликс, и у кого-то из них находятся Серьги и Кольцо моего мира.

И Бриджит залпом опустошила протянутую бутылку с водой.

— Бражник с Талисманом Бабочки и Маюра, — подхватила Маринетт. — Думаю, Павлин не исправен, потому что Бражник не ожидал её появления, а ещё будто бы был недоволен тем, что она взяла Талисман. Мы его в угол тогда загнали, так что я точно видела и слышала всё, что он по этому поводу думал. Но потом он как-то не слишком мешал Маюре пользоваться Камнем, так что я не знаю, за кого он больше переживает — за Талисман или его носительницу.

Она задумчиво замолкла.

— И ещё в тот день было множество акуматизированных, и Бражник был каким-то алым, хотя цветовая гамма костюма должна придерживаться фиолетовых оттенков. Странно это всё.

— Ну, он же мог акуматизировать кого-то преданного, чьи способности были направлены на увеличение силы кого бы то ни было. Потом попасть под влияние этой акумы — отсюда и цвет костюма странный. И уже потом выпускать полчища бабочек в свет.

— А потом этот кто-то увидел, что мы Бражника прижали, и рванул за дефектным Талисманом, чтобы отправить амок, — задумалась Маринетт. — И этот кто-то точно знал, что Талисман Павлина существует и находится в зоне досягаемости Бражника. Значит, этот кто-то действительно близок к… Габриэлю выходит, да? К Габриэлю Агресту. И знает, что он хочет вернуть жену… Если мы берём за основу теорию, что Эмили хотела попасть в мир, где Габриэль продолжает её любить столь же сильно, как и она его, и чтобы в этом мире обязательно были Нуар-Адриан и я-Баг (чтобы Феликс считал, что все более менее так, как дома, за исключением разных мелочей, которые она собирается улаживать уже на месте). Итак, Габриэль хочет вернуть жену — с помощью Талисманов. И кто-то об этом знает и поддерживает. Возможно банальность, но вдруг это Натали Санкёр?

Бриджит задумчиво склонила голову.

— У нас в мире Натали Санкёр унаследовала часть габриэлевских акций Дома Моды и вошла в Совет Директоров. А ещё она рьяно опекала овдовевшую Эмили и наводила жуть на преследовавших её массмедиа. Адриан… то есть Феликс, конечно Феликс, рассказывал, что Санкёр живёт с ними в особняке и почти не отходит от его матери.

Маринетт победно щёлкнула пальцами.

— Значит, предположим, что Маюра — это Натали. То есть Бражника надо брать, когда Санкёр не в особняке, потому что я не думаю, что Габриэль разрешает ей постоянно носить брошь.

— У меня не так много времени, — осторожно напомнила Бриджит, обнимая подушку с кушетки. Маринетт нервно закусила губу.

— Пойдём ночью, — предложила она и на волне невроза потянулась переплетать хвостики. — Только Адриана предупреждаем обязательно. Это не обсуждается!

Бриджит скривилась, но не возразила.

— Нужен ствол, — просто сказала она, разминая затёкшие ноги. — Должна же быть в этом мире справедливость? Меня пырнули, я пальну, всё по-честному…

***

Хлоя и правда оказалась полезной.

— Если бы ты дала мне Талисман, — жеманно протянула она, выуживая пистолет из отцовского сейфа, — то я бы положила любого противника к твоим ногам.

Ледибаг осторожно приняла оружие и спрятала его в йо-йо.

— Это слишком опасно, — сухо проронила она, захлопывая крышку. — А у нас с Котом больше сил и опыта. Большая толпа народа только помешает.

Хлоя подозрительно прищурилась.

— Ну как зна-а-а-аешь, — она царственно поправила волосы. — Не оставляй пули и гильзы и всё такое.

Баг кивнула и бесшумной тенью выпрыгнула в окно.