Кирио сумасшедший, наверное. У него в последнее время только из-за Ирумы предохранители и слетают.

У Ирумы очаровательные оленьи глазки: большие, сияющие, превосходные. Ещё прекраснее, когда Ирума смотрит с испугом, потеряв где-то всю решительность; радужка словно светлеет, теряет блеск и прячет где-то в синеве дрожащий зрачок. Просто восхитительно. Кирио скалит зубы в ухмылке; Ируму хотелось довести до слёз, до белого каления, до криков и…

Он ласково гладит бледную шею, ощущая чужую дрожь под пальцами. Прищуривается довольно, когда Ирума шумно сглатывает. Кирио чувствует превосходство над Ирумой, который бесконечно упрям, бесконечно смел, бесконечно глуп. Мягко давит на обманчиво хрупкие ключицы, чувствуя в груди предвкушение, и склоняется совсем близко, расстёгивая чужую рубашку.

Ирума упирается в его плечи, старается оттолкнуть, а в глазах — страх. Он не боялся даже когда Ами едва не уничтожил школу, но именно сейчас хотелось плакать и бежать как можно дальше.

В глазах Кирио — бесовский огонь, и Ирума набирается сил, чтобы вырваться из-под демона, чтобы попытаться сбежать, но больно ударяется о барьер. Резко оборачивается и Кирио, поймавший его взгляд, криво усмехается, в два шага оказываясь рядом, обнимая со спины.

— Ах, я так хочу тебя съесть, — не сдерживаясь, Кирио целует его в шею, а затем резко вцепляется зубами.

Под ошеломлённо-испуганный взгляд Ами довольно слизывает выступающую алым бисером кровь, ощущая на языке знакомый металлический привкус.

А когда из синих глаз блестящими каплями катятся слёзы, Кирио совершенно счастливо улыбается.