Ранним утром, на цыпочках, чтоб не разбудить Китана, Алан тихо выполз со второго этажа, прихватив удочку, и вышел во двор. Солнце едва-едва выглянуло из-за горизонта, играя лучами в макушках деревьев. Морозы ещё не успели ударить, и снег под ногами был мягким и липким – словом, погода радовала во всём. Даже Чарли, поддавшись какому-то своему собачьему настроению, скакал от сугроба к сугробу, засовывая нос глубоко в снег – наверное, вынюхивая мышей или кротов.

Этот день был для Алана особенным и по-настоящему светлым. Подумаешь, какая радость в чужом дне рождения? Но то, что он был именно у Китана, и вносило самую яркую искорку в настроение. На свой праздник Алан давно забил огромный и ржавый гвоздь, даже не пытаясь вспомнить, когда он у него вообще. Поэтому так хотелось сделать этот день ещё красочней, чтобы у парня появились хоть какие-то новые тёплые воспоминания. И, улыбаясь до ушей, Алан в очередной раз закинул удочку в спокойную гладь воды, уже предвкушая, как чуть позже подарит подарок, что так старательно оборачивал мятой крафт-бумагой и обвязывал зелёной ленточкой, найденной в своих старых детских вещах. Не очень презентабельно, конечно, но вполне себе симпатично. Если бы было из чего, Алан и пирог умудрился бы приготовить, в лепёшку бы разбился, а приготовил, но увы, ни муки ни яиц достать было невозможно.

"А зачем я это делаю"? — в голове вдруг, словно лампочка, загорелся вопрос. Как ни крути, Алан уже успел понять, что привязался к мальчишке, но ведь не стоило забывать, что вскоре этот темноволосый паренёк с невероятными глазами его покинет. И вновь он останется в этом огромном лесу совсем один, не считая Чарли. Давать себе надежду, что Китан останется с ним хотя бы на время, было глупо. Он непременно уйдёт. Даже если помечтать и подумать, что парень захочет остаться, то что ему тут делать, в компании мужика и собаки? Ему нужно найти место, которое станет домом, с нормальными людьми. Хоть это и маловероятно, но так хотелось для Китана лучшего. Так что пора понемногу ограничивать свою чрезмерную опеку и относиться к нему как к гостю, а не родному человеку. А ещё он поймал себя на мысли, что после смерти жены ни разу не испытывал чувства единения с кем-то, как и спокойствия и счастья. Очень жаль, что придётся с этим распрощаться... Алан так увлёкся своими мыслями, что даже не заметил сразу, как поплавок истерично дёрнулся, и пришлось выкинуть из головы всю тяжёлую муть, занявшись вылавливанием немаленькой совсем рыбёшки. Сегодня ему очень повезло, и на ближайшие дни они обеспечены запасом свежей рыбы. На охоту Алан планировал пойти только к концу недели.

Собрав свой улов, мужчина направился домой, гадая, проснулся ли Кит. Но тот спал блаженным сном ребёнка, укутавшись по уши в одеяло. Такой миленький и беззащитный. Алан неосознанно залюбовался подрагивающими во сне ресницами. Одёрнув себя, пришлось поспешно удалиться наверх, чтобы не нарушить столь сладкий чужой покой. Пусть пока спит, у него сегодня активный день. Алан собирался заставить мальчишку хорошенько пошевелить конечностями, чтобы поскорее вернуть тонус мышцам, поэтому сидеть на заднице ему больше не следовало. Зарядка и ещё раз зарядка.

Китан с интересом наблюдал за суетившимся и каким-то дёрганым Аланом. Что-то с этим странным мужиком было явно не так. Он лыбился с самого утра как дурак, витая где-то в облаках. Вот как только у него скулы не болят, совсем непонятно. А эта его заведённость, будто батарейки новые поставили – должна же быть причина этому. Интересно до жути, но Китан спрашивать не стал, боясь лишний раз привлечь к себе внимание. Алан и так успел его за полдня умотать вусмерть, заставив делать нелепые упражнения, и прогнал пару кругов по дому на трясущихся ногах. Нет, Китан и рад был подвигаться, но уж как-то слишком устал, да и до сих пор не мог унять дикое смущение, возникшее, когда после экзекуций Алан уселся рядом и начал растирать уставшие ступни, разгоняя кровь по телу. Сердце ни в какую не желало униматься, продолжая колотиться о рёбра, особенно сильно трепыхаясь от воспоминаний о тёплых мозолистых руках на коже. Пока Алан массировал его ноги, он не мог оторвать взгляда от его лица, пытаясь найти в нём ответы на внезапно появившиеся такие волнительные вопросы. Например, почему так хочется запустить пальцы в эти мягкие растрёпанные волосы? Или какая наощупь эта жестковатая на вид щетина? А эта тонкая полоска по брови, шрам? Что вообще творится на дне этих глубоких серых глаз? И вот, мучаясь, не понимая самого себя и уж точно этого странного мужика, Китан сидел, боясь шелохнуться, закусив нижнюю губу почти до крови. Даже и не заметил бы это, если неожиданно перед ним не возник Алан, протягивая увесистый свёрток, перевязанный ленточкой.

— Эм... — он вытаращил глаза на мужчину, слова будто застряли в горле.

— С днём рождения, Кит, — Алан, сверкая как прожектор маяка, не дождавшись, когда парень соберёт упавшую челюсть, опустил свёрток на его колени.

— Алан.... — парень совсем завис, не зная, как реагировать.

— Ну же, смелее, — смеётся мужчина, — он не кусается.

— Спасибо, — так и не придя до конца в себя, Китан потянул за бантик дрожащими пальцами и, наконец справившись с обёрткой, вовсе впал в ступор от шока. На коленях лежала стопка немного пожелтевших альбомов вместе с упаковкой всяких карандашей, как цветных, так и чёрных различной жесткости, пара пересохших ластиков и даже канцелярский нож. Не веря в происходящее, Китан поднял на мужчину глаза, полные слёз. Его пробрало просто до глубины души. В этом мире он больше и не рассчитывал, что вновь когда-нибудь сможет рисовать.

— Нравится?

— Это просто невероятно... — не было слов, чтобы выразить все эмоции, раздирающие изнутри, — где ты это смог раздобыть?

— Ну, прогулялись с Чарли по некоторым магазинчикам. Я запомнил, что ты рисовать любишь.

— Алан, спасибо... Я даже не знаю, как тебя отблагодарить...

— Ещё чего, — усмешка, — у тебя день рождения же, но.... — чуть задумавшись, — с тебя портрет.

— Твой?

— Не-а, твой. Ну, чтобы у меня было, что вспомнить. Сможешь? — подмигнул Алан.

— Думаю, да. Надо просто попрактиковаться... — замялся парень, крутя в пальцах карандаш.

— Вот и славно. Тогда развлекайся, а я пойду пока снег почищу. Там сугробы уже немаленькие, а я рассчитывал на днях тебя погулять выгнать. — Алан, потрепав как обычно лохматую чужую макушку, ушёл на улицу, пообещав вернуться к вечеру, не раньше. Он что, собирается там футбольное поле расчищать?!

Утерев рукавом влажные глаза, Китан принялся разглядывать местами потрескавшиеся карандаши в коробке и вновь восторженно ахнул: они оказались акварельными! Столько просторов для творчества, жаль только кистей нет. Но и эта проблема вполне решалась клочком линяющей шерсти из хвоста Чарли. Сказать, что парень находился в шоке, это ничего не сказать. Алан с каждым днём умудрялся удивлять его всё больше и больше. Затрагивал такие потерянные части души, что Китан вновь стал чувствовать себя живым, а ведь так давно он похоронил в себе надежду. Но вместе с этим и росло чувство вины. Ведь придёт день, и ему придётся рассказать всё: кто он и откуда, и самое главное, для чего он тут. Рассказать все свои тайны и скрытые мотивы или просто молча исчезнуть, оставив после себя жирное грязное пятно. Как поступить верно, и как обернётся жизнь после этого, даже предугадать невозможно. Но пока ещё рано из-за этого ломать голову: конечных выводов и решений ещё нет, так что и трепать себе нервы нет смысла. Хотя Китан уже знал, как он точно НЕ поступит. И, отвлекая себя на плавное скольжение грифеля по бумаге, он наблюдал, как тонкие линии переплетаются в очертания знакомого пушистого пса. Вот так вот неосознанно Китан нарисовал свой первый за много много лет эскиз. "А ведь даже недурно получилось, — улыбнулся себе парень, – руки-то помнят, несмотря ни на что". И, позволяя себе погрузиться в образы, что посылал мозг, он с лёгкостью выводил на бумаге новые наброски Чарли во всей его собачьей красе. Увлёкся настолько, что не заметил, как за окном начало смеркаться, и рисовать в темноте стало просто невозможно. Заставив себя наконец оторваться от бумаги, паренёк чуть не пискнул от неожиданности. За его спиной стоял Алан, облокотившись локтями на спинку дивана и зачарованно смотря на наброски. Вот и сколько этот нежданный зритель там стоит? Парень смутился, не зная, прятать ли ему альбом или вытаскивать мужчину из транса.

— Алан?

— Ой, прости. Я не хотел тебя пугать, — очухался мужчина, — очень здорово выходит, у тебя талант.

— Думаешь?

— Уверен. Чарли прям копия.

— Я тогда на дизайне учился и ходил на художественные курсы... — засмущался Китан.

— А я вот рисовать вообще не умею, но зато людей штопать горазд, — засмеялся Алан, — а ещё танцевать.

— Танцевать?

— Ага, — потёр нос Алан и как-то хитро посмотрел на паренька. Тот аж рот открыл от удивления, не представляя себе, как этот огромный шкаф может двигаться под музыку.

— Не веришь? — хмыкнул этот шкаф, уже откровенно что-то замышляя.

— Как-то не очень.

— Хм... Сейчас я тебя удивлю, — и, подорвавшись с места, унёсся на второй этаж. Китан лишь хлопал глазами, не представляя даже, что же задумал этот самый странный на свете мужик. Алана не было минут пять, а когда он появился, то держал в руках старый увесистый граммофон и пару пластинок под мышкой. Китан даже рот открыл от удивления. — Да, именно он, — усмехнулся Алан, — сейчас генератор запущу и устроим дискотеку. Только ещё камин сначала разведу, а то холодновато как-то.

— Не может быть... — всё никак не мог подобрать челюсть парень.

— Ещё как может, — подмигнул Алан, устраивая проигрыватель на маленький столик, и, как нечего делать, просто отодвинул диван, освобождая побольше места. Он ещё долго возился с камином, прежде чем вернулся к организации танцпола. Даже убрал мешающий полинялый коврик, чтобы не спотыкаться.

— Я музыку не слышал уже очень давно.

— Ну не мудрено. Если захочешь, будем хоть каждый вечер слушать. Я включу самое любимое. Ты же знаком с творчеством Scorpions?

— Да, слышал в детстве.

— Вот и отлично. Старый добрый Руди с ребятами устроят нам сегодня персональный концерт, — и, подрубив граммофон к сети, поставил одну из принесённых с собой пластинок, — поверь, мне ещё есть, чем тебя удивить, малыш.

— Ммм...

— Но это уже в другой раз, — и, опустив иглу на пластинку, выжидательно замер. Вскоре послышался глухой треск и механизм начал воспроизведение, наполняя комнату первыми звучными нотами. — Эта моя любимая, сейчас "встряхну тебя как ураган" — коверкая название, Алан с усмешкой стянул с себя свитер, оставаясь только в обтягивающей чёрной футболке, и, поведя плечами, будто разминаясь, скинул ещё и ботинки. Уже под музыку ступил в центр зала, двигаясь в такт бодрой мелодии. Каждое его движение ногами и корпусом было точным и складным, попадающим в бит. Совершая даже легкие акробатические пируэты вокруг своей оси и двигая бедрами, ни капли не смущаясь, Алан восторженно отдавался каждому звуку, подпевая такому продирающему до глубины души голосу солиста. А Китан сидел, заворожено смотря на мужчину, улавливая каждое движение мощного тела, поражаясь, как тот действительно чувствует музыку, и какое наслаждение получает, вот так дурачась от души. И насколько мелодичным и нежным может быть этот грубый и хрипловатый голос... А ещё Китан понимал, что не может отвести глаза от накачанных мышц, плотно обтянутых тонкой тканью. Он догадывался, что под мешковатой одеждой скрывается сильное тело, закалённое тяжёлой жизнью в лесу, но теперь убедился, что Алан идеален действительно во всём. Нет, Китана никогда не интересовали чужие тела, и мужские в особенности, а тут он просто не мог не пожирать глазами каждый красивый изгиб.

Песня закончилась, и, стряхнув с себя наваждение, парень отвернулся. Заметив на себе не в меру горячий взгляд, Алан счёл его за желание подвигаться тоже, и, переключив пластинку на другую мелодию, медленную и какую-то грустноватую, откинул растрёпанные волнистые волосы назад. Пару шагов в такт музыке, и он протянул парню широкую ладонь, приглашая присоединиться.

— Нет, что ты, я ходить-то толком не могу... — Китан испугано замотал головой.

— Давай, тебе нужно двигаться. Я помогу, — сияя самой обворожительной улыбкой, Алан практически навис над парнем.

— НЕТ!

—А ну не дрейфь, пора пошевелить булками, — и, бесцеремонно схватив чужие локти, просто выдернул парня с дивана, заставляя подняться. Китан даже ойкнуть не успел от неожиданности и испуганно уцепился за крепкие плечи, боясь не устоять на ещё ватных ногах. — Вот, правильно, держись, — обхватив тонкую талию, Алан потащил его к центру зала. Паренёк только замер в чужих руках, не зная, что и делать.

— Не бойся, я тебя держу, просто переступай ногами... Вот так... молодец, — Алан медленно кружил его в такт мелодии, заставляя сердце замереть и прочувствовать каждое слово песни, что напевал на чужое ухо, поддавшись моменту. Китан не знал, на чём сосредоточиться: то ли на жаре, исходящем от могучего тела, к которому был прижат, то ли на глубоком низком голосе, посылающем мурашки по коже. Слова отражались болезненным пульсом в голове, оставляя после себя выжженное клеймо.

Мудрец сказал: "Ты дотянись

И коснись волшебства.

В землю счастья ты дверь найди,

И поверь же в себя!

........................................

Сердце, испуганно молчавшее, вдруг забилось в бешеном ритме, так что даже дышать стало трудно. Это было настолько волнующе, что хотелось провалиться под землю, и смущала не сама абсурдность ситуации, а такая невероятная близость, единение, будто два одиночества слились, заполняя пустоту в душах обоих. И невозможно, чтобы он чувствовал это один, наверняка в голову Алана сейчас так же закрались похожие мысли, но вот только тот, ничуть не выдавая волнения, продолжал вести его в медленном танце. Чтобы не думать над такими сложными вещами, Китан полностью погрузился в ощущения, позволяя кружить себя. Под конец песни слабые ноги все же дали о себе знать, и парень устало уткнулся носом в чужую шею, не особо осознавая, что делает, будто в эйфории падая на самое дно, откуда выбраться уже не удастся. И, лишь втянув носом запах чужой кожи, пропитанной сухой листвой и дымом костра, понял, насколько выпал из реальности, поддавшись столь трогательному моменту. А Алан, так же плавая где-то в своих мыслях, продолжал нашёптывать красивые слова песни, не замечая, насколько невинный танец перешёл для другого человека в нечто личное и интимное. Он спустился с небес, только почувствовав, как напряглось под руками чужое тело.

— Прости, ты наверно устал, — погладив черноволосую макушку, усадил парня обратно на диван, восторженно смотря на него глазами ребёнка, — ведь здорово же было?

— Ага, — заливаясь краской, Китан изо всех сил пытался не выдать свое дикое смущение.

— А ты не хотел, — Алан рухнул на диван рядом, запрокинув голову назад.

— Мне понравилось, — сказал Китан с дрожью в голосе, но Алан не обратил на это внимания, сославшись на то, что парень просто устал.

— Я рад. Да и это отличная тренировка. Захочешь, ещё повторим, — и уставился за окно, где давно совсем стемнело, — надо за ужин приниматься. Сегодня рыба на углях, — и засмеялся, перебивая играющую на фоне музыку, — а звучит то как, прям ресторанное блюдо, — так же смеясь себе под нос, встал с дивана и направился к граммофону, отключая и унося обратно на второй этаж. Знал бы он, какую серьёзную ошибку совершил сейчас, так бы не улыбался.

Но Алан не знал и не хотел знать, не давая себе даже возможности подумать, что такими глупыми действиями заводит в тупик не только себя. Зато Китан начал понимать, что же всё-таки с ним происходит, и происходит что-то совершенно неладное. Он ещё долго сидел, кутаясь в одеяло, пытаясь унять бешено колотящееся в груди сердце и согнать жар с алеющих щёк. Он даже не замечал, как суетится Алан, пыхтя над ужином и попутно разговаривая с Чарли, которого позвал с улицы.

Сильное смятение охватило весь разум и больно кусало каждую частичку тела. Эти эмоции переходили все возможные рамки, и такого совсем не должно было случиться. Сейчас он наконец понял, ещё ощущая тёплое дыхание на своем ухе и сильные ладони на своём теле, что они безумно походят на те, что испытывали герои всех многочисленных романов, прочитанных за эти дни. Это сильно испугало. Испугало настолько, что захотелось разреветься в голос от безысходности. К такому повороту жизни он готов совершенно не был. Да и как можно себя подготовить к тому, что, как бы ты старательно не топил чувства глубоко в себе, обязательно найдётся тот, кто их нагло достанет и вывернет наизнанку, причем настолько легко и непринуждённо, словно так и надо. Догадывался ли Алан, что своей чрезмерной опекой и заботой влюбил в себя совершенно потерянного мальчишку? Можно было с уверенностью сказать, что нет. Ведь всё, что он делал, было чистой воды заботой о маленьком спасённом ребёнке. Вот только Китан по факту ребёнком не был, и за свою жизнь успел хлебнуть столько горечи, предательства и безнадёги, что в итоге принял чужое тепло и доброту в другом в совершенно неправильном свете. И что ему теперь делать со своими чувствами, парень не знал. Откинувшись на подушки, парень старательно уверял себя, что всё это глупость и пройдёт. Нужно задавить в себе эти чувства. Они настолько безнадёжны и глупы, что он даже сам не готов был принять влечение к мужчине, куда уж Алану до этого. К тому же, он точно однолюб и всегда был верен самому себе – глупо даже надеяться, что он вообще заметит чужой интерес. Парень не мог понять самого себя. Ведь имея за плечами кошмарный опыт, который даже вспоминать было до дрожи страшно, он должен был поставить жирный крест даже на одних мыслях о таких отношениях... но этого не случилось. И остается только смириться, давить эти неправильные чувства в себе и никак не позволить им выплыть наружу. Это будет провал, как для него, так и для Алана.