Ванильное мороженое с кусочками вишни в вафельном рожке стекало по руке Ланселя к локтю, пока тот стоял с глупо приоткрытым ртом.

      Для конца апреля солнце палило немилосердно, а ведь ещё позавчера местами лежал снег. На серебристо-голубом небе не наблюдалось ни одного пушистого облачка.

      Значительный кусок мороженого не выдержал и шлёпнулся на правый кроссовок юноши.

      Лансель и сейчас не смел шевельнуться или моргнуть. Он не обращал внимания на духоту, на таявшее лакомство и даже на пух, опять запутавшийся у него в густых волосах.

      Всё потому, что Арман, сняв лёгкий пиджак серовато-оливкового цвета и оставив тот висеть на спинке водительского сидения, закатал рукава белоснежной рубахи и склонился над раскрытым капотом автомобиля, откуда клубился пар.

      Старичок Вольво, кажется, совершенно не был готов к такой жаре, да ещё и в апреле, и попросту перегорел. Сквозь приоткрытое окно из салона приглушённо лилась какая-то заунывная песня, передаваемая по радио. Кажется, что-то о несчастной любви с повторяющимися словами в припеве, которую тянула всем известная певица. А Арман то и дело извергал ругательства, ковыряясь во внутренностях машины. Пепельная прядь слегка отросших волос падала ему на хмурившийся лоб и прикрывала недовольные глаза.

      Заурядная сценка из быта, в коей нет ничего поразительного, отчего-то совершенно неосознанно очаровала Ланселя.

      Юноша находил в этом нечто крайне притягательное и даже эстетичное. Может, разгадка крылась в том, что мышцы альфы под тонким слоем чуть намокшей от пота рубашки так заметно выделялись на плечах и переливались на спине? Или же в том, как Арман длинными пальцами быстро перебирал проводки, будто виртуозный музыкант? А может, это брюки, привлекательно обтягивающие стройные ноги и узкие бёдра мужчины, так гипнотизировали неискушённого омегу?

      — Чёрт! — в очередной раз послышалось со стороны Армана, который с грохотом захлопнул капот любимого авто.

      Он распрямился и положил руки на пояс, а после негодующим взглядом уставился на Ланселя, словно тот был в чём-то виноват. Нет, не виноват, но сломалась машина именно сегодня, именно сейчас и именно возле той самой аллеи, которую Арман в этот раз хотел объехать. Прямо кара небесная.

      Внутри Адэларана так и клокотала злость, которую не на кого было выплеснуть, поэтому и досталось бедняге Вольво. Прежде он никогда не обращался с ним подобным образом.

      — Ты весь перепачкался, — и Арман кивнул в сторону растаявшего мороженого.

      Будто очнувшись от глубокого сна, Лансель суетливо оглядел себя и попытался как-то избавиться от липкой жижи на руке и кроссовке, в то время как альфа выключил радио, захватил пиджак и закрыл автомобиль.

      — Пошли, — скомандовал мужчина, подходя к юноше и протягивая тому чистый платок.

      — Спасибо, — польщённый заботой, ответил Делаже. — А как же…?

      — Я вызову эвакуатор, идём уже, — раздражённо повторил Арман.

      Он мог нарушить данное обещание Вивьвену: не приезжать в это захолустье, больше никогда не видеть Ланселя, и тогда бы ничего не случилось!

      Но вот Арман вновь шёл по длинной аллее меж платоновидных клёнов.

      Куда же делась его хвалёная эгоистичная сторона натуры? У альфы не существовало ответа на этот вопрос. Как и на тот, по какой причине все эти полторы недели он вспоминал про Ланселя? Раз за разом прокручивал в голове их последний разговор, отчётливо припоминая разные детали: обветренные щёки омеги, что так часто и стыдливо краснел; практически невидимые ресницы, обрамлявшие тёплую негу янтарных глаз; родинку под левым; россыпь золотистых веснушек; высокий лоб, что вовсе его не красил, и даже пух, запутавшийся в растрёпанных волосах. В какой-то момент Арман поймал себя на мысли, что ему интересно узнать, как дела у юноши? Всё ли в порядке? Не обижал ли его кто больше?             «Дурацкая природа!» — проклинал превратности судьбы мужчина и тут же отбрасывал навязчивые мысли об истинном.

      — Когда мы впервые встретились, то я думал, что вы старше, чем есть, — вдруг заговорил Лансель, взглянул на мужчину, прибывавшего явно на взводе.

      — Это всё из-за стресса на работе, — и Арман провёл рукой по виску, где проглядывали прядки седых волос.

      На удивление Делаже, ответ прозвучал довольно спокойно и, как обычно, весьма сдержанно.

      Альфа целенаправленно шагал прямо, закинув пиджак на плечо и придерживая тот одним пальцем.

      — Я знаю, как на нас смотрят окружающие, — тихонько добавил Лансель, глядя под ноги. — Мне самому это не нравится.

      — Они испытывают к тебе всего лишь жалость, — пренебрежительно процедил Арман, стремительно продвигаясь вперёд.

      Нет, эгоист внутри него всё ещё был тут.

      — Ну, это не самое лучшее чувство. Хотя, по сравнению с тем, какие взгляды они кидают на вас, пожалуй, я ещё легко отделываюсь.

      — Скоро уже всё закончится. Так что потерпи немного, — отозвался Адэларан, совершенно не настроенный на продолжение этой бессмысленной, по его мнению, беседы.

      — Конечно, — покорно согласился Лансель. — Просто разве это справедливо? Они ведь даже не знают, в каких мы отношениях, но смеют осуждать вас и делать из меня жертву? А если бы даже это было правдой, то какое их дело?

      Арман остановился и заглянул в глаза Ланселя, которые искрились праведным недовольством, непониманием и чувством несправедливости. Небольшой юношеский максимализм, что сидел в омеге, когда-то был и в нём самом. Альфа тяжело вздохнул и ответил:

      — Нет, это несправедливо. И порой, какие бы ты доводы ни приводил в защиту своей истины, даже если они кристально чисты и очевидны, узколобый человек может продолжать лишь из чувства собственной ущемлённой правоты порицать тебя. И тут уже не столь важно — правда это или нет. Чужая жизнь многим интересней, чем собственная, особенно если та выходит за рамки обыденности. Обычно подобные индивиды вскормлены на едино правильной модели мировоззрения и боятся перешагнуть границы трансцендентного даже в собственном разуме. Так что просто смирись и не обращай внимания.

      Хоть Арман и говорил действительно так, как думал, считаясь со своим воспитанием, правилами морали и нравственности, однако и ему не всегда удавалось с лёгкостью мириться и не обращать внимания на какую-то несправедливость, над которой он не властен. А в нём самом жило бессознательное самоограничение, в данный момент не рассматривающее даже вариант переступить неизведанные границы. Пауль ведь подходит куда больше, не так ли?

      — Я прекрасно это понимаю, — ответил Лансель, — но всё равно меня это дико раздражает, — и нахохлился.

      «Я не дурак», — эта фраза, брошенная юношей в прошлую их встречу, сама собой всплыла в памяти Армана. Он чуть улыбнулся, подтянул пиджак на плече и потрепал Ланселя по макушке.

      Не ожидавший такого поощрительного жеста, омега немного смутился и широко раскрыл глаза. Мужчина явно его сегодня баловал. Возможно, потому, что это последний раз, когда они видятся?

      — Пошли, — в очередной раз сказал Арман.

      Они продолжили путь по безлюдной аллее, где сероватый гравий шуршал под ногами, а впереди виднелся неоготический собор с горгульями на водостоке.

      «Вы опоздали», — это были первые слова преподобного Делаже при встрече с Арманом, и кюре указал на свой кабинет, пропуская мужчину вперёд. Тогда их дискуссия длилась не больше пятнадцати минут, и, кажется, Вивьен остался ей удовлетворён. Священник даже дал чёткий намёк на то, что Арману вовсе не обязательно прощаться с его сыном, а лучше просто и незаметно исчезнуть так, как будто его никогда и не было.

      Выйдя во дворик со столетними надгробиями и высокими кедрами, альфа закурил. Лансель сидел на старенькой лавке, спинка которой слегка скосилась на одну сторону, и, задрав голову, задумчиво разглядывал ярко-голубое небо.

      Выдыхая никотиновый дым через ноздри, Арман не торопился прерывать уединение того. Мужчине хотелось запомнить своего истинного. Всё же этот неуклюжий, местами взбалмошный, громкий и не умеющий шутить омега, начитавшийся научно-фантастических книжек про расщепление личности, по разведению нутрий в неволе, книг про художников маринистов и Бог ещё знает чего, умел искренне наслаждаться обществом Армана, и ему хватало гордости и ума не обращать внимания на жгучие взгляды прохожих.

      Иногда некоторые люди кажутся нам абсолютно поверхностными, и против всем известного правила мы смеем судить их лишь по обложке. Думаем, что они не представляют собой ничего интересного, им нечем нас удивить и привлечь. Но как же мы ошибаемся и дивимся, познав всю глубину другого! После этого нам уже не терпится нырнуть ещё глубже и увидеть несметные сокровища, таящиеся на дне, а не меняться на тёплом песочке у берега.

      Естественно, Лансель навсегда оставил неизгладимый след в душе Армана Адэларана.

      — Удачи, — всё, что сказал альфа на прощание.

      Дымовая завеса от сигареты развеялась, и мужчина заглянул своими глазами оттенка ниагары в лучистые янтари юноши. Лансель лишь кивнул в ответ, боясь сбить столь чарующий, но жутко горький, сжимающий юное сердце миг. Та неосознанная химия, происходившая сейчас между ними, пыталась впитать остатки последних минут людей, добровольно терявших друг друга. «Увы, если бы ты родился раньше или я хотя бы лет на пятнадцать позже» — думал про себя Арман.

      Резко развернувшись, он поспешил на выход со священной земли, ощущая, как его спину прожигает трепещущий взгляд. Альфа почувствовал нестерпимую грусть и тоску, которые не принадлежали ему самому. Долгожданная свобода от ответственности, ставшая для него чем-то вполне естественным, больше не приносила радости.

      После того как он вызвал эвакуатор, то направился на железнодорожную станцию. Арман не ездил на поездах уже лет шесть или семь, словом, очень давно, что заставляло ощущать его действительно старше, чем он есть.

      Увлечённый минорными мыслями, Арман шёл по ровно вычерченным бордюрам тихого городка Вириер-ле-Бюисон и не переставал курить. На одном из перекрёстков он остановился почти посреди зебры, потому что бензина в одноразовой зажигалке осталось на дне, и она никак не хотела давать огонь.

      Всё случилось слишком быстро, единственное, что Арман успел уловить краем глаза — это несущийся прямо на него автомобиль, возникший словно из-под земли. Послышался дикий скрип тормозящей резины об асфальт, и не подожжённая сигарета так и выпала у него изо рта. Последнее, что он учуял, это дуновение петрикора, когда капли дождя скатываются с ягод дикой малины. В следующее же мгновение что-то небольшое со всей силы оттолкнуло его и впечатало в фонарный столб на обочине.

      Водитель выглядывал из окна и как гром бранился, на чём свет стоит, а след от колёс его машины тянулся на несколько метров позади. Серовато-оливкового цвета пиджак, сигарета и прозрачная зажигалка валялись в паре сантиметров от бампера автомобиля.

      Очнувшись от перенесённого шока, Арман сразу же сообразил, что произошло.

      Лансель, весь дрожа, крепко стискивал в пальцах его рубаху на боках и, уткнувшись ему в грудь, прижимался. Альфа обнаружил не менее интересное положение и своей правой руки, что буквально впилась в плечо юноши. Оказывается, это не Делаже, а он прижимал того к себе как можно теснее.

      — Идиот, — тихонько прошипел мужчина, слегка отстраняя Ланселя. — Несносный идиот! — злясь и глядя тому в напуганные глаза, рявкнул он.

      Окончательно оттолкнув всё ещё подрагивающего юношу, Арман пытался привести дыхание в норму и унять громко работающее сердце, отталкиваясь от столба левой конечностью. Он подобрал свои вещи с проезжей части, откуда уже успел скрыться так и не ставший преступником водитель.

      — Чёрт бы тебя побрал, — всё ещё причитал Арман и, не оглядываясь, зашагал к станции.

      Лансель так и остался стоять в растерянных чувствах на том перекрёстке. Ему было дико страшно, но ведь он сделал хорошее дело? Видимо, юноше никогда до конца не понять этого мужчину.

      Сидя в поезде у окна, Арман подставил кулак под гладко выбритый подбородок, сожалея, что здесь нельзя курить. Он не видел проносившегося за окном пейзажа, который сливался в одну сплошную стену. И зачем только Делаже решил проследить за ним? Альфа и сам испугался не меньше омеги, но вовсе не возможной смерти, а того, что Лансель просто мог отпихнуть его, а сам остаться на переходе.

      Арман Адэларан неотвратимо осознал, что ему ужасно страшно. Страшно оттого, что он мог больше никогда не вдохнуть дуновение петрикора, когда капли дождя скатываются с ягод дикой малины.

 Редактировать часть