Упав прямо на мелкую гору трупов, сохшую ежедневно под горячими лучами солнца в канаве, Люси, казалось бы, избавилась от чар величавого вампира, пробудилась совершенно свободной, никому не подвластной девушкой, но всё было не так. Привстав на локтях, она почувствовала сильнейший спазм в мышцах, которые, точно превратившись в сосульки, начали ломаться под теплом горячего тела, наполненного адреналином, разгонявшего кровь, заставляя ту бурлить. Замаранное грязью некогда белое платье, никак не напоминало наряд, в котором Артур похоронил мёртвую жену со всей любовью и всеми возможными почестью, отдав в лапы монстру, принявшему её в свои ряды. 

Что же она наделала?..

Люси, вовсе не выбралась из лап Дракулы и не избавилась от страшной участи не мертвой и не живой, наоборот, подписала смертный приговор, отныне закрывающий всякую надежду на спасение и дальнейшие поиски противоядия, хотя бы кола, если Господь Бог смилуется над грешной душой Люси. Теперь, потеряв свое посмертное пристанище, где её хоть и своеобразно, но любили, девушка пришла в отчаяние... На что вообще надеялась Люси, когда начала парирование против Дракулы, пойдя против воли самого князя Влада Басараба! 

Ответа не ожидалось, только лишь тогда, когда девушка встанет, осознав всю беду окончательно, поймёт, что приговор подписан на крови, Дракула, сказав, что отныне не примет вампиршу обратно в холодные объятия, не врал, не пытался — не примет, какой бы возлюбленной не стала Люси для него — податливой, ласковой, заботливой — она для него враг, который, приняв сторону людей, должен быть уничтожен, но господин, в своей привычной манере, распорядился предательницей иначе, отдав её саму в лапы скорого восхода солнца, без укрытия и навыков, сил и желания жить. А пока, встав на ноги, пару раз падая от тяжести наряда, Люси, всё ещё уважая своих родных и любимых, подняла подол, не давая тому волочиться по грязной, убогой земле. 

Наскоро выбравшись из воняющей канавы, куда, по-видимому, скидывали трупы неугодных и уже высосанных до костей с кожей людей, Люси, почувствовав прохладный горный воздух на своём заплаканном лице, увидела около сотни елей, макушки которых вздымались к небесам. На одном из стволов девушка заметила дупло, а в нем — промелькнувший всего на мгновение рыжий хвостик белки. Животное, по всей видимости, было совсем молодым и неопытным, вовсе не чувствующим опасности, исходившей от стоявшего так близко замка и его обитателей, хищников, обитающих в хвойных лесах!

Это маленькое пушистое чудо природы, точно напомнило подругу Люси Мину Харкер, бесстрашную невысокую брюнетку, такую же подвижную, такую же бесстрашную — она, казалось Люси, вылетела бы за ней в окно, прямо в объятия подруге, разбилась бы насмерть, но попыталась спасти! Девушка глубоких внутренних ценностей, никогда не идущая на компромисс с совестью — ни под страхом смерти, ни под давлением консервативного британского общества... Люси, вспомнив недавнюю вылазку в Англию, словно наяву увидела подругу вновь: как она, стоя в одном ряду с крупными, статными мужчинами, сама маленькая и хрупкая, тем не менее, неуловимо походила на них: гордая ровная осанка, прямой и уверенный взгляд! Мина, даже под гнётом страшных происшествий продолжала выискивать правду, скрывающую настоящую причину «смерти» Люси, её верной даже в облике монстра подруги… 

О, Господи, помилуй!

Тихо всхлипнув, Люси уронила на омертвевшее одеяло сухой травы свою настоящую, самую человеческую слезу из всех, продолжая идти дальше. Впереди она увидела огромную, казалось, бесконечную стену давно погибших стволистых кустарников, и после смерти сохранивших свои внушительные масштабы. Заросли словно явились сюда прямиком из сказки о спящей красавице, готовые поглотить любого, дерзнувшего преодолеть их, но не обладающего мужеством, сноровкой и чистым сердцем. Именно такими, — подумалось девушке, — были трое мужчин, когда-то давно желающие получить поцелуй и растопленное сердце Люции. Получил же её только один, сейчас горюющий, убивающийся по тоске за любимую Артур! Храбрые не по годам, двое оставшихся мужчин, принявших отказ, благородно предложили Люси дружбу, оставив посягательства на руку и сердце в прошлом. Как забывается дождливый, тоскливый пасмурный день, забылись и обиды. Оставив прошлое в прошлом, продолжая радоваться лучам солнца, а вскоре, забыв и о мокрой одежде, принялись улыбаться и грозам, окроплявшим земли, выпуская аромат листвы прямо в воздух, украшая и без того прекрасную, дополняющую саму себя природу!

Но на душе стало тоскливо, как то бывает, когда, вспоминаешь былые времена, которые уже в, казалось, далёком прошлом только и остаются маленьким невзрачным медальоном на шее, потрогав который, только тебе открываются самые радостные, осчастливившие тебя моменты или, наоборот, заставившие грустить, как стало сейчас, при воспоминании о трёх мужчинах, окруживших девушку мощными кронами колючих кустарников, отказ для которых та же рана на сердце, тот же яд, скрывающийся в сладкой чашке чая!.. Как Люции не хотелось обижать, оскорблять честь и достоинства мужчин, принижать их на фоне Артура… Джон Сьюард — психиатр, человек, имеющий свою собственную клинику, казалось, сам ангел, спустившийся на землю: лауреат докторской степени, красивый, статный, на слуху мужчина! Почему Люси отказала ему? Дурочка? Ничего не знающая в джентльменах простачка?..

А Квинси Морисс? Американский ковбой, не менее красивый, статный шатен с густыми усами, с острым, как лезвие бритвы языком — смешной, очаровательный, храбрый, если верить его историям из вылазок! Почему не он?..

Люси вспомнились слова из своего письма дорогой Мине, с впившимися в голову словами: «Ну почему девушка не может выйти замуж сразу за троих мужчин или за всех, что хотят на ней жениться, тогда не будет этих мучений!»

Хихикнув самой себе, Люси, уже начав понимать, что вместе с появлением сущности от неё всё дальше уходит Господь Бог, она, не страшась хотя бы шуток о многомужестве, хоть и стараясь не упиваться вином из самой крови Дьявола, дающей свободу, но не счастье, та, пошлёпав себя по запястьям, как бы вспоминая, что это всё ещё она, верная прислужница Господа и его любящая дочь, даже в теле слуги Сатаны, понимая, что никто не подвластен ей!

"Сейчас бы Мина огорчилась моему решению даже просто дать слабину, подумать об этом! Нет, я хоть и перестала чувствовать биения сердца, никогда не перестану слышать её голос внутри себя!" — подумала Люси, всё приближаясь к природному ограждению, яснее осознавая, что кустарники — вот её враги на пути сейчас.

Так, подойдя к одному из них, вампирша, сосредоточившись на превращении в мелкую летучую мышь, совсем не зная, как это делать правильно, — да и не желая! — начала дрожать то ли от холода, то ли от взгляда, пронизавшего всю спину, задевая подол платья и так ниже. Странное чувство напугало её, поэтому, резко обернувшись назад, та заметила графа, стоящего в рамке разбитого окна, по краям которого остались угловатые осколки стекла, напоминавшие совсем недавнее, но очень болезненное внутри прощание.

"Смотрит, что я делаю? Зачем? Хочет поиздеваться надо мной? Увидеть, как я страдаю?" — спрашивала про себя Люси, вскоре повернувшись всем телом, подняв подол платья, сделав пару шагов вперёд, сделав издевательский, совсем не уместный для места пребывания реверанс, но сейчас не было и речи об уместности — вампиршей играло глубокое чувство злобы и обиды, которое, вырвавшись в невинном, элегантном жесте, казалось, оскорбившем графа, который, лишь махнув плащом, развеяв его в воздухе, удалился. Злорадная ухмылка, обнажившая клыки, вырвалась вместе со смешком, который, не желая останавливаться, вырвался вскоре ребяческим, совсем по-наивному глупым девичьим смехом. 

Он, по всей видимости, дойдя до графа, пронзил и его уши тоже, потому что через пару секунд в окно вылетел позолоченный канделябр, который не только выбил оставшиеся осколки стекла, но и зарядил Люси на скорейшее продолжение побега — не хотелось измываться над тем, кто зол, способен дать отпор... 

***

Попытки превратиться в летучую мышь оказывались всё время неудачными, Люси, казалось, только больше растрачивая силы на это баловство, никак не может сосредоточиться окончательно. Пронизывающих взглядов стало больше одного, спина горела, будто на неё светит луч солнца, фокусируемый на одной точке лупой, медленно прожигавшей ткань, кожу, мясо и кости, разрывая саму душу Люси — отвергнутой и беззащитной леди в беде, которая, не в силах справиться самостоятельно, только и могла растрачивать последние капли сил, решающие её дальнейшую судьбу. Но она не сдавалась, не желала так просто отдаться в лапы хищника, убийцы, не имевшего ничего человеческого, ничего, что связывало его как человекоподобное создание в принципе. 

Нет, нельзя давать помыкать собой!

Поняв, что превращения не получится, Люси, уже пожелав себе скорейшей, окончательной духовной смерти, принялась расчищать это место в привычном вампиру этикете — разрывая колючие стволы кустарников, прогрызая своими мощными зубами путь, который не в силах прочистить обычный смертный, застрянет тут навеки, но не вампирша! 

Ценой собственной смерти, но она добьётся справедливости!

Подойдя к кустарнику ближе, носом чувствуя приятный запах рубленной древесины, Люси, прикрыв глаза, сконцентрировавшись на кустарнике, представляя в нём графа Дракулу, а позади него, за всей этой оградой, упавших на колени, без сил, плачущих и напуганных Мину, Джонатана, Артура, Джона и Квинси… Сердце будто огрели тяжёлым отбойным молотом, заставив то трещать по швам, обливаться кровью. 

Не должны страдать люди от чужого проклятья!

— Р-р-ра-а-а! — зарычала девушка, когтями начав разрывать длинную древесную преграду, которая так мешает её дальнейшему продвижению в замок. Приняв ту самую мощную силу, о которой говорил Дракула, Люси, чувствуя хлысты по лицу от натянутых стволов, как их мелкие иголочки протыкают мраморную кожу… Ярость, первородная, которую так долго хранила в себе вампирша… Она не могла не рычать, не могла стонать от того, как кровь мелкими ручейками вытекает из свежих порезов и ранок, попадает прямо в углубление носогубных складок и, стекая прямо на белоснежные, припухлые губы, так и манит испробовать её вновь, насладиться каждой каплей, слизывать сейчас и после с ранок детей, не кричащих, спящих младенческим сном… 

Как же плохо, дурно! Проклятье опьяняет, нужно бороться! 

Прочистив путь к дороге, ведущей прямо во вход в замок, Люси не могла поверить, что она сейчас не только приняла полную силу вампира, но ей по-прежнему плохо, так, как никогда прежде за всю сознательную, прошлую жизнь! Самое страшное — стать безжизненной, соломенной куклой, вставшей на этот костёр, только начавшей гореть, как превратившейся в пепел без остатка… Это напугало, пьянило в страшном головокружении. 

Холодным сердцем чувствуя, что Дракула сумел вызвать в девушке прозелитизм, та поняла, к чему всё ведёт — она не должна позволить графу выиграть эту схватку, только его смерть сможет побудить настоящее счастье в ней. С этой мыслью та помчалась в пристанище Дракулы, уже предчувствуя, что та сделает с вампиром, попадись он ей на глаза...