Влад, стоя у окна, из которого доносился еле слышный крик вампирши да вой ветра, только и мог, замерев как вкопанный, смотреть прямо в стену. Жемчуг, раскиданный по комнате покоев, напоминал об этой чертовке, дьявольском создании, чьё присутствие вызывало в нём неподдельный интерес раньше — тихая и скромная, она никогда не имела ошибок и оплошностей, в ней не играло желание испить кровь хозяина, не было мысли попасть под горячую руку и получить наказание, какое получает каждый, вставший на одну чашу весов, не сумев встать между, найдя идеальную середину. Люция Вестенра оказалась именно таковой — её кожа не была исцарапана когтями вампира, её платье идеально белого цвета никогда не подвергалось замене на новое, она берегла его, не давая крови замарать кружевной воротник, идеально чистый жемчуг, юбку, пышные рукава... Эта дьяволица словно не пила кровь детей, будто её не трогали людские души, но тревожило что-то своё, до чего невозможно было догадаться даже такому существу, как Дракула.
Продолжая пялиться в стену, вампир, будто почувствовав движение снаружи, решил подойти к злосчастному выбитому окну, вид из которого некогда выходил на дорогу. Тёмно-зелёная, покрытая плотным туманом лесная опушка, охраняющая покой монстра, встретила гостью стеной из высоких, давно погибших кустарников, которые и были её преградой.
— Что ты сделаешь, мой милый белый нарцисс? Завянешь? Распустишься?.. — прошептал себе под нос Дракула. Будучи опытным шахматистом, он знал, к чему всё ведёт; месть и горечь обиды — страшная и очень взрывная смесь, которая, — он знал наверняка, — даст свой плод милой леди в беде. В это время Люция, почувствовав испепеляющий взор пары глаз, повернулась, уставившись на графа в ответ. Но вместо того, чтобы ожидаемо разозлиться, закричать нецензурную брань, к которой граф привык и уже не воспринимает как оскорбление, леди, приподняв юбку, сделала короткий, невинный реверанс, который Дракула счёл как вызов, распустил плащ на бушующем ветру. Воевода никогда не любил играть с кем-то в игры, только смерть оппонента доставляла монстру удовольствие, иначе бы тот не выиграл крупную войну на Косовом поле, не победил Дана, казнив того...
Дракула, уже дойдя до двери, хотел было выйти, забыв о девчонке, как о канувшем в Лету Абрахаме Ван Хельсинге, но хохот, разразившийся позади вампира, зажёг в нём искру, превратившуюся в пожар — схватив ближайший увесистый предмет, до которого дотянулись руки, вампир, со всей силы замахнувшись им, выбил оставшиеся торчащие в раме осколки стекла, теперь никак не мешающие бушующему ночному ветру развыться в комнате.
— Прими как честь быть врагом самого Влада Дракулы, белый нарцисс, — снова прошептал про себя Дракула, закрыв дверь на ключ, щёлкнув пальцами, подзывая к себе податливых, желанных и страстных вампирш. — Ко мне, мои жёны, хозяин устал терпеть!
Страстные, жгучие не по словам белокожие ведьмы, уже раздевшись, обнажая свою природу, то, чем стоит хвалиться любой женщине, стоящей бок о бок с Владом Дракулой, встали у дверного проёма, арки, отделяющих их от привычных разговоров жениха с невестами. Но господарь хотел иного пути, соседняя комната — вот куда приказал идти вампир, прогоняя девушек из по-своему уютных покоев в рабочий кабинет, где некогда сидел Джонатан, писал письма своей прекрасной жене, уверяя в своей сохранности и благополучии — каков стыд и смех одновременно!
Белокурая ведьма, хихикая, виляя обнажёнными бёдрами в стороны, шла игривой, кошачьей, дьявольской походкой, в попытке соблазнить то, что давно извращено, — душа Дракулы, его натура, обнажая спрятанную в недрах тела краску, означающую только одно — он очень возбуждён, и весь замок знает, чего тот желает.
За старшей из невест подошли и остальные, поглаживая свои обнажённые части тел руками, ногтями царапая свою кожу, разрывая её, показывая кровоточащую плоть наружу. Более всего Влад любил убивать, жестоко, кроваво, но со всей сутью чести, справедливостью. Ни один вор, насильник, предатель не сбежал от казни самого господаря Влада Басараба, научивший Румынию наказывать людей, не жалеть тех сотней повторений молитв на дню — только колья и насаженные на них преступники, дьяволы, решившие испытать себя на путь безбожья, не почитая культуры и думая, что всё сойдёт с рук — да будет так!
Пройдя за последней, закончив цепочку закрывшейся дверью, продолжая вспоминать былые величия без… крови невинных… Влад, резко отдёрнув себя взглядом по обнажённым, всё продолжающим вилять перед глазами телам, прошёл к ним навстречу, начав бесцеремонно и резко разрывать на себе одежду.
Комнату, как и в момент разговора с Люси, начал заполонять туман, мелкими струями вызволяя красную, цвета страсти и крови дымку, лёгкую, непринуждённую, холодную, заставляющую каждый сантиметр тела пробиться в мурашках. Ведьмы, уже упав на колени, лишь тихо заскулили, чувствуя, как и сам Влад, что соски от резко пробившего холодка, начали твердеть, тёмными пятнами на белоснежных торсах лишь дополняя картину, желанную, но очень пошлую для такого цветка, как нарцисс, как для Люции.
Наконец выбравшись из плена одежды, Влад, лишь на миг приблизившись к открывшей клыкастый рот блондинке, схватил её за волосы в привычном жесте причинить боль: избить, ударить об стену, выкинуть из злосчастного окна... Но сейчас, сжалившись, вампир, откинув её к окну оголёнными бёдрами в его сторону, а смявшуюся грудь заставив прилипнуть на стекле, тот подошёл к ней и без всяких предупреждений вошёл, грубо и бестактно — в привычной манере, подобая своему прозвищу «Цепеш».
Застонав, выгнувшись в пояснице, ведьма задёргалась, руками схватилась за оконную раму, запотевшими в миг ладонями запачкав каждый уголок, не давая насладиться самым главным сейчас видом — оживший, бегающий по ночному хвойному лесу белый нарцисс, набрёл на длинные, колючие кустарники, не знает, что делать…
Беспомощность Люси доставляла Владу, тот, отстранившись на миг, резко вошёл на всю длину, казалось, желая выбить своей женой и это окно тоже, чтобы Люси, заметив наслаждающегося вампира, поработилась его чарам, перестала искать попытки выбраться из клетки, где нет ключа — только прутья, на внутренней стороне которых острые кончики осиновых кольев, пронзающих белоснежную грудку, медленно входящие прямиком в сердце.
— Господин! — закричала блондинка, губами прилипнув к оконной раме, руками продолжая искать невидимую опору в запотевшем, отражающем комнату, заполнившей красный пар, но, к сожалению Влада, без его разгоряченного, пружинистого в такте страсти тела, тела его жены и и двух других, покорно вставших сзади мужчины, примкнув к его спине оголёнными сосками, поглаживая свои низы одной ладонью, другой поглаживая то входящий, то выходящий член.
Как же удручающе, что вампиры не отражаются на стёклах!
Но голова гудела, шумела в мыслях не о брачной, удовлетворяющей каждую потребность ночи, а о словах мерзкой, по сути своей нарциссичной девчонке, на губах которой не высохла кровь младенцев, как та упрекнула своего спасителя, героя Румынии, заметившего ту в Уитби, пожелавшей вечной красоты и жизненных сил!
Руки, продолжая гулять по обнажённой коже, вспомнили гладкий пергамент, аккуратные движения пера по бумаге, обучение культуры Османии, их традиций и устоя общества… Первый плен Влада Басараба, посадивший тот самый плод безумия, отваги и безжалостности к остальным, взросший юношу таковым, чьё имя тогда было высечено в преданиях об отважном воеводе, герое Румынии, обедавшим с пронзёнными на колах людях — предателях, самолично вставших на путь грехов, подписав смертные приговоры.
Колокол в голове забился сильнее, капли слёз потекли по красным глазам, стекая по дёргающемуся подбородку, падая на бёдра, выгнувшейся перед ним в истоме вампирши. Но Дракула, хрустнув шеей, вновь посмотрел на белоснежное пятно, вспомнив дрожащий голос Люции, её мольбу в глазах, непоколебимость перед его провокациями — как тогда лицо Влада, только узнавшего о смерти отца и брата, родителя с отрубленной головой и родного человека, погибшего, задохнувшись в земле. Смерти, потрясшие его, будто вызванные самим Господом, только ужесточили его, вызволяя ту самую тёмную сторону ещё обычного, не проклятого парня, чьё имя сейчас — страшный рок, заговор на смерть обычного человека, абсолютно любого, будь то вор или крестьянин, ремесленник или убийца. Кровосос, некогда герой и самый справедливый воевода, оказался тем самым убийцей, воин на стороне дьявола, не пытавшегося понять свою природу, принял её как волю Божью, нацепив доспехи, испачканные в крови всей своей династии, за которую готов был вырвать сердце врагу, а сейчас упивается этим, пересказывая историю «от» и «до», совсем забыв те самые эмоции, мысли, поставившие Влада под удар.
Прошу, лишите меня невинности, опорочьте, но я хочу быть самой собой! Это не я!
Голос Люции, наполнив окроплённую красными облаками комнату, заверещал в ушах… Забившееся сердце, орган, навеки замолчавший, сейчас застучавший незваным гостем — Дракулой, ожидавшим приглашения в потерянную обитель…
Сердце, вот-вот восстав из пепла, застучало в давно забытом ритме, начав биться о длинные, угловатые кости рёбер. Боль, несравнимая ни с чем, — боль забытого, боль сбежавшего, того, чего не должно произойти! Но Влад, не собираясь оставлять эту рану надолго, с рыком рукой пронзил блондинистую ведьму насквозь голой рукой, замарав незамысловатый витраж тёмной, самой настоящей кровью дьявола.
Вампирша закричала от боли, выгнувшись в спине, и забилась, будто пытаясь всеми силами вырваться, сбежать как можно дальше от своего господина.
Остальные жёны, также резко переменившись в настроении, перестали ласкать терзавшего блондинку графа и проворно отпрянули подальше. Тот продолжал рвать её на мелкие куски, доставая изнутри всё, что попадётся под руку — кишки, печень, но самое главное, чего тот жаждал — сердце… Догадка, страшащая его, не могла быть правдой, Влад не может быть существом с живым сердцем! Ему нужны сердца тупоголовых ведьм, нужно увидеть все три, а если попадётся Люси — четыре органа!
— Господарь, умоляю, пощадите! Больно, агония! Я не пасла чувств к другим, я верна вам каждой частью, переставшим биться сердцем, прошу, пощадите!
— Заткнись! Замолчи, ведьма! Решила убить меня?! Никак! Слышишь, никак! Это рок, навек сохраняющий тайну, и величию его нет конца! Только желание способно убить вампира, монстра! Решилась на такой шаг, ведьма?!
— Влад, остановись! Просим! — закричали две жены в один слившийся голос, ударивший барабанные перепонки разом. Вынув руку из полуживой вампирши, напуганной и вспотевшей, господин повернулся, зарычал; дымка, кроваво-красная, почувствовав перемену настроения, побледнела, сделавшись мертвенно-бледной, такой, какая предвещает самый страшный и жуткий исход.
— Как посмели призывать меня по имени, три подлые, мерзкие твари! Я оберегал вас, любил, защищал от всего, что могло вас погубить! А вы?! Приняли сторону жалких крестьян, людей?! Признайтесь, иначе беды не миновать, каждую умерщвлю и посажу на не заточенный кол, отдав ваши тела на съедение солнечных лучей! Закидаю камнями, каждую!
Две девушки, медленно отступая, в ужасе цепляясь друг за друга, только и могли продолжать смотреть на грозного, взбешенного вампира, чьи глаза горели в ужасной агонии, в огне самого Сатаны. Поняв, что биться против него бесполезно, одна из них завопила:
— Господарь, простите нас за оговорку, оплошность! Мы не хотели, мы не знаем, как убивать наших сородичей! Наших, потому что сердца не бьются который век! С тех укусов верны только вам, воевода, герой, Цепеш! Вам решать, говорим ли мы правду — не поверите, сажайте на колья, истязайте наши тела как вздумается! Мы верны только вам!
Дракула продолжал наступать, закрывая своим мощным телом разорванную жену, чьи кости оказались разбросаны по комнате, а куски мяса, начав превращаться в черно-белый прах, испарялись на глазах...
Вторая, рыжая вампирша, не зная, что происходит и что делать, закричала тоже, вставляя своё слово, которое, по лицу господина, казалось, только больше питает его желание убивать, превратить в прах тела и этих жён:
— Да, простите нас за такие ядовитые, порочные языки! Мы не хотели оскорблять честь нашего господина! Веками гореть нам в аду, если лжём и продолжаем говорить то, чего нет!
Но слова перепуганных жён не отзывались в холодной душе господаря. Его сводило с ума собственное колотящееся сердце — граф отказывался, отказывался принимать его ожившим! Он с несвойственным себе отчаянием пытался найти виновного — и находил в бьющихся от ужаса, ничего не понимающих жёнах, и наступал, наступал, наступал...
— Врёте, о, врёте! По глазам напуганным вижу, как дрожите изнутри, хотя внешне просто хотите бежать куда дальше моего замка, моих земель! Примкнуть к ногам охотника, умолять его пощадить ваши чарующие души! Нет, не бывать такому! — лишь закричал Влад, как в мгновении ока оказался близ двух вампирш, вытянув шею, открыв зубастый рот в попытке прогрызть глотки... Но дьявольская сила, годами поддерживающая нечестивые жизни, дала вампиршам шанс на спасение. Не медля ни секунды, те выскочили из кабинета, в ужасе ища только одного — спасения, выхода, побега!
Но Дракула, имея на всех трёх свой собственный план, не хотел так легко позволить им сбежать, как недавно выброшенной в окно Люции, чья сущность, — он знал наверняка, — додумается восстать против него, хозяина земель! Она вернётся, он был уверен, точно просчитав желание каждой девушки, находящейся в его тёмных, склизких объятиях тьмы. Они его слуги, они думают, как думает господарь, как желает. Вырвав дверь со скрипучих петель, тот, откинув её прямо в стену, казалось, что поймал мелких мерзавок, но они, сумев превратиться в крылатых тварей, ловко увернулись от атаки, чья мощь размазала бы предательниц на стене.
Звон в ушах не унимался, только продолжался биться, вливая былую, забытую давным-давно жизнь в мёртвый, спрятанный в купол времени и замотанный паутиной воспоминаний замок. Это, казалось, только причиняя ему боль, ведь не так Влад желал процветания своему гнезду, рванул за мелкими чёрными точками в своём стиле — вырывая огромные колонны, разрывая позолоченные цепи люстр, выбрасывая прямо на обеих ведьм, хорошо изворачивающихся от любой атаки, какую бы не придумал изощрённый на подобные пытки хозяин.
Но вдруг перед ним неожиданно предстал его белоснежный нарцисс, чьи лепестки никак не испачкались в грязи, собственной крови, стекающей по ранам на щеках от хлёстких ударов колючих кустарников. Люция, чей голос раздался в кабинете, в тот момент, когда забилось сердце графа, и продолжая звучать повсюду и нигде одновременно, — её! Она проблема, она ключ к этой страшной разгадке!
Дракула, уже улыбаясь хищной пастью, как старому знакомому, начал медленно идти в сторону белоснежного пятна в темноте обители, не ожидая, что та заговорит напуганным, всё таким же умоляющим голосом:
— Влад Басараб, спаситель Румынии, человек, потерявший всех: старшего брата с отцом, младшего брата, нашедший своё предназначение в тылу врага! Я знаю, понимаю, что ты не будешь принимать меня, как бы я ни умоляла, но прошу, одумайся! Я слышала ваш разговор, твои жёны не виноваты, женщины, мужчины, в конце концов, не виноваты в том, что тебя настигло проклятье, не виноваты в том, что ты принял его так просто! Пересказывая твою историю у себя в голове, я не могла поверить, как такой человек стал таким чудовищем, монстром! Стал безжалостным убийцей всех без разбору!
В голову снова ударил звон, словно в рот пичкают цветы чеснока, сок которых стекает в глотку, отравляя всё изнутри... Нет, нужно найти это бьющееся сердце, чего бы тому не стоило!
— Люция Вестенра, как смеешь называть меня по имени? Жалкая бессмертная, чья голова всё ещё на месте только из-за добродушного сердца в прошлой жизни! Ты думаешь, я не хотел быть обычным, самым простым человеком? Думаешь, я так просто принял кару небесную, чьё проклятье до сих пор течёт в моих венах?
Граф принялся наступать, голыми стопами хлопая по каменному полу. Стараясь не показывать свой запрятанный сейчас страх, Люси, принявшись отходить в сторону, не отводила взгляда от Влада, считывая его желание и следующий ход.
— Да! Именно так ты и сделал, приняв рок как благословение, новый способ завоевывать территории, мстить врагам, но понял слишком поздно, что сущность, данная Сатаной, убила в тебе всё человеческое! Только ты властен самому себе — скажи, кто ты на самом деле! Скажи, кто такой Влад Басараб?!
Дракула, наконец спустившись по ступеням в огромный зал, хотел было разорвать чертовку в клочья, начав испивать её обескровленное тело до скелета, но ноги не слушались хозяина, слушались странного ритма, отбивающего медленными глухими ударами в голове. Будто он не давал сделать ошибку, то, чего Влад желает, но понимает, что лишнее.
— Так хочешь изменить то, чего не выйдет? Твои прозелитистские речи не стоят ничего, потому что я — Влад Басараб, стою обнажённым перед тобою, готовым вырвать и твоё слишком человечное для монстра сердце тоже, как и у своей первой, самой любимой жены. Считай, что это будет честь стать второй на очереди!
Люси, продолжая отходить от величавого вампира, принялась глотать комы слюней, желая не только прокашляться, прочистить горло, но и высчитать безопасное расстояние между хищником, не дать тому приблизиться. Голос, словно пробиваясь через страх и сомнения, говорил, чуть ли не крича:
— Нет, Влад мёртв, его душа погибла на войне с турками, но что-то тёмное, сумев подобраться в тыл врага так грамотно, не дало тебе умереть телом!
Влад остановился, перестав эхом топанья мешать монологу двух вампиров. Его глаза опустились на кроваво-красный, обитый атласной тканью диван, у спинки которого стояла напуганная, но продолжающая вбивать свою мысль в голову Дракулы Люция.
— Зря я тебе рассказал все свои испытания жизни, наивное дитя, зря.
— Наоборот, я смогла вырвать из тебя того самого человека! Вырви своё сердце, не страшись посмотреть себе в глаза лично, если не через зеркало, то душой! Прекрати страшиться самого себя, губя чужие души взамен на своё молчание! Прояви, наконец, былое мужество!
Слова, вырвавшиеся из уст ведьмы, снова заставили вскипеть кровь в навязчивой мысли убить мерзавку, вырвав сердце, удостоверившись, что даже если оно и не забилось, прикончить её, остановив терзания навсегда!
— Вот и посмотрим, кто я на самом деле! — прокричал Влад, бросившись на ровно и смело стоящую перед ним Люцию. Она, не успев даже опомниться, была прижата к полу, своим господарем с такой силой, что каменная плитка под ними покрылась трещинами... Лицо вампира исказила гримаса животной тяги испить кровь, глаза горели адским пламенем, как тогда, на вершине горы Уитби. Не в способности противостоять мощному, продолжающемуся давлению со стороны мужских лап, девушка, лишь простанывая невнятные мольбы, забыла о своих страхах перед Господом Богом — сейчас только он сможет спасти её из этого кровожадного капкана.
— Отпусти её, чудовище! — закричал кто-то издалека писклявыми, еле переводящимися голосками. Только Влад отвернулся от побагровевшей из-за нехватки воздуха Люции, как на его лице оказались две летучие мыши средней величины, с огромными крыльями и продолжающими что-то пищать голосками! Жёны Дракулы!
Мыши мёртвой хваткой вцепились коготками в веки мужчины, оттягивали их, разрывая кожу. В тёмных глазах-бусинках было невозможно прочитать, что именно чувствуют обе вампирши, но ясно было одно – они пришли Люции на помощь. Воспользовавшись моментом, Люси попыталась встать, но почти сразу же была отброшена в стену сильнейшим ударом. Позвоночник девушки прошибла нестерпимая боль, в глазах заплясали тёмные точки.
— Глупые ведьмы, думаете, что сможете победить меня?! Влада Дракулу?! — яростно рычал вампир, отбрасывая двух летучих мышей в ту же сторону, что и Люцию. Последнее, что увидели дамы, — убегающий в сторону Влад в неизвестном направлении, но дающий шанс понять, что происходит на самом деле.
Девушки, вновь превратившись в белокожих, обнажённых, развращающих в такой момент даже Люцию, ведьм, принялись размахивать руками, заламывая руки, ногтями расчёсывая волосы, наскоро начали:
— Господарь сошёл с ума!
— Ему померещилось, кажется, что у кого-то из нас, его служанок, бьётся сердце!
— Он пытается узнать об этом, но ни у меня, ни у неё ничего не произошло!
— Наша сестра мертва! Он разорвал её на части, а после не найдя бьющегося сердца, побежал за нами!
Приставив палец к своим губам, Люция, стараясь хоть как-то успокоить этот бешеный поток, спросила:
— Бьющееся сердце у вампира возможное явление?! Проклятье можно снять?!
Но вампирши, будто не слыша, продолжали очерчивать круги, заматывая волосы в бесформенные копны...
— Мы не знаем, Влад никогда не упоминал об этом! Мы не знаем, как и что должно произойти, чтобы убить вампира, как помочь человеку остановить проклятье!
— Не рассказал, чтобы не было повода попробовать, если не на себе, то на нём… — задумчиво протянула Люси, не понимая, что делать с новыми знаниями.
Сестры, заметив её недоумение, сказали в один голос:
— Твоё сердце бьётся?!
Вывод поверг в шок, но Люси, не желая быть убитой, сказала правду, в которую напуганные вампирши, по их лицам, не поверили:
— Нет! Упаси боже! Я и мысли допустить не могла!.. — как вдруг догадка повергла её в шок: — Если сердце бьётся не у кого-то из нас, то не у Влада ли, в самом деле?!..
По лицам девушек было ясно одно: что бы ни происходило, они и мысли не допускали, что сердце Влада могло снова забиться. Сама идея об этом казалась им кощунственной!
— Нет, заткнись! Влад не мог врать нам, он почувствовал сердце в жёнах, и ты одна из нас! Четвёртая, заинтересовавшая его больше остальных!
— Он смотрел на тебя в момент оргии! Очаровала, чтобы убить?! Нас!
— Сестры, нет! Прошу! — сама не веря, что назвала этих вампирш к сёстрами, Люция вскинула руки, будто в попытке отогнать рой лихорадочных мыслей. — Зачем мне врать? Будь у меня ожившее сердце, я бы и не стала возвращаться оттуда, откуда меня толчком в окно выпустили на ночной воздух! Я вампир, но не потерявшая связь с Господом, чтобы любить монстра, прислужника Сатаны!
Две дамы переглянулись, и та, что брюнетка, первая сократив дистанцию до почти интимной, губами прижалась к мраморному уху Люции, прошептав в него:
— Если страдал Влад, то мы вместе с ним страдали заодно. Я готова пожертвовать своей головой и погибшим сердцем, готова сделать всё, что ты скажешь, но, если у него будет потухшее сердце, мы вырвем из тебя все кости живьём.
Проглотив, казалось, колючий шар слюней, Люция, отойдя в сторону, глотнула сладкие, предвещающие неизбежное капли воздуха, произнеся:
— Нам нужно вырвать сердце Влада Басараба, удостовериться и удостоверить его, что бьётся именно его! Если не так, вырывайте из меня каждый кусок плоти мелкими кинжалами, я чиста перед Господом, он мне судья, не вы, монстры, рождённые под покровом ночи.
Лишь кивнув, вампирши хотели было обсудить план подробнее, но знакомая дымка, окутав теперь весь замок, заставила воздух вокруг похолодеть, вампирскую сущность почувствовать приближение господаря... Резко повернувшись в сторону взгляда Люции, как и она, наконец увидели красно-кровавую, выходящую из-за угла броню Дракулы — ордена дракона, означающая пролитую кровь в прошлом, настоящем и будущем — самый настоящий символ кровожадности и жестокости в первозданном виде. Структура доспехов напоминали обнажённую человеческую плоть, а шлем на голове превращал его в волка, агрессивного и не видящего ни одного препятствия на пути.
— Желаете моего сердца? Так вырвите его с металлом, прекрасные ведьмы! — закричал Влад, вскинув руки в плотно прилегающих красных, казалось, заменивших ему мясо доспехах, уже не страшась ни вампирской силы, ни разговоров, странно пробуждающих в вампире что-то забытое и непривычное...
— Превратитесь в летучих мышей и делайте всё, чтобы заставить его снять броню... Я помогу отвлечь его… Бьём. — прошептала Люси, в ответ на что заметила две чёрные точки, резко удаляющиеся от неё, летящие прямо на Дракулу.