Утром Клайв открыл свою записную книжку. Ощущая потребность в том, чтобы следить за днями, он отвёл одну из страниц на календарь, где теперь отмечал дни, и сегодня был уже седьмой. Неделя. Гвеналь упоминал, что в следующий выходной их будут навещать родители; это будет десятый день. Немного поколебавшись, Клайв сугубо для проформы обвёл его кружком – событие, всё-таки.

После завтрака началась медитация. Он занял то же место, что и вчера, подметив, что ученики, насколько он запомнил, сели так же, как и в прошлый раз. Никто не пытался намекнуть ему на то, что он занял чужое место, и он заключил, что выбрал то же, которое предпочёл и Клайвен. Учитывая, что и вёл он себя похоже (по крайней мере, он ни разу ещё не поймал на себе даже удивлённого взгляда), то они действительно могли быть людьми одного типа. Но даже так, как бы не попасть впросак на следующем выходном... Глубоко вздохнув, Клайв задвинул эти мысли, ничем не помогавшие ему на данный момент, в дальний угол.

Чего же они должны были достичь, медитируя? Эрфус говорил очистить разум, но чем больше Клайв принудительно отодвигал мысли в сторону, тем больше его раздражало окружение. «Забудьте, где вы», как же. Тут забудешь. Шаги, чьё-то недовольное сопение, назойливые крики морских птиц, отголоски городского шума, шум волн и зелени вокруг. И дурацкий порывистый прибрежный ветер.

Он медленно, глубоко вдохнул и выдохнул, пытаясь избавиться от раздражения. Это действительно его немного успокоило, потому что он вдруг отвлёкся на то, что ощущало его обоняние. В солёном запахе океана, доносившимся бризом, чувствовалось нечто... родное? Если и не родное, то очень привычное. Вот не то чтобы сильный, но фоновый, легко отделимый от остальных запах нагретого на несколько сотен (а то и десятков сотен) градусов металла; в нём он мог выделить приторно-вязкий запах тяжёлых металлов, в который вплелась звенящая нить какого-то лёгкого и прочного сплава, рядом – мягкий, но уверенный след полимерного композита, и если абстрагироваться от них, то можно было выделить едва уловимый железный отпечаток крови, будто въевшийся. Кроме этого, отчётливый запах рыбы (неудивительно); вот тончайшая нотка чего-то горелого, но чего? У него появилось ощущение узнаваемости, словно он это горелое знал, но от него ускользало понимание того, что именно это было.

А ещё... что-то, очень похожее на запах озона, пронизывавшее всё вокруг. Клайв заметил это только сейчас, когда начал перебирать запахи, отделяя их друг от друга. Грозы ведь в последнее время не было и не предвиделось, а искусственный источник такого запаха здесь существовать не мог. Были ли сведения о природных явлениях, кроме грозы, которые могли вызвать нечто похожее?..

Поймав собственное сознание на незнакомом состоянии, то ли поплывшем, то ли как-то по-новому организовавшимся, он вернулся мыслями к настоящему и, зафиксировав прежний звуковой фон ни капли не изменившимся, медленно приоткрыл глаза – проверить, сколько времени прошло. И отшатнулся, едва не завалившись на спину: пожилой преподаватель сидел перед ним на корточках, упираясь в него испытующим взглядом.

– Ты тут не уснул? – с выверенной долей ехидцы осведомились у него. Клайв услышал тихие смешки.

– Э... нет. Я медитировал.

Преподаватель вытянул шею, щурясь и ещё более пристально всматриваясь в его глаза, а затем довольно кивнул с улыбкой.

– А что именно ты делал?

– Я... вслушивался... в запах, – полувопросительно ответил Клайв, чувствуя себя неловко. Смешки снова повторились.

– И как именно?

– М-м... – Клайв собрался с мыслями. Не станет же он говорить, что за запахи он на самом деле ощущал (тех материалов здесь не было); придётся сочинять на ходу, и, желательно, убедительно. – Из порта запах очень... разносторонний. Отчётливее всего рыба ощущается. И океан. Ещё запах животных. Потом – древесина, и на запахах того, что привозят на судах, я немного... застрял. Что-то такое... металлическое точно есть.

Ученики хихикали, уже не скрываясь, не уловив, что под последним он на самом деле подразумевал тонкий душок крови. Для города это, впрочем, было естественно: разделка скота и рыбы стерильностью не отличалась.

– Ну, что же, – Эрфус, у которого на мгновение заострился взгляд, выпрямился. – Можете ещё посмеяться, юнцы и девицы. Хотя смеяться тут положено только двоим: мне и юному Клайвену.

– Почему? – спросил кто-то.

– Потому что у него получилось, а у вас – нет.

У Клайва вдруг громко заурчало в желудке.

– И это тоже показатель. Иди, скажи на кухне, что это я тебя послал, чтобы тебе выдали перекусить. И до занятий можешь быть свободен, – голос преподавателя после этого приобрёл стальные нотки, властно прерывая возмущённые шепотки: – Остальные сидят дальше. Пока не получится.

– Благодарю, – отозвался Клайв, уже усвоивший, что вежливость тут любили. Эрфус благосклонно кивнул.

Скрывшись из виду, Клайв ускорил шаг: есть хотелось так, словно он не завтракал вовсе. На кухню он почти что влетел, с вожделением принюхиваясь к запаху чего-то жарившегося и определённо мясного, и кусочек этого самого мясного ему тоже положили на тарелку, горячий, истекавший всё ещё шипевшим и мелко брызгавшим жиром. Клайв сглотнул набежавшую от вида отменно приготовленного мяса слюну, немного хрипло поблагодарив; судя по ответной улыбке повара, ему бы выдали поесть, даже если бы он не упомянул Эрфуса. Любили его почему-то повара...

Сметя с тарелки всё, что на ней было, он едва не откинулся на спинку стула по привычке, вовремя вспомнив, что сидел на лавке. Зато в комнате он с удовольствием растянулся на кровати. С ещё большим удовольствием он, убаюканный ощущением своевременно утолённой сытости, ещё и вздремнул бы часок, но он мог пропустить занятия. Поэтому, умиротворённо повалявшись ещё полчаса, параллельно обдумывая при этом всё, что уже успело произойти за сегодняшний день (его всё же беспокоил едва ощутимый запах крови, который уж точно никак не мог доноситься из-за океана, но всё равно чувствовался неотделимым от запахов металлов и родных ему сплавов, будто прикипевши к ним), Клайв выбрался в коридор и, краем глаза заметив висевшее на стене небольшое зеркало, которое до этого его не слишком интересовало, вернулся к нему и всмотрелся, пытаясь всё же понять, почему Эрфус так внимательно на него смотрел и что он нашёл в его лице.

Сначала он не заметил ничего необычного. А потом рассмотрел в своих радужках, всегда бывших чистого зелёного цвета, без капельки других цветовых вкраплений, что было весьма распространено, жёлтые лучики, словно бы тонкие прожилки от зрачка к более тёмной кайме. И несколько расстроился, ощутив, что прежде цвет теперь утратил что-то сугубо эстетическое. Эстетство у него проявлялось довольно редко, избирательно, по отношению к совершенно не связанным между собой вещам, порой даже каким-то мелким. И вот надо же было и этого лишиться... Ещё раз бросив взгляд в зеркало, Клайв тяжело вздохнул, иррационально испытав в этот момент почти невыносимую тоску по униформе: скучал по прежнему своему общему виду.

Захотелось домой. Он вдруг остро ощутил, что у него здесь не было дома, и неизвестно было, когда хотя бы угол свой появится. Чтобы именно личный.

Он с некоторым трудом отбросил эти мысли, уговорив себя, что ностальгия ему сейчас ни к чему.

Дальнейшие занятия протекали с переменным успехом. Его не трогали, и до обеда он их просто пересидел, снова раздумывая над тем, как вообще возможно было удалённо производить с предметами манипуляции, не имея соответствующего оборудования. В основном у него вертелись в голове те же мысли, что и вчера, потому что больше никаких логических объяснений он не видел.

Снова появившийся Эрфус внимательно на него посмотрел, но вызывать не стал, видимо, сочтя, что с него и так достаточно было на сегодня. Зато Корсан сразу же, как и в прошлый раз, назвал его имя. Да что он ко мне прицепился-то, задался вопросом Клайв, подходя.

– Цель всё та же, что и в прошлый раз, – напомнил преподаватель. – Выбери уголёк и заставь его затлеть поярче.

Клайв поднял руки над углями и ощутил, что на его плечи, как и в прошлый раз, словно бы легли чьи-то ладони. Однако сейчас это ощущалось ненавязчиво и почти невесомо, словно его пытались не тревожить и не отвлекать. «Огонь – нестабильная вещь. Будьте осторожны», – вспомнил он слова Корсана. О да, он будет максимально осторожен, просто посидев, ничего не делая.

Однако преподаватель не спешил отпускать его на место. И молчал. Клайв немного опустил ладони, глядя в металлический короб, где, загадочно мигая, тихонько тлели угли, распространяя затихавшее, уже ласковое тепло, и его мозг, уже привыкший работать-работать-работать, подбросил ему мысль касательно теплоты. А что там с ней, непроизвольно заинтересовался он и следом вспомнил одно из краеугольных уравнений термодинамики. Задача-то, в принципе, другого типа... Здесь не требовали ничего двигать; чтобы уголёк начал активнее прогорать, в него нужно просто добавить энергии, причём не посредством механической работы, а через теплообмен. И это представлялось уже гораздо проще, особенно учитывая, что какое-то количество тепла и так было рассеяно в воздухе; если его каким-то образом собрать и подвести к угольку, то оно изменит его внутреннюю энергию, а так как её нужно будет куда-то девать – тот будет быстрее прогорать. Всё складно, если не учитывать другое, тоже краеугольное положение термодинамики о том, что тепло от менее нагретого предмета к более нагретому само по себе ну никак не передаётся. И что теперь, силой мысли его заставить?

Клайву после этой мысли стало немного смешно. Тем не менее, Корсан продолжал чего-то ждать, не отпуская его, и он запоздало понял, что и сам тоже то ли чего-то ждал, то ли находился в некоего рода оцепенении. Или он чего-то ждал именно от этих вот углей. Которые сами по себе гореть не будут, между прочим...

Он коснулся кончиками пальцев тёплых бортов короба, немного наклонившись над ним и продолжая пребывать в том же состоянии. Если бы он сообразил, что так же чувствовал себя утром, то тут же очнулся бы, но всё его внимание отчего-то занимало содержимое металлической коробки.

Содержимое загадочно помигивало. Клайв уставился на один из угольков. Если подумать, – он не заметил, что заново вернулся к началу размышлений, словно пробовал подобрать другие обоснования, другое решение, – то задача выглядела гораздо проще, чем в случае с механической работой. Нужно было просто передать в одно место энергию. Взяться она, конечно, из ниоткуда просто так не могла, согласно закону сохранения энергии, но если подвести её от остальных, тоже ведь горячих...

Он не заметил ни того, что напрягся, ни того, что в ладонях вдруг стало тепло, глядя вместо этого на уголёк, который, прежде тускло тлевший, затлел ярче, ещё ярче и, в конце концов, засветился, отбрасывая свет на его лицо. Остальные почти потухли, слабо дымясь. От удивления, пробившегося сквозь медитативное состояние, он пришёл в себя и одновременно пришёл в шок. Он что-то сделал. Из того, что рассудок отрицал, и принимать всё ещё отказывался. Как?..

Уголёк потух.

– Ого, – произнёс Корсан, и Клайв ошеломлённо поднял на него взгляд. – Превосходно. Просто превосходно! Я бы даже сказал, удивительно.

Клайв слабо кивнул. Удивительно – это ещё мягко говоря. Он вообще ощущал себя не то что удивлённым – попросту сбитым с толку. Внутри в придачу появилось очень неприятное ощущение.

– Сходи, поешь, – посоветовал преподаватель, и Клайв, хоть есть ему вовсе и не хотелось, снова кивнул, поднимаясь.

И внезапно ощутил слабость, да такую, словно на него взгромоздили вес, граничивший с невозможным для поднятия. Покачнувшись, он опёрся ладонями об стол, на несколько мгновений ощутив себя незрячим из-за того, что перед глазами потемнело. Кто-то тут же крепко схватил его за плечи, удерживая на месте. Вслед за этим его затрясло от холода. Почему так холодно, отстранённо удивился он.

– Мои занятия окончены, – услышал он твёрдый и уверенный голос Корсана, и поднял на того взгляд. Оказывается, тот же его и держал, шустро подхватившись со стула. Преподаватель бросил короткий взгляд ему в глаза и, нахмурившись, снова обратился к ученикам: – Мы с Клайвеном сейчас выйдем, и только после этого вы разойдётесь.

Немного придя в себя, Клайв выпрямился. Его продолжало трясти, но он заставил себя зашагать к двери, следя за руками, чтобы не вцепиться в пояс. Без оружия руки почти зудели. Мимолётно вспомнив, как ощущалась в руках его старая добрая винтовка, он сжал кулаки почти до боли.

За дверью Корсан подхватил его за локоть и повёл к лестнице.

– Есть сильно хочешь? – спросил вдруг тот.

– Не хочу, – выдавил из себя Клайв. – Просто плохо.

Вот тут преподаватель бросил на него обеспокоенный взгляд. Они спустились на второй этаж, и Клайв потянулся было к спальням, потому что всё, чего ему хотелось, – залезть под одеяло и попытаться согреться, но Корсан завернул его обратно на лестницу. Спустившись ещё ниже, они зашли в обеденный зал, где Клайв послушно уселся за столик, испытав от запахов из кухни ещё и тошноту и странный холодок в горле. Буквально через полминуты Корсан поставил перед ним тарелку с куском сладкого пирога:

– Ешь.

Он едва заставил себя откусить кусочек. Тошнота никуда не уходила, и Клайв, зажмурившись, прожевал его и с усилием проглотил. Потом следующий. Когда он почти добил кусок, который начинал уже ненавидеть, желудок у него вдруг очнулся; у него было такое ощущение, что что-то внутри свело, как, бывает, сводит мышцы, и он прижал ладонь чуть ниже солнечного сплетения, едва не выпустив из второй руки оставшийся кусочек пирога.

С облегчением выдохнув, Корсан снова ушёл на кухню. И вернулся с кружкой и полной тарелкой еды; увидев количество мяса, Клайв проникся к преподавателю весьма тёплыми чувствами.

– Спасибо, – выдохнул он, принимая у того вилку с ножом, и вонзился ими в мясо, сразу же отхватив приличный кусок. Оно показалось ему невероятно вкусным, словно он не ел пару суток.

– Ну что, полегчало? – спросил Корсан, когда Клайв, закончив с едой, в два глотка ополовинил чай, и немного осоловело уставился в кружку.

– Да-а, – протянул Клайв. – Спасибо.

– Пожалуйста. Обычно такое происходит гораздо позже.

Клайв с любопытством поднял на него взгляд, ожидая объяснений.

– Перенапрягся ты, дорогой. Такое обычно бывает, когда ученики уже нащупали, как это нужно делать, но не соизмеряют, забыв, что я говорил об осторожности.

– Как я мог знать, соизмеряю я или нет? – сонно спросил Клайв.

– Никак, – согласился Корсан. – Зато теперь будешь. Но хорош, хорош... Несколько лет такого не видел.

– Зато я никогда такого не видел.

Корсан улыбнулся.

– Ничего, научишься. Сначала контролю, потом эффективности. И ты будешь учиться быстро. У тебя к этому талант.

Затем преподаватель ушёл, оставив его допивать чай. Клайв тоже долго не оставался, чтобы не уснуть сидя. Он мог.

Спал он настолько крепко, что не проснулся даже на ужин. Это было довольно показательно: такое означало, что организм затратил слишком много ресурсов... но непонятно на что. Может быть, он и впрямь перенапряг некий эквивалент мышцы, отвечавшей за эту вот магию.

За завтраком за стол напротив него села Эрив. Снова. С учётом ситуации, в которой ему было совсем не до женщин (он как раз раздумывал о том, какие изменения должны были произойти в организме на сугубо анатомическом уровне – и о том, что с ним происходило прямо сейчас), она его даже слегка раздражала. И он подозревал, что скоро будет не слегка.

– Доброе утро, Клайвен! – воодушевлённо (чуточку чересчур) поприветствовали его; он флегматично отозвался «доброе», уже догадываясь, что сейчас его спросят о самочувствии. Девушка немного помолчала, а затем действительно поинтересовалась: – Как ты себя чувствуешь?

Ну вот, несколько мрачно подумал он. Он понимал беспокойство в его адрес, когда он скверно выглядел, но когда у него с внешним видом всё было в порядке, его эти вопросы раздражали.

– Хорошо я себя чувствую.

На него ненадолго подняли взгляд с немым вопросом, наверное, пытаясь понять причину резкой нотки в ответе, и он кое-что подметил.

– Эрив?

– М-м? – взгляд вернулся обратно, и Клайв понял, что ему не почудилось: у девчушки около каёмки радужки появились два небольших жёлтых пятнышка, хорошо видимых на сером цвете. – Что такое?

– У тебя интересный цвет глаз, – проронил он, объясняя свой интерес.

– О... спасибо, – Эрив застенчиво спрятала взгляд за ресницами, чуточку порозовев. Приехали, ещё более мрачно подумал Клайв. Ну, что поделать, не мог он просчитать все последствия собственных слов в малознакомом ему месте, не столь у него социальные навыки были высоки...

На медитации его снова утянуло в странно сосредоточенное состояние, и он немного там задержался: ему понравилась умиротворённость, которую это приносило. Когда желудок уже настойчиво потребовал пищи, пришлось очнуться, конечно. И почему опять хотелось есть, если он ничего не делал? В организме происходила какая-то перестройка?

К счастью, его отпустили перекусить, и довольно удачно: возвращаясь к входу в башню, он ещё издалека увидел, что привезли продукты, среди которых он заметил и две небольшие клетки с местной домашней птицей. Тут-то стало понятно, что тот, кто изготовил флюгер для таверны, был на самом деле весьма одарён, потому что схожесть была максимальная. Да и художник в энциклопедии – оказывается, тоже.

– О, пернатых привезли, – произнёс он, останавливаясь около наблюдавшего за приёмом повара, рассчитывая выведать что-нибудь полезное наводящей фразой.

– Хорошие в этот раз курочки, крупненькие, – откликнулся тот, не поворачиваясь: ученики-то были на занятиях.

Так птицы действительно были курами. Накинув себе балл за сообразительность, Клайв присмотрелся к клеткам: что-то ему подсказывало, что курицы отличались, но он никак не мог понять, чем именно. Внешний вид вроде как был одинаковым. Разве что... в одной из клеток все курицы, настороженно блестевшие жёлтыми глазами, были странно тихими, а вот в другой птицы бойко возились и вертели головами, как им и было положено. Клайв прищурился, всматриваясь.

У бойких глаза были карими, как и положено.

– Они разные, что ли?

– Ну, да, – недоуменно откликнулся повар, повернувшись, чтобы взглянуть на спрашивавшего, и спохватился. – Ой!

У Клайва, наверное, впервые вовремя заурчало в желудке.

– Ой, – так же отозвался он, прижав ладонь к животу, и улыбнулся. – Господин Эрфус сказал, что мне можно зайти, перекусить чего-нибудь.

Повар попытался сдержать улыбку, но не сумел, отчего она вышла несколько смущённой.

– Сейчас сообразим вам чего-нибудь.

Пока они шли на кухню, Клайв дожал тему насчёт кур, и дружелюбно относившийся к нему повар беспечно разболтал, что одних готовил ученикам, а других ели все остальные. Вот так...

Клайв, опёршийся на столик в ожидании, накинул себе ещё два балла. И сразу же снял десять. У всех преподавателей были жёлтые глаза! Статистики ему не хватало. Так вот тебе и статистика, со злостью на себя же подумал он. И у него появился жёлтый цвет в радужках, и у Эрив, и он ничего из этого не связал в кучку.

Он медленно выдохнул, пытаясь успокоиться. Успокоиться получалось плохо. Потому что... потому что чем, чёрт побери, их кормили в таком случае?

Он снова почувствовал себя участником какого-то эксперимента.

– Господин?

– Да-да, – отозвался он, торопливо подходя за своей тарелкой. – Спасибо.

Интересно, каково на вкус то, нормальное мясо, задался он вопросом. Отличалось оно от этого или же нет? И каков шанс того, что этот странный пигмент – если это пигмент – у кур, и у людей был одинаков, и каким-то образом передавался вместе с мясом или образовывался в организме после его употребления? И ведь никто ему не расскажет. А память Клайвена относительно этого была бесполезна: прямого доступа к ней не было.

Он вдруг безо всякой причины почувствовал себя обманутым. Да ещё и так, словно это чувство будет посещать его ещё не раз в ближайшее время. Через несколько мгновений ощущение пропало, будто и не было, и он мог бы это проигнорировать, решив, что ему почудилось, однако он знал, что так работала его интуиция. Приятно, что она осталась с ним, между прочим: это было уже профессиональное, это развивалось у всех, кто имел дело с постоянной угрозой для жизни. Ну, точнее, не у всех, но те, у кого чувство опасности не развивалось, жили не слишком долго.

А он жил. И собирался жить ещё. И добиваться поставленных перед собой целей. Кстати, о последних... Способности к магии Огня – это, может быть, и неплохо, но, в общем-то, он мог бы обойтись и без неё, особенно если это так выматывало. А вот магия Воздуха, в котором он больше всего желал оказаться (а затем и за ним), могла ему пригодиться. Конечно, он понимал, что ему нужна была хотя бы капелька способностей к этому, раз уж их так тщательно искали у учеников. И, наверное, нельзя было просто так взять и овладеть магией без предрасположенности. Но он собирался попробовать. У него всякое удавалось порой, в конце концов.

Мысли, взявшиеся вертеться по кругу друг за другом, не могли успокоиться вплоть до начала занятий. На последних ему, ко всему привыкшему, уже было скучно, и он уже просто заставлял себя следить за всем и потихоньку собирать кусочки общей картины. Время тянулось медленно. Ещё его раздражала Эрив, всегда садившаяся возле него или, в обеденном зале, напротив: он не любил повышенного внимания к себе, которое девчонка умудрялась создавать, при этом почти на него не глядя. Сегодня, впрочем, на него посматривали нерешительно, но настойчиво; когда кто-то пытался таким образом привлечь к себе внимание, чтобы с ним заговорили, его это раздражало почти до отвращения. Ещё и кто-то чужой. Немного другое дело – близкие ему люди, к которым он обычно был внимателен. А тут – с чего бы ему лезть не в своё дело? Чтобы нарваться на напоминание об этом же?

Не желая трепать себе нервы лишний раз, Клайв попросту абстрагировался от внешнего мира, полностью переключив внимание на свою тарелку.

– Клайвен?

– Да? – резко отозвался он, поднимая взгляд. Эрив всмотрелась ему в глаза, словно пыталась что-то там разглядеть, а затем снова спрятала взгляд.

– М-м... Я успела до обеда взглянуть в зеркало, и... У меня пятнышки в глазах появились. Жёлтые. А у тебя как будто прожилки... Хотя раньше были зелёные совсем. То есть, целиком.

Клайв дослушал это до конца, хотя уже понимал, о чём шла речь. Когда она умолкла окончательно, он спросил:

– И?

– И... и? – она растерялась, не встретив понимания. – Ну, это... немного странно.

– Наверное, – согласился он, надеясь, что после этого ему дадут спокойно поесть.

Эрив и в самом деле замолчала, перестав, наконец, бросать на него взгляды. Вот только его самого теперь начало что-то беспокоить. Клайв замер с занесёнными над тарелкой ножом и вилкой, пытаясь выхватить упорно ускользавшую от него мысль.

– Клайвен? Что-то не так?

– Нет, – нахмурился он, едва не вспыхнув от раздражения и досады, но успел взять себя в руки. Почти поймал ведь.

Что-то... что же? Клайв отключился от постороннего шума, чтобы лучше слышать себя. Что же это? Что-то вертелось около цвета. М-м... Цвет? Странно?

Странно, наконец поймал он мысль. Вчера утром он стоял, едва ли не уткнувшись носом в зеркало, и не увидел ничего странного помимо жёлтого цвета. А должен был: уж свои-то глаза он видел много раз. Узор волокон, из которых состоит радужка, между прочим, образует уникальный для каждого человека рисунок, на чём основывается один из способов определения личности. И насколько должны совпадать эти рисунки у двух разных людей, чтобы невооружённым взглядом не заметить разницы? А они, выходит, именно настолько и совпадали у него и Клайвена.

У него пробежал холодок по спине. Он раньше не понимал, отчего людей, у которых существовали двойники, так пугала встреча с ними; себя-то видели в зеркало повседневно. А теперь он, кажется, начал понимать...

Но это учитывая, что Клайвен – его двойник.

Что, если нет?

Оба варианта были... жуткими. У него снова пробежал холодок по спине, когда какая-то из досок под ним почти зловеще скрипнула. Кажется, он начал слишком много думать; поэтому он снова переключился на наблюдение за занятиями, и почти с пустой головой созерцал, как Гвеналь мучил одну из учениц. Сидели они слишком долго даже для его занятия.

– Что ты видела?

Клайв немного оживился. Неужели, наконец, закончили?

– Мужчину. Он... в красивом плаще. Уходил с кем-то отсюда. Но сам ехал на лошади.

– С кем? – требовательно спросил Гвеналь.

– Не знаю. Всё так... расплывчато. И... было пасмурно, – голос девушки стал совсем растерянным.

– Будет, – не удержавшись, поправил её преподаватель. Тем не менее, он стал задумчив. – Что ж, если ты предвидела верно... это любопытно.

Хлопнув в ладоши, он повысил голос:

– Мои занятия окончены, – и ушёл, ничего не объяснив. Теперь им всем оставалось разве что гадать, что бы это могло значить. Возможно, в этом тоже была часть урока: увиденное следовало ещё правильно истолковать.

Затем начались занятия у Эрфуса, которых-то Клайв и ждал; когда их взгляды встретились, в них, пожалуй, была равная доля любопытства. Сейчас ехидненько вызовет кого-нибудь другого, подумал Клайв. Однако его решили не подзуживать:

– Клайвен.

Он, ощущая некоторый азарт, поднялся со своего места. Но чем ближе он подходил, тем быстрее таяло его воодушевление; а когда он остановился перед столом, на котором, как и в прошлые разы, лежала легчайшая ткань, занёс над ней ладони... то понял, что не знал, что делать-то.

– Тебе нужно заставить ткань подняться, – напомнил Эрфус, почти правильно истолковав его замешательство. Клайв кивнул, после чего, дождавшись уже знакомого ему прикосновения к плечам, задумался: задачу-то он помнил, а вот как именно её исполнять... С теплом было проще, тепло было почти абстрактным понятием по сравнению с движением воздуха, которое на самом деле представляло собой движение составлявших его частиц; атомов, молекул...

Сознание переключилось на автономную работу. Как там было?.. У Эрфуса занятия проводились с большей долей образности, чем у остальных. Может быть, нужно было к ней и обратиться вместо физики... Бессмыслица, однако происходящее тоже, в общем-то, далеко не ушло.

Ему совершенно не к месту вспомнилось, как он летал на небольших служебных самолетах, предназначенных для быстрых перемещений в пределах планеты, и как летал на пассажирских (всего пару раз). Да и вообще, он хорошо помнил ощущение полёта, так чётко, что он почти мог вызвать его у себя. Интересно, можно ли как-то спроецировать это на предмет? Вдруг получится...

Клайв сосредоточился на этой мысли, напрягся, пытаясь как-то подкрепить это свое намерение, хотя совершенно не понимал, как это сделать, и его пальцы неприятно дрогнули, как порой неконтролируемо дёргается какая-нибудь мышца. А затем он торопливо прижал полы верхней одежды, которые вдруг начали подниматься, словно не были короткими и их сверху не прижимал широкий пояс.

– Клайвен, юноша, я просил попытаться поднять в воздух предмет, а не себя.

Раздалось несколько смешков. Клайв, чуточку смутившись и отпустив одежду, прижал ладонь к тут же затребовавшему еду желудку. Спасибо, хоть без урчания.

– Тем не менее, – несколько озадаченно продолжил Эрфус. – Это значит, что способности у тебя есть.

Клайв покачнулся, внезапно испытав головокружение. В ушах зашумело; он отчётливо услышал стук собственного сердца в этом шуме. Зрение специфически обострилось, чётче формируя картинку в фокусе; он хорошо видел, как Эрфус нахмурился и закрыл глаза, выглядя отчего-то очень сосредоточенным. Через несколько секунд тот велел:

– Иди на кухню, поешь и отдохни.

Отдохнуть ученикам ещё не советовали. Клайв отметил это своей холодной, автономной частью, которая включалась у него и безо всякой синтетики, когда ему было нехорошо, и зашагал к двери, по пути отметив, что остальные ученики, мимо которых он проходил, немного отодвинулись; выглядел он, наверное, не лучшим образом. Расслабиться он позволил себе уже за дверью, где тяжело привалился спиной к стене и прикрыл глаза, пытаясь унять головокружение.

Услышав шаги на лестнице, он покосился в ту сторону и увидел в лестничном пролёте Корсана. Угораздило же именно сейчас из кабинета выползти, с укором и досадой подумал Клайв. Он думал, что преподаватель всё-таки спустится ниже, куда и шёл, но тот направился к нему.

– Действительно, – не слишком понятно заметил Корсан. – Пошли.

– Куда?

– Вниз. Эрфус попросил пронаблюдать, чтобы ты до кухни добрался, – преподаватель смерил его взглядом. – Понятно, почему.

Отстранившись от стены, Клайв ещё немного придержался за неё, нащупывая равновесие.

– Но как? – удивился он, сообразив, что кое-что не стыковалось.

Корсан усмехнулся.

– У нас с ним свои методы.

– А что «почему»? – нескладно спросил Клайв, делая несколько пробных шажков к лестнице.

– Ты даже не бледный, ты серый. Ты мне скажи, дорогой, ты себя угробить пытаешься?

– Я не специально, – буркнул Клайв. – Я сам доберусь, – добавил он, подумав о том, что преподавателю, наверное, всё-таки не положено его сопровождать. Причём уже не в первый раз.

Корсан не ответил, но проследовал за ним до кухни. И, подождав, пока он доест, отправил его отсыпаться, освободив от своих занятий.